Loe raamatut: «Город Юности»

Письмо самой себе

Мне сорок лет.

И эта цифра как приговор и как освобождение одновременно. Сорок – это когда ты уже знаешь достаточно, чтобы не врать себе. Достаточно, чтобы принять свои шрамы. Достаточно, чтобы впустить боль и благодарность.

Я пишу эту книгу не для славы. Не для того, чтобы меня жалели или восхищались. Я пишу её, чтобы договорить то, что не успели мои подруги. Чтобы их голоса зазвучали сквозь время. Чтобы память не стала просто красивым словом, а превратилась в действие.

В моём городе – Комсомольске-на-Амуре – память особая. Липкая как смола с хвойных деревьев. Въедливая, как речной туман. Память здесь не просто воспоминание, а живой организм, который дышит, шевелится и помнит каждую трещинку на асфальте, каждый шорох в заброшенных дворах.

Мой город – это не географическая точка. Это состояние души.

Когда-то давно, в 2001 году, я решила, что навсегда оставляю этот город. «Навсегда» для меня тогда значило – никогда не возвращаться. Физически я сдержала обещание. Но душой – нет. Душой я здесь постоянно. В каждом запахе дождя, в каждом скрипе старых подъездов, в каждом лице случайных прохожих.

Я женщина, которая собирает осколки памяти. Реставратор человеческих историй.

Истории моих подруг – это не просто биографии. Это целые миры, которые могли бы состояться, но почему-то не состоялись. Альтернативная реальность, застывшая в фотографиях, дневниковых записях, обрывках разговоров.

Моя соседка Милка, с которой было так много поделено на двоих. Арюна – художница и красотка-азиаточка с потрясающим чувством юмора. Аня с солнечной улыбкой и добрым сердцем, готовая всем помочь. Алина – будущая артистка и журналистка.

Они все умерли слишком рано. До того, как успели по-настоящему начать. До того, как мир успел их по-настоящему разглядеть.

И теперь я их летописец. Их голос. Их память.

Книга, которую вы держите в руках, – это не биография. Не мемуары. Это – реквием. Реквием поколению девочек из провинциального городка, которые мечтали быть услышанными.

Которые так и не были услышаны.

До конца.

Посвящение

Милка, Арюна, Аня, Алина…

Вам, девочкам, которые остались шестнадцатилетними в городе, где время измеряется не часами, а дыханием. В городе, который был не просто точкой на карте, но целой вселенной юности, боли и несбывшихся мечтаний.

Вы частицы света, брошенные в серость провинциального мира. Метеориты, пролетевшие так ярко и так быстро, что даже небо не успело запомнить ваши имена.

Милка, я помню, как мы бегали друг к другу в тапочках с девятого этажа на седьмой и обратно. Дорогая моя соседка, каждый наш шаг был маленьким бунтом против обыденности. Наши смешки были тайным способом преодолеть серость жизни, наши перешёптывания – важнее любых официальных переговоров.

Арюна, художница с душой, распахнутой навстречу немыслимым мирам. Твои фанфики о КВНщиках были не просто текстом – они были твоим способом дышать. В своих рисунках и строках ты строила целую вселенную, где каждая деталь была частичкой твоего сердца. Ты знала цену воображению задолго до того, как мир признал его ценность.

Аня, я вспоминаю твою невероятную способность проживать чужие истории. Тот вечер для одарённых учеников – не просто событие в школьном календаре. Это был момент откровения, когда ты позволила душе раскрыться, как редкому цветку в суровом дальневосточном краю. Твоя открытость была твоим главным даром и твоей величайшей болью.

Алина, танцовщица с энергией расплавленного солнца. Твои движения были языком, который понимали только свобода и страсть. Ты могла заставить танцевать даже неподвижные стены нашего города. Каждый твой шаг был криком о том, что молодость – это не возраст, а состояние души.

Простите, что я в тот период просто не смогла найти нужные слова для ваших родных и близких. Я чувствовала вину за то, что осталась жива. Как болезненное напоминание о том, что вас нет.

