Loe raamatut: «Концерт Патриции Каас. 4. Недалеко от Москвы. Жизнь продолжается», lehekülg 21
БУДЕТ РЕСТОРАН
– Полина Харитоновна, Свиридов. Добрый день. Найдется четверть часа? Я зайду поговорить.
– Добро пожаловать, Анатолий Иванович! Вам удобно будет у меня в кабинете?
– Привет, Полина. Как всегда обворожительна и соблазнительна.
– Ну, уж вы скажете! Но спасибо. Что-нибудь для разговора?
– Нет, спасибо. Пошли, поговорим.
Кабинет Полины помещался в самой задней части кафе и представлял из себя крохотный закуток с небольшим столом, креслом за ним и двумя стульями. Они уселись на стульях у стола.
– Полина, я пришел сказать вам, что пришла ваша очередь. Можно еще раз обсудить проект ресторана …
– Центра питания …
– Или центра питания, как вы его называете. Под этим рабочим названием можно строить, но не жить, то есть потом нужно придумать другое название.
– Спасибо, Анатолий Иванович. Большое спасибо. А то я и ждать уже устала.
– Мы же говорили, что будем строить тогда, когда сдадим новый дом. Дом сдают на днях, строители переходят на спорткомплекс и к вам. Дело теперь за вами и за мной – утверждаем проект или нет.
– А потом, по ходу дела, можно будет вносить небольшие изменения?
– Я думаю, что можно. Особенно это касается внутреннего оформления – там можно будет пофантазировать.
– Тогда надо выпить, Анатолий Иванович! За успех дела!
– Давайте! За успех дела!
– За успех!
– И еще у меня есть один вопрос, Полина … Возможно, нескромный …
– Будто бы! С кем я сплю? Так вы знаете, Анатолий Иванович!
– Нет, Полина. Дел у вас много, развернулись вы неплохо. Но вам помощник нужен, единомышленник. И лучше мужчина, а не секс-партнер. Почему вы одна, Полина? Что нет претендентов – не поверю.
– Ах, Анатолий Иванович, Анатолий Иванович! Претендентов, как вы сказали, хватает, но такое барахло … Мне сильный мужчина нужен, и не просто сильный, а чтобы я его любила и признавала его силу. А для бабьей слабости … Сами знаете, кто со мною спит … и спал …
– Где же взять такого? Неужто нет среди наших мужиков?
– Такие – все уже при деле. А отбивать – совесть не позволяет.
– Жаль, такая баба пропадает. Извините …
– Чего уж там – баба и есть. А за заботу спасибо.
– Тогда в понедельник начинайте – к вам придет прораб и с богом. На закладку первого камня позовите!
– Ну, как же без вас!
– Подумайте о персонале. Повар нужен … официанты … и другие рабочие руки.
– Можно мне набрать персонал из девочек и мальчиков лесной школы? Я бы сама их и выучила.
– Можно. Только дайте им доучиться в обычной школе …
ПОЛИНА ХАРИТОНОВНА и ВАЛЕРИЙ МАСЛОВ
Это был еще один крестник Сторнаса.
Свиридов встретился с ним в кабинете генерала.
– Прошу знакомиться.
– Генерал-майор Свиридов, Анатолий Иванович.
– Майор Маслов, Валерий Андрианович.
Они обменялись крепким рукопожатием, и это позволило Свиридову установить контакт с Масловым.
– Мне оставить вас, Анатолий?
– Не стоит. Мы с вашего позволения поговорим тут, Владимир Альбертович. Сколько вам лет, Валерий Андрианович?
– Тридцать восемь, товарищ генерал.
– Анатолий Иванович. У вас такой загар … На каком языке вам приходилось разговаривать последнее время?
Маслов вопросительно взглянул на Сторнаса.
– Вы можете отвечать на любые вопросы генерала Свиридова, майор.
– На португальском, Анатолий Иванович.
– Не возражаете, если мы продолжим беседу на этом языке?
Маслов немного опешил – настолько естественно и чисто прозвучал вопрос Свиридова на португеш, причем на бытовом разговорном диалекте.
– Мне будет даже приятно.
Дальше разговор пошел о погоде, о растительности, об автомашинах, о жилых помещениях дома Маслова, о модах и женской одежде.
– Какое задание у вас было в том гостиничном номере?
Маслов вздрогнул и удивленно взглянул на Сторнаса. Тот кивнул.
И Маслов рассказал Свиридову о том, что он должен был сделать и что конкретно ему удалось, не переставая удивляться точности вопросов Свиридова.
Поэтому он потом достаточно откровенно ответил на вопросы о своем провале и о своих мечтах относительно мирной жизни на родине.
