Tasuta

Мой личный сталкер

Tekst
Märgi loetuks
Šrift:Väiksem АаSuurem Aa

***

Максим знал, что Родиона не особо заденет новость о его брате, так как он не привык вникать в чужие проблемы. Но Здравый был так разбит, что Максим не решился говорить ему, что он все знал. Знал с самого начала. Это он случайно подслушал, как ее милые подружки говорят об этом. Они хотели подшутить над ней, а виновным хотели выставить Илью, так как в школе они уже были замешаны в небольшом скандале, и для них не стало проблемой выставить все именно так. Она когда-то ему испортила репутацию, а когда ему выдалась возможность, то он поступил с ней точно так же. Идеально подстроено. Теперь по всему универу из рук в руки кочевали ее обнаженные фото. Но и тогда Ксюша недолго ходила униженной. Смогла все вывернуть так, что ребята со старших курсов, влюбленные в нее, избили его так, что он потом больше не появлялся в стенах университета.

А Максим… Максим просто сам разочаровался в ней, и стыдился того, что в школьные годы сам ходил за ней, как собачка. Делал для нее все, даже подставил Илью в первый раз с теми фото. Потом же он просто хотел, чтобы ее наказали. И ему было не важно, кто совершит это возмездие, и кто при этом окажется крайним, главное, что не он. С девушками Илье так никогда и не везло.

– Так что вы об этом думаете?

– Что это прекрасное решение! Ну что, оформляем? – женщина лет тридцати с начесанными волосами робко кивнула.

Сегодня в их банке очень шумно. Оксана, та девушка, на чью должность была назначена надоеда-новенькая Кристина (уже вроде и не новенькая, к ней все привыкли, даже Максим), решила сегодня одарить их своим присутствием. И как Воронов понимал, большинству это действительно нравилось, потому как она пришла не одна, а со своей годовалой дочкой. Она решила походить везде, где только можно, как следует показав свое достояние, чтобы все знали. В общем, отвлекала всех от работы, чему многие были рады. Наверное, все, кроме Максима. Уже прошло пол рабочего дня. Скоро обед. О чем еще можно думать в такое время? О еде и послеобеденном сне, которого не будет.

Саша сидела недалеко от Максима, в соседнем окошке, и болтала о том, как удачно ее дочка сегодня с утра сходила по-большому. Все, конечно же, в подробностях. Сам же ребенок минут десять назад капризничал так, что слышали все, а теперь спокойно сидит на коленях матери и тянет руки ко всем предметам на столе у той, с кем она сидела.

Воронов теме временем усиленно пытается втюхать новое невероятно выгодное предложение новому клиенту. От того, что она продолжает активно развивать эту туалетную тему, у Максима периодически появлялись рвотные позывы, и пока он заполнял бумаги, то не сдержался и вслух отрыгнул. Получилось громко. Все, кто были недалеко от него, замолчали и обернулись к нему с немым вопросом. Он сделал вид, что не понял, чего все так уставились, и продолжил работать, в отличие от некоторых.

Маленькая девочка, имени которой Максим не запомнил, что-то уронила со стола и опять заплакала.

Черт! Опять!

– Чтоб тебя, – шепотом сказал Воронов и чихнул.

Оксана резко повернулась в его сторону. Ее взгляд был полон враждебности, словно он виноват в том, что ее ребенок сейчас плачет.

Он отвернулся и продолжил работать, чтобы хоть как-то отвлечься, но это было сложно, когда под ухом такие звуки. Как бы она ни пыталась ее успокоить, ничего не действовало. Ребенок устал. Она полдня протаскала его с собой здесь, непонятно за какими нуждами. Девочке нужен был отдых (и всем присутствующим здесь), но Оксана, мать года, продолжала ее успокаивать, недоумевая, почему та не перестает плакать.

– Эй! Максим, – к нему подошла новенькая из другого конца зала, чтобы спросить о чем-то, но то и дело поправляла свои волосы и сильно наклонялась к нему, – а вот здесь какую операцию нужно производить?

– Здесь уже никакую. Уже все сделала.

– Правда? Здорово!

