– Давай.
Он молча отдает мне сумку, киваю ему и иду к машине. Смотрю на Лару и резко выдыхаю.
Она спит.
Прямо в той позе, в какой я ее оставил, когда выскочил из машины. Сдвинула ножки, безвольно опустила руки, волосы разметала по сиденью. И спит. Тихо и мирно.
Вспоминаю, что надо дышать, аккуратно закрываю дверь, чтоб не разбудить.
– Бля, как ангел спит… – хрипит рядом Фома, и я невольно дергаю верхнюю губу, оскаливаясь. Мне не нравится, что кто-то чужой смотрит на Лару. Она моя.
– Спасибо, Фома, – киваю приятелю и иду к водительскому.
Сажусь, завожу машину и еду.
К себе еду.
Глава 6
– Где мои трусы, Лелик?
Я не обращаю внимания на вопрос, продолжаю методично подтягиваться. Мне еще один подход надо сделать, как раз и нервную трясучку угомоню.
Неосознанно напрягаю сильнее, чем требуется, живот и бицепсы, так, чтоб рельефней смотрелось.
Ощущаю, как взгляд Лары скользит по мокрому от пота телу, прямо физически ощущаю. Ну и стараюсь, ясное дело, чтоб чище все выполнить, чтоб красиво… Эстетично, во!
Пауза затягивается, есть понимание, что Лара увлечена рассматриванием. Ну и хорошо… Очень хорошо.
– Лелик! Ты меня слышишь? Почему я без трусов? Что ты со мной сделал вчера, скотина?
А вот это уже обидно.
Спрыгиваю с турника, вешаю на шею полотенце, медленно вытираюсь…
А потом вскидываю на нее взгляд, получаю уже ставший привычным удар в грудину от того, насколько она красивая. Даже такая вот – помятая, в потерявшем свой блеск и свежесть платье, босая, с размазанной по мордашке косметикой. Красивая до боли. Глаза сверкают, неуступчиво так. И губы красные. И щеки натертые. Накатывают воспоминания, при каких условиях она все это дело натерла, ощущаю, как все внутри напрягается, неосознанно делаю к ней шаг.
И, наверно, на редкость дико смотрюсь, потому что она, вздрогнув, делает шаг назад. И еще один.
Я наступаю, жадно дрожа ноздрями. Хочется ее запах урвать. Побольше. Посильнее. Опять, как вчера. Потому что вчера мало мне было! Мало! Только куснул, не наелся!
Загоняю ее в угол, к стене, упираю ладонь прямо возле лица, наклоняюсь… И вижу, как у нее непроизвольно подрагивают изящные ноздри породистого носика и расширяются зрачки… Она реагирует на меня, бляха! Реагирует! Что вчера, по пьяни, когда немного отпустила тормоза, показала свое истинное лицо, что сегодня… Осознание наполняет чем-то настолько диким, настолько сладким, что все силы уходят на то, чтоб не сократить расстояние между нашими лицами до минимального. Совсем сократить.
– Если бы я с тобой вчера что-то сделал… Принцесса… Ты бы сегодня это почувствовала.
Она завороженно смотрит в глаза мне, сглатывает, пытается усмехнуться, как обычно, высокомерно.
– Это вряд ли… Много о себе думаешь…
– Нет… – я знаю, что это все – маска. Что она, Лара Добровольская, вообще другая. Она вчера мне много чего рассказала. Пусть и по пьяной лавке, но мне хватило. Например, четко понял, почему не подпускала, почему отворачивалась. Просто Лара ненавидит насилие. В любом его проявлении. Было что-то такое в ранней юности… Она не уточнила, что именно, но я поставил себе зарубку. Проясню этот вопрос и вырву ноги тому, кто ее обидел. Для нее, пацифистки и тонкой натуры, тот мой бой на ринге был дикостью. А я – тупым варваром, монстром, любителем бить и забрызгивать кровищей ринг. Она это все мне прояснила как раз, пока я с нее стаскивал сапоги и укладывал спать. В перерывах между приставаниями. Ее приставаниями ко мне, потому что Лара хотела секса. И лепетала что-то о том, что я охренительно пахну, и что я – тот еще монстр и это все неправильно, но хочется… И целуюсь я круто… И еще что-то, такое же приятное любому нормальному мужику. То. Что я изо всех сил старался проматывать в голове и не циклиться на этом всем. А то ведь… Не железный, да. Мог и не выдержать, дать слабину. И как потом быть? Она же проспится, она же будет в ужасе… И я опять виноват буду, что воспользовался. Я не хотел, чтоб она вот так… По пьяни. Гордый да. Дурак. Потом всю ночь на кухне просидел, периодически вставая и разминаясь. Смотал на улицу, покрутил солнышко на турнике, чтоб сбросить напряг. И не думать о том, что всего лишь в метре от меня лежит моя беда. Доступная. Без трусов даже. Бери – не хочу.
Хочу. Дико хочу. Но не так. Не так.
– Нет… – говорю я ей, едва сдерживаясь, потому что ночь бессонная, нервы не железные, а она – трезвая, злая и нарывается. А еще вчера говорила, что я – вкусный. – Нет. Я о тебе думаю только. О тебе.
