Он «скормил» автомату пятисотрублевую купюру. Выбранный тюбик с шумом свалился с полки. Это какая-то детская мечта – попробовать еду космонавтов. Мы, конечно, уже не хотели стать космонавтами в детстве, но «век почитания», «век почитания», что тут скажешь. Космическая держава как-никак.

– Творог как творог, – не унимался Артур.

– А облепиховое варенье как у моей бабушки.

– Твоя бабушка не брала с тебя четыре сотки за это варенье, я думаю.

– Денис, тебе повезло, он у тебя экономный.

– Пойдёмте съедим уже что-нибудь нормальное!

– Тут рядом полузаброшенный торговый центр. Там лангман классный.

– Ты меня пугаешь, подруга! Ты ешь эту дрянь?!

– Вкусно и дешёво. В забегаловках, как ты говоришь, чурок самые низкие цены, уж точно ниже, чем в кулинариях, а порции больше.

– Хорошо, поверим. Веди, Сусанин!

Да, самая дешевая еда в Москве – среднеазиатская. Самая дешевая рабочая сила в Москве – среднеазиатская. Самые распространённые телефоны и авто в Москве – среднеазиатской сборки.

Следующую диктофонную запись я слушала в саду «Эрмитаж», развалившись на бесплатном лежаке. В Москве глазу есть за что зацепиться: повсюду какие-нибудь достопримечательности и замечательности. В любой момент москвичи могут этой красотой насладиться. У них всё в шаговой доступности. Рядом с ними бесконечные возможности для развлечений и просвещения. Порой кажется, москвичи должны чувствовать себя счастливыми каждую секунду только потому, что они москвичи. У них априори уже всё есть. Вот это и вызывает у них пресыщение. И я помню, в детстве мы сами придумывали себе развлечения. Мы целые сценарии разрабатывали для ролевых игр. А теперь на каждом шагу развлечения для детей, только профессионалам деньги отстёгивай. Фантазия и воображение скоро окажутся в Красной книге. Нужно знаменитостям организовать фонд по защите детского воображения и фантазии. Они же исчезают, как и уссурийские тигры.

– Я приехал к тому мужику, про которого я рассказывал, с которым у меня за два дня так ничего и не было, госчиновник. Мы решили, так сказать, «дать нашим отношениям второй шанс». Всё было отлично: мы с ним пили виски, играли с шахматы, кстати, спасибо, что научила нормально играть, мне это пригодилось, смотрели «Ла-ла-ленд», кстати, спасибо, что посоветовала, теперь музычка из этого фильма преследует меня не первый день. Утром его водитель, в которого, как я говорил, он влюблён, случайно приехал в особняк: то ли ноутбук свой где-то забыл, то ли машину хотел в ремонт отвезти. Когда этот водитель меня увидел, он начал начальнику причитать: «Но ты же не такой! Тебе это не нужно. Мы столько раз с тобой это обсуждали. А ты опять таскаешь пацанов, когда жена в отъезде!» И тут началось: «А кто ты такой, чтоб так со мной разговаривать! Ты – никто для меня! Ты ничего для меня не значишь». «Я не только твой водитель, но и твой друг! Я стараюсь тебя поддерживать». В общем, госчиновник на этом моменте залился слезами. Я не знал, куда мне деваться. Мы налили ему выпить, кое-как его успокоили. И тут пошли пьяные признания: «Валера, ты же знаешь, как я к тебе отношусь! Ты знаешь. Думаешь, я не пытался с собой бороться?! Я даже к экстрасенсам и гадалкам ходил. Я к жене такого не испытывал, как к тебе. Я, блин, жену боюсь назвать твоим именем». «Я уволюсь, твою мать!» «Ты уже пятнадцать лет на меня работаешь. Если уйдешь, тебя больше никто на работу не возьмёт, уж я об этом позабочусь». Мне уже совсем некомфортно стало при этой ссоре присутствовать, но и уйти, не договорившись об оплате, тоже не хотелось. А они продолжают и продолжают. «Ах, вот как ты! Я пятнадцать лет на тебя горбачусь, а ты хочешь меня с волчим билетом уволить?!»

