Loe raamatut: «Блуждающий»

Посвящение

Всем ненайденным, потерянным, ищущим и блуждающим, которым еще не посчастливилось обрести свой уголок на бесконечном шаре мира.

Тем, кто очень этого желает.

И тем, кто готов помочь им в сложных поисках.

Первая запись

Десять лет назад я выиграл у смерти партию в шахматы, и трофейный король все еще лежит у меня в кармане. Но игра продолжается. И теперь я сам сделаю первый ход.

Старая лампа отбрасывает на записи свет, будто бы разжиженный жемчужной краской. За окном мрачная туманность ночной улицы, окропленная яркими брызгами машинных фар, слышится гул людских разговоров, топот ног по асфальтированной дороге и шелест водяных брызг, ударяющихся о стекло. Квартира погружена в безмолвный мрак, часы мирно тикают в гостиной, и медленный бег секундной стрелки эхом отбивается от стен, оклеенных обоями с шелкографией.

Как же все-таки полезно возвращаться в прошлое, думаю я. Прав он был: важно записывать все, что приключилось, снова и снова оказываться там, где тебя уже давно нет, чтобы ощутить реальность жизни. Удивляться, как когда-то будущее казалось далеким, несуществующим, а не схоронившимся за соседним поворотом.

Когда-то мне было восемнадцать, я не верил в волю случая, следовал чужим, а не собственным, советам. Жизнь казалась бесконечным летом.

Помню, меня назвали «блуждающим». Сказали, что бродить по путям, где никто не сможет указать мне верный, придется долго, может, всю жизнь.

Когда-то я и не подозревал, что мир, пленяющий осязаемостью и ароматами, появится, если отбросишь скептицизм и попробуешь представить. Нужно попытаться увидеть правду там, где никогда не искал, и найти силы идти, обходя чужие следы.

За моим окном – сотни тысяч блуждающих. Бродяги и потерянные души наводнили этот мир и ненайденные направляют их.

Мне, может, и повезло, а, может, и нет. Мое знание – благословение и наказание.

Но эти записи я посвящаю тебе, ведь именно ты стала причиной моего изменения. Привела за руку к судьбе и оставила у нее на растерзание. Ты следила за тем, как я копал яму за ямой и старательно выползал из каждой. И я благодарен.

Я вспоминаю, роюсь в записях, складываю картинки из обрывков фраз и мимолетных взглядов. Спустя столько лет все еще вижу прошлое фильмом в ретро-обработке, и голос твой слышится в голове, окруженный гулкими потрескиваниями.

Вспоминаю, надеясь, что хотя бы книжные страницы смогут добраться до тебя, ведь я, увы, уже не навещу тебя. Надеюсь, кто-то передаст мою исповедь. Что ты прочитаешь и все поймешь.

Я искренне надеюсь, что ты не одна.

Ведь благодаря тебе и я не один.

Знай, я все еще храню в сердце Диму, которого ты знала.

Пишу тебе очередной осенью, спустя годы после нашей встречи.

Дмитрий Жданов.

Глава I: Первая палка в колесо

Я знаю, что все было бы иначе, случись эта история неделей раньше или позже.

Если бы она появилась в двадцатых числах августа, я бы, может, уже уехал в соседний город и устроился бы на найденную родителями работу.

Если бы это произошло в июле, то я бы вряд ли застал ее – мы бы могли уехать к родственникам и пробыли бы там несколько дней. Все было бы иначе.

Но это случилось десятого августа.

В тот жаркий день асфальт у заправки дымился. Машины к нам не заезжали, редкие индивиды проносились мимо, спавшие дороги утопали в поднятой шинами пыли и чихали. Было одиннадцать или двенадцать часов, до конца рабочего дня оставалось еще несколько концертов по радио, пара-тройка перерывов на обед, перекур. Тихо играла единственная радиостанция, которую можно поймать в глуши и не бояться помех. Кажется, в те минуты крутили концерт стародавних времен, и певец, чьего имени я не знал, пел о неразделенной любви. Глеб, мой напарник, играл в стрелялку на телефоне и делал вид, что работал. Упаковки еды изнемогали от жары и ненадобности на полках, а масла и незамерзайки для машин и вовсе потеряли всякую надежду быть купленными.

