Loe raamatut: «Пустое путствие», lehekülg 2

V

– А помнишь, куда мы вообще идём?

Был очередной жаркий, душный день. Неолог не раз представлял, как однажды в пустыню явятся облака; всё вокруг потемнеет, раздастся гром, и ливень ополоснёт его тело и душу, заставив идти с новыми силами; приятный аромат озона будет подгонять его, он будет дышать полной грудью, а отовсюду вылезет всякая живность вроде лягушек, насекомых, змей, фенеков… Но, увы, это была другая планета – без воды, без лягушек, без грозы. Лишь с песком. А ещё с поместьями и чёрной точкой какого-то города.

– Я не удивлён. Ну ты хотя бы не врёшь, как другие. Они говорят, что знают, куда идут. Они не уточняют, что лишь допускают это знание. Они принимают за знание уверенность в знании, но никак не знание. А что мы знаем? Любят говорить: «Мы знаем лишь то, что ничего не знаем», но и это ерунда. Если б мы не знали ни о чём, как бы мы планировали собственные поступки? Разве нет знания в том, что огонь горячий? Разве это не знание, если всегда можно и предсказать ожог, и получить ожог?

Неолог оглянулся на спутника, не поворачивая головы. Тот, как обычно, просто шёл.

– Но как обманчиво бывает знание… Я знаю, что ты не умеешь думать, но не знаю, можно ли ты обучить тебя этому… Даже если умеешь, мысли пока ненадолго уродуют твоё невинное лицо.

Тут Неолог различил странный звук. Звук был тихим, монотонным; он явно появился не сейчас, а гораздо раньше, просто Неолог его не замечал. Это был какой-то мягкий, текучий шелест. Он доносился из-за дюны. Было бы дело в другом месте, этот звук вряд ли привлёк бы его, но в пустыне неоткуда взяться таким звукам. Долгий, непрекращающийся искусственный звук в пустыне вообще, да и тем более в такой пустынной, был сам по себе абсурден. ГЗ не потребовалось о чём-то думать, чтобы пойти за Неологом к странной загадке. Неолог заметил проблеск удивления и любопытства на лице исполнителя. «Он проявляет сложные эмоции! – подумал он с трепетом. – Неужели я его действительно могу его освободить?»

Дюна препятствовали её покорению, осыпаясь под ногами шустрее обычного, но уже через пару минут они были на вершине. Прежде всего они увидели огромное ржавое мельничное колесо, беззвучно вращающееся на уровне песка, загребая все новые и новые порции и после полного круга неохотно возвращая его пустыне. Несмотря на непрекращающееся копание песка, под колесом не было ямы. Песок будто расходился волнами при каждом заборе, не обращая внимания на свою природу. Возле колеса виднелся край металлической коробки, представляющей из себя куб со стороной чуть меньше полутора метров. Металл коробки, наоборот, блестел на солнце, как новый. Песок замел большую её часть, но оставшуюся даже не испачкал. Неолог подошел поближе. Куб не казался цельным: была видна обшивка, блестящие колпачки болтов, хорошо подогнанные границы листов, следы немного небрежной сварки.

Неолог посмотрел на ГЗ и вновь увидел на его лице легкую заинтересованность. Заинтересованность на самом деле была чрезвычайной, но столь же мощным был и барьер, сдерживающий как проявление у ГЗ чувств, так и возникновение любого рода выводов и суждений. Этот барьер был прочным, но не нерушимым, впрочем, как и любая основополагающая вещь в нашем мире. Поэтому он менялся: будучи твердым и непроницаемым, как задубевшая на морозе резина, он то и дело нагревался под действием мыслительной работы ГЗ, не уменьшаясь и не ломаясь, но становясь при этом подвижнее и гибче. Так или иначе, ГЗ следовал за Неологом; то же он сделал и в этот раз.