– Ага, – ее счастливая улыбка не понравилась Максиму, – и если тебе так мешают волосы, то, может, уберешь их наконец?

Она выпрямилась и смущенно вернулась на свое место.

Это было ужасно, Воронов пытался заглушить в себе любой порыв на грубость, но это было сложно. Нижнее веко начало неприятно дергаться, и приходилось щуриться, чтобы этого никто не заметил.

Видимо, на работе работа – это последнее, что ее интересует. Он уверен, что в отношениях нет места изменам и легкомыслию. Он все это пережил в своей семье, когда рос там.

***

Сегодня она опять пришла домой к Максиму и стояла под дверью около получаса, пока ей не надоело общаться с дверью.

Она просто не дает мне покоя.

Он специально работает на износ, и так устает, чтобы просто не было сил ни о чем думать, а просто забыться. Но она не дает ему и этого сделать.

Ходячее напоминание моей ошибки. Она везде.

Иногда Воронову кажется, что он видит ее там, где на самом деле нет. Он хочет вернуть все назад, хочет все исправить, но это невозможно. Так не бывает. Теперь придется за все платить или как-то пытаться все исправить. Но получится ли?

Не знаю.

Ему хочется думать, что то решение, которое он выбрал, единственно правильное. А как иначе? Если он ей скажет все как есть, как она отреагирует? Что скажут ее родители? Если бы его родители знали, что бы сказали они? Нет! Вот они-то как раз ни в коем случае не должны об этом узнать. Максим не позволит.

Теперь он чувствует, что ничем не лучше Андрея, которого считал проигравшим, потому что и сам оказался в подобной ситуации.

И кто я теперь сам, как не проигравший?

Тогда остается принять то, что он выбрал, чтобы избежать еще больших проблем. Теперь это кажется действительно правильным решением. Максим больше не хочет скапливать на свой счет очередные плохие поступки, но сейчас это сделать необходимо. Хотя бы в последний раз.

Говоря «в последний», значит, что я снова переступлю черту?

Каждый раз, делая очередную гадость, он будет так говорить и думать, что теперь все точно будет по-другому и больше не повторится.

Но я-то ведь знаю, что меня это не остановит.

Ему нравилось раз за разом изводить ту няню, ему нравилось, как она каждый раз умоляла остановиться, и ему определенно нравилось, что ее маленький сынишка обо всем узнал. Максим так сильно хотел отомстить за свою несостоявшуюся и прогнившую семью, что часто выходил за рамки собственного плана. Но стоило пройти немного времени, как он переставал корить себя за несдержанность. Ему хотелось большего, и он делал это. Максим уже не мог остановиться, потому что знал, что простит себя за все. И вот теперь в нем снова разгорается этот огонь.

Уже вечером, когда он добрался до дома, ему стал очень настойчиво названивать отец.

– Да если бы ты знал, что я тоже мог стать папочкой. Ужас, – говорил он своему телефону, – И что ему вообще надо? Неужели мать в красках, как она умеет, поведала о нашем разговоре, и теперь отец хочет выбить из меня эту дурь, но как всегда занят?

Но если подумать, что это из-за того разговора, он так просто Максима в покое не оставит, и если он не будет отвечать на звонки, то и сам может заявиться для серьезного разговора. А может и не сам. Если его достать, то он может и отложить свои супер важные дела.

– Блин, только этого не хватало.

В порыве своей решимости разобраться по-тихому с делами, он и забыл, кто его отец.

И насчет их планов на меня…

Вряд ли это добром кончится. Он бывает очень настойчив.

– Так, что-то я сейчас реально занервничал, – он бросил свою сумку у входа и, разувшись, стал ходить по квартире.

Он ведь действительно может сделать все что угодно.

Может все-таки стоит зайти еще раз домой и мирно побеседовать? Договориться миром? Как все сложно. Остается надеяться, что он не по этому поводу пытается достать меня.

Он упал на диван, который и служил ему отличной кроватью и закрыл глаза. Полежал так минут десять, пытаясь унять свое беспокойство.

Он уже почти начал засыпать окруженный своими назойливыми мыслями, как резко сел на кровати.