Комсомольск-на-Амуре – не просто город. Это пространство вне времени, где каждая улица помнит ваши шаги, каждый двор хранит ваши смешки, каждое окно отражает ваши мечты.

А я? Я люблю вас и помню! Девчонки, я помню. Вы мои навеки шестнадцатилетние подружки. Больше таких у меня не будет.

Вы есть.

Не было, не будет. Есть.

В памяти. В словах. В свете.

Навсегда живые.

С любовью, болью и верой, я посвящаю вам эту прогулку по городу нашей юности.

Городок

«Ах, как хочется вернуться, ах, как хочется ворваться в городок.

На нашу улицу в три дома, где всё просто и знакомо на денёк.

Где без спроса входят гости, где нет зависти и злости. Милый дом.

Где рождение справляют и навеки провожают всем двором…»

Анжелика Варум «Городок»

Кто-то ещё возвращался в свой город юности? Маленький, весь исхоженный вдоль и поперёк. Такой родной и до боли, до дрожи в ногах знакомый… Каждая улица и каждое дерево, лица прохожих и соседей как часть пазла. Головоломки, которую я собирала по кусочкам всё своё детство и юность. Как городок из одноимённой песни Анжелики Варум.

Свой городок я покинула в далёком 2001 с обожжённой душой и намерением никогда больше не возвращаться. Я не вернулась. Но мой город продолжает жить во мне. И являться мне во снах. Он – это я.

Я родилась 23 марта 1984 года в Городском роддоме № 2 в самом центре у парка Строителей.

В одном родзале с моей мамой лежала другая женщина. Крики, стоны, потуги и вместе со мной на свет появляется мальчик. Ваня. Мы лежали в соседних люльках – Иван да Марья. Дружить наши мамы не стали, не до того было. А мы с Ваней познакомились только в 2002, случайно узнали, что родились в один день и почти в одно время. Уточнили у наших мам и узнали, что в одном роддоме. Это мог быть зачин великой истории любви. Но нет, слишком банально. Ваня как-то сразу показался мне таким родным и близким по духу. Что-то нас объединило и связало в тот самый момент рождения, когда два крикливых «овнёнка» решили ворваться в этот мир. С Ваней мы познакомились с лёгкой подачи моей одноклассницы Ани. На вечеринке с её однокурсниками в тёплый летний вечер. Нас было пятеро – три девчонки – я, Аня и Оля и два парня – Ваня и Вова. Оля, а это была её «хата», готовила шарлотку. Мы болтали, танцевали, смеялись до упаду. Даже помню, в какой-то момент повалились все на пол, задыхаясь от смеха.

Я тогда отходила от болезненного для меня расставания. Моей университетской любовью стал бывший одногруппник моего одногруппника. Чтобы не запутаться: я училась на лингвиста-переводчика, а филфак не шибко богат парнями, надо сказать. В нашей группе появился мальчик Павлик, который до этого учился с группой на курс старше. Чтобы делать совместные задания, мы объединялись с его одногруппником Колей из той, старой группы. Совместные диалоги и встречи с Николаем совсем скоро переросли в свидания и нечто большее. Мы провстречались с первой моей университетской осени до весны моего совершеннолетия, а потом как-то очень глупо расстались. Уже и не могу вспомнить из-за чего. Но я так сильно страдала, что мне как воздух нужны были друзья и их поддержка.

Я год не была в Комсомольске, и когда приехала на каникулы, всё было для меня каким-то другим. Мой город, но без людей, которые были его неотъемлемой частью.

Без светлой девчонки с веснушками, моей соседки с девятого этажа. Я звала её Людочкой, а все вокруг звали её Милой.

Без талантливой художницы Арюны. Буряточки с потрясающим чувством юмора и тонким чувством стиля.

Без доброй Ани, с улыбкой, озаряющей её лицо. С ней мы были на балу для одарённых школьников.

Без самой младшей из нас – Алины. Девочки, которую ждало великое будущее в сфере журналистики. Она вещала на радио и ТВ.