Присмотревшись к коробке, Неолог не удовлетворился ее видом и, положив рюкзак на землю, стал разгребать миллионы микрокамней. Случайно прикоснувшись к коробке, он мгновенно отдернул руку – металл была раскалён до предела под лучами беспощадного светила.

– Я защищён от твоих атак, звезда, но ты всё равно обжигаешь меня – прошипел Неолог.

Вскоре коробка была откопана. Стало видно, что она соединена с огромным колесом через две массивные шестерни, скрепленные общим жгутом. Обе шестерни были насажены на разные стержни: стержень, вращающий колесо и стержень, уходящий вглубь коробки. Стержень колеса поддерживала четверка столбов по два с каждой стороны. Неолог обошёл коробку, увидел небольшой люк с тыльной от колеса стороны и решил, что этот люк нужен для работ по техобслуживанию мощного двигателя, вращающего колесо. Вдруг двигатель поломается к черту, и колесо перестанет пересыпать песок бескрайней пустыни? И что тогда? Неологу стало крайне интересно посмотреть на двигатель в особенности потому, что двигателя не было слышно. Это была, в целом, обыденная ситуация, но для бесшумного двигателя нужно много денег, а дело происходило на очередной никому не нужной планете на отшибе – глупо было бы вкладываться в нее. Тем более в двигатель, работающий неизвестно зачем посреди пустыни. Он взял лямку своего рюкзака вдоль ладони, как теплоизолятор, и дёрнул за ручку люка на себя. И тут произошло нечто странное.

Резко открывшийся люк, который, на удивление Неолога, не был заперт, скрипуче лязгнул несмазанной деталью. В ответ на это внутри темноты что-то мощно стукнулось об потолок коробки, который гулко принял на себя удар, раздался дикий вопль, и по всей коробке началась безумная возня, сопровождаемая ударами об стены и потолок с сопутствующими криками. Неолог отшатнулся и захлопнул дверь, ожидая конца этого абсурдного барахтанья. ГЗ отбежал на несколько шагов, после чего остановился, бросив испуганный взгляд на коробку. Впервые за столь долгое время они встретили что-то несомненно живое.

Неолог проверил карту. Ни в одной точке того пути, который он выбрал, не было ничего отмечено. Откуда же взялось какое-то подобие мельницы? Быть может, это и есть «город»?

Дверь слегка приоткрылась. Изнутри послышался сиплый, тихий голос, еле отличимый от шелеста песка на колесе. Горло говорящего явно обходилось без воды не первый день.

– Аиыа… – он по привычке начал говорить в полный голос, но его начисто пересохшее горло выдало пустой шелест, будто зашипел после подпалины утюг. Повторив ещё раз, он замолчал на время, с болью сглотнул воздух и перешёл на шёпот. – Прости меня, добрый господин, совсем не думал, что меня кто-то сейчас посетит. Я испугался голоса; понимаешь, я так привык, что в пустыне пусто. Я немножечко обжегся об стены моего рабочего помещения, а еще у меня сейчас сильно заболели кости, но это ничего, пустяки.

У Неолога за время этой нелепости накопилось с десяток вопросов. Он присел, приоткрыл щелку и посмотрел внутрь. Прямо перед его носом сидел на полу, обняв колени и склонив голову, человек средних лет в выцветшей и, видимо, затвердевшей от пота форме. Изнутри коробка точно подходила по размеру человеку в такой позе. Из этого Неолог сделал вывод, что за всё время пребывания здесь человек ни разу не разогнул ни ноги, ни руки, ни спины, ни даже шеи. Человек резко и испуганно взглянул на Неолога, повернув голову в его сторону; в его шее что-то хрустнуло, он зажмурился и ахнул от боли. Тотчас же он попытался загладить свою невежливость, еще раз извинившись перед незнакомцем. Они молча смотрели друг на друга – снаружи и внутри. Вдруг губы Неолога зашевелились.

– Двигатель…

– Извиняй?..