– Благодарю вас, Валерий Андрианович, – уже на русском языке сказал Свиридов. – Будем считать, что первое знакомство состоялось. Мы еще не раз побеседуем. А пока вот вам номер телефона – позвоните, и вам все объяснят.
Маслов попрощался и ушел.
– Ну, и как? – спросил Сторнас.
– Стоящий человек. Думаю, найдется ему место у нас.
Маслова в кафе к Полине привел Свиридов и познакомил их.
Сперва Маслов Полине не понравился, и не то чтобы не понравился, а просто не произвел впечатления.
Но когда он с ходу определил состав поданного салата, да еще сказал пару критических слов по поводу его состава, Полине стало интересно.
Короче, довольно скоро они оказались на кухне и вырядившись в белые халаты стали колдовать и спорить. Выяснилось, что Валерий Маслов прекрасно разбирается в тонкостях использования самых разнообразных ингредиентов, применяемых в ходе приготовления различных блюд – они спорили с Полиной, даже кричали друг на друга, а потом весело смеялись своей горячности.
– Думаю, что нам пора выпить на брудершафт? Вы не возражаете?
– Ну, что вы, Полиночка! Ваше здоровье!
– Твое, Валерий!
А потом, когда они выпили уже вторую бутылку вина, Полина усилено думала – под каким предлогом затащить нового знакомого к себе домой? Но Валерий вызвался проводить ее, а потом даже слегка набивался на чашечку кофе.
– Ух, как гудят ноги!
Полина, войдя в квартиру и сбросив туфли села на диван и положила ноги на стул, повыше.
– Я сейчас приготовлю кофе и приду к тебе!
Он не осматривал квартиру, а уверенно пошел на кухню и сразу нашел все, что было нужно. И через минуту уже подошел к Полине и опустился на колени.
– Отдохни. Сейчас я принесу кофе.
И он стал гладить ее уставшие ноги, и это было так приятно …
ВИТЕНЬКА СКВОРЦОВ
Свиридов и Витенька Скворцов общались с большим удовольствием и удивительно сердечно. Витенька был вообще очень общителен – улыбался даже незнакомому человеку, если ему улыбались и с ним заговаривали.
Но Свиридов – дело особое.
Стоило появиться Свиридову, как Витенька протягивал ему руки, улыбался и начинал говорить. И Свиридов отвечал ему – то, что говорил Витенька, понимал в основном только Свиридов, а то, что говорил Свиридов – с удивлением понимали все. С удивлением – потому что Свиридов разговаривал с Витенькой как с взрослым, без сюсюканья. И рассказывал Витеньке то, чего тот понимать не мог, но Витенька понимал и задавал вопросы – но их понимал только Свиридов.
Иерархия приоритетов у Витеньки выглядела следующим образом – мама и папа, затем Свиридов, Маша, Уля, Тоня Свиридова, Люба Докукина и Даша Огородникова, Костя, Гриша и только потом Лена Скворцова. Он неплохо относился к Лене, просто она была на последнем месте.
Все это выглядело не столь явно, но Лена все равно переживала и ревновала его ко всем.
Мальчики были вне конкуренции – для общения с ними Витенька мог оторваться даже от мамы. Кто-нибудь из мальчиков постоянно крутился вокруг Витеньки, и с ними тот общался очень охотно.
Виолетта наблюдая это, понимала, что и мальчики, и Свиридов пользовались своими телепатическим способностями, хотя бы в минимальной степени.
Но самое интересное было еще впереди.
Однажды Виолетта, гуляя с Витенькой, забрели к лошадям, к которым Витенька относился с большим интересом.
К детской коляске подошел Сандал и встал на задние лапы, положив передние на край коляски. Витенька потянулся к собаке, а Сандал легонько зарычал и осторожно лизнул мальчика.
Витенька залопотал по своему, и, казалось, пес отвечал ему.
Виолетта замерла, но пес «успокоил» ее, повернувшись к ней и что-то прорычав.
Витенька ручками трогал Сандала за усы, за уши, и Сандал покорно подставлял мальчику голову.
Потом он что-то «сказал» Витеньке и ушел, но быстро вернулся в окружении щенков. Щенки начали играть на песке, а Сандал недвусмысленно пригласил Витеньку к ним присоединиться.
И Витенька начал вылезать из коляски – Виолетта видела, что Сандал страховал его, но сама помогла мальчику спустится на землю.
Витенька пополз к щенкам, а рядом шел Сандал.
А Виолетта поймала себя на том, что ей абсолютно не страшно за сына и она спокойна, и она пошла рядом с Сандалом.