А если она уже приходила к моим родителям и обо всем рассказала? А что? Ей могли надоесть мои отговорки в решении этой проблемы. Она вообще может отказаться от аборта. Но я ведь ей еще ничего конкретного не говорил, только что занят и мы позже все решим. Избегал ее по возможности. И она просто пришла к ним, и теперь они все знают. Поэтому отец никак не отстает сегодня. Черт! Ну конечно! И что теперь? Как они поступят? Мама ведь говорила, что они уже нашли для меня подходящую порядочную девушку.

Они никогда не согласятся на Катю, да и я не соглашусь.

Он нервно перебирал все возможные варианты развития событий, как бы решить проблему с наименьшими проблемами, но он ведь не знал, как на самом деле обстоят дела. А это значит, что нужно все же вернуться домой еще раз, чтобы разведать обстановку и понять, что делать дальше.

– Правильно! Нужно действовать по обстоятельствам. Ни к чему надумывать лишнее, а то голова потом болеть будет. Да, – для верности он стукнул кулаком о ладонь.

***

У Родиона Здравого больше ничего не осталось, как он сам теперь думает. Все чаще ему приходят мысли о покойном соседе Илье. Тот был, наверное, ужасно одинок. Он понимает, что сам таким становится, и нужно что-то делать, чтобы не закончить, как он. Не хочется повторять его судьбу.

Поэтому сегодня он решился выйти на улицу за продуктами. На деле это оказался забег в ближайший магазин за растворимой лапшой и парой энергетиков.

Еще недавно он с уверенностью хотел все забыть, думал, что все в прошлом, но после того, как Родиона стал преследовать какой-то ненормальный, все вернулось. Прошлое догоняло его, не оставляя шансов спастись.

Поднимаясь по лестнице, голова начинает кружиться. Здравый оттягивает воротник кофты и пытается глубоко дышать. Эта лестница. Эта бесконечная лестница похожа на ту, с которой упала та долбаная няня. На мгновение ему даже кажется, что он видит ее. Она стоит наверху и смотрит на него заплаканными глазами, а позади нее, взявшись за подол ее длинной юбки, стоит маленький мальчик. Илья. Он вот-вот готов ее столкнуть. Перед глазами плывет, и Родион падает на ступеньки, так и не дойдя до своего этажа, больно ударяясь коленями о бетон.

 

Его кто-то сильно тряс за плечи и настойчиво кричал. Открыв глаза, он увидел перед собой Марию Ивановну. Взгляд ее был обеспокоенный.

– Родион, Родион, да что же это такое! Да очнись же ты! – она заметила, что он пришел в себя, и помогла встать, – Что с тобой? Что произошло?

Он экстренно пытался воспроизвести в памяти последние минуты до отключки.

Я шел по лестнице, потом упал и все. Почему? Мне стало плохо?

Здравый рассеянно пытался нашарить возле себя пакет с продуктами. Так и не дождавшись от него ответа, она нервно вскричала:

– Господи! Да что же это делается? Ты так похудел. Когда ты в последний раз ел? – она уперла руки в боки своего цветастого теплого халата, – Да не отвечай, и так видно, что давно. Заходи.

Мария Ивановна взяла его под локоть и стала затаскивать в свою квартиру.

Только стоя у нее на пороге он осознал, где находится. Занервничал. Вцепившись обеими руками в пакет, стоял и боялся сделать глубокий вздох. Было неприятно опять вспоминать что здесь произошло. Прошло не так много времени, чтобы отсюда выветрилось присутствие смерти. Родион посмотрел на пол перед собой и сделал шаг назад, упершись во входную дверь.

Здесь он лежал.

Именно здесь Илья нашел последние минуты своей жизни. Здравый почувствовал, как на лбу выступила испарина, все тело сковало. Соседка же, как ни в чем не бывало, продолжала что-то говорить, но заметив его состояние, она сама заметно напряглась, как было раньше, если кто-то замечал ее внука.

– Раздевайся, я сейчас чайник поставлю, – и скрылась в кухне.

Он вновь почувствовал себя пристыженным за ее прощение. За то, что в такой трудный для него момент не прошла мимо, а взгляд ее был полон беспокойства.