И я. Скромная девчонка, которая по случайно найденной книге Дейла Карнеги, выстраивала себя. Эта книга была моим первым тренингом, и это был вдохновляющий опыт. Я училась общаться с людьми, заставляла себя выполнять некие задания. Поговорить с пятью незнакомцами на улице. Попросить продавщицу что-то показать с прилавка (супермаркетов тогда не было). Это не из книги Карнеги, о нет. Я даже не знаю, откуда я брала такие задания. Наверно, сама себе придумывала. Это было задолго до марафонов и карт желаний, до понятия «выход из зоны комфорта». Я чётко понимала, что надо преодолевать и трансформировать себя. И у меня, на удивление, получалось.

Я начала писать лет в 7, наверное. В самом начале это были стихи. Я записывала их в коричневую тетрадку и никому не показывала. Вроде даже какое-то стихотворение было опубликовано в газете «Свежий ветер». Потом лет в 10–11, наверно, я стала писать про девочку Нику, юную «расследовательницу» преступлений. Да, да, именно так, авторская стилистика и орфография 11-летней Маши сохранена. Ника, как сейчас помню, успешно расследовала убийство на пароходе. Мой папа работал в транспортной прокуратуре, видимо, это повлияло на сюжет. Тогда же я стала набирать эту историю на папиной печатной машинке. Я и папе помогала печатать на машинке, видимо, поэтому канцеляриты и обороты отчётов невольно попадали и в мой детектив.

В 13 лет мама привела меня в секцию самбо. Тогда набирали экспериментальную группу девочек. Руководила нами молодая жена тренера по самбо и спортсменка Ирина Петровна. Сама Ира пришла на спорт, стала активно заниматься с тренером и… забеременела от него в шестнадцать лет. Тогда в девяностых такие истории были не редкостью. Она родила сына, но не смогла вернуться в большой спорт, а потом и ушла в тренерство.

Через год из двадцати девочек осталось всего четыре: две Маши, Лена и Альбина. Нас перевели с «повышением» в спортзал Техникума, и я занималась там до 17 лет. Мы ездили на краевые и всероссийские соревнования. Там я впервые влюбилась в мальчика по прозвищу Ангел, который ангельским характером отнюдь не обладал. Да и внешность у него была демоническая: тёмные волосы, чёрные как уголь глаза и кривоватая усмешка. И что я в нём нашла, я не знаю. Видимо, влюбляться не в тех – это моя милая природная особенность…

Итак, я начала свой рассказ о моём городе юности, городке, где я родилась и выросла. Глава за главой я буду раскрывать вам свои истории и истории девочек, которые остались там навсегда. Я постараюсь соблюдать хронологию, но иногда буду углубляться в какие-то темы и на чём-то останавливаться. Это не мемуары в их классическом понимании. Это книга атмосферы и воспоминаний тех лет, своеобразное «слово девчонки» из 90-х…

Город детства

Комсомольск-на-Амуре, здесь живут мои друзья

Комсомольск-на-Амуре, это родина моя

Я любуюсь тобой, твоей гордой красотой

Расцветай, город мой, дорогой

Наталья Штурм «Комсомольск-на-Амуре»

Так уж получилось, что родилась и выросла я в Комсомольске-на-Амуре. Себя я помню примерно лет с двух. Как вся мебель была огромной, как я лазила в тумбочку под телевизором и разбрасывала газеты. Помню, как бабушка уговаривала меня съесть котлетку и называла «кулёмой». Заботушка. После бабушки меня никто так поесть не уговаривал, да и времена настали другие.

Бабушки не стало. У меня родилась сестрёнка, которую я качала в коляске и пела ей все песни, которые знала. Пугачёву и из мультика про Леопольда. Она была маленькая и не могла отключить эту поющую «ведущую» во мне.

Папа много работал и часто ездил в командировки. Мама сидела с нами, но денег не хватало, и вскоре она вышла на работу.

Мы росли детьми, которые ничего не просили в магазинах, ели рожки и картошку, если ничего другого не было, и много времени проводили во дворе.