Когда к ним подошла Даша со своим Федей, Витенька сидел среди щенков и играл с ними, а Сандал сидел рядом и улыбался.
– Сандал, как они хорошо играют! – произнесла Даша, вынимая Федю из коляски, – Можно нам к вам?
Сандал радостно закивал головой, ткнулся носом в ногу Даши и подтолкнул Федю к щенкам.
Из дома вышла Настя, посмотрела на играющих мальчиков и щенков.
– Нормально! Детеныши играют!
ДОБРОЕ УТРО
Утром, проснувшись, Полина повернула голову и стала разглядывать Маслова.
– И что ты меня рассматриваешь? – не открывая глаз спросил он.
– Интересно, что ты обо мне думаешь?
– Я думаю, что мне несказанно повезло. Такая чудесная женщина! Вчера вечером ты мне нравилась все больше и больше, и я искал предлог, чтобы пойти с тобой. Ты прекрасна! И мне будет очень жаль, если это – случайность … А что думаешь ты?
– Я тебе не скажу, что я думаю … Но мне … мне очень хочется, чтобы ты … чтобы твое лицо я каждое утро видела рядом, на моей подушке … на нашей подушке …
– Доброе утро, милая моя Полиночка!
– Доброе утро, Валера!
А в кафе Маслову пришлось заменить не вышедшую на работу сотрудницу на кухне. Он облачился в халат, надел белую шапочку и совершенно преобразился. Даже Полина не смогла сдержать улыбки – в поварском наряде невысокий Маслов выглядел очень забавно.
Но он быстро завоевал авторитет на кухне – не отказывался ни от какой работы, ловко управлялся с ножами и другим инвентарем, очень деликатно давал советы …
В кухню донесся шум и голоса на повышенных тонах.
Маслов уловил голос Полины и вышел в зал.
К Полине протягивал руки парень цыганской наружности.
– Лапулечка моя, ты что? Дай я тебя обниму! Забыла меня?
Он попытался схватить Полину за руки.
– Молодой человек! Ведите себя с дамой прилично. – негромко сказал Маслов.
– Это еще кто? Или твои поварята мне указывать будут? Ну, иди ко мне, моя лапочка!
Он обхватил Полину. Та стала отпихивать парня, сопротивляться его объятиям.
– Неужели хамство – единственное ваше достоинство?
Маслов стоял рядом.
– А пошел бы ты, – парень размахнулся.
Но его широкий замах кончился плачевно. Сперва он попытался укрыться от удара в лицо, но согнулся от резкого и точного удара в солнечное сплетение, а затем задом отправился к выходу, зажимая лицо руками. Там он не попал в проем выхода и приложился к стойке, из-за чего вся веранда вздрогнула, а затем выпал на дорожку. Около минуты понадобилось парню, чтобы прийти в себя.
– Я вам советую больше не приближаться к моей даме. Иначе вы так легко не отделаетесь, – Маслов говорил совершенно спокойно, но парень даже не попытался продолжить начатое и, пошатываясь, удалился.
– Валера … Валера, ты … – начала Полина.
– Успокойся. Он больше не придет. Давай работать.
Весь день Полина нервничала и думала – как наладить контакт с Масловым.
– Нам что-нибудь домой нужно купить? – спросил Маслов в конце рабочего дня, когда кафе уже закрывали.
У Полины отлегло от сердца.
– Ты знаешь … У меня были разные …
– Полиночка! Не нужно! У меня тоже были женщины, а теперь я с тобой. И все остальное – неважно …
ХУДОЖНИК Г. СВИРИДОВ
– Привет, Полина. Я говорил с консерваторией … Да не смейся, не со всей! Можно подъехать. Вы решите, когда удобнее, и я съезжу с Олегом. А мы с Гришей завтра едем к профессору …
Учебный год только начинался и молодые – и не очень молодые – художники активно общались друг с другом во всех коридорах.
Свиридов и Гриша шли к профессору, и Гриша нес папку с рисунками. Женщины решили не ехать, чтобы зря не трепать нервы – ни себе, ни мужчинам.
В кабинете, напоминающем хорошо захламленную кладовку, им навстречу поднялся рослый, заросший, и тем не менее вполне импозантный мужчина.
– Генрих Савельевич? Здравствуйте. Свиридов. Я звонил вам.
– Здравствуйте! А это и есть юное дарование? Здравствуй, дарование!
– Меня зовут Гриша. Здравствуйте.
– Не обижайтесь, молодой человек! С чего же мы начнем … Мне Олег Клычков звонил, говорил что-то несуразное. Может быть в класс? У меня сейчас класс натуры. Посидите, порисуете, а потом побеседуем.