Мария Ивановна говорила с ним так, будто и не было той ссоры.

Хотя какая ссора? Ты же просто накричал на нее, и больше вы не говорили.

Родион не понимал, как она может продолжать здесь жить после всего случившегося.

Опомнившись и опустив, наконец, пакет на тумбу в прихожей, разулся и прошел в кухню за ней. Она суетилась, наставляла на стол все, что только было, а было много, словно она уже ждала Родиона… или просто кого угодно. Лишь бы не оставаться больше одной. Ощущение стыда усилилось, что оставил ее одну в такое время.

Стоя возле стола и не зная, куда себя деть, Здравый казался себе лишним здесь. Стало совсем неуютно.

– Родечка, ну что ты? Присаживайся, – она силой усадила его на стул. Он сильно вдохнул и выдохнул, словно до этого ему не давали дышать. Да, сидеть было однозначно легче. Она стала ближе подставлять блюда и накладывать что-то на тарелку. От резких запахов еды его вновь замутило.

– Что с тобой случилось? Почему ты упал?

Почему? Я ведь ее обидел, как и многих других, но они все меня прощают, рано или поздно. За что я это заслужил?

– Эмм… я сам не знаю. Я просто поднимался по лестнице и… – перед ним вдруг встало лицо женщины. Дочери Марии Ивановны. Как она стояла наверху и пристально смотрела на него, а потом… – я упал и потерял сознание. Вот и все.

Она не должна узнать о том, что было с ее дочерью, когда она работала у Вороновых дома в качестве нянечки для их сына.

– Боже, что же это происходит такое? Сколько ты работаешь? Когда ты отдыхаешь вообще? Когда ты ел в последний раз? Ты кушай, кушай, – Родион не успевал пережевывать всю еду, как в тарелке вновь что-то оказывалось. Вот она, вернулась та самая заботливая бабушка, милая соседка, справляющаяся о делах любимого соседа ежедневно, готовящая еду, улыбающаяся так тепло. Теперь ему кажется еще большей глупостью то, как он поступил. В тот день, проходя мимо, Здравого смутило ее выражение лица, когда она говорила о смерти своего внука, что не одну ночь оно ему снилось. Смотря сейчас на нее, он просто не мог себе представить, что она могла быть способна на такое. Только не она.

Как вообще мне могло прийти в голову, что она могла собственного внука убить?

Даже если временами казалось, что она его стыдилась, и больше обращалась как с внуком с Родионом, не повод думать всякие глупости. Как бы так ни было Илья жил здесь когда-то, сидел за этим столом. Она так же его кормила, заботилась о нем. Я замер, а она словно бы услышала мои мысли и заговорила сама.

Не суди по себе. Придурок!

В горле першит, хочется прокашляться.

Она спросила его про работу. Она воспринимала его, как совершенно другого человека, в чем был повинен он сам, а теперь не знал, что делать. Вспомнил слова той бабки и подумал о том, в чем он сейчас одет.

– Знаешь, я в последнее время так много плачу. Мой мальчик… как же так вышло? Еще недавно он сидел так же, а теперь… – она действительно начала плакать, ее голос дрожал.

Если бы я сейчас заговорил, тоже не смог бы похвастаться твердостью в голосе.

Родион сильнее сжал стакан в руке.

– Как… как он… – Мария Ивановна тяжело и надрывно выдохнула.

– Я тогда с утра отлучилась к подруге. Она живет этажом ниже. Галина Алексеевна, тоже одна живет. Я думала скоро вернуться, но мы с ней разговорились. Понимаешь, мне этого не хватало и сейчас не хватает, – сердце Родиона сжалось.

– С Илюшей всегда было тяжело разговаривать, вот я и… В общем, когда я вернулась, то обнаружила, что дверь была приоткрыта, а когда я ее полностью распахнула… увидела его лежащего в прихожей, – она остановилась и, громко проглотив слюну, продолжила уже тише, – там было много крови. Мне сказали, что он ударился головой о косяк двери. У него было такое, когда он ночью или рано утром вставав ни с того ни с сего, подходил к входной двери и пытался ее открыть, но каждый раз он… я находила его в истерике. Видимо в этот раз… из-за того, что меня не было рядом он… он… Я во всем виновата. Нужно было лучше за ним следить, он ведь мой единственный внук. Как я могла?