Я замечаю на столе возле моего лежака яркий спиннер. «Ого, сегодня мой день! Классный кто-то преподнёс мне подарок. Это ж дорогой спиннер, со спецэффектами и всеми делами!» – радуюсь я и начинаю крутить в руках эту модную игрушку. Эта штуковина оказывает просто какое-то гипнотическое действие на людей. Будто в мире бесконечно можно смотреть только на три вещи: как горит огонь, как течёт вода и как вращается спиннер. Тем летом на спиннеры подсел весь мир. Они побили по популярности всё гаджеты. Всем людям понадобился этот простой механизм. В следующий раз придумают вращающиеся унитазы, и тогда мы в туалете мы будем проводить на пару часов дольше. А если придумают вращающееся на пальце кольцо? Вращающееся от теплоты человеческого тела. Это ж будет бестселлер. Такое ноу-хау побьёт все рейтинги продаж!

– Чувствую, сейчас начнётся гейское порно, – слышу я свой голос в диктофоне.

– Водитель выпил залпом пару рюмашечек. Я понимаю, что нужно быстрее валить. Напоминаю хозяину особняка об оплате. Он говорит, что переведёт на карту, как обычно. Я за компанию выпиваю с ними по стопочке. Они вскоре не с того сего начинают драться. Я пытаюсь их разнять, но они амбалы по сравнению со мной. Потом они резко прекращают драться, выпивают ещё и начинают реветь. Я чуть не рассмеялся, глядя на эту картину. «Но я ж баб люблю, что я могу поделать!» «Да ты даже не пробовал! Может, я тебе понравлюсь». Короче, я уговорил чиновника перевести мне деньги, чтоб он не забыл, и оставил их бухать дальше. Так и не знаю, чем дело закончилось.

– Ну, хоть не групповухой!

– Мало ли. Может, они вызвали подмогу.

– В общем, думаю, чиновник скоро будет счастлив. Помнишь, Джон, эмигрант, я тебе про него рассказывала. Он нашёл себе другого русского эмигранта, они живут душа в душу. Вот оно гейское счастье! Наверное, в Германию все русские геи переехали. А ты не хочешь?

– Мне пока и тут нормально. И такие решительные действия требуют деньги. И свой диплом так ещё и не получил. И я больше к Эстонии склоняюсь.

– В смысле, там все такие заторможенные, что, пока твой диплом проверят, ты на пенсию успеешь выйти?

– Да.

– А скажи, нормально, что я купила трусы за тысячу рублей в Victoria’s Secret только для того, чтобы выложить фото пакета из магазина в инстаграм?

– Нет, то, что ты фото выложила – нормально, но вот то, что ты тысячу на трусы потратила, когда тебе на хлеб иной раз не хватает… это странно. А как ты несколько тысяч подписчиков себе сделала, кстати?

– Я каждый день переподписываюсь на сто страниц о кошечках и собачках. Число подписчиков сразу увеличивается. Ещё я фотки хорошие выкладываю.

– Да, мне особенно понравилось фото того охотничьего пса.

– Моё любимое!

– Ещё я был у одного молодого парня. Он довольно симпатичный, не понимаю, зачем ему вообще понадобилось вызывать меня. Но потом я понял, что он просто боится знакомиться с мужчинами. Его в пот бросает при общении с мужчиной с целью знакомства. То есть у него в голове сидит мысль, что это гадко и мерзко, и поэтому он предпочитает мальчиков просто нанимать, благо у него есть деньги. Я задумался, как бы я жил с этим, ведь денег то у меня нет. Наверное, повесился бы. Это ж просто невозможно! Это какое-то самоистязание!

– Тебе нравится твоя работа?

– Сейчас уже попроще. Может, скоро на vip-класс перейду. Иногда я себя чувствую не просто шлюхом, но и психологом. Они же все мне рассказывают о своих проблемах, стремлениях, потаённых желаниях. И я помогаю им так сказать «насытиться». Некая сексуальная и психологическая помощь.

– Ангел-спаситель! Знаешь, больше похоже на оправдание. Вот когда кто-то ворует, врёт, скрывает, он начинает себе придумывать благие намерения и миссии.

