Глава 20
Шаги Эмиля укачивали.
Он нес меня наверх. Потом по коридору. Я слышала жесткие и глухие удары подметок по полу. Он шел уверенно, словно знал, что делать.
Мы были на втором этаже. Поворот, еще один. Эмиль внес меня в комнату и остановился.
Я испуганно отняла лицо от плеча. Все плыло перед глазами, голова кружилась. Мы были в шикарном кабинете, устланном коврами.
– Не бойся, – прошептал он. Но я была так перепугана, что кроме шума в голове и собственного дыхания почти ничего не слышала.
Я пробыла в подвале меньше суток, но холод так въелся в тело, что нервные окончания получили шок, как только Эмиль поставил меня в мягкий, теплый ворс.
Он думал, я устою. Но я повалилась на пол и застонала, отбив колени и руки. Он не стал меня поднимать, но коснулся пальцами волос. Я обхватила его ногу обеими руками и прижалась лицом к грязной штанине. До безумия страшно было обернуться. Я знала, что мы не одни. Успела заметить того мужчину в костюме – он сидел за столом, с бессердечным любопытством рассматривая нас.
Его взгляд пугал: как у любознательного ребенка, отрывающего крылышки мухам. Только вместо мух у него были мы. И по периметру комнаты двигались какие-то тени. Здесь были мужчины, много. Для меня они все были безликими, как серая масса.
Я одного помнила – того бритого. Который бил и насиловал первым. Помню медальон, его владелец был третьим. Больше никого не запомнила.
Я держалась за колено Эмиля и надеялась, что обратно он меня не отнесет.
Они о чем-то говорили, но словно на иностранном языке. Оглушенная, я утратила способность понимать речь – слышала звуки, но смысл ускользал.
– Дина? – он, наконец, обо мне вспомнил, наклонился. Поднял меня на ноги и прижал к себе.
Руки Эмиля тоже дрожали. Мышцы напрягались с большим усилием, чем было нужно. Разбитые и раздавленные оба, мы едва стояли на ногах. Не знаю, почему нас окружили вооруженные люди, но нам позволят уйти. Самое страшное позади. Нас не убьют. Не сегодня.
– Мне твоя схема нравится. Башка у тебя варит. Ну что, Эмиль, подпишешь? – с негромким хлопком мужчина за столом сомкнул ладони и вытянул губы, будто сомневался в нем. – Не передумал? Говорил, в жены ее возьмешь. Документы сейчас принесут.
Я подняла глаза, рассматривая Эмиля. Он так ни разу и не взглянул на меня.
Только на того человека. А я… меня как будто здесь не было. Лишь сжавшаяся на плечах рука показывала – я про тебя помню.
– Подпишу, – Эмиль говорил спокойно. Ровный голос не вязался с дрожащей рукой.
Я не сразу поняла: он сдержан, мышцы просто дрожат от усталости. Как и я, он простоял эту ночь, сложив за головой руки.
– Давай, – мужчина сделал знак рукой, соседняя дверь распахнулась. К нему подошел высокий парень, положил бумаги на стол. – Жду, Эмиль.
Эмиль подошел к столу за бумагами – медленно, потому что я еле ковыляла.
– Иду тебе навстречу только потому, что уважаю тебя. Ты человек слова, Эмиль. Ты умный. Ты должен все понимать. Работать нам вместе долго. Надеюсь, ты будешь за это благодарен.
– Я благодарен.
– Я хочу, чтобы ты помнил это каждый день, – он подал бумаги. – Мне нужен был кто-то один, Глеб или ты. Я выбрал тебя.
– Я не подведу, – ответил Эмиль.
– Надеюсь.
Сейчас решалась моя судьба, и я мысленно умоляла Эмиля. Я буду тебе лучшей женой, только забери… Но меня пугал подтекст в их словах. Оба имели в виду больше, чем сказано вслух.
Почему-то этому жуткому человеку за столом выгодно, чтобы Эмиль взял меня в жены.
– Иди сюда, – он забрал бумаги, и подвел меня к кожаному креслу.
Я села робко, как бездомная собака, удивленная, что ей позволили поваляться на хозяйской постели в богатом доме.
– Подпиши.
Он пальцем показывал в пустые поля, подсказывая.
Первый документ я испортила: начала плакать. По мелованной бумаге расплылась безобразная красноватая клякса. Слеза, проползшая по щеке, окрасилась кровью – я буквально плакала кровавыми слезами.