Он понимал, что если она узнает, что он сделал когда-то с ее семьей, самым дорогим, что у нее когда-то было, то возненавидит Родиона навсегда. Он этого не хотел.

Здравый смотрел на нее и не знал, как поступить. Что такого сказать, чтобы помочь ей, он не знал. Родион просто положил свою руку на ее ладонь на столе и сжал.

– Марь Ивановна, вы в этом не виноваты. Вы не могли быть рядом с ним все время, – она сжала его руку в ответ. Они замерли в тишине на несколько минут, потом перед глазами Родиона все начало мелькать, и он убрал руку обратно.

– Мне не нужно было уходить, не нужно, – она закрыла глаза ладонями, – когда я говорила ему, что нужно делать, он попросту отмахивался. Я всегда думала, что он просто плюнул на себя. Больше не собирается бороться. Мне было так тяжело с ним после смерти Наташеньки.

У Родиона заболело в груди, и он неосознанно закусил щеку изнутри. Ему сложно было смотреть в глаза Марии Ивановне, понимал, что не достоин даже сидеть на ее кухне. У него появилось сильное желание отомстить сталкеру за убийство Ильи.

– Он ведь боролся в последнее время. Илюша стал общаться с одной девочкой по интернету, и я думала, что все наладиться, потому что он теперь и сам хочет перемен. Не хочет больше так жить. Я так надеялась, что он, наконец, выйдет на улицу, встретится с ней, они поженятся, заведут детишек, – она стала так искренне улыбаться, словно ей все еще есть на что надеяться.

У него еще был шанс на нормальную жизнь. Просто на жизнь.

– Поэтому он пытался тогда выйти из квартиры?

– Да. Это было уже не в первый раз, но всегда один и тот же исход. Он боялся. Начинал биться в истерике. Он столько пережил. Эти люди ходили здесь осматривали все. Было чувство вторжения. Илюше бы это не понравилось. После их хождения здесь никак не могу найти его халат. Он ведь всегда в нем ходил, они же не могли его взять? – она сильно вздохнула, – совсем ничего не помню. Да и много ли я понимаю в их работе.

– Больше ничего не пропало? – Родион напрягся.

– А? Даже не знаю, Родюш. Илюшенька же все прятал от меня. Не хотел, чтобы кто-то к нему в душу лез. И комнату свою оберегал, еле удавалось там уборку делать, да часто я бы и не смогла. Годы уже не те. Все болит.

Они помолчали минуту, Родион отхлебнул чая.

– Они же посмотрели его переписку. Ох, без слез не могу говорить об этом, он написал ей, дождется ли она его, когда он подлечится, хочет ли встретиться с ним. Знаешь, что она ему ответила? Что обязательно дождется, что хочет его увидеть. Мне сказали, что это было единственное не прочтенное сообщение, – она сильно всхлипнула и утерлась салфеткой, Родион уже не мог терпеть этого, глаза щипало, но он сдерживался как мог, – видимо он тогда ради нее решил попробовать выйти и вот, как все случилось…

– Извините, я отойду в ванную комнату умыться, – и резко вскочив со стула, поспешил туда.

В зеркале он увидел голубые глаза, ставшие красными от непролитых слез. Они были наполнены сожалением. Родион стал глубоко дышать, опершись на раковину, и нащупал рукой маленькую баночку, стоящую на бортике раковины. Это были успокоительные. Это не в спешке забыто, видимо, их так часто принимают, что просто отпала необходимость убирать их далеко.

Она страдает.

Тошнота так и подступает к горлу, а живот сжимается в спазмах. Здравый крепче сжимает края раковины.

Вздрагивает от звонка телефона. Достает его из кармана и смотрит на дисплей. Удивительно, как он это чувствует, звоня в самый «подходящий» момент.

Не раньше и не позже.

– Да?

– Привет, я бы хотел тебя попросить…

– Посидеть с Алисой? Извини, но у меня и своих дел полно, – он прикусил язык.

