Loe raamatut: «Пустое путствие», lehekülg 3

Часть вторая

I

Утро. Скорее всего.

Неоперис оторвал голову от стола. В шее ужасно ломит, спина будто бы со скрипом разгибается. В глаза безжалостно брызжет яркий свет местной звезды. Опять заснул за столом, не пошел в койку, когда было уже пора. Но как, как можно следить за собой, когда надо следить за смыслом жизни?

Неоперис встал из-за стола, отодвинув стул на колёсиках, и сладко потянулся. Позвоночник хрустнул в нескольких местах. Ну и что? Мешает ли это познанию?

«Да, мешает», – сделал очевидный вывод Неоперис. Он очень удивился тому, что сам это признал. Он хотел оправдать своё поведение, а вместо этого себя же упрекнул. В чём дело? Он стал строить многоступенчатые логические связи, некогда увиденные в сотнях прочитанных книг, и тут же оправдал осуждение своего же поведения. «Загнусь совсем, уже думаю за двоих», – подумал Неоперис, подёрнув плечами. Он слышал про то, что никакой психически больной человек не считает себя больным – этакая мрачная шутка разума. Но раз он задумывается, больной ли он, возможно, он ещё здоров…

– Надо к врачу, – сказал вслух Неоперис. Он произнёс это, чтобы убедиться в своей правоте. И сразу приступил к действию – сполоснулся, сменил одежду, постоял с минуту возле окна, задумавшись о чём-то своём, а затем поспешно вышел и закрыл за собой дверь. Комната снова погрузилась в мёртвую тишину.

Пока Неоперис шёл в больницу по мёртвому полуденному городу, он почти ни о чём не думал. Конечно, ему было о чём подумать, но вся эта пустота вокруг порождала такую же гулкую пустоту в мыслях Неопериса. Ему временами казалось, будто все звуки исчезают, заглушаются величавым молчанием Вселенной… Будто он не идёт по дороге, а плывёт в чёрной пустоте, и ноги уже почти не чувствуют никакого давления… А что есть давление? Какие ноги? И тут машинально вспоминается и то, и другое, и сам процесс ходьбы, и сама собой развевается картина перемещения в пустоте, будто вентилятором разгоняют дым…

– Добрый день.

Что? Что такое? Неоперис уже сидит перед доктором. Как он мог не заметить, что вошёл в больницу? Он только что шёл по улице… В кабинете слышатся звуки звонкого ручья и густого тропического леса, призванные успокоить пациента. Надо отвечать.

– Спина беспокоит. И общее состояние. Проверьте меня, будьте добры.

– Повод беспокойства – профилактика или беспокойство по поводу возможных симптомов заболеваний? – отчеканил мягкий голос.

– Думаю, профилактика. Часто сплю за столом в неудобной позе, стала затекать шея, спина…

– Ясно, пройдите, пожалуйста, в комнату осмотра, – тут же ответил доктор.

Неоперис неохотно встал со стула и пошёл в соседнюю комнату. Это была полностью черная изнутри коробка со стороной около трех метров, освещенная тусклыми синими светодиодными палочками. Этот свет был нужен только для того, чтобы человек на осмотре не паниковал в те моменты, когда дверь закрывалась, погружая коробку в кромешную тьму. Когда Неоперис встал на указанную на полу отметку, врач закрыл дверь. Примерно полминуты множество камер и датчиков просвечивало и фотографировало измученное вечной учебой тело. Затем в комнате раздался одобрительный писк, и дверь автоматически открылась, залив коробку дневным светом.

Неоперис услышал шаги собственных ног, выводящих его из комнаты осмотра. «Ожидайте», – сказал доктор, направляясь к компьютеру на стене. Он нажал на запястье какую-то кнопку и застыл. Неоперис начал оглядываться по сторонам. На стенах включились специальные экраны ожидания – Неоперис будто бы находился посреди фиолетовых джунглей, скорее всего, с планеты Шрегрудъер. Он ждал уже целую минуту, и это вселило в Неопериса надежду. Обычно долгое ожидание диагноза было признаком отсутствия болезней, так как основной задачей алгоритма было ни в коем случае не упустить ни одной патологии в теле пациента. Ведь вся медицина была платной. Компьютер начинал перепроверять показания из коробки по нескольку миллиардов раз.