До моих девяти лет мы жили в спальных микрорайонах. В школу я пошла рядом с железнодорожным вокзалом, и мои воспоминания о ней идеальны. У меня были самые лучшие одноклассники, с которыми мы пели гимн СССР и бегали на переменках. Вспоминаю кучерявого одноклассника Егорку, как я дёргала его за кудри, а он невероятно громко орал. Мою первую учительницу Ольгу Сергеевну, невероятно добрую и красивую.

Один раз в неделю мы ездили в бассейн, а после него собирались на заднем дворе школы и устраивали пир. «Рубали» всё, что нам давали родители – бутерброды, варёные яйца, картошку в мундирах. В 90-е картошка была нашим всем.

Я дружила не только с одноклассниками, но и с ребятами во дворе. Мы бегали смотреть на поезда. На базар посмотреть, что там продают, и жевали одну жвачку на семерых по очереди.

Как-то на базаре (мы так рынок называли) я подобрала упавшую купюру в 25 рублей и отдала растеряшке-дяденьке. Он мне в благодарность презентовал 5 рублей. Это были ещё советские деньги с Лениным, и мы купили на них продукты. А ещё петушок на палочке.

Помню, как я шла в магазин за жвачкой и меня ограбили мальчишки постарше. Это было очень обидно. Я зашла, плача, в магазин без денег, и кто-то мне купил вожделенную вещь.

Жевательная резинка, как и картошка, была символом начала 90-х. Мы её берегли, жевали, заворачивали в фантик и потом снова жевали, собирали фантики в альбомы.

Воспоминания зажигаются во мне, как огоньки в новогодней гирлянде. К сожалению, некоторые со временем тускнеют и сгорают.

Итак, место действия Комсомольск-на-Амуре. 1993 год. Мне 9 лет. Мы переехали в новую квартиру в центре города и обзавелись дачей.

Квартира находилась рядом с Центральным парком и ДК ЗЛК – местом, где проходили все концерты местных и приезжих звёзд.

А парк, в свою очередь, был местом, где творилась всякая жесть. Слухи ходили нехорошие: что там нападают, убивают, устраивают разборки и т. д. Вечером через парк нам ходить строго-настрого запрещали.

А я пошла в новую школу. В гимназию. В класс, где уже год учили английский. И вот я такая из обычной школы нарисовалась. Спасли меня мама и Скультэ, а вернее, книга «Английский для детей». Мама занималась со мной, сама не особо зная английский, и вскоре я догнала своих одноклассников. А потом и перегнала.

Учиться в гимназии было не так уж и легко. После бывшего дружного класса, где мы делили на всех жвачку и последний бутерброд, я попала в коллектив, в котором каждый сам за себя. Но я научилась материться и стала ходить на «стрелки» (это так разборки с применением уголовных понятий назывались). И подруги у меня тоже появились. Спасибо Юле и её бабушке за гостеприимство и вкусные супчики, Наташе за долгие разговоры, а Кате за то, что вступилась за меня на «стрелке» и так «вгрузила» всех по понятиям, что мои обидчики больше ко мне не подходили.

В тот период я не обедала в школе, а откладывала деньги на «Сникерсы» и «M&m’s». Это было что-то запредельное. Мечта всех детей того времени. Как и «Тамагочи». Круче, чем сейчас IPhone.

А денег катастрофически не хватало. Даже на еду. Выручала дача. Она была обалденной. Двухэтажный белый кирпичный дом с печкой и чердаком. И участок, на котором я не очень-то любила работать. Но у меня была грядочка, где я выращивала всё, что хотела. И бочка в теплице, где я купалась. А ещё мы ловили рыбу в канаве и ходили купаться на карьер. Даче я, пожалуй, посвящу ещё отдельную главу. Она была моим загородным оазисом в мире серых панельных домов и того нелёгкого времени.

Липовая, 8

Летний дождь, летний дождь

Начался сегодня рано

Летний дождь, летний дождь

Моей души омоет рану

Мы погрустим с ним вдвоём

У слепого окна

Летний дождь, летний дождь

Шепчет мне легко и просто

Что придёшь, ты придёшь

Ты придёшь, но будет поздно

Игорь Тальков «Летний дождь»

Комсомольск-на-Амуре раскинулся среди сопок и тайги, словно остров цивилизации в море дикой природы. Город окружали места, будто сошедшие со страниц путеводителей: величественный Амур, несущий свои воды мимо Мылок и Пивани, загадочные сопки, хранящие тайны древних нанайских стойбищ со столбами-письменами, извилистая Силинка, живописный посёлок Хурба и таинственные хребты Мяо-Чан.