Документ молча поменяли.
– Давай, Дина, – Эмиль взял мои пальцы рукой, чтобы они не дрожали так сильно и вместе со мной вывел буквы.
Я не знала, что это. Но была готова на все, лишь бы уйти. Последняя подпись – вот и все. Я бы на них имущество переписала, если бы хотели.
Эмиль еще что-то сказал им.
Я сидела в кресле, опустив голову. На плече сжималась большая ладонь с расставленными пальцами. Ритмично, словно его заело.
А затем он вновь взял на руки и понес к дверям.
Нас не пытались остановить. Я видела боковым зрением смазанные темные фигуры – нас окружили, но выпустили из кольца.
– Молодожены, – вслед усмехнулся мужчина за столом. – До завтра, Эмиль. Парни к тебе подъедут с утра. И еще… девку сам выпросил. Сам за нее отвечаешь.
На улице еще не рассвело.
Эмиль вынес меня на руках, спустился по ступенькам и понес куда-то в темноту. Только почувствовав запах бензина, я поняла, что мы на парковке.
У пассажирской двери «мерседеса» он попытался поставить меня на слабые ноги.
– Дина, встань, – тихо сказал Эмиль. – Я не удержу тебя одной рукой.
Я схватилась за крышу и сумела выпрямиться. Халат болтался от ветра, шершавый асфальт был ледяным, и я поджала одну ступню. Я никак не могла прийти в себя. Если вообще когда-то смогу. Поверх серой крыши авто я смотрела на дом. У крыльца горел фонарь, свет красиво истекал в темноту… Словно на открытке. Похолодало, изо рта вырвался легкий пар.
Я опустошенно смотрела на дом кошмаров.
– Садись, – он открыл дверцу.
Посадив меня, он обошел машину. Прежде чем сесть, Эмиль сплюнул кровью, красный плевок разбился об асфальт.
Завел двигатель и сразу вывернул руль – торопился убраться отсюда. Охрана открывала кованые ворота. Свет фар задрожал на решетке, делая ее четкой и черной, а все остальное призрачным, как мираж.
Он выжал газ, и мы влились в автомобильный поток.
Оказалось, я почти не дышала. Но стоило преодолеть ворота, как я выдохнула. Адреналин уходил, оставляя после себя мои истерзанные останки. Я съежилась на сиденье, ничего не видя перед собой.
Это все неправильно. Я закрыла глаза. Неправильно!
Я думала, когда выйду отсюда, все будет по-другому. Но мир не заметил того, что со мной произошло. С ним ничего не случилось, жизнь двигалась дальше. Это я осталась на обочине.
Эмиль свернул с главной дороги куда-то в темноту.
Мы удалялись от города, и я не знала куда. Скажу правду: мне было наплевать, куда он меня везет. Я старалась ни о чем не думать. Если следить за мыслями, то это почти не больно. Главное, не думать.
«Мерседес» сбросил скорость, на последнем дыхании прополз последние метры, будто Эмиль отпустил педаль газа, и остановился на обочине. Пустынная дорога была проселочной, ее окружали деревья. Самая глушь.
Я плотнее закуталась в халат и опустила голову, уставившись на свои разбитые колени.
Эмиль молчал, и я боялась на него смотреть.
Глава 21
С пустым лицом Эмиль смотрел на черный горизонт.
Я вела себя тихо. Очень тихо, не обращая внимания на боль во всем теле и, особенно – между ног, которая не думала стихать. Искоса смотрела в безумный профиль с крепко сжатыми губами… Профиль моего мужа.
Я не испытывала отчетливого страха – чувства стали неопределенными. Но горло сжималось так, что дышать было трудно.
Эмиль закрыл глаза, прижал пальцы к векам.
Он качался – почти незаметно, но я уловила эти движения взад-вперед. А затем неожиданно заорал и ударил по рулю. «Мерседес» коротко просигналил, мигнули фары – он задел органы управления.
Я совсем перестала дышать и сжалась у дверцы.
Краем глаза я видела, как Эмиля охватывает дрожь. Он стремительно выбрался из машины и ушел вперед. Теперь он стоял перед капотом спиной ко мне, залитый светом фар, который выбелил его мятую сорочку, бурую от пятен крови.
В свете фар Эмиль выглядел нереальным.