– Ничего тяжелого, мои поздравления, – доктор вдруг ожил и повернулся к пациенту. – Разве что нарушения осанки, связанные с ярко выраженным сидячим образом жизни. Советую дышать свежим воздухом и пользоваться выпрямителями спины. Медикаментов посоветовать не могу. Ни укреплять, ни ослаблять кость не надо: и то, и другое усугубит ситуацию. Хотите есть?

– Я не ем.

– Славно. Компания благодарит Вас за визит, будьте здоровы! Всего доброго.

Доктор во время своей речи успел обойти Неопериса и сесть в своё кресло за столом. Под конец он лучезарно улыбнулся и остановился в таком состоянии, показывая конец сеанса. Неоперис некоторое время рассматривал его лицо. Ни один мускул не дрожит, глаза спокойно и почти неподвижно смотрят на пациента.

– Что-то ещё? – поинтересовался доктор спустя некоторое время. «Точно, у них же есть какой-то таймер», – вспомнил Неоперис, пробурчал что-то невнятное и пошёл на выход. Перед его глазами промелькнули все те картины, свидетелем которых он был пару веков назад. Смертельно уставшие, измотанные доктора с красными глазами и вечной мигренью принимали пациентов по два, по три дня без права на сон дольше четырёх часов в сутки… Эти их помятые, безразличные лица с приспущенными веками… Теперь уже сложно поверить, что всё это когда-то имело место быть и едва ли не привело к очередной революции… Но революцию у них отобрали. Как и работу, которой они были так недовольны. Сейчас Неоперис видел лишь улыбчивую, будто выглаженную утюгом мордашку невероятно реалистичного робота…

II

Неолог вошёл в черту города, но это далеко не значило того, что он вошёл в сам город.

Да, он трепетал всей своей душой. Он никогда особенно не ждал этого момента как чего-то особенного, но тяжёлая неделя вдали от цивилизации вселила в него этот трепет. Этот город был совершенно обычным для планеты, до которой мало кому есть дело. Вдали виднелись небоскрёбы. Будто бы нарисованные на гигантском полотне, они никоим образом не приближались, пока человек к ним шёл, и служили лишь молчаливым, надменным свидетельством города и его неравенства для жителей окраин. Сами же окраины, через которые неизбежно проходил всякий въезжающий в город извне, состояли из множества трёх- или четырёхэтажных домов; в местах поближе к центру были и семи-, и восьми-, и девятиэтажки. Медленный рост домов по направлению к центру в самом центре резко взлетал, формируя те самые небоскрёбы. Это отчасти символизировало весь принцип честнейших бизнесменов, живущих и работающих на самых высоких этажах. Особенно в пользу этого сравнения говорило то, что причину резкого роста числа этажей никто не знал. Да и зачем? Хватало и своих вопросов в жизни на пятом этаже.

Именно трёхэтажки и разбитые дороги с занесёнными песком трещинами первые предстали перед Неологом. Он пересёк обочину окружной дороги города (совершенно пустой из-за дикой жары), пересёк и саму дорогу, пересёк черту тротуара. Но в город он ещё не попал, и он это отлично понимал. У него не было ни документов, ни страховок, ни недвижимости на этой планете – часть он не продумал, а часть осталась лежать в рюкзаке, брошенном возле блестящего металлического куба. При себе у него остались лишь деньги, да и то меньше половины. Достаточно, чтобы прожить пару дней. Может, даже замять отсутствие документов. Он планировал остановиться на этой планете не больше чем на сутки, а потом отправиться с неё куда подальше и дать ГЗ жить там, на свободе. Но сейчас, после того, как он потерял и ГЗ, и живот, и рюкзак, ближайшее будущее представлялось ему очень туманным. Но он был уверен, что обязательно как-нибудь выпутается, просто надо собраться с мыслями.

Гуляя по улицам пустых окраин города, он заметил больницу. Высокие чёрные решётки из старого чугуна, много веков назад признанного мусором на всех продвинутых планетах, и глупо контрастирующие с ним колонны из местного кремового песчаника ограждали Неолога от исцеления. Но даже если бы этой ограды не было, его всё равно никто не пустил бы. Это он понимал на собственном примере – на примере живота. Вряд ли его состояние сильно улучшилось бы, будь он с животом. «Люди тысячелетиями живут без прав, а меня волнует живот», – усмехнулся Неолог и побрёл дальше.