Я сидел за одним из столов, забросив ноги на стоявший рядом стул, и переписывался с Костей. Мы обсуждали новинки кино и пытались не думать о приближавшемся сентябре.

Был самый обыкновенный день. Никому не нужный и ленивый, как и все августовские, тянувшийся вязкой карамелью по часам, которые еле-еле двигали минутную стрелку. Казалось, мир застыл, оставив нас сгорать под лучами солнца.

И поэтому меня так удивила машина, которая вдруг свернула с дороги и неспешно подкатилась к нашей заправке.

Сначала я подумал, что она мне привиделась или в наших краях откуда-то взялся мираж. Но я вспомнил, что находился не в пустыне, а посередине поля, с двух сторон огороженного деревнями, которым до гордого звания «поселка» оставалось совсем немного. Не нашим просторам рождать фантазии.

Я долго всматривался, но все-таки убедился, что увиденное реально. В брызгах жары, на фоне размазаного горизонта, стояло большое черное пятно. Я так разволновался своему открытию, что поспешил рассказать о машине напарнику. Быстро, чуть ли не на корточках, подлетел к стойке, воображая себя, наверное, героем фильма про шпионов. Заговорческим шепотом рассказал напарнику о машине.

– Пойди да спроси. Мне-то что? – Глеб даже не оторвался от партии в «Снайпера».

–Ну, мы же должны обслуживать, все такое, – промямлил я.

– Ну так иди! Отвали от меня уже! Сами подойдут.

Я пропустил слова Глеба мимо ушей: у него всегда были замашки командира.

Машина, черная, с тонированными стеклами, стояла слишком близко к входу, прямо напротив двери. Я испугался. Вспомнил все фильмы про бандитов и уже решил, что нас приехали грабить. Я представлял, как трое бандитов натягивали маски и заряжали оружие в салоне. Брать с нас, конечно, нечего, если им не нужны просроченные «сникерсы», перемороженное мороженое и вонючая незамерзайка синего цвета. Но я об этом как-то не подумал.

– Ну сходи, посмотри, кто там! – Я пихнул Глеба локтем, а сам спрятался за стойкой. Из машины выходить не спешили. Будто бы специально нагнетали обстановку.

– Долбанулся? – прошипел Глеб и потер бок.

– Ну сходи, пожалуйста!

– А че я сразу? Сам шо ли не можешь? – буркнул Глеб, почесывая щетинистый подбородок пальцем с обкусанными заусенцами.

– Ну ты ж старше! И выглядишь круче!

Глеб, на удивление, даже спорить не стал. Только зыркнул с превосходством, будто бы нехотя согласившись с неумелой лестью, запихнул телефон в карман шорт и неспеша направился к выходу. Я наблюдал за ним, затаив дыхание.

Он прошел мимо стеллажа с конфетами, обогнул холодильники и стойку с журналами и распахнул стеклянную дверь. Улица дышала жарой. Обстриженные волосы Глеба всколыхнулись от дуновения горячего ветра, пропахшего асфальтом и сеном. Мой напарник подошел к машине и костяшками пальцев постучал в окно. Скорее всего, он уже успел увидеть водителя. Жаль, что без очков я не мог похвастаться тем же. Окно медленно опускалось, а лицо Глеба следовало следом. Он наклонился, что-то сказал, учтиво кивнул и направился назад. Следом распахнулась дверь, из машины высунулась нога, а я уже юркнул под стойку. Отчего-то мне, юному воображале, было страшно. Хотя, что с меня взять: я был всего лишь подростком, соскучившимся по приключениям или вовсе их не знавшим. Или же я просто люблю оправдываться.

Сейчас я думаю, что, не спрячься тогда, может, и не записывал все произошедшее со мной в дневник, не научился хорошо собирать слова в предложения и вообще жизнь бы моя сложилась иначе.