Он снова заорал. Сорванным голосом выплевывал ругательства в пустоту. Бросился на капот, проминая его ударами кулаков. Ударил снова, и пальцы заскрипели по гладкой поверхности, словно он собирался рвать металл руками.
Эмиль резко поднял голову и увидел, что я слежу за ним через лобовое стекло.
Слава богу, он замолк. Только тяжело дышал и смотрел исподлобья, не мигая.
Оскаленный рот, искаженное лицо, обезображенное кровью и ожогами – он даже не похож на человека. Монстр. Эмиль с такой ненавистью смотрел на меня, что я не могла пошевелиться от страха.
Мы на пустынной дороге, и этот мужчина в ярости.
Знаю, он умеет убивать. А я принадлежу ему: не как женщина или даже рабыня. Меня бы не было в живых, если бы Эмиль не взял меня в жены. Ему принадлежала моя жизнь.
Он сгорбился над капотом, не зная, на что еще кинуться, чтобы побороть то, что его мучит. Но здесь только я.
– Не надо, – одними губами выдохнула я, когда он обошел машину.
Он вытащит меня наружу! Пристрелит и бросит труп на обочине…
Пистолет у него забрали. И такой ценой увозить меня, чтобы убить сейчас, смысла нет. Но эта картина стояла перед глазами, когда Эмиль, разъяренный и собранный, нырнул в открытый салон и уставился на меня пронзительно-тяжелым взглядом.
– Не надо, – я заслонилась руками.
Эмиль убрал дрожащие руки, которыми я защищала лицо.
– Опусти руки, – велел он, голос звучал незнакомо. – Не бойся.
Он включил верхний свет в салоне, взял меня за дрожащий подбородок и повернул голову в сторону. Эмиль рассматривал висок.
От страха я слишком часто дышала. Я отключусь, если не успокоюсь… А он изучал мои травмы. Мне хотелось спросить, что там, но я боялась открыть рот.
– Все будет хорошо, – заключил Эмиль, но не отпустил. Пальцы лежали на подбородке, а виска коснулось дыхание, когда он наклонился. – Девочка моя…
Он плавно дотронулся губами до раненого места.
Меня так колотило, что он не мог не заметить. Я закрыла глаза, сглотнула, чувствуя, что снова задыхаюсь.
– Успокойся, – он протянул руку между сиденьями и достал бутылку воды.
Он знает обо мне? Знает?..
Я была уверена, что да: о нашей афере, Лазаре, моей роли… Но Эмиль ведет себя так, словно не знает ни о чем. Я совсем его не понимала.
Он попытался напоить меня.
Приставил горлышко к разбитым губам, помог запрокинуть голову. Пока вода не попала в рот, мне казалось, что я не хочу пить, а теперь не могла остановиться. Все глотала и глотала, осознав, как сухо было во рту.
Даже пить больно.
Он убрал бутылку. Я выпила почти все – да там и было немного.
– Как ты себя чувствуешь? – он изучал меня серыми глазами. – Я не могу отвести тебя к врачу. Но если нужно, я что-нибудь придумаю.
– Эмиль, – прошептала я и тихо заплакала. Я так боялась, что он меня уничтожит за ложь.
Вот бы поцеловать его… Но не моим разбитым ртом. Я гладила впалую щеку кончиками пальцев, как тогда, в клубе. И прошептала прямо в губы слова благодарности:
– Спасибо… Прости. Прости меня…
Он сжал щеки пальцами, словно хотел поцеловать. Но разбитые губы зависли над моим лицом в нескольких сантиметрах. Правая рука сдавила горло. Так сильно, что дыхание перехватило.
– Эмиль… – прохрипела я, не пытаясь сопротивляться.
Не спрашивай его, Дина. Ты знаешь, за что.
Он рассматривал мое лицо, пока не убедился, что я безропотна.
– Делай то, что я тебе говорю, – тихо произнес он. Шепот в салоне показался оглушительным. – Тогда, возможно, я закрою глаза на то, что ты пыталась сделать со своим дружком, сука.
Да, он знает. Это я ни хрена не знаю, что на самом деле происходит.
Эмиль перевел дух, пока меня трясло.
Я приоткрыла рот, собираясь молить о пощаде. Не надо… Я люблю тебя. Меня остановило выражение его лица: не просто злое, а напряженное, словно он сдерживает страшный гнев. Холодные пальцы на горле это подтверждали. Я попыталась сглотнуть.
– Если ты не будешь меня слушаться, я тебя убью.
