Tsitaadid raamatust «Книжный вор»

(Человеческое дитя иногда гораздо проницательнее до одури занудных взрослых.)

ему понравились бы этот битый камень и разбухшее небо в ту ночь, когда он скончался. Он бы заплакал, обернулся и улыбнулся – если бы только увидел книжную воришку на четвереньках рядом со своим уничтоженным телом. Он бы обрадовался, что Лизель Мемингер целует его запыленные губы, убитые бомбой.

Назвавшись человеку другом я останусь таковым навсегда.

Мысль у нас в стране движется с быстротой телеграфа, в то время, как наши прекрасные институции волокутся позади в почтовой карете.

Отвергающее разум перед разумом бессильно.

Сначала краски. Потом люди. Так я обычно вижу мир. Или, по крайней мере, пытаюсь.

Грех, как понимал его Холмс, есть всего только невозможность для несовершенного существа соблюсти совершенный закон.

Не сам ли Данте однажды писал, что поэзия непереводима? Мы же , встречаясь еженедельно, с ликованием убиваем его слова.

Не верю, но все одно боюсь.

Бостонские americani возвели себе истинный Карфаген, набитый деньгами, но начисто лишенный культуры, а потому обреченный исчезнуть, не оставив после себя и следа. Что говорил Платон о жителях Агригента? Эти люди строят так, будто они бессмертны, а едят, точно вот-вот умрут.