Неолог с лёгкой растерянностью посмотрел на человека.

– Что вращает колесо?

– Не знаю, – пожав плечами, сказал человек.

– А зачем вы здесь сидите?

Человек посмотрел на Неолога мягким, снисходительным взглядом, каким обычно смотрят на детей.

– Ну смотри, – начал человек. В его глазах, давно лишённых воды, заиграли искорки радости – видно, что ему было тяжело держать в себе столько новостей, сколько (должно быть) накопилось за это время. – значит, прогнали меня с учительской должности, дескать, не знал ни черта, а детям дичь толкал. А я не понимаю, кто из этих учителей хуже меня, ну пусть я рассказывал про свою жизнь вместо того, чтобы учить какой-то… какой-то… да я уж и не помню, как зовётся этот предмет-то, и чёрт с ним… Но я же раздавал детям пятёрки направо и налево, не знаю, что такого, вон другие учителя чему-то учат, портят аттестат, и потом эти учёные, тьфу ты, никуда не проходят… А вот мои везде поступали, ко мне вот приходили из комиссий, спрашивали, как ученики предмет, значит, знают, а я им, значит, говорю: «Твёрдо знают, молодцы!». Они понимали, хвалили меня и уходили, и так из года в год. В общем-то, я так и не понял, почему меня после моей успешной карьеры уволили; благо, выпускники, все крупные, важные люди, пустили в ход свои связи какие-то, да и всё тут – даже штрафовать не стали, просто отпустили всякие завучи-директора, говорят: работу ищи, господин ты хороший. Ну и вот, один из выпускников, значит, имеет в партнёрах бизнесмена, так тот мне предложил вот что: идёшь, значит, сюда, и следишь, чтобы с колесом всё было в порядке. Ну вот я и сижу, смотрю, чтобы с колесом, значит, всё в порядке было. Он сказал, через пять лет придёт, посмотрит. А до тех пор! Не, не надо. Вот я, значит, здесь сижу, наблюдаю, да. Вот так. А вас он послал, чтобы поменять, да? – глаза учителя заискрились ещё пуще.

– А что случилось с того момента, как вы сюда попали? – нетерпеливо спросил Неолог.

– А ничего, работает себе и работает. Вон, здесь глазок, я в него смотрю; если днём в глазке что-то мелькает, это значит, что колесо работает, спицы вращаются… А ночью я сплю, ха-ха, я же не дурак брать работу на ночь; иначе не пришёл бы, и точка! – человек рассмеялся, но вместо смеха у него вышел лишь какой-то скрипучий лай. Неолог не выдержал.

– А зачем за ним смотреть? Что будет, если оно сломается? И как ты сможешь его починить, если вы сидите тут одни, город чёрт знает где, дорог рядом нет, инструментов при вас нет и вылезти вы не можете?

– Остынь, дружок, – испуганно и со странным придыханием вымолвил человек, – я делаю свою работу. Колесо работает, я слежу. Вот моя работа. Остальное – к начальству.

– А когда придёт ваше начальство?

– Не знаю, я не считаю дни.

– В каком году оно вас оставило?

Человек назвал год. Неолог несколько ошарашенно попросил повторить год. Человек повторил год. В глазах Неолога изобразился ужас, сменившийся злобой. Он повернулся к старику, всё не решаясь говорить и вместо этого быстро открывая и медленно закрывая рот.

– Вы… вы знаете, что с того момента прошло сто сорок лет?

– Ха-ха-ха, ну ты шутник.

– Я не шучу! Вас обманули!

Человек сдвинулся с места в сторону Неолога. От движения у него в нескольких местах хрустнула нога. Лицо его было опущено, глаза, словно стыдясь непонятно чего, скрылись под веками.

– Шёл бы ты отсюда, сынок… Зачем почём зря клеветать на начальство? Оно знает, что делает, а ты даже не знаешь, что говоришь.

