Глава 23
От взгляда Эмиля внутри все стонало от холода.
Пока я была не в себе, он за мной ухаживал. Наверное, многое осмыслил, скопил злость – он ведь все знает. Но зачем-то выпросил меня у смерти. Теперь я его вещь.
Я рассмотрела его внимательнее: словно в первый раз.
Разбитое лицо покрыто старыми кровоподтеками, а чувственные губы – сетью ссадин. Перебит нос, но видно, что медицинскую помощь Эмиль получил и все срастется, как надо. Веко порвано и зашито. На коже сигаретные ожоги. И на губах тоже, словно сигарету потушили об рот.
Но это лицо вызывало не жалость, а страх.
Я смотрела в глаза раненому зверю. А когда чудовище ранено, ему не сочувствуют, от него бегут.
– Ты меня слышала? – голос наполнился бешенством. – Ты моя жена! Ты понимаешь, что это означает?
Его раздражала моя тупость. Раздражала я.
Я вновь вспомнила, как он застрелил тех двоих – без малейших сомнений. Даже не размышлял. Заминка вышла только когда подошла моя очередь.
Я попятилась, воздух будто стал гуще – застревал в горле. Эмиль следил за мной как хищник, прищурившись – куда пойду? Я не на кухню шла, я отступала.
Хочу убежать из этого страшного дома, где живет зверь с лицом человека.
Мой муж… Теперь мой хозяин.
– Ты куда собралась? – низко спросил он, заметив, что я отступаю к входной двери.
Я бы все равно не ушла – ключей не было. Да и куда в таком виде? К кому? Но Эмиль раздраженно направился ко мне – так быстро, как тогда, в свете фар он шел к машине… Зубы были плотно сжаты.
Я не хочу быть его женой! Я это не выбирала!
– Умоляю, отпусти меня… – я съежилась под тяжелым взглядом, стараясь занимать меньше места. И пятилась, приседая на ослабевших ногах. Голова гудела.
Я еще не знала, что Эмиля не трогают мольбы. Никакие. Никогда.
– Прости, – севшим голосом прошептала я.
Он вот-вот меня настигнет… Я непроизвольно присела от страха, заметив, как он выпятил челюсть. Губы сжались в белую нитку. Я проснулась после кошмара, и оказалось, вот его продолжение.
Эмиль схватил меня за локоть, сжал до острой боли – и это он еще сдерживался.
– Ты хотела уйти? – бросил он, выкручивая руку. Заставил меня поднять голову. – Смотри на меня, я сказал! Ты никогда отсюда не уйдешь. Ты даже думать об этом не посмеешь.
Я захныкала, пытаясь вырваться.
– Ты пойдешь, сделаешь мне кофе, – процедил он. – Затем приведешь себя в порядок. И если ты еще хоть раз посмотришь в сторону двери, я тебя удавлю, Дина. Ты поняла?
Голос стал злее: из Эмиля выплескивались чувства, что он копил эти дни. Черные и страшные в своей откровенности слова.
– Отпусти! – заныла я. – Прошу, отпусти… Дай уйти, – меня трясло от него. – Это всё из-за тебя!..
В тот же миг я получила пощечину. Неожиданную, тяжелую и бескомпромиссную. Свалившую на пол в одно мгновение.
Я упала на колени – щека горела, губы жгло. От неожиданности я опустила голову, и волосы упали на лицо. Из носа побежала струйка крови, капнула на пол.
Дыхание стало частым и поверхностным. В коленях вспыхнула старая боль, лицо тупо пульсировало. Эта боль, эта кровь, эта поза – все напомнило о той ночи. В своем воображении я вновь стояла лицом к стене. И не квартира Эмиля это была, а старый холодный подвал.
А потом было…
Я истошно, по-животному заорала. Не знаю, кому предназначался крик, он исходил из самой глубины: из сердца. Я попыталась уползти, вскочила, и бросилась бежать, не разбирая дороги. Обратно, в свое убежище – в комнату, где провела это время.
Больше некуда.
Я перед кроватью я поскользнулась, упала и заползла под нее. Сердце бешено стучало, выпрыгивая из груди. Убежище казалось ненадежным. Я выползла из-под кровати с другой стороны и забилась в угол.