Может быть, женился на Кате, моей бывшей девушке. Купили бы домик в соседней деревне или вообще бы уехали в далекую, но богатую станицу, где у Катьки жила тетка, и строили бы свой быт. А какие там виды! Солнце словно ночует на полях, совсем их не покидает, и тепло-тепло там, даже зимой.

Или через год я бы поступил в университет на направление, считавшееся более престижным и учился бы там, не думая о будущем. Кто вообще переживает о старости, когда так хочется впервые попробовать взрослую жизнь на вкус? Для этого университет и нужен: нарадоваться перед работой.

Мог бы купить земли и сделаться фермером, продавал бы овощи и мясо. Многие знакомые родителей так и делали и казались вполне довольными, даже на отдых летом умудрялись ездить.

А может я бы купил мотоцикл и унесся прочь, в неизвестность, где меня бы обязательно ждало что-то хорошее.

Во всех предположениях и мечтах было слишком много «бы», но я верил – в будущем меня точно ожидало что-то замечательное, обязательно вознаградившее меня за восемнадцать лет обыкновенности.

Идеальные варианты моей жизни, один другого краше возникали в голове, и на каждый из них я был согласен.

Я пытался не поддаваться откуда-то взявшемуся страху. Но шаги, почти беззвучные, приближались к стойке. Я слышал позвякивание металла. Задержал дыхание на несколько секунд, закрыл глаза. Что-то внутри меня, что-то всегда дремавшее, и лишь в тот день наконец пробудившееся, вопило о приближении особенного.

Шаги незнакомца и стук моего сердца в унисон отбивали чечетку. Я пытался вспомнить что-то дурацкое, рассмеяться и забыть о страхе.

Но ничего не помогло.

И все перевернулось с ног на голову в тот жаркий день, пропахший плавившимся асфальтом, десятого августа, когда я, прячась за стойкой, впервые услышал бесцветный голос, который до сих пор преследует меня во снах.

Глава II: Явление каменного изваяния

Понять, что же такого странного было в ее голосе, я смог только спустя время, но тогда главной странностью казалось само ее присутствие на заправке: дорога, на которой стояло наше цыплячьего цвета пристанище, в августе была почти пустой. До моря от нас километров двести, а до ближайшего приморского города – еще больше. Все машины, направлявшиеся туда, ехали по трассе, спрятавшейся за бесконечным полем сухой травы под скос. А на нашу дорогу попадали либо местные, которым просто-напросто нужно проехать в соседнюю деревню, либо те путешественники, которых навигатор повел обходным, более длинным, путем. С каждым годом их было все меньше.

Так что появление одинокой девушки на черной машине очень меня удивило. Но до главных странностей было далеко.

Когда она уехала в первый день, я осознал наконец, что девушка, может, проезжала мимо и захотела попить, а на ближайшие километров десять ни одной заправки не нашлось. Может, незнакомка приехала к родственникам или направлялась к морю. Да кто знает, куда она держала путь. Дело в том, что в появлении черной машины тем жарким утром, запах которого все еще горчит ароматом сухих трав тонкой пленкой на небе, не было ничего мистического.

Странности начались на второй день, когда машина опять подъехала к заправке и припарковалась у входа.

Я взглянул на часы и ужаснулся. Девушка приехала в то же время, даже передача на радио, кажется, не поменялась. Я быстро отошел к служебному помещению, юркнул за дверь.

– Я тут посижу, хорошо? Примешь заказ? – спросил я, высовываясь из-за двери.

Глеб хмыкнул:

– Ты ж вроде не ссыкло, а ведешь себя как ссыкло.

– Ну ты же любишь с девушками общаться. Я-то в этом плане тот еще лошара.

Глеб улыбнулся, пригладил волосы. Кивнул. Про свою девушку Галю он забывал, сидел на сайтах знакомств и флиртовал со всеми, кто ему отвечал.

– Смотри и учись, – сказал Глеб, когда на улице хлопнули дверью.

