Loe raamatut: «Вкус вишнёвой лжи. 1 часть», lehekülg 17
Макеева вдруг вскакивает на ноги, отодвигая назад стул.
– А ты решила моментом воспользоваться?! Утешить его хочешь? Да такая как ты ему на хрен не сдалась! Он попользуется тобой и бросит! А знаешь, почему? – наклоняется ближе – меня вдруг наполняет нерешительность и стыд, потому что именно такие мысли крутятся в моей голове в последнее время. – Потому что Стас любит меня. А ты для него никто. Так что давай. Иди. Потом расскажешь, какой он в постели. Или, может, уже сейчас есть чем похвастаться? Не зря же ты вчера с ним после школы свалила.
Вспоминаю момент, когда Стас пытался меня поцеловать, и думаю о том, а что было бы, если бы мы с ним реально переспали?
– Я не такая как ты, Элли, – сквозь зубы тяну. Хочу, чтобы меня услышала только Макеева, но в классе стоит мёртвая тишина. – Можешь говорить про меня всё, что захочешь, но больше не смей больше умолять меня о прощении.
Последнее слово остаётся за мной. Бросив на блондинку взгляд отвращения, я сажусь за последнюю парту, пытаясь не обращать внимания на нарочито громкие утешения одноклассниц, столпившихся вокруг Элли.
Плевать. Я никогда ни с кем из них не дружила, да и не собираюсь. Поговорят месяц, другой и забудут.
Настроения на учебу нет. Я еле отсиживаю алгебру, литературу, забегаю на пять минут в столовую, а потом переживаю тесты по обществознанию. Вокруг ничего не меняется, кроме того, что почти вся школа пялится на меня как на прокажённую, а некоторые парни бросают обидные шуточки. Мне не стыдно, я злюсь. И еле сдерживаюсь, чтобы не заехать этим упырям по роже.
Хотя в душе всё равно неприятно. Никогда бы не подумала, что Элли сможет такое сотворить. Отомстить решила за то, что я со Стасом уехала? Так она сама его проворонила. Нечего было дурью страдать.
После школы меня ожидает ещё один сюрприз в виде Кости Назарова. Опять на своём пикапе поджидает у ворот школы – я заприметила его ещё из окна класса. Стоял там как минимум час, то курил, то с ребятами общался. И чего ему нужно?
– Ирка-подстилка, любительница золотых членов! – кричит какой-то пацан класса с седьмого, когда я прохожу мимо.
Не глядя показываю фак, заставляя группу старших парней рассмеяться. Дегенераты. Злость смешивается с обидой, и когда я подхожу к Назарову, вид у меня мрачнее тучи.
– Привет, – Костя встречает меня у ворот.
Блин, теперь будут сплетничать, что я с двумя роман кручу. Вчера со Стасом уехала, сегодня с Назаровым. Элли раздует из мухи слона.
– Привет, – бурчу, косясь на осуждающие взгляды девчонок.
Хочется провалиться сквозь землю.
– Ир, сколько стоишь? Может, успею до выпускного накопить! – гогочет мой одноклассник.
– Не потянешь, – скалюсь, показывая фак.
Тот притворяется, что расстроен, а потом уходит. Смеётся.
– Че за дичь? – не понимает Костя.
Пожимаю плечом. Говорить об этом нет никакого настроения, да и задерживаться здесь тоже.
– Зачем приехал?
Назаров мнётся, поправляя шапку.
– Извиниться хотел…
– Знаешь, у нас какое-то странное общение. Ты вечно творишь хрень, потом извиняешься. Это ненормально, – раздражённо бурчу.
Не хочу срываться на Косте, но удержаться не получается.
– Это да, – смущается парень, не обратив внимания на мой тон. Косится на проходящих мимо ребят, хмурится. – Да че случилось-то? Че они все пялятся?