– На другой работе я не могу сразу получить столько денег. Когда у тебя есть возможность столько заработать, не прикладывая особых усилий, трудно от этого отказаться. И я люблю хорошее вино, хороший сыр, качественные вещи. Я люблю деньги, в конце концов! Я не хочу быть бедным, никто не хочет. Надеюсь, со временем я накоплю деньги и открою своё дело.

– Что ты хочешь открыть?

– Я хочу открыть сексшоп. Ну, или кондитерскую.

– А можно кондитерскую-сексшоп.

– А это идея!

– Бизе в форме фаллоса, пироженки напоминающие сиськи, презервативы на столах, отпечатки губ на салфетках, стенд с секс-игрушками.

– Мило, мило. Возьму тебя креативным директором!

– Буду ждать.

– У меня к тебе есть просьба. Я снял квартиру для нас с Артуром. Хочу сделать ему сюрприз. Можешь привести там всё в порядок, всяких уютных штучек прикупить, обставить всё? У меня просто времени нет, а твоему вкусу я доверяю. И можешь своего Калашникова туда привести.

«Ну вот, ещё домохозяйку из меня сделает! Мало того, что личный беллетрист, так ещё и стилист, и уборщица, и ассистент, и повар! Оказывается я – многофункциональный друг!» – причитала я.

Вышла из спальни хостела в двенадцатом часу. Анатолий Абдулович сидел на диване с газетой. У меня было желание забежать обратно в комнату, чтобы с ним не встретиться, но Анатолий Абдулович меня заметил.

– Машенька! Мне не звонили от Малахова. Ты, наверное, заявку не отправила.

– Всё я отправила, Анатолий Абдулович. А ваш Малахов уволился. Нет его больше на Первом.

– Как?! Правда?

– На последней странице вашей газеты посмотрите!

Он начал судорожно перелистывать страницы. «Да, теперь у него случится разочарование всей жизни», – подумала я. Ко мне подошёл Дима, чтобы спасти от Анатолия Абдуловича.

– Помнишь, у нас актриса живёт в третьей комнате. Мы сейчас смотрим выпуск «Тест ДНК» с её участием. Пошли!

Я быстрее пошла на кухню, оставив старика в печали. Все собрались, чтобы увидеть Алису, актрису малоизвестного театра, на канале для домохозяек, декретниц и пенсионерок. Алиса стыдливо закрывала ладонью глаза, таким образом призывая всех её хвалить. Девушке было двадцать два, она была хорошо собой: с длинными ногами, с длинными волосами и длинными ногтями. Алиса перебивалась в хостеле до открытия общежития в её универе. Мужское население хостела было несказанно радо её временным трудностям. Женской красоты в хостеле точно не хватало.

На экране разворачивалась следующая история. Молодой парень в зале суда доказывал, что его шеф является его отцом. Рядом с героем стояла его сердобольная мать, укутанная платком, и рассказывала, как любила когда-то отца мальчика. В дело вступил ещё один возможный отец парня, который в то время тоже встречался с его матерью. Каким-то образом в зале суда начали допрашивать молодую жену шефа главного героя (её играла Алиса), хотя никакого отношения к делу она не имела и была на сносях. В общем, тест ДНК показал, что отцом является второй претендент, который, кстати, был и отцом молодой жены шефа главного героя. Девушка сразу начала истерить и кричать: «Я беременна о своего брата!»

– Какая истерика! Высший класс! – похвалил Алису Дима.

– Фууууу, какая мерзость! – сказал Елисей.

В общем, тема инцеста всегда востребована. Посетители кухни начали вздыхать вместе с героиней Алисы.

– Какая неожиданная развязка! – воскликнул один из них.

– А я сразу догадался, как только беременная баба появилась на экране, – сказал другой.