Шаги в коридоре… Я пыталась дышать, а у меня не получалось. Пыталась отползти, но за спиной была стена.
Эмиль остановился в проеме.
– Дура, твою мать… – пробормотал он. – Иди сюда.
Я закрыла лицо руками, всхлипывая от ужаса. Но Эмиль просто стоял на пороге, опустив руки. На правой, которой он мне врезал, была кровь.
Задыхаясь, я уткнулась в колени окровавленным носом. И, наконец, смогла плакать. Слезы текли из глаз беззвучно, без облегчения.
Затаившись, я слушала, как он идет ко мне.
– Вставай, – он вздернул меня на ноги, как безвольную куклу и силой повел в ванную. Больше я не сопротивлялась. Заметив, как сильно меня трясет, он добавил. – Не трону, успокойся.
Нос пульсировал от боли.
Я зажимала его обеими руками, пытаясь остановить хлынувшую потоком кровь. Верить, что он меня «не тронет» было трудно.
В ванной Эмиль развернул меня к себе и осмотрел сверху донизу: разбитое лицо, бордовые от синяков коленки, свою мятую белую рубашку, уже испачканную на груди.
– Давай поговорим, – предложил он, отвернулся и включил воду. – Ты моя жена. Считай, что я тебя купил, только платил не деньгами. За тобой никто не придет и никто тебе не поможет. Уясни это.
Не двигаясь, я смотрела на него. Больше я ничего не могла. Только стоять и слушать. Внутри все сжималось от бессилия перед мужем. Мне хотелось кричать и не останавливаться.
– Надеюсь, ты не думаешь, что мне приятно смывать с рук кровь своей жены, Дина, – тихо сказал он.
Он мыл руки неторопливо, в сток утекала розовая вода. Напряженное лицо было пустым – никакого раскаяния.
– Я хочу, чтобы это больше не повторилось. Хорошо?
Меня трясло, висок закаменел, вызывая знакомую боль. Эмиль ударил меня всего лишь раз, а ощущение, словно пинал ногами.
Я не могла выдавить ни слова – онемела.
– Дина, я жду.
Я с трудом кивнула.
– Хорошо, – заключил он. – Приведи себя в порядок.
Я набрала воды в дрожащие ладони, чтобы промыть нос. Эмиль следил, как я умываюсь.
– Холодной, – без эмоций посоветовал он.
Я прикрутила горячую, а холодную пустила на полную.
И вправду помогло.
Он принес свежую сорочку взамен испачканной и оперся спиной на косяк. Эмиль хотел, чтобы я переодевалась при нем.
– Я тебя одну не оставлю, – он заметил заминку. – Хочу, чтобы была перед глазами.
Я взглянула ему в глаза, пустые, как будто мертвые. Он о том, что меня там изнасиловали? Почему он так сказал?
– Я не убегу и ничего не сделаю, – пролепетала я.
– Переоденься, – велел он.
Я шмыгнула носом. Я не хотела стягивать рубашку при нем. Он видел меня голой, нам даже было хорошо вместе – неужели это правда, неужели такое было когда-то… Но больше я не могла при нем раздеться. У меня буквально опускались руки.
– Дина, – надавил он. – Не вынуждай…
Я взялась за подол прежде, чем он закончил. В душе было черным-черно и появилось ощущение, что надо мной вновь осуществляют насилие. Я повернулась к нему спиной, пряча слезы и опустив голову, стянула рубашку через голову.
Эмиль подал чистую. Он никак не реагировал: ни на наготу, ни на слезы, ни на мое избитое тело, которое теперь напоминало шкуру леопарда.
– Завтра придет человек, посмотрит тебя. Он врач, – прозвучало так, будто с этим врачом что-то не так. – Держи.
Я завернулась в рубашку, приятно пахнущую свежим бельем. Нагота напоминала о собственной слабости, о той ночи, которую хочу забыть… Одетой я чувствовала себя защищенной. Я теперь даже мыться не могу, переодеваться. Все напоминало о случившемся.
Молчу о том, чтобы раздеться перед мужчиной. Эта мысль вызывала отвращение и панику. Перед врачом тоже придется раздеваться? Не хочу. Не буду.