Не хочу говорить. Не хочу. Просто уйти бы отсюда, да ноги приросли к земле, а в груди закипает сгусток отвращения и злости. Я думала, что справлюсь, но, видимо, нет.
– Что, Ир, нового хахаля уже нашла? – мимо проходит парень из параллельного класса. – Быстро же ты.
– Рот закрой, – гаркает на него Назар. – Чё вылупился? Вали отсюда.
Тот тут же тушуется и уходит. Костя хватает меня за плечо и силком тащит к машине. Не хочу с ним ехать, не хочу. Вспоминаю вчерашний вечер, Стаса и его мотоцикл. Поцелуй, которого не было. Нежные руки, горячее дыхание.
– Да перестань, – останавливаюсь, сбрасывая руку.
– Че за хрень происходит, – допытывается Костя, сокращая между нами дистанцию. Отступаю. – Ир!
– Да что б тебя, – кривлюсь. – Вчера меня Стас забрал со школы. Хотел поговорить. А Элли всем растрепала, что я у неё парня увела.
– Вот, же, – ругается Костя, осматривается по сторонам, словно надеясь застать Макееву и поквитаться с ней. – Ладно, садись в тачку. Довезу до дома.
– Я не…
– Сядь, я сказал, – злится.
Открывает дверь и почти запихивает меня внутрь, но я успеваю отмахнуться.
– Какого черта? Я сама доберусь до дома. Ты приехал извиниться? Извинился. Всё. Прощаю. Пока.
Разворачиваюсь, но парень хватает меня за локоть.
– Ир, – останавливаюсь.
«Костян в тебя по уши втрескался».
– Я тебе нравлюсь? – вдруг оборачиваюсь, не понимая, как эти слова вырываются из моего рта.
Костя неуверенно переступает с ноги на ногу, расслабляет хватку. Видимо, не ожидает такого вопроса – я застаю его врасплох.
– Ну… – мнётся.
Смех на заднем плане выворачивает наизнанку. Я хочу убраться отсюда, хочу испариться, начать всё заново, переродиться в нечто новое.
– Ну? Нравлюсь или нет? – злюсь.
– Нравишься.
Всё сжимается внутри, и я больше не соображаю, что творю. Подаюсь вперед и целую – мы стукаемся зубами, Костя от неожиданности чуть отступает, но не отстраняется. Его горячие губы, вкус сладкой вишни, колючая щетина. Я целую Костю Назарова, но представляю на его месте Стаса, и боль сжигает всё внутри от осознания того, что это неправда. Всё не так. Всё не по-настоящему. Фальшиво и нереально.
Оттолкнув растерявшегося парня, ухожу. Не хочу ехать с ним в одной машине и неловко молчать, а ещё больше меня пугает ситуация, что придётся оправдываться. Зачем я его поцеловала?
Мне больно, противно, неприятно. И не из-за ситуации в школе, не из-за поцелуя, а потому что всё неправильно. Всё, что происходит вокруг меня. Тошно от самой себя, от мыслей, ложных надежд и лжи. Она окружает, течет по венам, проникает в органы, становится мной.
Я запуталась. Я не знаю, что мне делать.
Впервые за долгое время думаю о маме, и становится дико одиноко. Мне хотелось бы с ней поговорить, попросить совета, поделиться переживаниями. Да хотя бы одним глазком просто увидеть…
Интересно, что бы она сказала, если бы встретила меня сейчас. Ту, кем я стала. О чём бы она подумала, увидев то, во что превратилась?
Ложь 50. Ира
– Привет, бабуль! – кричу я, захлопывая дверь.
Скидываю кеды и несусь в комнату, чтобы запереться в своём маленьком мирке и избавиться от проблем. Щёки горят, голова идёт кругом. Бросив в угол рюкзак, небрежно расстёгиваю куртку и прямо в одежде заваливаюсь на неубранную постель. Утыкаюсь лицом в одеяло и кричу словно ребёнок, которому не купили шоколадку. А когда кричать больше нет сил, замолкаю, чувствуя неприятную пульсацию в горле. Отставить сопли! Я ведь не плакса!