А я не смотрел – спрятался в подсобке и гремел коробками, чтобы создать слышимость деятельности, пока незнакомка не отошла от нашей стойки как можно дальше. И только потом вышел.

На второй день нашей «встречи» она заказала капучино и стакан «Спрайта» в свою посуду, уселась за столик в углу и пила. Она сидела к нам спиной и усердно что-то искала на телефоне. Я глядел на нее издалека, даже надел очки, но толком рассмотреть не смог. Увидел только, что блондинка. Она оставалась, пока часы не пробили час дня, и тогда встала, забрала свои стаканчики и распахнула двери, даже не попрощавшись с нами. Уехала в ту же сторону, откуда и появилась.

Я списывал незнакомки на все, что только мог придумать. И даже во втором появлении ее не было ничего мистического.

Но она приехала и потом.

На третий день черная машина показалась уже призраком. В назначенный час, стоило ей показаться вдали, я ушел в туалет и мыл руки, а когда вышел, у стойки девушки уже не было.

Она заказала по-прежнему и приносила с собой посуду. Мы не отказывали. Кто мы, спрашивается, такие, чтобы отказывать девушке на такой машине, и наливали в ее стаканы. Плюс у этого один: не нужно разрывать упаковку с одноразовой посудой. После незнакомка садилась за столик в самом дальнем углу, где страшных желтых стен не видно из-за больших окон, и ждала заказ. Уже третий день приносил его Глеб, не стеснявшийся своей заинтересованности, но девушку Глебовы сладкие речи, кажется, не впечатляли.

– Завтра возьму номерок. – Гаденько улыбнулся он, когда черная машина скрылась в туче пыли на проселочной дороге.

– А чего сегодня не взял? – спросил я и потянулся к телефону.

Он замялся.

– Телефон на стойке оставил.

«Отшила, значит», – подумал я, но вслух не проговорился.

Костик, в тот день особенно активный в сети, в шутку предложил посыпать порог перед заправкой солью. Я только улыбнулся. А Глеб до вечера остался задумчивый. И, как оказалось, не зря.

На четвертый день он обнаглел настолько, что решил составить незнакомке компанию. Налив себе халявного кофе с порошковым молоком Глеб подошел к ее столику. Девушка же, не чувствовавшая никакой опасности, что-то искала в телефоне и, пока мой напарник не уселся напротив, даже не обращала на происходящее вокруг никакого внимания. Я делал вид, что мыл решетку для хот-догов, усердно протирал ее желтой тряпочкой, а сам наблюдал за горе-любовником.

Наверное, тогда Глеб был похож на общипанного павлина, который из кожи вон лез, чтобы хоть как-то удивить незнакомку. Но в то время, признаюсь честно, им даже немного восхищался, мол, вот какой смелый парень.

До меня доносились его возгласы и топорные восхищения, какие-то скомканные рассказы о вечеринках. Видимо, хотел пригласить на свидание. Может, в кино. Не важно, что у него нет машины: у незнакомки есть. Ей-то и не составит труда подбросить.

Я нацепил очки и пригляделся, но рассмотреть ни лица, ни голоса разобрать не мог – она сидела ко мне спиной молчала. Но понял, наверное, слушала. А потом случилось странное. Она что-то ему сказала, подманив пальцем и наклонившись почти к его уху. Глеб кивнул и полез в карман за телефоном. Глеб, вроде, что-то записал, спросил у девушки, а она кивнула в ответ. На этом их разговор продолжился. Они о чем-то беседовали, но тихо, я мало что слышал. Потом и вовсе перестал пытаться и решил попереписываться с Костиком.

Минут через пятнадцать незнакомка встала, забрала свою посуду, достаточно громко и длинно поблагодарила Глеба за приятную компанию и ушла, вновь скрывшись на машине в пыли дороги.

Одно я понял точно – голос у нее был неприятный.

– Чего она хотела? – спросил я Глеба, когда он подошел к стойке, смурной и взъерошенный как воробей после дождя.

