Loe raamatut: «Физика»

Font:

© Мариям Кабашилова, 2016

ISBN 978-5-4483-3620-1

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

«Открыточного блеска лишена…»

 
Открыточного блеска лишена,
Зима расходует узор свой точный.
Там, где тепло имеет свой источник,
И больше леса тишина,
 
 
Встает январь студеный в полный рост,
Собою загораживая вечер.
Останься там стоять один навечно —
Смотреть на то, как чуден, бел и прост,
 
 
Снег падает, и длится много лет
Отсутствие привычных нам предметов.
Там нет кастрюль, газет, шнурков, таблеток,
Стаканов нет, чего там только нет.
 

«В этом городе длинном дождь моросит…»

 
В этом городе длинном дождь моросит,
Берега его тают в Мармара си
Словно сахар в горячем чае.
 
 
День поделен ровно на пять частей,
Месяц желтым светом в небе частит
И глядит на город печально.
 
 
Слышен запах кальяна чуть-чуть, негромко,
Наступает пора меж собакой и волком,
Отовсюду в кафе зазывают «велкам».
 
 
Там на каждом шагу временная пропасть:
Слышно сабель звон, недовольный ропот…
И вдруг кто-то – «Салям алейкум».
 
 
Он гуляет там без всякого смысла,
Но куда бы ни шел, попадает на пристань,
Долго дышит горячей грудью.
 
 
Там прохожий с ним говорит стихами,
Может быть, Иисус, может быть, Мухаммед,
А возможно даже и Будда.
 

«Можно, конечно, поехать на море. Но на деле —…»

 
Можно, конечно, поехать на море. Но на деле —
Еще один день проведу в постели,
Разглядывая окно, потолок и стены.
Мои друзья выросли, женились, растолстели,
Бросили жену, работу, пить,
Сторчались, умерли. Не с кем больше дружить.
Думать, делить душевную прыть,
Гулять по Чистым, тянуть длинную нить
Разговора:
Кино, поэзия, Маяковский, Есенин, Айседора,
Курить в сумерках коридора.
Некому сказать «Ты мне дорог.
Ты мне очень дорог…»
 

«Давным-давно на этом месте…»

 
Давным-давно на этом месте
Был лес глухой. Под долгий шелест
Деревьев, что росли здесь двести
Лет, жил святой отшельник.
 
 
Он целый день, с утра до ночи,
Молился в крохотной каморке.
Сначала он что было мочи
Мечтал о чудесах, чтоб море
 
 
Пред ним покорно расступилось,
И прочие такие вещи…
Ругал себя: «Что за тупица,
Хотя бы сон приснился вещий».
 
 
И продолжал молиться богу,
И перестал мечтать о чуде,
И снилось, что на поле боя,
Стоит он в шлеме и кольчуге.
 
 
Туман сгущался в небе сером,
Но ярче, чем паникадило,
В его груди горела вера.
И было настоящим чудом, что чудо не происходило.
 

«Вот еще один день в Ереване…»

 
Вот еще один день в Ереване,
Раннее
Утро. Радует армянское солнце.
Продолжается в сердце
Ведущая в горы дорога.
Быстрая струя родниковой воды впадает в реку с первого раза.
Свет, вступая в химический процесс с сетчаткой глаза,
Производит опыт по получению бога.
 

***

 
Пространство комнаты берет на пробу свет ночника,
И тянется комод к кровати, но все никак.
 
 
Снаружи дождь, и чей-то вечер испорчен в хлам,
А мимо полосат и клетчат напополам
Идет народ,
 
 
Забывший зонтики, перчатки и кучи книг
На улицах и шумных барах, в метро час-пик.
 
 
Ты тоже, потерявший что-то, идешь домой.
Уже не мой, ничей, а, впрочем, и сам не свой.
 
 
Вокруг темно, и над тобою звезда дрожит,
Тебя в стихах гораздо больше, чем в этой жи…
 

«Я знаю точно, есть на свете сила…»

 
Я знаю точно, есть на свете сила,
Которая спасет, если – беда.
Мы будем долго вместе и когда
Те годы жизни, что тебя любила,
Вдруг перевесят те, что не любила
(Хотя я математик еще тот),
Мы купим кремовый с черникой торт
Апрельским вечером цветочным, пьяным
И разольем по синим чашкам чаю,
Немного пахнущий лавандой и тимьяном.
И все для нас закружится сначала.
И я скажу, спасибо, что простил,
Спасибо, что сквозь годы сохранил
Смысл этих слов – знакомых и простых —
Таким же мощным, как в разливе Нил,
Таким священным, как старинный стих,
Дарующий волшебный свет зари,
За то, что только мне их говорил.
 