Жара спадала, смеркалось. На улицах прибавилось людей. Но никто по-прежнему не обращал на него внимания. Его одежда свисала с рёбер таким образом, что без лёгкого дуновения ветерка провала не было видно. Да и если б он был виден, многие бы всё равно, скорее всего, сделали вид, что не смотрят на него. Да и Неолог не обрадовался бы этому. Да и рана не имела никакого значения ни для них, ни для него. Мимо проплывали однообразные подъезды, кафе, пункты выдачи, кое-где даже ларьки со всяким барахлом («Каменный век», – думал Неолог). Из любых гостиниц и хостелов, куда Неолог заходил уже скорее из любопытства, его выпроваживали ввиду отсутствия документов, либо просто игнорировали.

– У вас есть комната, которая чуть дороже самой дешёвой? – спрашивал как-то Неолог, полагая, что запрос самой дешёвой комнаты сразу вызовет подозрение.

– Сейчас посмотрю, ждите – отвечала бесцветная тень, сновавшая туда-сюда за столом приёма. Даже толстая тёмно-синяя ручка в её руках казалось ему живее неё. – Вам комната с окном в сад или в стену?

– Какая свободна.

– Свободны обе, – тень бросила на него усталый, безразличный взгляд.

– Какая дороже, – лениво отреагировал Неолог.

– Цена на бумаге, – ответила тень, протягивая Неологу анкетку. Неологу от жары была неохота стараться впустую, да и жалко ему стало тратить время той тени, чьё время уже и так сожрала эта гостиница. А может, и не гостиница.

– Без документов никак? – спросил Неолог, подняв глаза на тень. На овале тени вдруг оформилось лицо, утончённое и какое-то немного жалкое. На глазах тени блеснули слёзы девушки.

– Пожалуйста… Я не… Как я могу вас пропустить, как вы это себе представляете? – прошептала она, смотря на Неолога.

– Неужели не представляете? – с вялым интересом спросил Неолог.

Тень промолчала в ответ, забрала пустую анкету и перепорхнула обслуживать следующего. Неолог, понимая, что здесь его взятку не примут, снова пошёл на улицу.

Он уже дошёл до пятиэтажек к тому моменту, когда окончательно стемнело. Люди начинали прятаться по домам, непринуждённо разговаривая, рефлекторно создавая в пустой душе Неолога щемящее сердце чувство, знакомое всем одиноким людям. Он стал искать ночлег в подворотнях, отложив своё путешествие к центру до завтра. Правда, теперь он сам не знал, зачем туда шёл – если его не принимали даже на окраинах, в центре ему было совсем нечего делать.

Он уже, было, направился в узкий, засыпанный песком переулок, чтобы устроиться как-нибудь за углом дома, как вдруг его кто-то окликнул. Неолог сначала проигнорировал возглас, удивляясь про себя тому, что в мире появился ещё один Неолог, а он об этом не знает, и завернул за угол. Но зов повторился, и Неолог удивлённо, немного робко обернулся.

Силуэт зовущего был незнаком Неологу. Да и как мог быть знаком силуэт, если силуэт может сказать лишь о том, что перед тобой человек – только и всего. Но, тем не менее, человек обращался именно к нему. Похоже, Неолог кому-то запомнился за своё многовековое существование.

Человек вступил в освещенную фонарем область и тем самым дал себя узнать. Как ему казалось. Неолог, увидев его лицо с широким, приплюснутым носом, слегка запавшими хитрыми глазами, средней толщины губами, маленькую голову, средних параметров корпус среднего роста… не узнал этого гостя его внимания. Не исключено, что он был с ним знаком, но тот был бесцветной личностью – как это часто бывает у немного отталкивающих, но популярных людей, этих врожденных психологов, друзья которых за редким исключением остаются довольны их обществом, подруги которых влюбляются в них чаще обычного. От них отмахиваются только не особо активные, скорее вынужденные участники общества, которым все еще противны попытки наглой лжи самому себе. Неолог мог допустить такой вариант, но вспомнить ни самого собеседника, ни тем более его имени он никак не мог. Да он и не особо пытался. Конечно, после пустыни, которая для Неолога не кончалась в черте города, приятно встретить даже незнакомого знакомого, но не такого.

– Неолог, верно? Как поживаешь, приятель? – спросил «приятель». Такие «приятели» всегда помнят имена; неизвестно лишь, дорожат ли они своим знанием или просто рождаются с ним.

– Да, – ответил путник. Он не прислушивался, о чём его спросили, но предпочёл на всякий случай согласиться. Сейчас он был мыслями где-то далеко в стране грёз, и ему не было дела до случайного собеседника.