Я закрыла глаза, чувствуя, как меня трясет от зарождающейся истерики. Так хотелось, чтобы меня обняли, хоть кто-то… Хоть на мгновение… Мама.
Теперь это нереально.
– Пойдем на кухню, – Эмиль первым вышел из ванной.
Я шла следом, низко опустив голову. Даже в мысли себе не хотелось заглядывать, не то, что в зеркало.
На кухне было темно. Ощущая себя в чужом теле и в чужом месте, я безропотно налила в турку воды. Смотрела перед собой в точку, сжав губы. Я не могла вернуться в реальность. Она ускользала. Мне и не хотелось сюда, здесь слишком тягостно.
Но как-то я еще дышала. Кое-как.
Я слушала, как по квартире ходит мой муж. Он мыл пол в коридоре – слышно, как возит влажной тряпкой, затем отжимает в ванной и моет снова. Убирал мою кровь.
Все стихло, но, кажется, он идет сюда…
Я поставила турку на огонь. Ее внутренняя поверхность покрылась мелкими пузырьками. Эмиль сел за стол позади. Я заметила, что непроизвольно сутулю плечи и пригибаю голову, словно боюсь нападения со спины.
Хотелось стать маленькой и незаметной. Раствориться.
Я шмыгнула, чувствуя влагу в носу. Из левой ноздри выкатилась быстрая струйка – «последний привет» удара Эмиля. Капли пролились на грудь, а последняя в воду, окрасив ее кровавыми нитями.
Я зажала ноздрю запястьем и запрокинула голову. От рези в носу слезились глаза. Надо выключить воду, переделать кофе… Пульс быстрыми молоточками стучал в висках.
Я снова шмыгнула, рассматривая потолок. И почему-то казалось, что теперь это станет для меня привычным делом. Эта поза, эта боль.
Позади зашелестела ткань – Эмиль встал. Спиной я ощутила, как он подошел и прижался: грудь и живот напряглись, как перед дракой. Слишком высокий, слишком крупный, чтобы дать отпор. Стокилограммовый мужик раздавит меня, если захочет.
– Кровь пошла?
– Прости, – выдавила я с закрытыми глазами. – Эмиль, я сейчас все переделаю. Не надо… Не бей.
Глава 24
Эмиль обхватил меня поперек груди. Другой рукой включил холодную воду и бросил в мойку полотенце.
Затем запрокинул голову повыше, придерживая под подбородок.
– Не двигайся.
Макушка почти коснулась его груди, он хотел, чтобы я оперлась на него. Кровь пошла в горло. Я едва сдержалась, чтобы не раскашляться кровавыми брызгами мужу в лицо. За это он меня убьет.
Эмиль отжал полотенце, выдавливая из него воду, и прижал к моему лицу. Я замычала – оно было ледяным.
– Сейчас пройдет, – сказал он и добавил. – Слизистая слабая.
Я тихо застонала, открывая рот шире – нос заложило, полотенце мешало дышать. Оно же залепило глаза, но от этого было легче. Во-первых, холод приводил в чувство, голова прояснилась, во-вторых, с закрытыми глазами проще жить. Я не вижу блестящий потолок, на котором отражаются огни с ночного Ворошиловского.
Этот чертов мир живет, как и прежде. Ему на меня плевать, даже если я распадусь на куски.
Эмиль попятился, увлекая меня за собой, и усадил на стул. Я осторожно села – голова еще была запрокинута. Он убрал полотенце, и я открыла глаза со слипшимися от воды ресницами. Влажные, с отпечатками махровой ткани на отекших веках.
Перед глазами все расплывалось от слез и воды. Эмиль сосредоточенно рассматривал мой нос, осторожно поворачивая голову, чтобы лучше видеть. На кухне сумрачно, но даже на слабый свет смотреть было больно.
– Хорошо, – решил он.
В носу жгло и свербело, но кровь остановилась, оставив мерзкий привкус во рту.
Я сглотнула и опустила голову. Эмиль больше не бесился, то ли спустил пар на мне, то ли устал. Он выбросил полотенце в мусорное ведро и отошел к окну, словно не хотел меня видеть.
Я сидела в той же позе. В носу пульсировало всякий раз, когда я опускала голову. Нужно переделать кофе, пока он не разозлился. Но вставать сил не было совсем. Полностью опустошена, до нуля. Так сильно, что даже не было себя жаль.