– Хорошо.
Профессор провел Гришу через коридор в просторную студию, уставленную мольбертами.
В углу, на возвышении сидела в задумчивой позе обнаженная женщина.
– Тебе уже приходилось рисовать обнаженную натуру?
– Да, приходилось.
– Вот и чудненько. Вот твой мольберт, сиди и рисуй.
Профессор удалился, а Гриша положил у мольберта свою папку и отправился в путе-шествие по аудитории. Он обошел натурщицу со всех сторон, потом посмотрел наброски на мольбертах, и сел на выделенное ему рабочее место.
Минут через двадцать в аудиторию вернулся профессор и первым делом подошел к Грише. И увидел перед ним чистый лист бумаги.
– Ну, и как это понимать? Где результаты вашего творчества?
– Мне нужно еще десять минут.
– Да?! Ну, хорошо. – и профессор пошел по рядам, разглядывая рисунки своих учеников. Но он не успел обойти всех.
– Генрих Савельевич, я готов!
Профессор неспеша вернулся к мольберту Гриши и замер.
Он стоял и молчал так долго, что начали подходить студенты – сперва от ближайших мольбертов, а затем и все сгрудились за спиной профессора.
На листе перед Гришей был не один рисунок, а целая серия. Тут были многие из студентов, натурщица с разных сторон и сам профессор.
– Так… Молодой человек, вы можете вот сейчас, в нашем присутствии нарисовать еще что-нибудь? Что угодно?
– Конечно. Извините, как вас зовут?
– Лена.
– А я – Гриша. Откуда вы родом, Лена?
– Из Рубцовска. Это такой город на Алтае …
– Машиностроение … Тракторный завод … – Гриша уже отвернулся от Лены и закрыл глаза. – И еще у вас там есть мукомольный комбинат!
Лена хотела что-то сказать, но тут Гриша провел первую линию и сразу установилась мертвая тишина. Рисунок молодой миловидной девушки был закончен за три минуты. Но главное – как она улыбалась!
– Все, Генрих Савельевич. Конечно, это скорее эскиз, а не рисунок. Мне еще не вполне удалось почувствовать индивидуальность Лены, ее внутренний мир …
– Вы только не волнуйтесь, профессор, – неслышно подошедший Свиридов придержал профессора под руку. – Вы посмотрите на натурщицу – она же везде разная, хотя и одна …
Утихомирив шквал возгласов профессор увел Свиридова и Гришу к себе в кабинет, но уходя по дороге Гриша успел пообещать Лене ее портрет.
– Я несколько растерян, молодой человек. То, как вы рисовали – это не скоропись уличного халтурщика, это что-то совершенно иное. Вы можете в нескольких словах объяснить, как вы это делаете? Нет, подождите. Меня интересует процесс творчества, который происходит – ведь так нарисовать нашу Валерию Степановну может только настоящий художник. Да, я не боюсь этого слова! Настоящий художник! Так как же это происходит, Григорий … Анатольевич?
– Сперва я смотрю на объект, и пытаюсь увидеть его в движении … Мне очень трудно рисовать с фотографии, она статична … чаще всего. Каков этот человек? Что в нем интересного? Я думаю о нем … и потом рисую то, что я придумал. Говорят, что неплохо получается …
– Неплохо получается! – фыркнул профессор. – Глядите на него, – он обратился к Свиридову, – Нет, вы поглядите – сама скромность. Да вы же не понимаете, что вы делаете! Вы же за минуту увидели Лену насквозь! Наши виртуозы так заорали потому, что они так ее нарисовать не могут! Хотя видят ее и общаются с нею второй год!
– Может быть именно поэтому и не могут …
– Как вы сказали?
– Они ее видят по другому. Они ее не видят как объект для творчества.
– Все! Григорий … Анатольевич, Анатолий Иванович! Я сейчас начну брызгать слюной и нести всяческую околесицу, потому что … потому что я ошарашен … Может быть вы покажете, что принесли?
Гриша стал раскладывать на столе перед профессором листы с рисунками.
Профессор разглядывал их, перебирал, откладывал и снова брал в руки.
И при этом издавал самые разнообразные нечленораздельные звуки одобрения.
Потом он немного помолчал.
– Анатолий Иванович, мы имеем дело с незаурядным талантом. Учить его … можно, но я пока не могу сформулировать, чему и как. Но я любом случае я буду рад работать с вашим сыном. Григорий Анатольевич настолько своеобразен в своем таланте …
– Просто Гриша. Пожалуйста, профессор.