– Вижу, ты не особо разговорчив. Ну да ладно, я тоже не из болтунов, – сказал он, весело подмигивая Неологу. Тот понимал, что это ложь воды настолько чистой, что такую вряд ли когда-либо завозили на эту пустынную планету, но, конечно, промолчал. Начинать или поддерживать разговор ему совсем не хотелось. Человек спросил еще несколько вопросов то ли из вежливости, то ли из интереса. Кажется, он спрашивал, как Неолог оказался в такой дыре, предложив несколько очевиднейших вариантов по типу больших долгов или дальних родственников.

Неолог прекрасно понимал, что такой человек задаст эти вопросы любому «приятелю», который будет молчать в ответ. Он надеялся, что молчание в этом случае трактуется как знак безразличия к его панибратству, поэтому собеседник должен в скором времени уползти, любезно поджав хвост. Так оно и случилось.

– Ладно, старина («Сказал человек, который видит меня второй раз в жизни», – подумал Неолог), бывай. Я тут недавно видел Неопериса…

Человек с довольством увидел некоторую эмоцию в глазах Неолога, которая, однако, тут же исчезла. Одна из главных целей таких людей – впечатлить собеседника, заставить его измениться в лице, в словах, в чём угодно. Возможно, это некая форма упоения эффектом своих слов…

– Дай мне его адрес, пожалуйста, – отчеканил Неолог.

– Запросто, – проговорил «приятель» с едва различимым торжеством. – Какой у тебя пароль от мыслей, дружище?

– Я не стану его давать тебе, уж прости.

– Прости, конечно, без проблем. Записывай…

«Ну конечно, – подумал Неолог, переключаясь в режим записи, – ещё одна жалкая попытка показать, что он уважает личное пространство собеседника, вот же лживый червь…»

После адреса Неолог сухо попрощался скорее со своим носом, чем с собеседником, и ушел. «Приятель» еще что-то сказал, но путник уже не слушал – его доля была внесена в жизнь Неолога, и он снова сделался для него такой же пустышкой, которой был до слов о Неоперисе.

– Он в самом деле прилетел, – подумал Неолог. – и что мне ему сказать? Мне же не удалось выполнить своего обещания… Что ж, ещё одно очко в его пользу.

III

После короткого звонка щелкнул дверной замок. Навстречу Неологу действительно вышел Неоперис. Встреча двух старых друзей, не видевшихся, быть может, целую вечность, прошла довольно предсказуемо. Неолог, конечно, готовился к счастливому воссоединению, к приятному сюрпризу, к восторгу, к удивлению, не ведающему границ, но получилось как обычно получается. Неоперис слегка смутился, бессознательно расплылся в улыбке от неожиданности и сказал:

– Здравствуй, Неолог. Давно мы не виделись?

– Приветствую, Неоперис. Лет семьдесят. А ты все такой же, каким мне запомнился.

Эти слова были сказаны с протянутой рукой, которую Неоперис уверенно, как обычно, пожал. Воцарилось неловкое молчание. Через пару минут они уже сидели за столом. Вид в окно открывался на стену соседнего дома, вставшую буквально в метре от стекла. При свете дня там можно было бы рассмотреть отдельные блоки песчаника. Квартирка Неопериса была устроена просто – после узкого коридорчика шла единственная квадратная комната с постелью и достаточно большой прикроватной тумбочкой у одной стены, письменным столом с книгами и простеньким пластиковым стулом у противоположной, дверью в этот самый коридор в третьей стене и окном в четвёртой. В углу между стеной с окном и стеной с письменным столом был горкой с метр высотой навален всякий хлам – но не мусор, а именно хлам, всякие мелкие безделушки. В центре комнаты стоял стол с четырьмя стульями, за которым и сидели наши герои; стол был накрыт пустой скатертью чисто из эстетических соображений, так как Неоперис, конечно, не ел – у него были дела поважнее.

– Мне всегда было интересно, – нарушил молчание Неолог, – почему именно я Неолог, а ты Неоперис. Обычно я получаю знания на опыте, а ты – из книг; не значит ли это, что наши имена перепутаны?

– Это значит, что ты неправильно их трактуешь, – возразил Неоперис.

Он никогда не удивлялся внезапным вопросам или предложениям и отвечал так, будто разговор уже давно шёл на эту тему и у него даже успели накопиться какие-то соображения по этому поводу. Он так искусно импровизировал, что это выглядело так, будто он вытаскивает длинную разноцветную цепь аргументов из рукава, словно фокусник. Вот уже метр, десять, двадцать, но всё течёт и течёт… На самом же деле она ткётся в реальном времени из множества знаний, переполняющих Неопериса. Они давно готовы связаться в нужном порядке и выйти навстречу оппоненту.