Вспоминаю все обидные словечки, что пришлось выслушать в школе, думаю об Элли и Назарове. О поцелуе. О Стасе. Интересно, какие у Скворецкого губы на вкус? Тоже вишня? Или нечто другое?
Переворачиваюсь на спину и смотрю в потолок. А ведь некоторые школьники видели поцелуй. Завтра снова сплетни будут распускать.
А-а-а! Взлохматив волосы, через силу поднимаюсь с кровати и выхожу в коридор. Отправляю куртку на вешалку и захожу к бабушке.
– Есть хочешь, бабуль? – интересуюсь я, без сил заваливаясь в кресло.
– Нет, милая, – она сидит перед телевизором в своей кресле-качалке.
Маленькая, уставшая, с седым пучком на голове и в куче кофт. На подлокотнике лежит пульт, а по телику показывают какой-то сериал. В прочем, ничего нового.
– Я скучаю по маме, – вдруг говорю я, не в силах больше молчать.
Бабушка смотрит на меня, улыбается по-доброму, а потом бормочет своим хриплым голосом:
– Ты так на неё похожа, внученька.
Сомневаюсь, что бабуля понимает, о ком говорит.
– Ага, – отвожу взгляд в сторону, осматривая комнату.
Старый ковёр на стене, кровать со взбитыми подушками, стол с кружевной скатертью. Раньше здесь жила мама, всё было как-то по-другому, иначе, уютнее. А после её смерти сюда перебралась бабушка и оборудовала комнату на свой вкус, но с годами её разум мутнел и теперь она просто сидит перед теликом и пьёт таблетки.
– Ба, что мне делать? – не смотрю на неё. – Я люблю человека, который страдает из-за расставания с моей подругой. А в меня влюблён его друг, но мне больно находиться рядом с ним. Я думаю о Стасе, когда целую Костю. И, кажется, что всё как-то неправильно. Ещё и Элли пакости делает. Теперь вся школа смеётся надо мной…
Наконец смотрю на бабушку. Она внимательно слушает меня, но я прекрасно понимаю, что через пять минут все мои слова вылетят у неё из головы.
– Не драматизируй, – улыбается бабуля. – Просто делай то, что и всегда. Это же не конец света. Все живы, здоровы. Вон, у Михайловны сын недавно умер, и ничего. Веселится.
– Ба, у неё сын помер почти десять лет назад, – бурчу я. – И она радовалась, когда этого алкоголика не стало.
Бабуля лишь улыбается.
– А он красивый?
– Кто?
– Тот мальчик?
Я думаю о Стасе и невольно улыбаюсь.
– Очень. Но какой в этом смысл, если я ему не интересна?
– Кому? – кудахчет бабуля.
– Стасу.
– Кто это?
– Никто, ба, – поднимаюсь из кресла, понимая, что разговаривать с ней дальше нет никакого смысла. Она потеряла нить происходящего и напрочь забыла, о чем мы только что говорили. – Пойду поесть приготовлю.
– Иди, иди, внучка, – машет рукой, отворачиваясь к телику.
Я грустно улыбаюсь, а потом выхожу из комнаты. Есть не хочется, готовить тем более. Я запираюсь у себя, включаю дряхлый компьютер с медленным интернетом, а потом делаю то, на что не решалась весь последний месяц. Удаляю Элеонору Макееву из друзей. Ну, вот и всё. Конец нашей дружбе. Прощай детство. Прощай, Элли.
Ложь 51. Стас
– Вот же! – злюсь я, когда Костян рассказывает подробности случившегося в школе. – Не ожидал от неё такого.
Мы сидим в кафешке и завтракаем: Назар угощает, потому что у меня с собой нет ни копейки. Передо мной чай и венские вафли, а друг пьёт кофе, заедая его уже третьим пирожным. Говорит, аванс получил, вот и шикует.