Я в последний раз вытерла нос и встала. Вылила остывшую воду, вымыла турку и вновь поставила на плиту. Руки действовали сами, я ни о чем не думала, просто делала что велели.
Вода закипала, когда заговорил Эмиль:
– Никому не рассказывай, что я тебя ударил. Погорячился… Зато ты поняла с первого раза. Один удар лучше, чем тысяча слов. Ты должна слушаться меня.
Он обернулся, руки снова были в карманах, и выглядел он сдержанным и приятным. А в полумраке – даже молодым.
Эмиль недоволен, что ударил меня. Люди его положения жен не бьют. Он будет стараться соответствовать, а если не сможет и я его «опять достану», то мое дело его прикрыть.
Придется придумать несколько историй о синяках и разбитом носе. Все их знают. Темные очки, виноватая улыбка и жалкий лепет «ударилась об дверь» и «упала с лестницы». И все делают вид, что верят.
У нас это было – «попали в аварию».
– Закажу ужин, – вздохнул он. – От тебя толка нет.
Я следила за кофе, стараясь не упустить пену, чтобы Эмиль опять не вышел из себя. Он негромко заговорил за спиной – звонок в ресторан. Для меня тоже что-то заказал.
Я выключила плиту и теперь рассматривала стену. Наверное, кофе нужно подать… Но я не могла собраться с силами. Я и сварила его на одном усилии воли.
Мне безумно хотелось спросить о Лазаре. Обо всем. Я молчала, понимая, что это неосуществимое желание.
Эмиль отстранил меня, чтобы перелить кофе. Привычно обернул ручку полотенцем, медленно наполнил чашку. Теперь я стояла у мойки, глядя в пол. Он меня игнорировал. Быть здесь невозможно, а уйти боюсь. Кто знает, не разозлит ли это Эмиля снова.
– Дина? – черство позвал он.
Я взглянула, как побитая собака на хозяина – ни уйти, ни остаться. Он держал чашку на полпути ко рту.
– Все нормально? – Эмиль отхлебнул и поморщился, словно слезы и кровь, с которыми я варила кофе, испортили вкус.
Кивнуть – означало предать себя. Я не могла через себя переступить. Но и прямо сказать всё, как есть, тоже. Я молча отвернулась.
– Все будет хорошо, – он прищурился, будто пытался удержать внутри себя что-то. Кожа вокруг глаз напряглась, делая его каким-то искусственным. – Делай так, как я говорю.
Он победил меня физически и теперь добивал морально.
Эмиль может говорить что угодно, я буду внимать и не спорить. Потому что следующий удар, если Эмилю что-то не понравится, вновь пустит мне кровь. Пусть думает, что он во всем прав.
Мое дело ловить каждое его слово и настроение. Теперь навсегда.
– Когда тебе станет лучше, мы поговорим, – продолжил он, рассматривая мой профиль. – А пока обо всем, что произошло, о деньгах и том, что с нами было, ты никому не скажешь. Для всех ты моя жена. Мы познакомились две недели назад, у нас любовь с первого взгляда…
У меня заболело сердце. В этом он не врал. Но влюбилась я в другого человека. В его нежного двойника и ласкового любовника.
Я слушала тихий, хриплый голос. Эмиль объяснял нашу версию «правды», которой мне придется придерживаться.
– Мы поженились, в ту же ночь попали в аварию. Ты поняла, что с нами произошло? – Эмиль сглотнул и сунул руку в карман. Теперь он смотрел в пол перед собой. – Ты никому и никогда не расскажешь про своего парня, который подложил тебя, суку, в мою постель. О вашей афере тоже. Или я на тебе живого места не оставлю. Тебе ясно?
Он поднял голову и взглянул прямо. Прищурившись, ждал ответа и серые глаза были единственным, что осталось целым на изуродованном побоями лице.
– Дина? – веско повторил он, наклоняясь ко мне.
– Да, – выдавила я, чувствуя, что вот-вот упаду в обморок. – Я все сделаю, как скажешь.
– Хорошо, – он улыбнулся, радуясь неизвестно чему. Светское выражение лица в сочетании с травмами пугало. – Накрой на стол.
Понимая, что сопротивляться бессмысленно, я начала готовиться к ужину.