Старик поднял лицо. На нём была злость, но Неолог различил и сомнение. Он знал, что старик смутно ощущал приближение некой угрозы, которая только что была такой сказочной и далёкой. Он цепляется за каждую мысль; он начинает думать о последствиях. Это чувство можно отогнать усилием воли, стряхнуть со своей шеи, но если ему внять, оно будет безудержно расти, а угроза будет становиться всё ближе и ближе, ближе и ближе…

– Не-е-е-ет! – зашипел старик, и лицо его покраснело от крика.

Страх словно расплескался по глазам старика. Неолог опешил. Он не хотел уходить вот так вот. Он судорожно искал какой-либо выход, который перевернул бы с ног на голову исход разговора. И тут он его нашёл.

– Спасибо за искренние ответы. Вижу, что вы до сих пор нам верны. Можете быть свободны.

Человек застыл в удивлении. Страх застыл в недоумении – всякое движение в глазах остановились, словно на фотографии.

– Вы всё забыли за пять лет. Сегодня конец вашего срока. Вы можете идти.

– Но вы не мой начальник, я помню его лицо. – страх плавал в неуверенности.

– Я – его агент. Я сообщаю вам об окончании вашей смены и провожу нового сотрудника на ваше рабочее место.

– Это похоже на него, – завороженно прошептал человек.

– Ваш преемник ждёт снаружи. Поведайте ему о тонкостях вашей экстраординарной службы, чтобы оптимизировать его труд, – выстрелил Неолог.

Старик некоторое время молчал; когда до него дошла суть высказывания, он схватился за шиворот Неолога, хрустнув пальцами и радостно рванулся наружу, попутно обжигаясь об раскалённые стены коробки. Но окоченевшим ногам и локтям, видно, уже не дано было сменить своего положения, и он застыл на месте, в то же время беспорядочно дергаясь и кряхтя от боли. Он весь был в плену не только куба, не только униформы, но и собственного тела. Он взглянул на Неолога полными слёз глазами.

– Пусти меня… Пусти меня к нему, – прошептал он. Неолог сразу изменился в лице – ему стало безмерно обидно за то, что он так жестоко подшутил над стариком, кем бы он ни был.

– Нет его там… – сказал Неолог, опустив глаза. Старик замолчал, уставившись себе под ноги и пытаясь понять, что происходит.

– Не понимаю… Кто теперь будет следить за колесом?..

– Да нет же! – резко подняв голову, быстро заговорил Неолог. – Вы не понимаете… Там стоит раб!

Неолог заметил в его гаснущих глазах игру сильных чувств, и прокричал ещё несколько раз, будто что-то доказывая:

– Исполнитель! Исполнитель! Раб! Пустышка!

Не в силах смотреть на рабочего, он сорвался с места и побежал прочь, забыв про рюкзак и про всё на свете. ГЗ ринулся за ним. Наступив на песок возле колеса, Неолог провалился в него. Испугавшись, что это зыбучие пески, он застыл, чтобы его не затягивало глубже, но так и остался плыть по поверхности, как палочка в реке. ГЗ нырнул за ним, и вскоре оба путник стали медленно отдаляться от колеса. Их нёс широкий ручей из абсолютно сухого текущего песка, который и крутил колесо. Все камушки в песке были идеально круглыми.

Неолог не смотрел на ГЗ. Он смутно вспоминал случай, только что врезавшийся в его сознание. Жидкий песок быстро одурманивал его, погружал в негу, сопротивляться которой было… Да и зачем сопротивляться… Неолог погрузился в раздумья, совершенно не связанные с недавним происшествием. Всё вокруг снова стало пейзажем для его бесконечных размышлений…

– Мне когда-то сказали, – промолвил наконец Неолог, провожая взглядом колесо, – что, если я буду задумываться о происходящем вокруг меня мире, я стану сумасшедшим. Знаешь, что они мне сказали?

