Loe raamatut: «Пустое путствие», lehekülg 4

IV

Неолог очнулся от сырости. Впервые за долгое время он наконец проснулся под чьей-то крышей. Он лежал в углу комнаты между стеной с койкой и стеной с дверью; Неопериса он нигде не видел, а койка пустовала. Это было странно, потому как Неоперис редко покидал свой кабинет. Окно странно мерцало. Стены соседнего дома из него видно не было. В остальном в комнате всё было так же, как и тогда, когда Неологу наконец удалось уснуть.

«Откуда?» – застыл Неолог в недоумении. Действительно, откуда могла быть сырость в пустыне? В такой пустыне, где не было ни воды, ни облаков…

Неолог решил узнать, в чём дело. Он встал и пошёл к странным образом мерцающему окну. По окну было сложно угадать время суток. Комната почему-то была освещена блёкло-голубым светом. Неологу было ужасно неудобно – в комнате стояла идеальная тишина, и он шёл на цыпочках, но каждый его шаг сопровождался гулким, мощным ударом, будто на пол падал бетонный блок. В такой тишине эти удары очень нервировали Неолога. Ещё его беспокоила скорость ходьбы. Неолог шёл и будто не двигался вовсе, но это его скорее раздражало, чем удивляло. Будучи уже в двух шагах от окна, он забывал, зачем шёл, затем разворачивался и вспоминал уже возле своего угла. Он дошёл до окна через несколько дней и наконец увидел то, что ждало его снаружи.

Никакой стены перед окном словно никогда не было. Было только бесконечное голубое пространство, которое было настолько пусто и бездонно, что даже пугало. Неолог стал догадываться, что к чему, и посмотрел наверх. Действительно, где-то далеко наверху виднелся дрожащий диск местной звезды; от него расходились искрами какие-то извивающиеся полосы.

– Даже когда нас наводнило, – зазвучал спокойный, размеренный голос Неопериса за спиной Неолога, – что изменилось? Исчез песок пустыни, исчез и город. Вода не убила пустыню, она только сделала её сильнее. Она уничтожила даже то, за что можно было хотя бы зацепиться взглядом в той, песчаной пустыне. Теперь здесь только бездна. Только тускло светящийся блин звезды. Только он даёт какую-то надежду…

«Небоскрёбы», – подумал Неолог.

– Но и она ложна. Как ты выплывешь? Здесь не видно ни дна, ни поверхности. Все они, конечно, слепо плывут. Все пытаются, всем это кажется достижимым. Но каково это, выплыть на поверхность и вспомнить, что тебя так и не научили дышать? И какая разница, где тебе свалиться замертво – в твоей конурке или около цели всей твоей жизни, которую ты никогда не смог бы достичь?

Неолог оглянулся и твёрдо посмотрел на Неопериса. Тот странно улыбнулся.

– Циничный романтик. Единоличный альтруист. Смелейший из трусов. Это ты всех нас убьёшь.

Он засмеялся.

– Ну что, давай! Вперёд! Я уже снял замок! – выдавливал он из себя в перерывах между искренним, но совершенно непонятным смехом.

Неолог сам не знал, что делает; тело перестало его слушаться. Даже вслух он не мог возразить ему. Лишь одна мысль мелькала в его голове: «Доплыву». Он прыгнул на подоконник, взялся на ручку, повернул и резко рванул на себя. Его тут же сбил с ног мощный поток воды, и он упал на пол, ошарашенный – видно, они были на огромной глубине. Вода заполняла комнату очень быстро, но Неолог не поднимался с пола. Через считанные секунды он уже был полностью покрыт леденящей, холодной жидкостью и мог лишь следить со дна затуманившимся взором, как смеялся стоя Неоперис, а вода с невероятной скоростью поглощала его смех. Звуки постепенно растворялись в пучине…

Неоперис лежал, укутавшись в символическое одеяло (от ночного холода пустыни оно в самом деле нисколько не защищало) на полу, расположив затылок на груде своего барахла. Неологу он доверил свою жесткую одноместную койку. Жёсткость дала бы о себе знать горожанину, но Неологу не могла не нравиться такая кровать. Стояла глубокая ночь, едва была видна стена из окна, и то благодаря фонарю на соседней улице. Ни одним движением он не выдал своего кошмара – только глаза его широко открылись, а сумасшедший от страха взгляд забегал по комнате, ища опровержение своему сну. «Никакого смысла идти…» – подумал Неолог.

Вскоре он успокоился, стянул скатерть со стола, укутался ей и снова заснул.