Руки тряслись. Я попала в клетку, откуда нет выхода, нет надежды, но я должна попытаться. Иначе не было смысла вставать, терпеть боль. Не было смысла бороться там, в подвале.
Если останусь с Эмилем – всё было зря. А живой меня не отпустят.
Глава 25
Эмиль наблюдал, как я протираю стол, раскладываю салфетки и столовые приборы. На этом столе мы занимались любовью. Воспоминание вспыхнуло бесстыже и болезненно – это был наш последний раз.
Я тихо вытерла слезы, надеясь, что Эмиль не заметит.
– Хватит, – процедил он. – Не выношу плачущих женщин.
Его перебил звонок телефона. Эмиль ответил, выслушал собеседника и убрал трубку в карман.
– Ужин привезли, – буркнул он, и пошел к двери.
Через несколько минут я сидела напротив и смотрела, как он ест.
Передо мной тоже стояла тарелка. Известный ресторан приготовил для меня мясо с кровью, немного овощей на гриле и дикий рис. У Эмиля то же самое. Он мрачно жевал мясо, отрезая куски с таким усилием, что из бифштекса тек розовый сок.
Я слепо смотрела перед собой и кухня плыла.
Не помню, когда в последний раз ела, но мне не хотелось. Запах жареного мяса вызывал тошноту, напоминая вонь после сигаретных ожогов.
Эмиль ел со странным ожесточением. Словно внутри у него варится ад, который он пытался держать в цепях. И прорывался, когда он ослаблял контроль – только в мелочах, изредка.
Когда ест, когда прерывается и смотрит в окно, а желваки живут своей жизнью. Ад пожирал его изнутри.
– Ешь, – мрачно буркнул он.
Он кормил меня, когда я лежала. Я похудела, но все же помню, что иногда он кормил меня. Даже кажется, не каждый день, и даже не настоящей едой, а протеиновым коктейлем, но все-таки кормил.
– Не могу, – прошептала я.
– Посмотри на меня. Дина!
Я с трудом сфокусировала взгляд. Эмиль – уставший, растрепанный, сгорбился над тарелкой с приборами в руках. И держал столовый нож так, словно хотел перерезать кому-нибудь глотку.
Рубашка была расстегнута на груди, из нее выглядывала сеть заживающих ожогов. В ту ночь об него потушили много сигарет.
– Дина, – повторил он, когда я сосредоточилась на нем. – Послушай… Мы просто попали в аварию. Жены после этого не живут с потерянным видом. Не перестают есть. Не орут, не сходят с ума. Тебе тяжело, но я не хочу, чтобы ты завалила нас… Ты хочешь туда вернуться?
От последних слов руки непроизвольно дернулись.
Эмиль опустил глаза, отрезая следующий кусок бифштекса. Медленно, неторопливо – снова потек кровавый сок. Сочное мясо. Нож заскрипел по тарелке от усилия – Эмиль нажал слишком сильно, словно и его подвели руки.
– Мы оба туда вернемся, если ты не возьмешь себя в руки. Не начнешь себя вести, как моя жена. Жена, которую не бьют. Которую любят. Ты поняла?
Я вновь опустила глаза и зажала ладони между коленей.
– Если ты с собой не справишься, нам конец. Я хочу жить. Если ты пойдешь на дно, сделаешь это одна. Я тебя шлепну.
Я кивнула.
Через силу, уже толком не понимая, о чем он говорит. Хотелось спрятать лицо в ладонях и разрыдаться. Я больше не могла выносить это давление.
– Тогда ешь, – надавил он тоном и грозно кивнул на мою тарелку. – Ешь, Дина.
Я убито пододвинула ее к себе. Взяла вилку в левую руку, в правую нож, будто мы в ресторане. Приборы дрожали в пальцах. А если я разрежу свой бифштекс – из него тоже потечет кровь? Не смогу…
Эмиль выжидающе смотрел на меня.
Я осмотрела содержимое тарелки. Горсть риса… Печеная крошечная морковь, несколько шариков брюссельской капусты, томаты черри, порезанные стручки фасоли – все с гриля.
Только не красное. Ничего, что на него похоже. Не мясо.