– Ты получаешь знания из пустыни, а пустыня обычно пуста. Книги же в этом отношении отличны от пустыни. Они насыщены знанием, которые я выделяю оттуда, как ценную примесь из руды опыта. Поверь, что это сложная работа; сложнее твоей. Все то в пустыне, что не пустыня – то знание, и его легко выделить.

– Но я же не только в пустыне бываю, – удивился Неолог. – Да, на этой планете я блуждал в пустыне, но, к примеру, сейчас же я здесь.

– А не пустыня ли этот город? – серьезно посмотрел на друга Неоперис.

– Это верно подмечено, – согласился Неолог. – этот город ничем не отличен от пустыни, кроме… Да нет, совсем ничем. Ты намекаешь на то, что весь мир – это…

– Конечно, – подхватил Неоперис, – эта мысль очевидна для меня. Мы были уже на стольких планетах, станциях; бывали и в столицах среди миллионов людей, бывали и в такой глуши, где отродясь не бывал ни один зверь – и неужели после всего этого ты не заметил сходства, неужели ты не заметил, что в любом из этих мест можно заскучать, а что есть апатия?

– Реакция на пустоту.

– На пустыню! – довольно закончил Неоперис.

– Я понимаю твою мысль, – продолжил после минуты молчания Неолог, – но… Теперь, когда больше половины всего человечества страдает от депрессии, апатия стала для тщетно ищущих новых ощущений… нормой. Помнишь ли ты, что когда-то в пучине мировой истории государство запрещало наркотики? Сейчас это даже звучит противоестественно, вот до чего мы «прогрессировали». А всё для того, чтобы человечество не умерло раньше, чем отложит свои дурные плоды… Все знают, что это путь в никуда, но видят инструменты ублажения так близко, а погибель так далеко… А правительство ещё дальше – кто к нему придёт попросить всё изменить? Все уже всосали с молоком матери, что так делать не надо… Старо как мир…

– Предлагаю вернуться к теме апатии, – нахмурился Неоперис. Неолог вспомнил, что Неоперис избегает политики, несмотря на готовность обсуждать что угодно на свете.

– Возможно, скука и апатия есть естественный продукт беспокойного человеческого сознания…

– Исключено!

– Да почему же?

– А потому, что у животных нет скуки и потому, что человек может преодолевать инстинкты, а апатию преодолевать невероятно сложно.

– По-моему, тебе серьёзно недостаёт практики, – удивленно проговорил Неолог, – ведь то, что ты сейчас сказал – полная чушь. Во-первых, откуда ты знаешь, что у животных нет скуки? Во-вторых, почему это человек всегда способен победить свои инстинкты? Не забывай, что человек, несмотря на всё то, чего он достиг, всё ещё животное. По крайней мере, он родственен животному, он вышел из животного мира…

– Ибо животный мир был слишком чужд ему! – парировал Неоперис.

– Как бы то ни было, до сих пор, несмотря на многочисленные достижения человека, у него есть непреодолимые инстинкты, которые держали общество вместе тысячелетиями. Например, глобализация, тем более астроглобализация, – вспомнил Неолог удачный пример. – люди стремятся объединиться, обменяться всем, что можно, потому что вместе они могут достичь большего, потому что это, наконец-таки, их природа!

– Но разве природа человека не есть противоречие природе? Разве появился бы человек, если бы он во всём потакал природе? Да и по отдельности люди могут достичь многого…

– Но общество поддерживает личность! Общество может помогать ему созидать, вдохновлять его на шедевры!

Неоперис привстал.

– Да как ты можешь поддерживать общество? Ты только что из этого общества пришёл ко мне; я принял тебя, я разговариваю с тобой, я выслушиваю и уважаю твою точку зрения; но не тогда же, когда ты хвалишь тех, кто для тебя ни черта не сделал! Я же могу даже наугад сказать, что тебя не приняли ни в одну паршивую гостиницу, тебя, кто пришёл из пустыни и, быть может, нуждаешься в покое больше, чем добрая половина отдыхающих в этом месте! И почему же? Просто потому, что у тебя нет документов, верно? А помощь ближнего? Это оплёванное, перевёрнутое с ног на голову царями и политиками христианство, крупица которого так и не вытеснена из людских душ, призывает, казалось бы, к этому! А почему она, кстати, не вытеснена? Потому что всегда есть страх того, кто сверху по должности! То есть люди, имея общество столько лет, до сих пор страшно боятся сделать его идеальным или, по крайней мере, пригодным для жизни…

Неоперис опустился. Последовало глубокое молчание. Молчание было сплошь занято мыслями обоих друзей. «А ведь он прав, – подумал Неолог, – пустыня действительно сплошь на этой планете… Она не кончалась ни в поместьях, ни у колеса, ни у дороги, ни в городе… Только здесь – оазис мысли, да и это, возможно, просто мираж».