И как такое можно смотреть? Ещё мучает вопрос, как такое можно снимать? Это же пришедший из океана апокалипсис для серого вещества. Это песец! Все эти ток-шоу и шоу направлены только на то, чтобы заставить человека смотреть телевизор, чтобы приковать его к ящику Пандоры. Другой цели у них просто нет. Им плевать на художественную и эстетическую составляющую своих «творений»: рейтинг – наше всё, рейтингу мы поклоняемся, рейтинг стоит свеч. «Что за старушечье брюзжанье! – укоряла себя я. – Но как говорил Черчилль, или создатель группы «мотивирующие цитаты»: «Кто в молодости не был революционером – у того нет сердца. Кто в зрелости не стал консерватором – у того нет мозгов». А ещё кто-то перефразировал: «Кто не жалеет о распаде СССР – у того нет сердца. Кто желает его реставрации – у того нет мозгов». Что бы ни говорили о СССР, тогда была пропаганда, а не черный пиар и реклама. И пропагандировали в СССР исключительно традиционные ценности. Да, у этой пропаганды были свои недостатки, «свои подводные камни», но она взывала к лучшим чувствам. Советская пропаганда с её футуристическими плакатами – огонь: «Народы не хотят повторения бедствий войны», «Не расти барчуков!» «Толстеть – значит стареть», «Не болтай!», эта девушка в красном платке, повязанном «по-колхозному», призывающая к тишине, до сих пор актуальна во всех офисах. «Невелик уход, а большой доход. Разводите кроликов!» – это ж шедевр. Тогда рекламные плакаты создавали действительно талантливые люди, Маяковский, например. Эта пропаганда помогала человеку стать лучше: каждый чувствовал себя частью чего-то важного, каждый трудился на общее благо, и всем это нравилось. И тогда у чиновников было по правительственной машине и правительственной даче, и их это устраивало. А что ещё нужно? Детей, естественно, в институт пристроят, работу достойную им найти помогут. Тогда было неприлично кичититься своими деньгами. Я помню это по своим бабушке и дедушке. Бабушка была заведующей педиатрическим отделением, а дедушка – начальником линейного отдела Донречфлота. Дедушка всю свою жизнь, с пятнадцати лет до самой смерти, курил исключительно «Нашу марку», у него в жизни была всего одна машина – ВАЗ-2102, и него был один парадный пиджак. А бабушка всегда пропадала на дежурствах или на кухне. Не могу сказать, что они мало зарабатывали, но и немало. Им хватало, и их детям тоже. И они не переживали, если не могли купить новую машину или сделать ремонт. Кстати, свой дом они построили сами, то есть реально своими руками, при помощи родственников и друзей. То есть близкие с радостью ходили на коллективную стройку. А теперь у нас есть полная свобода, но зато нет ориентиров и стремлений. У людей напрочь сбиты установки. Свои культуру и ценности мы уничтожили, а западные как-то не родные, чужеродные, не наши, они нам не подходят, сколько мы не стараемся.

Несколько моих знакомых ничем, в принципе, не занимаются, ничего практически не зарабатывают, живут в квартире от бабушки-дедушки, не знают, чем они хотят заниматься. И так у них продолжается уже по несколько лет. И они не планируют что-либо менять. Не знаю, сейчас поколение, наверное, такое.

У нас слишком много свободного времени, свободной энергии, свободных мыслей. Мы родились в 80-90-ых, когда мобильные только начали появляться. Мы ещё не разучились писать шариковой ручкой, но почти перешли на виртуальное общение. Мы ещё помним пейджеры, но сами ими не пользовались. Мы родились в СССР, а оказались в Российской федерации. Компьютерные технологии нам близки, но нам лень с ними разбираться, ведь мы не пользовались ими с шестилетнего возраста. Мы не принадлежим к «староверам», но и к «продвинутым пользователям» нас не отнести.

Нам нечего предложить миру, где физическое движение больше не нужно. «Староверы» нам кажутся слишком консервативными, а «продвинутые пользователи» слишком поверхностными. Мы на каком-то перепутье и предпочитаем зарываться в монитор в незанятых квартирах бабушек-дедушек, которые их не снимали и не покупали в ипотеку. Нас научили быть свободными, а «молодежь» такой уже родилась. Этому миру нечего нам предложить, потому что мы научились чувствовать свободу, а те, кто родились после нас, уже ей пресыщены, и им не знакомы какие-либо чувства.