– Дурак… – она неожиданно понижает голос до еле слышного шепота, пытается отвернуть лицо, но я не даю, цепляю пальцем за остренький подбородок, придерживаю. И в глаза смотрю. Жду. – Дурак… Чего ж ты такой… Настойчивый…
– Не могу по-другому.
– Врешь… Получишь свое и…
– Получу?
– А думаешь, нет?
– Не думаю. Не могу думать. Ты скажи.
– Дурак… Кто же про это говорит…
– Да?
Она молчит, дышит тяжело прямо мне в губы. И теплый воздух от ее губ – нектар для меня. Сладость небывалая.
– От тебя… пахнет… потом… – шепчет она, с трудом выдавливая слова по одному, – это… неправильно…
– Не нравится? – придвигаюсь ближе еще, практически придавливаю ее своей грудью стене, осознаю, что дышу с ней в унисон, ее выдох – мой вдох, и наоборот…
– Это… Неправильно…
– Неправильно… Хочу тебя.
– Это… неправильно…
– Хочу.
Она не выворачивается из моих пальцев. Не делает ни одной попытки избежать поцелуя. И потому я не торможу больше. Лара Добровольская – не из тех, кто смолчал бы, если й было неприятно. Ей приятно. Пусть и неправильно. И она тоже меня хочет.
Наш поцелуй, сначала разведочный, пристрелочный, буквально через мгновение превращается в глубокий, поглощающий. И в этот раз я не руковожу. Я – следую туда, куда она меня ведет.
Она раскрывает рот шире, и я жадно трахаю ее языком, прикусываю пухлые губы, умирая от кайфа.
Руки действуют самостоятельно, я практически ни в чем не участвую. По стене ее – вверх, заставить обхватить меня тонкими, длинными ногами, сесть удобно на талию. Теперь целовать проще, мы практически на одном уровне. Сильнее сжимаю ее дергаю лямки платья, потому что хочется трогать грудь, небольшую, красивую до слез из глаз, и очень чувствительную, это я еще вчера, в машине выяснил.
От первого же прикосновения к соскам Лару выгибает дугой, она прижимается сильнее ко мне, поцелуй становится совсем диким, жестоким, а острые ногти проезжаются по затылку.
Она без трусов, а мне достаточно лишь отогнуть резинку на спортивках.
Прижимаю ее к стене, перестаю целовать, фиксирую крепко и смотрю в глаза. Мне нужен ее взгляд, когда буду входить. Хочу каждое движение ресниц отслеживать.
– Ах… – стонет она, вцепившись мне в плечи белыми от напряжения пальцами, раскрывает губы, глаза закатываются, но я легко встряхиваю, стараясь сдерживаться, потому что готов кончить уже, как пацан пятнадцатилетний. Просто от одного ощущения, что она – моя сейчас. Полностью моя. Что я ее трахаю наконец-то, что забираю себе, без остатка.
– Смотри на меня, Лара, смотри, – приказываю хрипло и одним ударом вхожу на всю длину сразу. В глазах – рой мушек черных. Моментально голова начинает кружиться, короче, пропускаю очередной удар от нее. Нокаут, бля.
Верней, я думаю, что нокаут, но реальный нокаут получаю, когда она послушно смотрит, прямо в глаза, не отрывая взгляда от меня. И в глубине ее зрачков – черные сладкие воронки, как от торнадо, с широким радиусом расхождения. Меня в них засасывает без остатка.
И, когда я начинаю двигаться, с каждым толчком ускоряясь, срываясь все сильнее и сильнее – теряю себя в ней. Полностью.
Это не я ее беру, это она – меня. Уже взяла. Давно. С первого взгляда, бля.
Был пацан – и нет пацана.
Все, кончился.
Она стонет так сладко, что я готов слушать это вечность. Она так нежно и правильно прижимается ко мне, что я не могу теперь представить, как это будет – без ощущения ее гладкой кожи под пальцами. Она так сильно и ритмично сжимает меня внутри, что удержаться хотя бы пару минут – реальный подвиг.
Она вся – для меня. Не зря я тогда удар в голову получил из-за нее. От нее. И все остальные удары.
Оно того стоило.
Вся моя жизнь стоила этого одного момента.
Одного.
И я тяну его так сильно, как только могу.
Она что-то шепчет, целует меня беспорядочно, везде, и прикосновения ее губ, мягких и сладких, немного смягчают мою инстинктивную жестокость. Мне не хочется быть с ней грубым, не хочется ее просто дико трахать, как я обычно делаю, просто выплескивая энергию. Мне хочется ее любить.
Сука, я ее и так люблю.
А сейчас… Мне хочется, чтоб она это поняла.
И она это понимает.
Как мне кажется.
Через два часа, проснувшись один в измочаленной кровати, я понимаю, что мне это все, наверно, реально показалось.
Моя беда не захотела остаться со мной. Не захотела что-то прояснить, поговорить.
Она очнулась от морока, ужаснулась и просто свалила обратно в свою чистенькую жизнь.
К мажорикам, папочкиным машинам и элитной тусне.
А я… Я – это то, что было неправильно.