– Знаешь, друг, – неожиданно пронзил тишину Неоперис, – тишина между нами говорит нам обоим больше, чем слова. У меня на этот повод есть стишок.

– Я весь внимание.

Неоперис встал, переместился в угол с барахлом двумя широкими шагами, опустился на колени и начал что-то искать.

– Я вижу, ты очень дорожишь этими вещами, – усмехнулся Неолог, – если встаёшь перед ними на колени.

Неоперис промолчал. Возможно, он был согласен. «Слишком много в нём прыти для его характера. Хотя, не будь в его сердце страсти, он бы не выбрал такую серую жизнь», – смекнул Неолог. А может, просто шутка была слишком глупой.

– Глупа ли моя шутка, друг?

Неоперис наконец нашёл блокнот и спросил Неолога, про какую шутку идёт речь. Неолог счёл нужным промолчать. А Неоперис между тем начал чтение:

Жизнь в тишине.

То есть во всем, что обретается в мире.

Сколько мыслей, раздумий, сколько силы и выводов имеет в себе тишина…

Молчанье, массивная тень тишины,

Способна немало чудесного сделать:

Обитель идей, нестандартных догадок,

Всего необъятного мира сознаний,

В котором в молчании мечутся люди;

Все силясь искать, никогда не находят

Конкретно и точно искомое ими.

А что тишина? Настоящая тайна,

Та тайна, которой страшится пустышка,

Стремясь наводнить ее звуками жизни:

Машины и ветер… И очередь слов,

Которые – тормоз в познании мира,

Которые – пустошь в густых джунглях знаний,

Которые копят бессмысленный бред,

Которому только и есть примененье

В той крайне бескрайней окраине мира,

Которую создали эти слова…

Неужто наш созданный скудный мирок

Из глупых догадок и глупых сомнений

Есть просто попытка отвергнуть, принизить

Триумф тишины как реальности жизни?

Нельзя все познать так, как пробуют люди,

С пучком аксиом, шарлатанств, допущений…

А как доказать, что права вся наука?

А как доказать, что она неправа?

Хватает попыток изжитых стратегий,

И вместо повторов бессмысленных слов,

Бессмысленно портящих суть рассуждений,

Давайте весь мир остановим на время

И просто подумаем.

Но тишиной.

Неоперис умолк. Некоторое время они с Неологом наслаждались тишиной. Конечно, тишина, на что и сетовал автор стихотворения, не была идеальной – звук внедорожников за окном, людская молвь, шелест песка и прочий мусор жизни всё время слышался, слушался, от него никак нельзя было избавиться.

– Вижу, ты отошёл от рифмы, – начал Неолог.

– Странно, что люди до сих пор видят это, – поспешно отреагировал Неоперис. – Стихи должны быть стихами и без рифмы, это совершенно точно пережиток прошлого, навязчивая привычка.

– Тем не менее, как она скрасила твои стихи в самом конце… – задумчиво произнёс Неолог.

– Я не запрещал рифму, – пояснил Неоперис, – я говорил, что она необязательна. Рифма в малых количествах ценнее обыкновенной рифмы; тут не теряется её вкус: он, наоборот, вновь обретается читателем.

– Как критик могу заметить, что ты часто повторяешься. Но мысль действительно здравая.

– Если мысль кажется тебе здравой, значит, она неверно передана, – слабо улыбнулся Неоперис. – Ведь ты защищаешь общество.

– Ну, будет…

Неолог так и не вспомнил, что хотел спросить Неопериса, как тот здесь оказался. Неоперис редко менял кабинет и никогда не делал этого просто так… Зачем же он на этот раз прилетел сюда? Неужели и правда пришёл посмотреть на дерзкий эксперимент Неолога? Но почему же он до сих пор не спросил путника обо этом? Неужто уже забыл?

Дальнейшие разговоры были уже менее значимы. Это приводит к выводу, что представленные выше разговоры были якобы значимыми. Но если даже они были значимы, то насколько незначительны были последующие?.. О Неоперис, ты тоже… человек?