Утром он проснулся уже без особых приключений. Неоперис сидел за письменным столом и что-то читал. На его глазах отдыхали простенькие очки. Неолог встал, потянувшись, и тихо подошел к столу сзади. Через плечо друга он хотел разглядеть текст, но ему это не удавалось. Через несколько мгновений он наконец понял, в чем дело, и отошел к столу посередине комнаты.

– Ты уже прочитал свои книги? – спросил Неолог с ленивой заинтересованностью.

– Первое прикосновение, – ответил Неоперис, поглощенный чтением.

– Поэтому ты теперь читаешь их задом наперед и вверх тормашками, так?

– Ты узнаёшь совсем немногое, читая книги только так, как они писались, – отвечал Неоперис. – я хочу рассмотреть истории со всех сторон. Я ищу в том числе и скрытый, неочевидный, изнаночный смысл произведений, с которыми знакомлюсь. Хотя нет, это другие с ними знакомятся; я же таким образом шпионю за ними, втираюсь в доверие, выпытываю всё до последней строчки.

Установилась тишина. Неоперис поглощал знания с молчаливой, внешне весьма сдержанной и элегантной жадностью. Такая жадность была свойственна, например, патрициям на грандиозных пирах, когда гордый остроносый полноватый человек сначала впитывает в себя еду, как губка, а потом, пользуясь рвотным, берётся за новое блюдо. Неолог постелил на место скатерть и теперь задумчиво комкал между пальцами ее уголок. Он отлично знал, что Неоперис был в курсе о том, как он её использовал, но не думал, что друг осуждает его за это. Не выпуская уголка скатерти, Неолог медленно осмотрел согнутую в три погибели спину приятеля. Он вспомнил свой сон.

– Неоперис, – вдруг спросил он, решительно сжав между тремя пальцами трижды сложенную лёгкую ткань, – а почему ты до сих пор здесь?

– Ты же про жизнь, не про кабинет? – сразу уточнил Неоперис, как обычно, нисколько не смутившись и даже не дернувшись от книги.

– Да, – подтвердил Неолог. В его горле пересохло от нахлынувших эмоций, но он с легкостью слушал свою же речь, будто его долгом было не говорить, а только слушать сказанное собой.

Молчание.

– Не знаю. Чем дольше существуешь, тем меньше хочется продолжать, это точно. Ведь находишь главную закономерность – все на самом деле одно. Ты либо никак не можешь утолить жажду разума узнать по-настоящему новое, постоянно ища его в разноцветных шаблонах, либо же запускаешь защитный механизм и довольствуешься только тем, что знаешь сейчас. Когда-то я пришёл к выводу о том, что наш разум не создан для этого мира. Этот мир создан для того, что само по себе кажется нам скучнейшим – для камней, для планет, для звезд, для песка, для животных, для скатерти… для животного обличия людей, но не для их начинки – не для разума. Разум – случайный пришелец этой вселенной, ему место в принципиально другом мире. Возможно, он когда-то исследовал этот мир и построил себе из местного материала, атомов, надёжный, живучий каркас. Ему уже все ясно, он не хочет больше здесь быть – но ему не даёт слишком хорошо скроенное тело с мощными инстинктами самосохранения. Возможно, человек – последний, в ком разум ещё не сдался, а вот у животных он давно в рабстве у своего тела. Перманентное познание – их пища; но в нашем мире нет потоков перманентного познания, поэтому мы, сами того не зная, глушим его приятными ощущениями – алкоголь, музыка, влечение, зависимость, секс, путешествия, еда, напитки. А мы и не виноваты в этом – это просто наш разум ищет своё перманентное знание и натыкается на тупики, бесконечные тупики… Тут его нет.

– Не думал ли ты, что после смерти тела не подают признаки разума, – сказал Неолог, – потому, что разуму наконец удается вырваться из уз тела, покинуть его? Может быть, он в конце концов находит свой родной мир? Тот самый, с потоками знания?

– Шансы этого слишком низки, – сказал Неоперис. – Нельзя так рисковать… Нет, нельзя…

Он немного опустил голову. За весь разговор он так и не обернулся к Неологу. Вскоре, однако, он вновь встрепенулся и поднял голову.

– Это я и ищу в книгах. Другой выход для разума. Тот выход, который гарантирует ему конец опостылевших скитаний и обретение своего места. Может, именно на изнанке текста книг он рассказал про этот путь, а я это увижу.

– А почему ты не можешь искать ответ в самой жизни, как я? Без книг? Разве это не было бы логичнее?

Неоперис промолчал. Неолог усмехнулся.