Ещё месяцок подумать, ещё месяцок ничего не предпринимать, ещё месяцок зарываться в землю. Мы пока не видим своего будущего. Мы даже ещё не привыкли все эмоции выражать картинками! Мы – не поколение селфи. Мы – чёрт знает что такое. Не новые, но и не старые.

«Господи! Неужели какое-то тупое шоу может навести на меня такую тоску?! – испугалась я, – Потеряна и растеряна. Мама, роди меня обратно! О, интересно, как бы выглядели плакаты о терпимости в отношение геев. «Гей – лучший друг девушек», «Геи – хорошие модельеры и писатели» «Узнал, что твой друг «не такой как все», пройди курс «Толерантность для чайников»!» «Гей – не приговор». Не, нужно пореже смотреть дневные шоу, а то я уже с катушек съезжаю!».

Мы с Ильёй с трудом вышли из лифта: у нас в руках был абажур причудливой формы, набор тарелок, утюг, картина мало известного московского художника, какая-то ваза под китайский фарфор. Илья умудрился, ничего не уронив, достать ключ и открыть дверь.

– Я бы тебе поаплодировала, только руки заняты.

Квартира оказалась очень даже уютной: в новостройке ремонт был весьма качественным, всё было «с нуля» – от дверей с каким-то супер безопасным замком до люстры с алюминиевыми человечками. Мы положили груз на пол и быстро подошли к окну. Вид был на внутренний двор.

– Райончик так себе. Зябликово! Я придумал новое название для твоей книги. Прозябнуть в Зябликово.

– Звучит отлично. А ты завидуй Денису молча! Осторожно! Сейчас опрокинешь вазу!

Но Илья успел вазу поймать. Он включил на смартфоне «Despacito». За это лето я слышала эту навязчивую песню раз двести. Она вылезала «из-за всех щелей»: в летних кафешках, с окон автомобилей, на музыкальных каналах, на страницах всех знакомых и так далее. Не знаю, почему именно летом какая-нибудь песня обязательно обретает у нас вселенский масштаб. Наверное, мы лучше запоминаем песню, когда жарко, весело, когда на горизонте маячит отпуск. Эта песня начинает ассоциироваться с чем-то приятным, и её хочется слушать снова и снова.

Мы расставляли всякие симпатичные штучки вокруг, убирались, танцевали, дурачились, неизменно напевая:

«Despacito

Quiero respirar tu cuello despacito

Deja que te diga cosas al oído

Para que te acuerdes si no estás conmigo»

Медленно,

Хочу медленно вдыхать аромат твоей шеи.

Позволь мне шепнуть тебе кое-что на ухо,

Чтобы ты вспоминала об этом, когда будешь не со мной.

«Что творится вообще? Это даже не моя квартира, это даже не мой парень», – удивлялась я нашей «семейной идиллии».

Я представила на минутку, что это наша квартира, что это наши вещи, что это наши серьёзные отношения. У меня никогда не было продолжительных романов, я никогда не с кем не переезжала на общую квартиру. И сейчас было ощущение, что мы играем в «серьёзные отношения». Я любила в инстаграме создавать иллюзию гламура, успешности, красоты, энтузиазма, активности. А сейчас я создавала для себя иллюзию отношений. В конце концов, все мы с детства любим игры. А я до сих пор в них не наигралась. Не получается взрослеть, но и не получается быть вечным ребёнком. Просто замкнутый круг!

– Меня бесят камеры повсюду! – сказал Илья, когда мы уже лежали в постели, попивая квас из фужеров. – Сейчас не только невозможно безнаказанно совершить какое-нибудь преступление, но и яйца почесать, чтобы какая-нибудь камера наблюдения тебя не засекла. Тебя всё время отслеживают. Ты будто всё время «на мушке», «под надзором», хотя ничего плохого не делал и даже не замышлял.

– Тебя волнует, что кто-то увидит на мониторе, как ты чешешь яйца? Хотя да, мания преследования в таких условиях появляется. Иной раз хочется выкинуть все гаджеты, но уже через несколько минут хочется зайти в инстаграм.

– У человека должно быть личное пространство!