Он повернулся к ГЗ и горько улыбнулся, забрав немного жидкого песка в ладонь.

– «Просто плыви по течению».

VI

Суть путешествия не изменилась, что они шли по карте, что плыли в песчаной реке. Не изменилось ровным счётом ничего. Те же дюны и тот же песок, та же жара днём и тот же холод ночью, та же бесполезность и, как выяснилось позже, тот же результат.

Проснулся Неолог как-то нехотя. В очередной раз его слепил свет местной звезды. С удивлением отметив, что яркий свет уже не раздражал его, он не подумал, что привыкает – он подумал, что и в его глаза начал набиваться песок. «Возможно, это какая-то особая черта жителей этой планеты», – подумал он.

Обнаружив себя лежащим на спине в песочной луже посреди дороги, Неолог почувствовал что-то столь туманное, что не смог определить, что именно. Он так устал плыть в бесконечном, бескрайнем, выкачивающем все соки потоке жидкого песка, что чувствовал только скованность и ломоту в теле, сопровождающуюся усталостью и явным облегчением от того, что он наконец почувствовал опору. У него не было ни сил, ни желания огорчиться тому, что ГЗ рядом не было – вероятно, в ходе безмолвного дрейфа его отнесло в какое-то другое место или вынесло на берег раньше Неолога. По крайней мере, дальше Неолога его не унесло: здесь река кончалась, стекая в ржавую решетку канализации. Это было поистине странное, противоестественное зрелище: песочная река, успевшая с момента поглощения Неолога расшириться до двух десятков метров, целиком утекала в сточную канаву. Неолог многократно видел в разных местах на границе между миром чужим и миром человеческим, как люди жестко и бескомпромиссно укрощали природу, но сцена обрыва целой реки одной канавой его поразила.

Хотя поражаться ему следовало не этому. Неолог попробовал встать и не смог. После нескольких неудачных попыток он со странным звуком перекатился со спины на живот и тут же понял, что живота у него почти не осталось.

Ни одно ребро не было сломано, таз повреждён не был, но аккурат между ними шёл гигантский провал. По-видимому, из жизненно важных органов в этой области не раздавленным остался только хребет, так как Неолог не был парализован. Со стоянием у него возникли некоторые проблемы, но в конце концов он смог найти такое положение, при котором он, собственно, стоял. Отодрав окровавленную одежду, прилипшую к остаткам живота, Неолог зашипел от боли.

Постояв некоторое время и привыкнув к положению дел, Неолог задумался о причине внезапного исчезновения живота. Увидев возле лужи, где он лежал, широкие следы шин, он вспомнил, что вблизи от города ездят внедорожники. Но почему никто не заметил его, не подал руку помощи? Конечно, был шанс того, что все эти машины были беспилотными внедорожниками каких-то корпораций, которым не было велено останавливаться около случайных людей. Но здесь, в пустынной планете с одним городом и несколькими поместьями, на самом деле имеющими какое-то значение только для самих себя, по просёлочным дорогам редко ездили по делам – сбывать товар в город где-то раз в месяц (а на деле – как пойдет) и вывозить оттуда обменную монету; а значит, часто ездили просто ради удовольствия. Беспилотники, к счастью для людей, ещё не опустились до того, чтобы кататься без ясной причины, поэтому за рулями внедорожников, ездящих по непонятной траектории, была стучащая пальцами в такт какого-нибудь лёгкого рока или тяжёлой электроники рука человека. «Но люди, скорее всего, разучились помогать незнакомцам за свой краткий исторический путь, – подумал Неолог. – Хотя, возможно, я клевещу на них, так как им никогда это не было свойственно».

Как бы то ни было, где-то на горизонте виднелись, как ложные и то же время бесконечно реальные надежды, острые шпили зелёных небоскрёбов. «Город», – подумал Неолог и поплёлся вперёд, сильно хромая с непривычки.