– Ты ведь не работаешь больше.

– Вот я и ищу новую.

– Просто попроси маму, и она все устроит.

– Не буду я ее ни о чем просить и вообще, чего ты мне звонишь? Если ты забыл, то мы вроде как поссорились, или это неважно, когда дело доходит до поручений?

– Прекрати язвить, я ведь извиниться хотел. Я не был прав во всем, что сказал, но сейчас мне нужна твоя помощь. Завтра Алиску не с кем оставить, а нам нужно отлучиться на пару часов. М? Ты же давно ее не видел.

Родион ударил себя ладонью по лицу.

– Хорошо. Во сколько?

– Часиков в десять, хорошо?

– Ладно. Пока.

– До встречи.

Вернувшись в кухню, Родион видит, что Мария Ивановна все еще сидит на том же месте и задумчиво перебирает край своего фартука. Выглядит очень подавлено, но Здравый вынужден ее оставить. Он прокашливается, чтобы она обратила на него внимание.

– Извините, но я уже, наверное, пойду. Спасибо за все. До свидания.

– А, ты уже уходишь? Не поел толком. Ты, наверное, из-за меня? Я тут разговорилась… обо всем. Сидели тут, как на похоронах.

– Нет, что вы, просто мне, правда, уже пора.

– Хорошо, тогда я тебя провожу, – он быстро прошмыгнул в прихожую, незаметно перешагнув место, где лежал Илья, – а как твоя работа?

– А, работа? – Родион почесал голову, – я уволился. Надоело там работать.

– Да ты что? Ну, ты молодой, пора карьеру делать.

– Да, что-нибудь придумаю.

Он быстро обулся и, вспомнив, схватил пакет.

Они попрощались еще раз, и Родион не торопясь поднялся до своего этажа. На лестничной клетке опять стоял его сосед со своими просьбами закурить. Здравый даже не думал ему отвечать.

В квартире было так темно и холодно и, решив не нарушать этого, он прошел в спальню и лег на кровать, не раздевшись.

Ночью ему снился кошмар, словно это он лежал весь окровавленный в той прихожей. Вокруг было темно, а рядом стояли сын с матерью. Это были они. Они что-то говорили Родиону, но он ни слова не мог понять. А проснувшись, первым делом побежал в туалет и оставил там все, что съел за день.

***

После ссоры с мамой в этом доме все кажется еще более далеким и чужим. Он помнит, как они обходились с ним, и не рассчитывал на возобновление хороших отношений. Максиму нужно разъяснить все с отцом, раз он так не понимает.

Когда он пришел домой под вечер, предполагая, что отец будет дома, его ждала только мама. Держалась спокойно и гордо, думала, что Максим ужасно раскаивается за свои слова и пришел с извинениями в ее честь и их семьи. Она уже заведомо считала его проигравшим в этой битве, готовым на все их условия.

– Где отец? Опять до полуночи не появится дома?

– С каких пор тебя это волнует? Тебе плевать на него, на меня тем более. Как я вообще тут поживаю. Только об отце и спрашиваешь, хотя говоришь, что ничего общего с ним иметь не хочешь.

– Я и не хочу, вот только он другого мнения. Поэтому я и пришел, чтобы пресечь посягательства на свою жизнь.

 

– Так ты не передумал на счет женитьбы? Она хоть из приличной семьи, состоятельной. Не то, что твоя.

– В смысле? Не помню, чтобы посвящал тебя в свои отношения, – Максим был неприятно удивлен. Неужели все то время, пока он думал, что свободен от родительского контроля, они следили за ним?

– А что ты хотел? Я беспокоилась за тебя, мне нужно было присматривать за тобой, чтобы ты глупостей не наделал. И заметь, я не лезла в твои отношения. А теперь вы расстались, поэтому я и предложила другой, более достойный вариант. А ты нос воротишь.

Все что Максим понял из всего разговора это то, что мать абсолютно здорова и готова с боем заткнуть любого, кто ей возразит. И главное это то, что Катька ничего не успела рассказать его родителям о беременности. По крайней мере, матери. Теперь он это точно знал.