– Чёрт, да мы с тобой – две карикатурные крайности. Я живу верой в то, что жизнь как явление стоит жизни как процесса, а ты только ищешь самый правильный выход из неё.

– Ты нисколько не крайность, Неолог. Был бы ты крайностью, ты не водился бы со мной.

– Как раз наоборот! Ты просто плохо знаешь жизнь.

– В любом случае, крайность в тебе сомнительная. Ты не скрываешь отчаяние так, как я скрываю радость. Ты веришь в общество, но ты не веришь в его главный аргумент – бога. В тебе видна борьба – признак неопределённости.

– А может, в этом и дело? Борьба противопоставляется молчаливому поиску, открытость чувств противопоставляется их сокрытию, вера в общество противопоставляется разочарованию в нём, разочарование в боге противопоставляется вере в разум?

– Ты снова прогнул под себя логику. Я имел в виду совсем другое. Мы одинаковы. Разве нет? Все мы во что-то верим, хоть и не хотим этого, все мы боремся внутри себя, хоть и не хотим признать этого, все мы скрываем одни чувства и при этом неосознанно обнажаем другие.

– Странно, – сказал растерянно Неолог, – в этом ты прав, но и я прав. Кто неправ?

– Мы неправы, конечно. Даже я, оградивший себя от всякой практики, понимаю, что ни в одном сложном споре, раскрывающем мнения участников на глобальные вопросы, нет спорщика, полностью правого, и такого же неправого. Поэтому в теории такой спор не имеет смысла в плане результативности, он просто показывает субъективные точки зрения оппонентов на множество предметов. Точки зрения, как стержни, возникают надолго, и все доводы, связанные с ними, кристаллизуются только вокруг этого стержня без надобности формировать фундаментально иное мнение. Зачем делать новый стержень, когда можно просто обновить старый? Во время спора мнение ощетинивается, покрывается панцирем; оно неподвластно никакому обучению.

И вновь минуты глубокого молчания. Словно через метровую толщу воды слышатся звуки с улицы, такие обыденные и такие непонятные. В общем-то, вопрос, поднятый Неологом, заслужил бы такого молчания, если бы молчание было возможно заслужить. Тут Неолог, в должной мере насладившись тишиной, решил наконец спуститься на землю.

– Слушай, у меня к тебе вопрос. Я хотел бы найти космодром и улететь к черту с этой планеты.

– А зачем тебе улетать? – искренне поинтересовался Неоперис, обернувшись наконец. – Не понимаю, что изменится?

– Хочу исследовать мир дальше. Да, у меня уже была глобальная цель – сделать из животного человека, но…

Неолог вспомнил тот тупой, бессмысленный взгляд, ощущавшийся сквозь слой песка на глазах ГЗ-1883. На миг в нем забрезжила надежда, но она, как мимолетное недоразумение, тотчас угасла.

Снова повисло тяжёлое молчание. Неологу стало стыдно, что ему так трудно разговаривать со своим другом. Он решился объявить о своих ближайших планах по ряду соображений: неплохая отговорка для того, чтоб покинуть комнату, знак доверия, выход из неудобной паузы… «Да нет, что я придумываю? – с диким стыдом подумал Неолог. – Я просто хочу сбежать отсюда. А ведь раньше я мог говорить с ним часами».

– Я не проиграл, это не конец! – сказал он совершенно неподходящим торжественным тоном. – Я должен завершить начатое, я должен доказать, что игра стоит свеч!

– Удачи тебе с этим, – улыбнулся Неоперис. – Все равно космодром находится в центре города.

– Да как же так! – неприятно удивился Неолог. – Космодром должен находиться за чертой города! Это же абсолютно нелогично!

– А что логичного ты видишь в нашем мире? – спросил Неоперис с чувством твердой уверенности. – Логику можно мять, рвать, тянуть во все стороны и в конце концов объяснить всю Вселенную. Логика – довольно ненадежный инструмент, потому что он не краеугольный. Ни один псих не выходит за пределы своей логики, но выводы делает неправильные. А почему тогда наши выводы правильны? Как мы это можем доказать? Наша логическая наука пока умело помогает нам идти во тьме нашего невежества и не спотыкаться – космические путешествия, жизнь на протяжении веков без постоянного приема еды и воды… Но она целиком строится на аксиомах, а аксиомы неоспоримы – детский сад! Вот и коренное противоречие самой себе, а при этом наука считается самой логичной вещью!

– Как бы то ни было, мне предстоит долгий путь в центр города, – подвёл итог Неолог. Он устал дискутировать.