– А я говорил, – бурчит парень. – Предупреждал тебя, а ты «люблю, люблю, она не такая».
– Не нагнетай, – прошу я. – И так тошно. Видел её недавно, заплатила залог за меня, потому что братец отказался приезжать. То же мне.
Друг зло бросает ложку в тарелку и откидывается на спинку диванчика.
– Жаль я её не видел, – злится Костян. – Совсем охреневшая баба. Слышь, – наклоняется ко мне и понижает голос. – А, может, сдадим её прессе? Типа, что она с тобой мутила, и с твоим братом. У тебя же фотки есть с ней совместные? Отомстим, так сказать.
– Да не, – отмахиваюсь я, делая глоток горячего чая. – Пошла она. Мне плевать.
Назар смотрит недоверчиво, не верит.
– Чувак, я месяц бухал. Пытался понять, чё ж ей не хватало-то. Чё её на брата моего тянуло, – замолкаю, подавляя злость и отвращение. – Всё, хорош. Я устал. У нас есть проблемка посерьёзнее. Отец Иры, следак тот, видимо, догадался, что я могу общаться с Ольханской. По любому из-за Элли. Может, она даже стуканула ему, они ж с Иркой подруги, он её хорошо должен знать. Так что поосторожнее надо быть. Как он тебя ещё не спалил, не понимаю.
Друг отмахивается.
– Всё под контролем, – заверяет меня Костя. Слышать от него такое как минимум странно.
Зеваю. Хочется спать, голова трещит, тело ломит. И байк ещё нужно забрать, а то менты себе загребут и скажут, что так и было. А вернее не было. Исчез. Угнали. Испарился.
После стычки с Тёмой в квартире Назара я ни разу не встречался ни с отцом, ни с матерью, ни с братом. Один раз мне перечислили деньги на карту, и всё. Тишина. Словно забыли обо мне как о проблеме, которую не хочется решать.
Да, мне обидно. Больно. Неприятно. Я злюсь, нет, я просто в ярости, но жизнь на этом не заканчивается. Самое смешное, что об этом мне сказал бомж в СИЗО. Рассказал мне про свою житуху, и я понял, что у меня не так уж всё и плохо. Подумаешь, девушка от брата залетела. Пустяки…
И кого я пытаюсь обмануть?
– А чё у тебя с Ирой? – пытаюсь поменять тему.
Костя пожимает плечом.
– Да сложно как-то всё, – бурчит парень. – То злится, то целует, то бьёт. Короче, не знаю.
– Ну и правильно делает, надо же тебя контролировать хоть как-то, – коротко смеюсь.
Друг ничего не отвечает. Я смотрю в окно на испортившуюся погоду, и на душе становится грустно. Из моей жизни выпал целый месяц, а для меня это как вся жизнь. Нужно возвращаться в реальность. И первый шаг – новая татуировка. Логично, да?
Ложь 52. Стас
«Наследник крупной московской маркетинговой компании Артём Скворецкий объявил о помолвке с Элеонорой Макеевой. Дата свадьбы назначена на 4 января. Церемония будет закрытой, а…»
Переключаю канал, но улыбающееся совместное фото брата и Элли продолжает мелькать перед глазами. Весь декабрь только и делают, что крутят по всем каналам новость о свадьбе Тёмы. Думают, что так народ быстрее поверит в эту сказку?
4 января свадьба моего старшего братца и моей бывшей любимой девушки. Меньше чем через две недели.
Что теперь? Остались только злость и… свобода. Я будто потерял крылья, но обрёл рога. И хвост. А вместе со всем этим новую татушку на спине: сгоревшие перья крыльев, растущие из окровавленного настоящего сердца. Получилось эпично.
Какое счастье, что не успел набить имя Элли, а то пришлось бы сводить. Планировал сделать ей сюрприз в воскресенье сразу после семейного ужина. А получилось всё как-то не по плану.