Помню, как мы однажды заблудились с родителями в лесу. Часами петляли между деревьев, пока не вышли к железнодорожным путям. Возвращались домой в вагоне с сеном – пахучим, колким, пропитанным запахом коров. Там, зарывшись в это душистое море, я нашла иностранную монетку – словно привет из другого мира.

На островках недалеко от города местный авторитет устроил тренировочный лагерь для своего «Гитлерюгенда». А мы, не подозревая об этом, приезжали туда загорать и купаться в прозрачной амурской воде. Природа здесь была нетронутой, первозданной – такой, какой её создал Бог.

Наша дача находилась в месте под названием Карьер, в часе езды от города. Липовая, 8 – этот адрес врезался в память, хотя липами там и не пахло. Зато воздух был напоен ароматами луговых трав и полевых цветов. Двухэтажный домик из белого кирпича стал моим маленьким королевством – я с удовольствием наводила там порядок, протирала окна, мыла полы.

Рядом с домом стояла теплица, а возле неё – ржавая бочка с водой. Солнце нагревало её, превращая в природный бассейн. У меня были свои грядки, за которыми я ухаживала с особой гордостью. Правда, приходилось вести настоящую войну с американскими вонючками – полосатыми жуками, которые так и норовили съесть наш урожай.

Еда на даче казалась особенно вкусной: сухой Доширак хрустел как чипсы, а тушёнка из натурального мяса была настоящим деликатесом. По вечерам потрескивали дрова в печке, из бани доносился аромат распаренных веников, а в пруду громко квакали лягушки.

Мы ловили мальков самодельными удочками, собирали грибы и ягоды в лесу. На затопленном карьере я научилась плавать – просто ходила по дну, перебирая руками, пока тело не привыкло держаться на воде. Здесь же освоила велосипед, падая и поднимаясь, пока наконец не поймала баланс. Дача подарила мне чувство свободы и ответственности – ведь теперь у меня были свои грядки, за которыми нужно было ухаживать.

Соседи вокруг жили хорошие. Мы ходили друг к другу в гости, парились в банях, делились урожаем. Но даже в этом райском уголке таились свои змеи. Я подружилась с девочкой Алиной, но её дедушка… Сейчас, вспоминая его взгляд и то, как он пытался… Нет, не буду вдаваться в подробности. Главное, что я смогла вырваться и дать подруге совет никогда не оставаться с ним наедине.

***

В те годы в Комсомольске происходило много страшного. История с таксистом, которую рассказала одна девочка… Рассказы других девчонок из спортивных секций… Всё это заставляло нас, подростков, взрослеть раньше времени. Мы создали свой маленький круг единомышленниц – девочек с одинаковыми моральными принципами. Везде ходили вместе, защищали друг друга, поддерживали. В мире, где творилось столько мерзости, такая дружба была спасательным кругом.

На даче я впервые прочитала про Чикатило, и я помню, как меня шокировало то, как один человек может сотворить столько зверств. Там я впервые услышала про главаря нашей дальневосточной мафии Джема. Взрослые сплетничали и делились новостями, а я подслушивала и понимала, насколько жесток этот мир.

Может быть, именно контраст между красотой природы и уродством человеческих поступков сделал нас сильнее. Мы научились видеть хорошее, ценить настоящую дружбу и доверие. И пусть на Липовой, 8 не росли липы, там росли мы – и старались вырасти хорошими людьми.

Сейчас, вспоминая те времена, я понимаю, что дача была больше, чем просто местом отдыха. Это был островок безопасности, где можно было быть собой, где простые радости – запах свежескошенной травы, вкус тёплых помидоров с грядки, плеск воды в самодельном бассейне – помогали сохранить веру в хорошее. И эта вера помогла нам выжить в то непростое время.