– Довожу до твоего сведения, что мне вовсе не по душе твое увлечение по наблюдению за всей моей жизнью. А еще ты должна была понять, что раз я расстался со своей девушкой, то это не просто потому что мы не сошлись характерами, а потому что я сейчас не хочу заводить отношения, тем более такие серьезные, как женитьба. Надеюсь, понятно? – он старался говорить, как можно вежливее, но был вне себя от злости.

– Я не собираюсь сейчас с тобой говорить, когда ты на меня кричишь, и совершенно не собираюсь выслушивать твою максималистскую чушь. Не припомню, чтобы учила тебя так дерзить.

– А я не могу припомнить, чтобы ты меня вообще чему-то учила.

Она была ошарашена, услышав такое. Лицо ее стало мрачным и безжизненным. Максим на секунду успел пожалеть, что не сдержался. Он пристыжено опустил голову, но твердо произнес:

– Я пойду. Нужно увидеться с отцом, – он опять все испортил. Максим не понимал, добился ли этим разговором чего-либо или нет, но на душе стало тяжелее, чем до этого.

***

Через дорогу от рынка стройматериалов находился осевший старый домик, где был сад с деревьями. Когда-то давно на этом месте они с Родионом проводили много времени. За этим садом ухаживал одинокий старик, который посадила его покойная жена. Он так тщательно все прибирал, что если у него кто-то что-то брал, он всегда это замечал. Казалось, что его главным хобби на сон грядущий было подсчитывать яблоки на деревьях. Тогда они были еще подростками, и им нравилось его всячески проверять. Это была игра. Например, украсть несколько яблок и остаться незамеченным при этом. А потом сидеть возле его забора и наблюдать за ним. Так они и понимали, что он чего-то недосчитался. А чтобы ему это непросто было понять, порой приходилось набивать полные карманы листьев и прочей мелочи, упавшей с деревьев во время сборов. Один раз они все же попались и тогда бежали дальше, чем видели, на ходу роняя все, что было в руках. Родька тогда порвал свои новые шорты, перелезая через его низенький забор, а на следующий день Максим узнал, что тому сильно досталось от матери.

Было уже поздно, и на рабочих местах никого не было. Максим понял, что отца там вряд ли встретит. Вдалеке на втором этаже свет в его кабинете не горел, так что Воронов младший разозлился и пошел обратно домой.

Настроение было испорчено, и он решил немного расслабиться. Максим не хотел просто сидеть дома, сегодня ему нужно было другое. Он привел себя в порядок как мог. Делать это пришлось не долго, так как гардероб заметно поредел.

В этом клубе он был пару раз и в не самые лучшие периоды своей жизни. Через полчаса он уже прилично выпил, пообщался с несколькими девушками, потом еще выпил, и когда выходил с одной из них из клуба, ему показалось, что промелькнуло знакомое лицо, но, кажется, он обознался. В этот момент Максиму это было не важно, а на то, чтобы вглядываться, у него просто не было сил, перед глазами было все мутно от алкоголя и желания к девушке. Она была молода и наивна, но прекрасно понимала, зачем они едут к ней домой, и если бы он был трезв, то наверняка задумался над тем, что она возможно несовершеннолетняя.

Проснулся Воронов у нее. Было уже утро, ему было очень плохо. Стоило сесть на кровати, как голова начала отбивать неровный ритм бита из клуба, а тошнота не позволяла сделать глубокий вдох. Единственная мысль, которая его утешала, это то, что раз дом ее – она, скорее всего, совершеннолетняя. Другие опровергающие варианты были, но он постарался об этом не думать и, быстро одевшись, пошел домой.

Опять я проблемы на свою голову собираю.

Не хватало еще, чтобы она заявила вдруг на меня.

Проходя мимо большого комода, Максим увидел фотографию в рамке. Это была эта девушка в обнимку с каким-то парнем. Выглядели влюбленно, как настоящая парочка. Лицо его помрачнело. Она видно изменила своему парню с ним.

– Класс! – Воронов хмыкнул и, обернувшись в ее сторону, посмотрел на спящую девушку.

Интересно, какая причина ее заставила? Хотя, какая может быть причина?