– Прости… – одними губами прошептала я. – Я не виновата…
Пальцы легли мне на рот и резко сжали. Эмиль хотел, чтобы я замолчала. Я с трудом удержалась, чтобы не начать вырываться. Бесполезно, только хуже сделаю. Я застонала сквозь пальцы, глазами умоляя отпустить.
– Заткнись, – Эмиль, наконец, убрал руку и выпрямился в кресле. – Пристегни ремень.
Эта мелочность меня добила. Меня избивали и насиловали всю ночь, а Эмиль просит пристегнуться. Он еще раз смерил меня взглядом, а затем сам пристегнул к креслу.
Я тупо смотрела в окно. Небо становилось светлее, бесконечная ночь подходила к концу. Начиналась новая жизнь – с незнакомым человеком, жестоким и опасным. Моим мужем.
– Не хочу, чтобы ты погибла в аварии, – сказал он. – Я слишком дорого за тебя заплатил, Дина. Дороже, чем ты стоишь.
Я молчала в ответ – еще помнила, как он сжал мне рот. Я поняла тебя, Эмиль.
Тогда я еще не знала, что это гробовое молчание будет сопровождать меня всю нашу жизнь. Потому что жена Эмиля должна уметь вовремя закрыть рот.
Не бесить мужа.
Она многое должна. Так много, что не унесешь.
Эмиль привез меня домой.
После разговора и его угроз, я совсем выпала из реальности и остаток утра запомнила фрагментами. Моя жизнь раскололась на куски и часть осколков заменила темнота.
Я отчетливо помню, как на руках он отнес меня в квартиру.
Усадил на кухне за стол, и я сидела, съежившись полубоком. Он заставил меня выпить стакан коньяка, затем настал черёд таблеток. Я не знаю, что он давал, но не задавала вопросов. Не из страха, из безразличия.
На мне болтался чужой халат, и Эмиль приспустил его с плеч, рассматривая тело. Я вся избита, а кожа местами ободрана до мяса, но его взгляд остался непроницаемым. Он отвел меня в ванную, отрегулировал напор воды и с омерзением сорвал халат.
– Будет больно, – предупредил он. – Зато потом лучше.
Он подхватил меня и поставил под душ. Кожу пекло от горячей воды. Она получила мгновенный болевой удар от ласковых горячих струй после истязаний в подвале. Эмиль мыл меня, руками размазывая скользкий гель для душа. Немного пахло миндалем. Легкий аромат дорогой косметики. Этот запах въедался в тело вместо грязи и крови.
Я приходила в себя. Ощутила гель, взбитый в воздушную пену, Эмиль мыл меня грубовато, но пена была нежной. Я вновь начинала осязать и не была этому рада. Кроме боли меня ничто не ждало.
Я закрыла лицо ладонями, спасаясь от потоков воды. Мне хотелось кричать, но я не могла. Не знаю, кто я теперь. Не знаю, как буду жить.
Если хоть раз посмотреть в глаза этому миру прямо, в нем станет трудно жить. Здесь слишком жестоко. Слишком страшно.
Эмиль угрожал мне, но больше его угроз я боялась, что меня заберут от этого мужчины и вновь отправят туда, где нет надежды. Вернут туда, где я провела ночь, которая изменила нас навсегда.
Глава 22
Больнее всего было осознавать, что они просто развлекались.
Наверное, потом пошли домой, играли в карты, пили вино, может, купили цветы своим девушкам. Неважно. Тем, кто меня истязал, это ничего не стоило. А я подыхала заживо.
Эта мысль настолько изматывала, что невозможно было жить из-за нее одной. Она убивала то, что от меня осталось.
Но, несмотря на это, я все еще была жива. Только непонятно зачем.
Лучше бы меня убили. Тогда бы меня здесь не было. И этот яркий, мерзкий свет из утреннего окна, не причинял бы столько боли.
Когда я открыла глаза в первый раз, их резало. Я лежала в маленькой комнате на солнечной стороне и шторы никто не задернул. Сюда меня принес Эмиль после душа. Теперь эта комната будет моей. Он не хотел видеть истерзанное тело рядом, в своей постели.
Ему противно? Я обо всем ему напоминаю?
Я с удивлением поняла, что ничего не чувствую. Совсем. Внутри все умерло. Я словно фарфоровая куколка, полая внутри. Я смотрела, думала, анализировала, но никаких чувств, кроме самых примитивных, не возникало. Пустота.