– Не твое дело, – бросил мой напарник.

– Ну, а о чем говорили?

– О чем надо, – буркнул Глеб, плюхнулся на мягкий стул и набрал номер Гали. До вечера он не перекинулся со мной ни словом.

Все самое интересное началось на пятый день, когда незнакомка, самостоятельно забрав свои напитки, не отправилась за свой столик в одиночестве или с Глебом, а поманила меня за собой.

Я сначала даже опешил. В ее зазывающем движении кисти было столько пренебрежения, столько безразличия, будто бы я был дворовой собакой, а не человеком.

– Это вы мне? – пискнул я.

Она кивнула, не обернувшись, да так быстро и отстраненно, что этого можно и не заметить, и лебедем уплыла по глади воды к столу, села и ждала.

– Давай уже, иди! – прошипел Глеб и подпихнул меня.

Несколько метров до углового стола показались стометровкой, и я задыхался.

«Дима, это всего лишь девушка. Вспомни о своем очаровании», – подумал было я, но вспоминать особенно не о чем.

Когда я уселся напротив и положил руки на стол, – наконец-то смог рассмотреть незнакомку.

Портрет, написанный по памяти, до сих пор лежит у меня в столе.

Худая, даже костлявая, с выпирающими над воротом белой футболки, ключицами, тонкими, исчерченными полосами синих вен как тетрадка в линейку, руками. Цепочки на тонкой шее. Лицо, формой напоминающее треугольник. Тонкие и симметричные губы, накрашенные темно-красной помадой. Большеватый нос, россыпь родинок на шее, ввалившиеся щеки, широкие линии бровей, светлые волосы по плечи. На каждом ухе несколько серебряных сережек-колец и одно в носу. Единственная блестящая живость образа. Вся она заключена в кольца с головы до рук, а, может, и до самых пальчиков ног. Ее лицо показалось мне красивым, но каким-то отталкивающим. Слишком правильным.

Ее глаза пугающие, темно-зеленые, цвета мутной болотной жижи. Казалось, оступись – и тебя засосет в горячие недра тусклых вод и зальет легкие соленым густым раствором сонных трав. Но самым удивительным и ужасающим было их выражение. Они стеклянные, искусственные. Лишенные эмоций, ни радости, ни ненависти – только холод и немая тоска. Они словно смотрели не на тебя, а куда-то сквозь тебя, копались в мозгах пальцами без всякого стеснения. А когда незнакомка, оторвавшись от телефона, посмотрела на меня со всей внимательностью, я чуть дар речи не потерял. Мне показалось, что я увидел взгляд трупа, уже изъеденного червями, настолько безжизненным он был.

– Дима, верно? – бесцветно спросила девушка и отложила дорогущий телефон, блестевший золотистой крышкой, в сторону.

Я невольно засмотрелся на него. Ни у кого в моем окружении не было такой безделушки.

– Откуда… – очень удивился я и закончил бы свой вопрос, если бы незнакомка не прервала поток моих восклицаний небрежным жестом, отозвавшимся звоном браслетов на тонком запястье.

– Твой напарник сказал.

– А, ну да. Дима. А тебя как зовут?

– Тоня, – нехотя ответила она, не двигаясь и сверля меня безжизненным взглядом болотных глаз.

– Как Антонина? – хотел было пошутить я.

– Анатолий. – В голосе ее не проскользнуло ни капли иронии.

Осознав, что мои шутки это каменное изваяние не веселили, я решил спросить напрямую:

– Ты что-то хотела, Тонь?

Она едва заметно поморщилась от моего обращения, поправила массивные серебряные кольца на костлявых пальцах и задумалась. Я почему-то взглянул на свои ладони и покраснел: они были в остатках засохшего масла.

– Напарник твой поведал, у тебя много знакомых. Я хотела спросить, нет ли среди них людей, которые собирались бы в Москву на этой неделе?

– А зачем тебе? – Я убрал руки под стол и обтер о шорты.