Неоперис промолчал в ответ. Неолог не понял смысла этого молчания, но у него уже не было настроения спрашивать его об этом. Он подумал о том, что хорошо было бы получить какую-нибудь базовую медицинскую помощь, чтобы хотя бы временно решить проблему с раздавленным животом. Для этого ему, вне всякого сомнения, нужно было выйти из комнаты Неопериса.

– Ну что, прощай, друг. Удачи с поисками выхода.

Неоперис кивнул головой.

– Прощай. Удачи с пустыней.

Неологу стало ужасно обидно. А вдруг то, чем он занимался, действительно бесконечный и пустой поиск уникального в пустоте? Вдруг Неоперис был прав в большей степени, чем казалось Неологу? Всё… Пустыня? Неологу не понравились такие мысли, и он направился на улицу, хлопнув дверью. Неоперис не отреагировал. Он слишком хорошо знал своего единственного настоящего друга, чтобы реагировать на такой пустяк.

V

Неолог вышел на пыльную улицу с какой-то фоновой мыслью о космодроме и центре города. Она не перекрывала его сиюминутные мысли, а лежала под ними, как маленькая фотография под лентой широкой крутящейся пленки, нисколько не мешая и напоминая о себе только крохотным своим уголком. Между кубических блоков песчаника Неолог решил сначала найти хотя бы аптеку, а лучше – больницу. Тут он вспомнил, что больницу уже находил, убедившись тогда, что ему туда пути нет. Может, его перенаправят в больницу из аптеки? Нужно вползти туда, представил он, на карачках, повалиться в шаге от входа, как уставшая собака, и заскулить о помощи. Обязательно повалиться на спину, чтобы сразу обнажить колоссальную полость между ребрами и тазом. «Нет, – подумал Неолог, отогнав этот образ, – так не пойдёт. В цирке жизни нет прощения еще большему цирку. Надо попробовать сыграть по правилам». С этим выводом Неолог стал рыскать между домами в поиске аптеки.

Он уже привык идти со своим увечьем, но время от времени механическая система поддержки осанки отключалась, чтобы не перегреться, а его спинные мышцы, оставшиеся в одиночестве, вдруг опирались на поддержку фантомного пресса и, не находя ее, бессильно расслаблялись. В такие моменты Неолог терял равновесие и падал наземь, предварительно жутко сгибаясь пополам, словно сломанная посередине тростинка. Такими уродскими падениями он невольно пугал прохожих.

Нашелся тот, кто был готов звонить в скорую. Он присел на корточки возле рухнувшего Неолога и спросил, в порядке ли он. Для Неолога это был бесценный шанс попасть в больницу, пусть даже временно, но он пренебрег им, закивав головой. Человек с подозрением повторил вопрос, получил тот же ответ и ушёл быстрым шагом, думая, что наткнулся на какого-то угашенного, а Неолог поднялся и заковылял дальше. Как же так? Неолог потом несколько раз возвращался к это ситуации, думая о том, что он упустил. Он придумывал разные оправдания, причины, по которым он не согласился на помощь. Он удивлялся тому, что чем дольше он думал, тем больше он оправдывал совершенно неправильный поступок. «Логика – позорно гибкая вещь», – подумал он, вспоминая слова Неопериса.

Наконец он встретил аптеку. Скорее всего, это уже была не аптека – поверх бумажного холста с зелеными буквами стёршимся перманентным маркером были выведены остатки слова «сувениры». Неолог удивился такому странному приему и зашел внутрь. Да, это действительно были сувениры – на стене, утыканной полками, лежало множество песочных статуэток и безделушек, причудливых сосудов с тем жидким песком из реки, стеклышек… Он застал продавца оправдывающимся перед единственным покупателем.

– Что с вашим знаком? – со слабым оттенком раздражения, видным через щель чуть скривившегося тонкого рта, спросил покупатель, тощий высокий господин в черных очках. Эти очки были столь черны, что было неясно, как сквозь них проходит свет. Скорее всего, это были заслонки, а изображение подавалось в глаз через камеру с проводами от чёрных микросфер, находившихся на поверхности очков. Это было очень свежее изобретение, которое не больше двадцати лет назад появилось на носу самых модных потребителей. Вернее, самых щедрых кормильцев как известных, так и теневых корпораций.

– П-Простите … – запинаясь от волнения и что-то бесцельно перебирая сухими от пыли короткими пальцами, сказал среднего роста продавец с подветренным лицом. Он время от времени поднимал взгляд на покупателя и тут же, будто виновато, ронял его на пол. – Понимаете… М-Малый бизнес… Все д-дела… Денег на новую бумагу и клей не хватает, есть только маркер… Всё своими р-руками, без денег… В-Вот, посмотрите на этот жидкий песок! Сухой, а течет… И, и не мокрый! Видите, – он пролил себе на жесткую ладонь немного жидкого песка из стеклянного сосуда, – удивительная вещь!