Тело болело адски. Все мышцы, до костей. Пылала содранная кожа и между ног тоже пекло. Но это не вызвало беспокойства – я стала безразлична ко всему.
Поглядев на солнечный свет, я закрыла глаза и вновь провалилась в сон.
Следующее пробуждение запомнилось фрагментами. Надо мной зависло взволнованное лицо Эмиля. Разбитое в хлам. Он убирал волосы с моих глаз и что-то говорил.
– Дина? – голос долетал из далекого далека. Нереальный, будто из счастливого сна.
Эмиля беспокоило, что я все еще сплю. Он боялся, что переборщил со снотворным.
Третье пробуждение было гаже всех.
Я выспалась и больше не могла спать. Только лежать на боку, глядя в стену. День и ночь перепутались, я не понимала, сколько времени прошло. Время в моем случае – бесполезный аксессуар.
Время не лечит. Оно просто убивает.
Я не могла встать. В глубине квартиры бродил Эмиль, я слушала тихие шаги, сдавленные стоны из ванной, когда он промывал свои раны.
Я не верила, что смогу прийти в себя. Все очень-очень плохо.
Мне отбили почки. И я простудилась.
Поясницу раздирало от острой боли, а я когда ходила в туалет, то писала с кровью. Голова напоминала гудящий колокол. Первые дни меня, кажется, тошнило. Точно я не помнила. Скорее всего, сотрясение – об стену отбили, а потом еще в висок… Лоб стал шишковатым. Лицо распухло, особенно веки. Наверняка лилово-черное. Наверняка.
Я поела на второй или третий день. Эмиль чем-то меня покормил. Пила через трубочку, потому что руки тряслись. Я не знала, почему вообще жива. И что здесь делаю – тоже не знала. По разговорам помню, что после изнасилования мне должны были пустить пулю в голову. Но все же я здесь. В отличие от тех, кто остался в подвале. Второй шанс. Второй день рождения. Многие из тех, кто стоял у расстрельной стены выгрызали бы право оказаться на моем месте.
Возможно, кому-то повезло больше меня, да. Но ведь кому-то и меньше, правильно?
И тогда я решила: ничего не было. Просто для того, чтобы жить дальше.
Я очнулась поздним вечером, открыла глаза: я лежала на кровати лицом к стене, поджав худые ноги и подогнув руку.
Стена была ровной, окрашенной в светло-серый цвет. Идеальной. Как и все в этом доме. По ней было приятно водить пальцем. Это медитативное занятие выбрасывало меня из реальности, позволяло ни о чем не думать. Как будто я в пустоте или меня нет совсем.
В себя меня привел хлопок двери.
Я вдруг осознала, что лежу на смятой несвежей постели в соседней от Эмиля комнате. Что в окне собираются густые сумерки, уже почти темно, а мне не нужен свет. Совсем не нужен и, кажется, уже давно.
Что кто-то пришел.
Я приподнялась, оборачиваясь в сторону выхода. С трудом заставила себя встать и, толком не понимая зачем, побрела в коридор. Просто шла на звук.
Я держалась за стену, идти было трудно. Все плыло, словно я проспала несколько недель, и теперь заново осваивалась в незнакомом мире.
Я выбралась в коридор и остановилась. В полумраке Эмиль расстегивал пиджак, но застыл, заметив меня.
Я смотрела в его больные глаза. Он знает или нет? Знает, что они меня…
У него был перебит нос, на лице свежие рубцы. Прошло около двух недель. Откуда свежие?.. Где он был?
– Эмиль? – с трудом выговорила я, губы не слушались, словно я разучилась говорить.
Он смотрел, как волк: исподлобья, глаза были чужими. Это не его взгляд.
– Встала, – мрачно сказал он. – Наконец-то.
Я жадно осматривала его. Следы пыток на лице, шее… Но судя по папке, которую он швырнул на полку под зеркалом, Эмиль был на работе. Он может работать после этого? Что же он врал остальным?
Конечно, он знает, решила я.
Он взрослый мужчина, не дурак. Если женщину пытали голой, ее изнасиловали. Конечно, он все понял.
– Эмиль? – еле слышно спросила я.
Он с черствым лицом прошел мимо, в ванную. Через приоткрытую дверь я видела, как он судорожно на полную выкручивает воду и умывается. Затем захлопывает дверь, чтобы я не смотрела.