«Прежде чем что-то сказать…»

 
Прежде чем что-то сказать,
Взвешиваю каждое слово на языке,
Произношу только самое невесомое.
 
 
Если сравнить переводы Стивенса с оригиналом,
Полученная разница и будет тем, настоящим.
 
 
Я провела тщательный анализ одного февральского вечера
Две тысячи тринадцатого года
И не обнаружила в нем ни одного черного дрозда,
Ни одного крыла, клюва или перышка и даже ее тени.
 

«Ночь не издает ни малейшего шума…»

 
Ночь не издает ни малейшего шума,
Звезды по небу рассыпаны как попало,
Появилась луна и вновь пропала.
Ты просто дыши, ни о чем не думай.
 
 
Не шелохнется штора, не скрипнут двери,
Долго сиди в тишине и покое,
И в тишине этой можно услышать такое,
Что, открыв глаза, уже не уверен,
 
 
Прежний ты человек или новый
(Это не образ, здесь понимай буквально),
Было ли так всегда, изначально…
Моешь посуду, хранишь на счастье подкову,
 
 
Откликаешься на свое имя,
Продолжаешь дальше идти по кругу,
Только чуть-чуть сомневаясь, что эти руки,
Эти ноги всегда были твоими.
 

«Путь от Кеану…»

 
Путь от Кеану
До Нео. От Марии до Маши.
От синей краски гуаши
До глубин океана.
 
 
Никаких проволочек.
Как стремится котангенс
В путь от Ганга до Ганги,
Запредельно и точно.
 
 
Все уже проиграла
На расстроенных струнах,
Жизнь длиннее, чем юность,
Дольше всех сериалов.
 
 
Посмотри как снаружи
Ветер легкий апрелит,
Различить еле-еле
Отражения в лужах.
 

«Весной, когда расцветает белая акация…»

 
Весной, когда расцветает белая акация,
И сладкий аромат в волшебном танце
Проникает в мою одежду, кожу и волосы,
Я вспоминаю, как человек сидел в позе лотоса,
Копил в своем сердце любовь и веру.
Пока это возможно, пока не превратился в дерево.
Вот в эту самую акацию.
Рот был полон молитвы, губы не успевали за пальцами,
Перебирающими четки,
Шептали мантру еле слышно, нечетко.
 

«Мишель заснул, и снились ему титры…»

 
Мишель заснул, и снились ему титры
Не сбывшегося наяву кино.
В нем в кадре постоянно часть квартиры —
Один лишь стул, обои и окно.
 
 
И девушка еще была, конечно.
Она вела негромкий разговор
С собой и поправляла внешность.
Еще звучало в воздухе «Мотор»,
 
 
Когда Мишель прекрасный и печальный
Проснулся. Дом качался на плаву,
Скворчал на кухне выкипевший чайник,
И лил ноябрьский дождик наяву.
 

«Когда она звонила ему рассказать, как чудесно прошла экскурсия…»

 
Когда она звонила ему рассказать, как чудесно прошла экскурсия,
Она была уже мертва. Он не верил своим ушам, ведь был в курсе,
Что российские туристы утонули в Адриатике во время прогулки
На лайнере «Котор». Какие-то проблемы с мотором из-за фальшивой втулки.
Ее фамилия в списках погибших. А она ему говорит: «А дальше, ты только послушай,
Нас высадили на райском берегу…» В аэропорту она выглядела отдохнувшей.
И они продолжили жить как прежде. Он дарит ей цветы, варит по утрам кофе
По какому-то особому рецепту, он в этом деле профи.
По выходным водит в кино, на прогулки в сосновый бор.
В кафе официантка удивляется его просьбе принести второй прибор.
Он смеется, говорит об издержках профессии, она, рассматривая ее нарочито строго:
«Нет, проблемы в личной жизни, посмотри, какие у нее кривые ноги».
Иногда они сидят на веранде своего домика, за бокалом вина
Рассуждают о смысле жизни, поэзии, о вещих снах.
«Бывают такие слова, которые чувствуешь наощупь, ощущаешь их вкус на языке,
Будто тебя захлестывают волны моря или подхватывает течение горной реки,
А бывает слово острое, как стрела…»
И после паузы: «Ты знаешь, мне иногда кажется, что я уже умерла».
Улыбается, думает, надо об этом написать стихи.
 

Tasuta katkend on lõppenud.