– Но при этом сейчас все выставляют свою жизнь напоказ.

– Я не выставляю. У меня даже аккаунта в инстаграме нет, в «контакте» я одну фотку в пару месяцев выкладываю. От этой фигни я чувствую себя свободным.

– А я не выставляю там жизнь напоказ, я создаю тот образ, какой мне нужно. И иногда я стремлюсь соответствовать своим же фоткам.

– Не знаю, что творится в твоей голове, но мне это нравится.

– Да, я тоже с удовольствием размозжила бы твою голову, чтобы узнать, что же там происходит.

– А если там вакуум?

– Не думаю.

Я поцеловала его и в очередной раз ощутила прикосновение его чёрной бороды, за которой он тщательно следил, холил и лелеял.

– Ты похож на того чувака из травел-шоу – мужа известной певицы, еврея, гастроэксперта.

– Я в курсе твоего метода съёма – сказать парню-девушке, что он-она похожа на Юэна МакГрегора, Метта Деймона, Натали Портман, а ещё лучше – на какого-то медийного чувака-телку, например, на парня с фото на шоколадке Kinder Surpris.

– Ах, да, я тебе сама советовала. Но, блин, бывает, что люди реально похожи на каких-то селебритис.

– А, может, я круче того чувака, которому оплачивают поездки и еду по всему миру?! Может, это он на меня похож.

– О’кей. Это он на тебя похож.

– Конечно, я круче.

– О’кей.

– Так и есть.

– О’кей.

На выходных я решила съездить к землякам в Щёлково. Даша и Паша раньше выступали на всех праздничных концертах в Калаче, и я всегда рассказывала об этих мероприятиях на четвёртой полосе городской газеты. Ещё они работали на всех корпоративах Калача, то есть были при деньгах. Но им так же, как и мне, надоело изо дня в день делать одно и то же, захотелось большего, и они перебрались в Подмосковье.

Я час добиралась до станции метро «Щелковская», а потом ещё час ехала на автобусе. И вуаля, я уже совсем в ином мире: в мире, где высокие деревья, чистый воздух, мало людей и щебечут птички. Всего каких-то тридцать километров от Москвы, а уже чувствуется разница. Мне сразу захотелось когда-нибудь жить в Подмосковье. Всё-таки я – человек пригородов: люблю видеть реку из окна, наслаждаться природой, ценю личное пространство. Здесь не чувствуешь себя винтиком в какой-то огромной машине, не бежишь сломя голову, на тебя не давит этот бешеный ритм мегаполиса. Здесь… просто живёшь.

Даша сразу провела меня на кухню и начала угощать пирожками с яблоками. Она была девушкой весьма «корпулентной», «весомых достоинств», чему немало способствовало и увлечение кулинарией. И сколько я ей не рассказывала про здоровое питание, она неизменно отвечала: «Но жрать же надо». Хотя, с другой стороны, для певицы «сопрано» и преподавателя вокала важен широкий диапазон.

– Пирожки! Домашние! Как у моей бабушки! – радостно воскликнула я и схватила пирожок.

– Угощайся! Паша тоже скоро будет. Едет с работы из Фрязино.

– А кем он работает?

– В «Банке Почты».

Я чуть не подавилась. Звезда нашего города, «золотой голос Калача», красавчик Саша Леонтьев просиживал портки во фрязинском отделении банка. Сложно представить, как он себя там чувствует. Наверное, представляет, что поёт о ставках на кредиты.

– А я в студии преподаю. За урок получаю пятьсот рублей, остальной отдаю студии. Хотя сейчас все в отпусках, до осени мёртвый сезон. Приходится и на дом учеников приглашать. Не представляешь! Я четыре месяца искала эту работу в студии!

– Я смотрю, вы тут уютно устроились. У вас тут всё укомплектовано.

– Стараюсь. А как ты поживаешь? Где работаешь?

– Если честно, нигде. Перебиваюсь случайными заработками. То тут то там.

– Да, с работой в Москве напряжёнка. Будь готова к худшему!

– Я тут третий месяц. И без толку. Порой хочется бросить всё и уехать в родные пенаты.