Меня качало, как после долгой болезни. Слабость, боль… Это и есть болезнь. Вспомнив, что позади зеркало я медленно обернулась. Я хотела увидеть себя.
Отек спал. Это была единственная хорошая новость.
Правый глаз, которому досталось больше, и нос еще припухшие. Синяки стали не такими страшными, как я ждала, и выцвели. Некоторые до цвета красной сливы, некоторые до желтизны. Нос перебит, губы были всмятку, но зажили.
На мне была длинная рубашка, застегнутая на одну пуговицу – рубашка Эмиля. Это он одел меня. На тощих коленях, выглядывающих из-под подола, тоже синяки. Розовая тонкая кожа блестела – раны затянулись, но стала сухой. Я взглянула на руки: и они в темных и красных пятнах.
А где та красивая легкомысленная девушка, которая смотрела из этого зеркала в последний раз? Там была какая-то незнакомая, очень худая и изможденная женщина с пронзительными глазами и пустым лицом. Со спутанными темными волосами, которые давно никто не расчесывал и не мыл.
Я потрясенно смотрела на себя.
Безумно хотелось заплакать, но внутри пустота – даже выплакать нечего. Смерть, как она есть: заживо.
Хлопнула дверь ванной, и я обернулась, вытягиваясь на звук. На Эмиля было больно смотреть. Он стремительно прошел мимо, словно я пустое место.
– Сделай кофе, – бросил он и скрылся в комнате.
Я побрела следом, сердце часто и болезненно билось. Не обращая внимания на мой умоляющий взгляд, Эмиль раздевался. Бросил на кровать пиджак – я заметила, что кобура при нем, в ней пистолет… Разве оружие не забрали?
Почему-то все пошло как раньше. Только мы избиты и замучены. И я – его жена.
Он расстегнул рубашку, спустил с плеч. Я увидела жуткие рубцы на спине. Ожоги, порезы… Следы пыток.
– Убери одежду в шкаф, – велел он.
Я тупо стояла в проходе и цеплялась за косяк. Эмиль обернулся и смерил меня взглядом.
– Ты не поняла? – он сделал ко мне несколько шагов. – Ты хорошо слышишь? – отрывисто спросил он. – Убери одежду в шкаф.
Я первой отвела глаза.
Не знаю, что с ним. И почему он так себя ведет, когда мне плохо.
Как сомнамбула, я подошла к кровати, подобрала пиджак и перекинула через дрожащую руку. Безумие, но я сделала это: повесила в шкаф. Эмиль внимательно следил за действиями, словно искал, к чему прицепиться.
Я задвинула дверцу и вздрогнула – здесь тоже было зеркало.
Я повернулась к Эмилю. Мне хотелось о многом спросить. О том, что нас ждет дальше, и что случилось, пока я лежала лицом к стене. Хотелось спросить о Лазаре. В том подвале его не было, что с ним случилось?
Но я помнила, как Эмиль держал меня за горло. Я не решалась начать.
– Я рад, что ты пришла в себя, – уже спокойнее сказал он, копаясь в своем мобильнике. Даже не смотрел на меня. – Закажу ужин. Но завтра рассчитываю, что ты приготовишь его сама. Приведи в порядок себя и квартиру.
– Что? – промямлила я непослушными губами. – Зачем?
Эмиль уставился на меня, даже про телефон забыл.
– Ты моя жена, – резко напомнил он. – Это твои обязанности. Когда следы пройдут, свожу тебя на улицу. А пока будь добра, – голос стал недобрым вопреки просьбе, тяжелым и тихим. – Пойди на кухню и сделай то, что я тебе сказал.
Он сводит меня на улицу. Прогуляет, как собаку?
Мне стало страшно от жгучего взгляда, полного ненависти. Я отступила, уткнувшись лопатками в стену. Это напомнило, как меня заставляли стоять со сложенными за головой руками, а у меня не получалось…
– Ты хорошо слышала?
Пугали его резкие движения, словно внутри он скопил слишком много злости за время, что я была в отключке. Эмиль был как сжатая пружина.
И вел себя иначе, чем при первой встрече… Воспоминания вызвали панику. Казалось, им больше ста лет, так давно это было. И я больше никогда не буду счастливой.
– Дина, – преувеличенно спокойно позвал Эмиль, но его выдало бешеное дыхание. – Что я должен сделать, чтобы ты научилась понимать меня с первого раза?