Я наколола на вилку кусочек стручка, сунула в рот и начала жевать. Заказ из дорогого ресторана, но еда как резина – я абсолютно не чувствовала вкуса. Даже не могла отличить, съедобно это или нет.
– Умница, – он вернулся к еде.
Я съела рис и все зеленое, что было на тарелке. Томаты, морковь и мясо оставила. Эмиль не придрался, хоть и смерил меня взглядом. Он съел все, кроме овощей.
– Когда лицо заживет, представлю тебя знакомым, – он вздохнул, словно его это не радовало. – Не визжи, не кидайся на стены. Дольше прятать тебя не могу, это подозрительно… Убери посуду.
Я неловко поднялась и убрала со стола. Все это время Эмиль сидел, поставив локти на стол и прижав кулак к губам. Думал о чем-то. Взгляд неподвижный, но осмысленный.
– Через несколько дней привезу тебе вещи, – решил он. – Иди к себе. Дверь не закрывай, скоро ляжем спать.
Дыхание сперло в груди – я не могла ни вдохнуть, ни выдохнуть. Вместе с тарелкой, которую несла в мойку, я присела. Ноги не слушались, будто это резиновые шланги без костей. По стенке я сползала на пол, и мычала сквозь зубы, как немая.
– Дина?
Не закрывать дверь? Это намек на совместную ночь? После всего он хочет прийти ко мне?
Еще недавно он был для меня самым желанным мужчиной, а сейчас я не могла в это поверить. В новой реальности мужчины меня пугали. Между ног пульсировало от боли.
Эмиль поднялся, хмурясь. По привычке сунул руки в карманы и подошел. Я стонала, выставив перед собой тарелку – слишком слабый щит, даже от кухонного бойца.
Эмиль опустился на корточки напротив, рассматривая меня, как странное насекомое, случайно залетевшее в квартиру.
– Вставай, – он рассмотрел меня сверху донизу. Вынул тарелку из моих рук и швырнул в мойку, она упала со звоном разлетевшихся осколков.
– Я понял, – бросил он, отворачиваясь. – Я хочу держать тебя на виду, Дина. Вставай, иди к себе. Не бойся.
Я всхлипнула-вдохнула, после его слов спазм в груди прошел. А затем разрыдалась от напряжения, так и не сумев встать.
– Твою мать, – вздохнул Эмиль. – Дина, я устал! Дай мне отдохнуть! Иди к себе, я сказал! Приди в себя, или я…
Он говорил, что шлепнет меня, если я не смогу притворяться нормальной.
– Не могу, – я разрыдалась, не выдержав напряжения. Душу разрывало на части, мне хотелось освобождения. – Лучше застрели сейчас. Я не могу!
Было так плохо, что даже страх угас. И все равно, что он выкинет – ударит меня, наорет или вправду застрелит. Мне хотелось, чтобы Эмиль больше не мучил меня.
И не только Эмиль – все остальные тоже.
– Дина…
Я зажмурилась, чувствуя, как из-под век выкатываются крупные слезы. Не увидела, как Эмиль наклонился, но ощутила: его тепло, шорох ткани, от которой вкусно пахло парфюмом. Он просунул руки мне под коленки, обнял плечи и прижал к себе. И я позволила себе эту слабость, ткнулась в сорочку, пропахшую его телом и медовым мылом, которым он мыл руки полчаса назад.
Эмиль выпрямился вместе со мной на руках. Я за него не держалась, только положила голову на плечо, хотелось свернуться в комок.
Он куда-то меня понес. Не в мою комнату – Эмиль ходил кругами по дому. Пытался укачать меня или сам успокаивался. Ходил и ходил по темной квартире, холодными губами прижавшись к моему лбу, и тихо стонал, будто от боли. Я затихла, ни о чем не думая.
Сначала я не поняла, что с ним. А потом подумала, что он, наверное, не умеет жалеть по-другому. Шаги укачивали, как когда-то, когда он нес меня из подвала.
– Дверь не запирай, – прошептал он, когда переступил порог моей комнаты. – Вышибу.
Эмиль положил меня в грязную, холодную постель, и я лицом уткнулась в подушку. От нее исходил мой запах, казалось, подушка пахнет домом…
Домом, который придется разделить с Эмилем.
– Спи. Поговорим, когда придешь в себя.