– И мне! Каждый день добираюсь на эти уроки по два часа. То ли дело дома: вышел и через десять минут на работе. А когда возвращаешься, мама уже ужин приготовила.

– Дай пять! Я тоже жила до двадцати девяти с мамой!

– Что ни говори, в этом есть свои преимущества. Но тридцатник близок, нужно учиться самостоятельности. Я тебя, кажется, старше на полгода?

Мы услышали, как повернулся замок. Паша поздоровался прямо из прихожей, снимая обувь:

– Машка, привет!

– Здоров!

Он был в белой рубашечке, в черном галстуке, в синих брюках. И чувствовал он себя в этой одежде весьма некомфортно. Он быстрее снял галстук и прошёл на кухню.

– Рад тебя видеть! Как покорение столицы?

– Неважно.

– Как я всё ненавижу! Знаешь, как я нашёл эту работу? За меня замолвил слово знакомый. И то его шеф посмотрел моё резюме, увидел там обычную снимок с фотосессии и сказал: «Он, наверное, фотограф, несерьёзный». Где логика, вообще?! Это просто хороший снимок! В результате меня взяли, но… Там нужно выполнять план, а вчера у нас была городская сумасшедшая, которая требовала оформить ей кредит под ноль годовых, потому что у её тахикардия.

– Хочется немножечко сдохнуть?

– Именно. А эти электрички изо дня в день! Я становлюсь «синим воротничком». Я ложусь спать в десять часов, где это видано?! Мне же ещё не тридцать пять! И даже не тридцать. Мне двадцать пять! Но я ложусь в десять, чтобы отскрести себя утром от кровати. Это так угнетает! Я скоро читать на ночь начну. Или смотреть шоу Малахова.

– У тебя даже брюшко начало появляться.

– Да. Это всё от уныния. И от пирожочков Дашиных.

– Вот зачем ты ему сказала?! Ему теперь кусок в горло не полезет.

Паша посмотрел на свой проступающий живот, а потом на пирожки. Было заметно, как в нём происходит внутренняя борьба. Он схватил огурец из пакета с продуктами.

– Всё! Больше никаких пирожков! Пирожкам – нет!

– Нужно плакат такой нарисовать: Скажи пирожкам «Нет!» Я на следующей неделе иду на концерт System of a down, – решила сменит тему.

– А они ещё выступают?!

Паша начал биться головой об стену.

– Блин, я тоже хочу! Для чего я работаю, если даже не могу сходить на нормальный концерт?!

– Так пошли!

– Денег нет.

– Но ты же работаешь!

– В этом и парадокс! Работаю, работаю, а денег всё равно нет.

– А у меня и работы то нет.

– Но ты не очень то страдаешь по этому поводу!

– Ещё как страдаю! Я виделась со своей однокурсницей. Она ушла с первого курса, не окончила университет. Зато теперь она работает контент-менеджером на портале городской администрации, замужем на москвичом, и она может есть и не толстеть. А я не знаю, зачем мне был нужен этот диплом! Только фотку этой бесполезной корочки в инстаграм выложить, и всё! От него никакого толку. Со студенческим хоть скидки были в кино, а вот от диплома проку ноль.

– Та же фигня! – согласился Паша, который по образованию был инженером компьютерных технологий.

Даша скромно промолчала, потому что когда-то она училась, как раз, на преподавателя эстрадного вокала.

– Давайте напьёмся в баре! – предложила я.

– Мне завтра рано вставать, завтра снова моя смена.

– А у меня ученик утром. Давайте смотреть «Ла-ла ленд»!

– Да здравствует старпёрская вечеринка!