– Гриша! Мне будет весьма приятно работать с вами. Я вижу способности, я вижу талант, я чувствую возможность развития ваших способностей, возможности роста мастерства. Но что именно и каким образом – пока не понимаю …
Постучавшись вошла строгая женщина.
– Генрих Савельевич, господин Дрейзер уже здесь и ждет вас!
– Уже иду!
Профессор поднялся и …
– Гриша, могу я попросить вас?
– Конечно, Генрих Савельевич.
– Можно мне взять пару ваших рисунков и показать гостю из Австрии? И еще попросить вас присутствовать на нашей встрече?
– Пожалуйста, Генрих Савельевич. Давайте я возьму всю папку.
Выходя в коридор Гриша на мгновение прижался к отцу.
– Папка …
– Молодец, сын!
ГУСТАВ ДРЕЙЗЕР
В старинной гостиной за маленьким столиком с гнутыми ножками сидел уютный полненький улыбающийся господин.
Профессор и этот господин обменялись дружескими рукопожатиями, но общение шло через переводчицу – господин не владел русским языком, а профессор не владел английским.
А переводчица переводила плохо, и Гриша это сразу почувствовал.
Несмотря на это профессор и господин Дрейзер были на ты и общались вполне по дружески. После нескольких фраз по поводу какого-то конкурса и какой-то выставки профессор представил Гришу. Тот встал и поздоровался с Дрейзером легким поклоном.
– Ты только посмотри, как рисует этот молодой человек! – профессор взял у Гриша его папку.
– Господин Дрейзер, это молодой человек умеет рисовать, – перевела переводчица.
– Прошу прощения, господин Дрейзер. Перевод не соответствует словам профессора, – на английском языке сказал Гриша.
– О! Вы говорите на английском языке, юноша? И блестяще! О, мой бог, но как вы рисуете!
– Мой бог, как вы рисуете, – перевел Гриша.
Через пару минут оживленный обмен уже шел через Гришу, который легко переводил слова Дрейзера, слова профессора Василевского и свои слова для профессора, если он говорил с Дрейзером напрямую.
В конце концов при прощании Дрейзер дал Грише свою визитную карточку.
– Можете писать мне, можете звонить мне – я всегда буду рад. Персональный вызов на конкурс и на выставку я вам пришлю. Желаю творческих успехов!
Господин Густав Дрейзер, издатель и покровитель художников, увез с собой в Вену рисунок Гриши – на рисунке была изображена беседа Василевского и Дрейзера …
ГДЕ я БЫЛ и ЧТО я ДЕЛАЛ
– Ну, Гриша, рассказывай! Толя только позвонил и сказал, что все в порядке и профессор повел тебя знакомиться с каким-то иностранцем. Но что там было?
– Сперва профессор повел меня в аудиторию, где рисовали обнаженную натуру. Я походил, посмотрел. Потом сел и нарисовал несколько рисунков – вот эти. Тут и натурщица и студенты.
– Такая старая …
– Потом профессор не поверил, что это я нарисовал только что, и попросил нарисовать еще что-нибудь. И я нарисовал вот эту девушку.
– Тут написано Лена. Ее зовут Лена?
– Да. Я задал ей пару вопросов, чтобы потянуть время – надо же мне было увидеть ее как следует. А потом профессор смотрел мои рисунки.
Гриша пропустил все дифирамбы в свой адрес, а их было немало.
– А потом у профессора была встреча с австрийским меценатом – вот его визитка. Мне пришлось переводить – мой английский пригодился. А господин Дрейзер обещал прислать мне персональное приглашение к ним в Австрию на конкурс и выставку рисунка молодых художников.
– Ты поедешь в Австрию?
– Если разрешат родители … и компетентные органы. Виза ведь нужна.
– Это мы продумаем.
Уже в постели, обнимая Гришу Уля шептала:
– Какой ты у меня талантливый … Мой Гриша … А я у тебя простая дурочка …
– Моя любимая дурочка …
– Но все-таки дурочка?
– Милая моя Улечка! Ты же у меня такая одна! А как он там поживает?
И Гриша ласково гладил Улин живот – они часто разговаривали с тем, кто уже жил там.
– Как жаль, что мне нельзя поехать с тобой…
– Еще неизвестно, смогу ли я поехать … Ведь могут копнуть – а кто родители? А чем они занимаются? А подать сюда Ляпкина Тяпкина … А магазины есть и у нас …
– Глупый! Ну, зачем мне их магазины? Мне погордиться таким мужчиной хочется!
– Поживем – увидим. Тебе тоже светиться без нужды не след.
Чуть позже Свиридов говорил по телефону и обсуждал с кем-то подробности какой-то легенды …