Его отец наверняка находил для себя множество причин для своих измен.

Как гадко.

Понял, что сам сейчас практически изменил своей беременной девушке.

Но мы вроде как расстались.

Блондинка с каре завозилась в постели, и ее телефон начал издавать мелодию из какого-то фильма.

Теперь точно пора сваливать отсюда.

На улице было очень морозно, шел мелкий редкий дождь. Он глубоко вдохнул и выдохнул. Глаза от яркого света улицы и холода заслезились.

А это приводит в чувство.

Было только семь утра – непозволительно рано для бодрствования в выходной. Он захотел как можно скорее оказаться в своей постели и забыться еще на пару часиков.

– Ну, и что ты скажешь, а?! – унизительная пощечина досталась молодой девушке.

На детской площадке он заметил, как ругается какая-то парочка. Мужчина лет тридцати пяти с заметными проплешинами и густой бородой кричал на девушку. И ей оказалась та самая сотрудница, что ушла в декрет, постоянно приходила на работу с ребенком и доводила всех своим существование.

– Да что ты можешь без меня? – он нависал огромной скалой над ней, отчего она казалась еще меньше, – захочу, из моего дома вылетишь как миленькая. Думала, я это терпеть буду? Твои выходки?

– Да что я сделала? – коляска стояла возле них, и ребенок пока мирно спал, не обращая внимания на своих родителей, – не можешь посидеть с ребенком пару часов, пока я по делам схожу?

– Интересно, какие такие у тебя могут быть дела? Только деньги мои и тратишь, – он схватил ее за руку и сильно сжал, дернув на себя, – в твои обязанности входит следить за Полиной, а я зарабатываю деньги, чтобы прокормить вас.

– И как думаешь, у тебя это получается? – Максим больше не мог стоять в стороне. Такой бред он нес.

– Чего? – он повернулся в его сторону, отпустив жену, – свали, пока тоже не получил.

– Не стоит так кричать на мать своего ребенка, тут все же детская площадка, – Максим держался изо всех сил, чтобы не врезать этому уроду.

– Я сказал, вали отсюда, сопляк, без тебя разберусь, что и где мне говорить.

Она смотрела на Максима со страхом и тоской, и он понял, почему она не хотела оставаться дома.

– Я тебе что, непонятно сказал, а?! – он уже замахнулся на Максима, пытаясь припугнуть, но тот и не шелохнулся.

Он вспомнил, как молча терпел ссоры своих родителей. Как это навсегда испортило его отношение к семье, и он не хотел, чтобы это повторилось с этой малышкой, тихо сопевшей в коляске рядом.

– Я записал все на видео, и если ты решишься еще хоть раз, то это быстро окажется в отделении полиции, – он помахал своим телефоном перед лицом мужчины.

– Ах ты говнюк! Да эта дура сама виновата, по ней видно, что она…

Вся выдержка лопнула.

В то время, когда кулак Максима настиг лицо мужчины, Родион уже был на подходе к квартире брата, где вскоре будет лежать на полу кухни в луже крови.

Мужик отлетел и приземлился на задницу. Он схватился за лицо, и вся его спесь была сбита одним ударом.

– Парень, да ты чего?! – Максим сел перед ним на корточки.

– Я тебе сказал, еще раз тронешь ее или ребенка, я приду за тобой, – и жутко улыбнулся.

***

Она очень хотела ребенка, наверное поэтому они часто гуляли возле детских площадок. Максим раньше никогда не спрашивал почему, но теперь понял. Катя хотела от него ребенка, но не хотела этого говорить, зная, как он настроен.

Максим стоял чуть поодаль, в тени голых деревьев, прислонившись к дому. Они только что поговорили и она, наконец, сдалась. Максим чувствовал подступающий триумф. Это была настоящая победа над проблемами, и он очень гордился собой. А сейчас наблюдал за ней, пока через одну выкуренную сигарету на площадке не появилась Ксюша Здравая. Что она вообще здесь делает? Воронов и не подозревал, что они все еще общаются после универа. От его места укрытия до их лавочки, где они расположились, было не такое большое расстояние, и Максим мог неплохо слышать, о чем они говорят.