В итоге, мы смотрели по компу мюзикл и пили чай с мятой. А я затосковала по своей малой родине. В это время там под сорок градусов тепла. В моём посёлке Пятиморске есть благоустроенный пляж, с катамаранами, гидроциклами, лежаками, с чистой водой в водоёме. Там сейчас как на курорте. Летом в наш посёлок, из которого можно попасть в пять морей, приезжают лайнеры с туристами и много разных путешественников. Помню, как я из офиса, где работала экологом, бегала на пристань фотографировать яхту с британским флагом. В Пятиморске сейчас продают раков, донскую рыбу, а у мамы в саду поспели персики, у бабушки – виноград. Ещё в Пятиморске в заливе прыгают с тарзанки. А ещё в Пятиморске моя кошка Аскорбинка и её сын Лустик. Асборбинка – красивейшая трёхцветная кошка, метис британской породы. Когда я её зову, она даже не встаёт с дивана, а просто подаёт голос. Она будила меня на работу каждое утро. Она залазила на ванную, ставила лапы на раковину и ждала, когда ей включат воды попить. И она всегда так смотрит, будто её всё удивляет. Аскорбинка – очень в себе уверенная особа, она очень женственна и грациозна. В общем, я хотела бы быть такой, как она. И желательно спать на диване до полудня. Однажды она пропала на десять дней. У меня было ощущение, будто кто-то умер. Я плакала все десять дней по углам и надеялась, что она вернётся. И Аскорбинка вернулась – с переломанными лапами, исхудавшая, грязная. Оказывается, её нечаянно заперли на стройке возле нашего дома, а потом у строителей был перерыв в работе. Дом уже был почти достроен, все окна замурованы. Бедная кошка десять дней просидела там голодная, а потом забралась на крышу и спрыгнула. Я таскала её к ветеринару, подносила ей еду две недели к спальному месту. Даже не знаю, если бы она не вернулась, как бы я это пережила. Просматривала бы её фотографии каждый божий день, умирала бы от тоски, плакала бы при встрече с любой другой кошкой… Лустик – огромный серый кот. В отличие от Аскорбинки он всегда терпит, когда я беру его на руки. Лустик – очень доверчивый и добродушный. Аскорбинка каждый раз прогоняет его от миски, пока сама не наестся. Ещё она прогоняет его с дивана, когда смотрит со мной телевизор. Лустик никогда не идёт на конфликт. И на кастрации он даже не пытался вырваться, когда я его придерживала, чтобы ему сделали укол. Он совершенно не боялся. Он всегда уверен, что хозяйка ничего плохого ему не сделает. А ему чик-чик и задницу намазали зелёнкой, и она ещё несколько месяцев у него не отмывалась. В общем, мне очень не хватало моих котов. Мне очень не хватало моей семьи.

– Мы, наверное, скоро домой поедем, – объявила Даша.

– Да, хоть денег на корпоративах заработаем. И там куда веселее. В Москве же я увядаю просто! – продолжил Паша.

– Я тоже задолбалась. Может, потом тоже вернусь. Посмотрю ещё, насколько у меня терпения хватит.

Вернуться домой казалось очень заманчивым. В комнату, заваленную книгами, старыми DVD-дисками, мягкими игрушками, рисунками, с постерами рок-звёзд на стенах.

«В очередной раз доказать, что ты облажалась. Хотя кого ты обманываешь?! Ты уже так давно и систематически лажаешь, что никто не удивляется, а ты не испытываешь чувство стыда. Я ж бедный непутёвый родственник! Никто от меня больше ничего не ждёт. Дом, милый дом», – подумала я.

Мы с Денисом сидели на кухне хостела и играли в шахматы. Он ещё так и не удосужился перевезти свои вещи на квартиру. Или он просто оттягивал этот момент. В хостеле постоянно есть с кем поговорить, в хостеле постоянно есть кто-то рядом, и ты не можешь думать о своём одиночестве, испытывать угрызения совести, переживать о своих финансах. Здесь твоя голова постоянно забита царящей вокруг суетой.

– Тебе шах, Денис.

– Ухожу.

– Мат.

– Хоть раз бы выиграть! Вот ты зараза!

– Учись, студент!

– Зато ты – деревенщина!

– А ты – столичная штучка.

– А ты – хоббит.

– А ты – пе…

Я поняла, что нашу опасную игру лучше завершить. Нет, он не обижался на слово «педик», а не обижалась на слово «хоббит», но нас могли услышать. Я уткнулась в телефон.

– Представляешь, мою статью про концерт System of a down выложили на сайте «Stones».

– Круто, чё. Поздравляю.