– Я направляюсь туда. Вернее, собираюсь. Дорога дальняя, и попутчик бы не помешал. Я думала, ты знаешь кого-то, кто мог бы составить мне компанию, – после напряженного молчания ответила она, не сводя с меня внимательного взгляда.

– А почему я?

– Напарник твой сказал, что ты окончил школу. Может, кто-то из твоих знакомых поступил в Москву и собирается уехать.

В тот самый момент над головой моей будто лампочка зажглась. Но додумать не дали – пугающие глаза смотрели на меня и требовали ответа.

– А тебе не боязно ехать с незнакомцем?

– Не боязно.

– А чего одна тогда не хочешь?

Лицо Тони все еще казалось глиняной маской.

– Ты меня не слушаешь.

– Ну, тогда повтори.

Она помолчала совсем немного, словно прикидывала, достоин ли я был ее объяснений.

– Ехать день, может быть, даже два. Я не могу долго вести ночью. Мне нужен кто-то, кто мог бы будить меня в пути и помочь, если вдруг что-то случится. Но у меня есть условия.

– Да я не сомневаюсь, – ляпнул я.

– Замечательно. – Она скривилась. – Платим за бензин пополам. Если остановимся в мотеле, каждый оплачивает свой номер в мотеле. Все прочие покупки оплачиваются индивидуально. Если до воскресенья найдется тот, кто согласится поехать со мной, сообщи. Буду безмерно благодарна.

Я не успел и слова вставить. Она вскочила с места, забрала свою чашку и стакан, запихнула телефон в карман коротких шорт, из которых длинными палками вытягивались ноги, и собралась уходить, гремя подвесками, круглыми браслетами и кольцами. Но лампочка над моей головой вновь зажглась, да так ярко, что я чуть не ослеп. Мысли скрутились в клубок.

– Подожди!

Она остановилась у двери, когда уже коснулась протертой ручки. Не оборачиваясь, спросила:

– Что еще хотел?

Я подошел поближе, чтобы навостривший уши Глеб не услышал моих слов, и спросил:

– А попутчик твой должен уметь машину водить? Ну, права там иметь…

Тоня еле слышно хмыкнула, повернулась и посмотрела на меня так, что я сделался красным от стыда.

– Нет, до этого мне нет никакого дела, – ответила она с ледяной усмешкой на темных тонких губах. – Я никого не пущу за руль.

Я, чуть затупив, кивнул и остался на месте. Наверное, нужно было попрощаться, поблагодарить за посещение и за приятное знакомство, которое и приятным-то нельзя назвать. Может, даже дверь придержать. Но я стоял и глядел ей в след. А она, даже не взглянув на меня, завела машину, выехала на дорогу и скрылась в той же стороне, откуда каждый день и приезжала.

Я еще немного постоял у входа. Послушал тихое покашливание холодильника с мороженым, для вида проверил ценники на чипсы и вернулся к стойке.

Стоило мне подойти, Глеб, оторвавшийся от переписки, спросил:

– Ну че она хотела?

– Не твое дело.

– А о чем говорили?

– Ни о чем.

Глеб рассмеялся. Мне же было не до смеха.

До самого вечера мир погрузился в туман. По привычке я работал, ничего не делая, переписывался, не вчитываясь в сообщения, отвечал на звонки мамы, не вслушиваясь в ее слова. Мысли вспенились в голове и не давали никакого шанса на успокоение.

Я все думал и думал, но ничего путного из этих размышлений никак не мог выудить. Сейчас даже не могу вспомнить, как доехал до дома. Не помню, как смог отбиться от маминой кормежки, от приставаний сестры и сообщений Костика, как улегся на кровать. Помню только, что голова разваливалась от мыслей.

У меня был день на то, чтобы расспросить знакомых. Совершить доброе дело, помочь незнакомке найти попутчика. Даже хорошего попутчика. И у меня были варианты, честно. Но я не написал о просьбе Тони даже своему лучшему другу.

А все из-за того, что лампочка над моей головой так и не хотела потухать.