Звонок в дверь.
Отрываюсь от новой плазмы и направляюсь к двери. Поворачиваю ключ, открываю преграду.
– А ты рискованная, – усмехаюсь.
– Испугался моего папочку? – улыбается.
Пожимаю плечом, отступая в сторону.
– Назар в курсе, что ты здесь? – интересуюсь я.
– В курсе. Просил передать.
Ира переступает порог, протягивает пакет и, пока я закрываю дверь, начинает раздеваться. Снимает красную шапку, смахивает с неё снег, шумно вздыхает. Лицо девушки раскрасневшееся из-за мороза, зато глаза светятся так ярко, словно Ольханская только что выиграла медаль на Олимпиаде.
Я помогаю Ире снять верхнюю одежду и, пока девушка расстёгивает сапоги, ухожу к столу.
– А где Костян? – спрашиваю я, вытаскивая из пакета несколько банок с полирующими средствами для моего байка. И ещё какие-то нужные ништяки.
– Работает.
– Так, я не понял, вы с ним мутите или нет? – поворачиваюсь к Ире – та, взъерошив волосы, проходит к дивану, но не садится.
Облокачивается о спинку и встаёт лицом ко мне.
– Нет. Мы с ним не мутим, – выделяет каждое слово. – Просто в последнее время часто общаемся. Это разные вещи. Он меня… – осекается. – В общем, помог справиться с ситуацией в школе.
Хм. Звучит как-то двусмысленно.
– Как там… – хочу сказать «Элли», но передумываю. – Как в школе?
Ольханская отмахивается, всё ещё пытается отойти после мороза и отогреться. Я вижу это по её лицу.
– Спокойно, – улыбается. – По началу, конечно, доставали, да и Элли подливала масло в огонь. Несла пургу всякую. Типа, я отбила у неё парня из-за денег, а потом затусила с его другом. Да и Костя только хуже делал. Приходил в школу и запугивал всех. Меня из-за этого ещё больше чмырили. В общем, неприятная ситуация.
Убираю банки в шкаф и поворачиваюсь к девушке. Стоит в своей бежевой кофточке и в джинсах, волосы растрёпаны, ни грамма косметики, щёки всё ещё красные. Ни в какое сравнение с идеальной Элли не идёт. Зато живая, настоящая. Не искусственная.
– Да плевать, – замечает мой взгляд. – Осталось доучиться полгода и всё.
– А потом куда?
– Не знаю, – пожимает плечом. – Не думаю, что буду куда-то поступать.
Ничего не отвечаю – спорить на эту тему не хочется, к тому же её право, что делать со своей жизнью. Глядишь, после выпуска передумает.
– А ты как? – наконец решает спросить Ольханская.
Это последнее, о чём я хочу с кем-либо разговаривать.
– Отлично, – заверяю её. – Решил байк перебрать, – киваю в дальнюю часть студии, где за кучей хлама стоит наполовину разобранный мотоцикл.
Не знаю, замечает Ира его только сейчас или просто делает вид, что удивлена. Девушка оценивает обстановку в квартире, затем поворачивается ко мне и останавливает взгляд на кулоне, который подарила на мой день рождения. Он небрежно висит поверх футболки, и на мгновение мне хочется спрятать его под одеждой.
– Я хотела поговорить на счёт Кости, – вдруг выдаёт Ира. Я хмурюсь. – Меня напрягает то, что он слишком сильно сдружился с моим отцом.
– Что? – выпаливаю. – Я не знал… Он ничего не говорил. Погоди, в каком смысле сдружился?
Отстраняюсь от стола, собираясь подойти поближе к Ольханской, но резко меняю траекторию, оказываясь возле холодильника. Достаю вишнёвый сок, хлопаю дверью.