– Да ну… На Неровиу-283 есть жидкий камень, вы меня таким не удивите, – промолвил высокий покупатель безо всякого удивления.

– Н-Ну хорошо, хорошо, ладно, – закопошился продавец. – С-Смотрите! Специальный искусственный безопасный песок. В-Вы знаете, зачем он нужен? Н-Набивать его в глаза!

Неолога передернуло.

– Только здесь, только на этой планете, исполнители прошли настолько суровую модернизацию глаз, что в них копятся пригоршни песка – а им х-хоть бы хны! П-Представьте – смотреть на мир сквозь слой песка! Они так смотрят сквозь настоящий местный песок, а это –безопасная точная копия для туристов.

– Хм, Вы копируете песок? – спросил покупатель. – интересно. А как у вас с сетью магазинов?

– Сетью… – растерянно проговорил продавец. – П-Понимаете, это единственный магазин. Я… Я больше такими не управляю.

– Нет, – нахмурился покупатель, – мне необходима торговая сеть.

– В-Всё ещё будет! С-Со следующего месяца заработает б-беспилотная доставка.

– Со следующего месяца? – изумился покупатель. – Всего хорошего.

– Да нет же, постойте! – испуганно затараторил продавец, прикованный взглядом к удаляющейся спине покупателя. Сначала он заговорил тихо, будто констатируя самому себе факт, затем обратился к покупателю, снова подняв голову. – Простите за знак! Государство не даёт денег, скоро всё исправим, никакой путаницы не будет! Простите, возможно, качество у нас не на уровне, но это уникальный, уникальный магазин! Мы сделаем вам всё возможное! Линзы из искусственного песка – 10 у.е.!

– 10 у.е.? – удивленно кинул покупатель через плечо. Он был уже на пороге и останавливаться не собирался. – Вы продаёте мне какие-то линзы по цене плотного обеда.

– 8 у.е.! 6 у.е.! – продавец постепенно повышал голос от безнадёжности ситуации. – 5 у.е.! Да оцените вы очки! Оцените мой труд!

Покупатель давно ушёл. Продавец умолк. Он присел на табурет, облокотившись на колени и обхватив голову руками. Он даже не грустил. Он просто думал – что же он делает не так? Как ему делать своё дело лучше? Может, стоило когда-то всё сменить, и жизнь пошла бы по-другому? А чему он, по сути, новому может сейчас выучиться?

Тут он вспомнил, что в магазин зашёл ещё кто-то, и медленно поднял на него взгляд, высвободив голову из рук.

– Вы хотели бы что-то приобрести? – продавец явно приободрился.

– На самом деле я искал здесь аптеку, – честно ответил Неолог.

Продавец замолчал, посмотрев себе под ноги. Он будто искал там какую-то мысль, чтобы продолжить разговор. Проблема была в том, что он не знал, куда его продолжать. Он должен был начать расхваливать свой товар, но после случившегося у него не было желания этого делать. Больше вариантов разговора с незнакомцем на своей территории у него не было.

– Простите меня, – начал Неолог, – но покупать я ничего не буду. Я пришёл из пустыни, и я уже видеть не могу этот песок.

– Вы пришли из пустыни? – с интересом поднял голову продавец, тут же хитро склонив её набок. Неолог не смог прочесть эмоцию на его лице – возможно, у этой эмоции была неизвестная ему причина.

– Вы не знаете ближайшей аптеки? – спросил Неолог, желая сменить тему.

Продавец не отвечал. Неолог сглотнул.

– Хотите, я дам вам денег на табличку? Просто так, 20 у.е.?

Далёкие молнии тучи на лице продавца отразились в его глазах. Он продолжал говорить сухо, будто бы пустыня внутри него приготовилась к грозовому ливню своим внезапным затишьем.

– Я не беру денег ни за что.

– Как ни за что? Вы только что выслушивали хамство.

– Я вам не попрошайка, – по слогам отчеканил продавец. – купите что-нибудь, и я приму деньги.

– Вы же знаете, что мне здесь ничего не нужно.

– Магазин закрывается, – промолвил продавец, теряя терпение.

– Надолго… – прошептал Неолог, посмотрев в глаза продавца.

– До завтра, – уничтожил его опасения продавец. – Прошу вас… Идите, куда шли.