– В прямом, – пристально смотрит на меня. – Однажды папа припёрся ко мне и застал Назарова. Тот чинил мне конфорку в плите, – поджимает губы. – Ну, и понеслось. Теперь отец думает, что я с Костей встречаюсь. Сюсюкается с ним как с сыном. Костя то, Костя это. Какой хороший мальчик, вы отличная пара и бла, бла, бла. Меня это напрягает, – признаётся.
– А Костян что? – делаю глоток холодного напитка и только потом предлагаю девушке. Та отказывается.
– Что, что, – передразнивает. – Играет с огнём твой Костян. Ведёт себя как ни в чём не бывало. Как будто они старые приятели. А я постоянно думаю, что отец что-то вынюхивает, пробивает Назарова по базам, ищет, подозревает. В последнее время начал часто приходить ко мне и спрашивать, как дела у моего друга.
Морщится.
– Если твой отец пронюхает, что я друг Назарова, то это конец. Я не знаю, что Макеева наплела ему про меня, но… она ведь в курсе о похищении, видела Костяна в деле. Думаешь, всё будет в порядке?
Ира думает. Я стою рядом с ней в паре шагов и пристально вглядываюсь в задумчивое лицо девушки, её нахмуренные брови, плотно сжатые губы, ямочки на щеках.
– Я не знаю, – поднимает голову, встречаясь со мной взглядом. – Вообще не знаю. Но мне не нравится эта ситуация. Жопой чую, что что-то всплыть должно. Что-то, о чём мы забыли.
Например, бита на дне реки. Под снегом и льдом, увязшая в иле. Интересно, сколько хранятся отпечатки и ДНК? Если спустя полгода её отыщут, смогут ли определить виновника?
Или, ещё хуже, какая-нибудь копия видео просочится в сеть. Назар не мог всё удалить, что-то где-то должно остаться. Но если ничего не всплыло за последние месяцы, почему должно именно сейчас?
– Я поговорю с ним, – обещаю я. – А тебе стоит держать его подальше от отца.
Ира корчится.
– Чё вот я вообще с вами связалась! – бурчит, смешно морща носик.
– Ир, – тихо тяну я, и Ольханская бросает на меня исподлобья взгляд. – А тебе Костян нравится?
Она замирает, словно я только что сказал нечто шокирующее, отводит взгляд в сторону.
– Я не хочу, чтобы моим парнем был безбашенный придурок, который не думает головой, – немного резко отвечает Ира. – Мне пора. Ещё к Марине нужно заехать.
Не смотря на меня, направляется к выходу.
– И поговори с Назаровым! – поспешно одевается, застёгивает сапоги и небрежно натягивает на голову шапку. Оборачивается, широко улыбаясь. – Иначе мне придётся переехать в другой город подальше от вас.
Задерживает на мне взгляд чуть дольше, чем надо. Спохватившись, иду к ней, чтобы попрощаться. Ну, там, обнять или хлопнуть по плечу, как мы делаем в последнее время, но Ира резко отворачивается и поспешно покидает квартиру. Слегка разочаровываюсь, но дверь за гостьей всё-таки запираю.
Хорошая она. Костяну повезло. Элли конкретно облажалась, раз смогла просрать такого человека как Ольханская. Надеюсь, Назар не налажает. Было бы здорово, если бы Ира с Костей действительно начали встречаться, а не творили чёрт знает что. Друг заслуживает шанс на счастье, учитывая, как с ним поступила жизнь.
Интересно, а заслуживаю ли я?
Стоп, я что сейчас почувствовал зависть? Нет, глупости какие-то. После стычки с Элли мне уж точно не до новых отношений. Я опустошён, разбит и обессилен. Нужно для начала реабилитироваться, а потом уже думать о личной жизни.
Только заваливаюсь на диван, как звонок в дверь в очередной раз отвлекает меня от бессмысленного времяпрепровождения. Неужели, Ирка что-то забыла? Сердце почему-то радостно подпрыгивает – я вскакиваю на ноги и несусь к двери. Заранее расплываюсь в улыбке, чтобы пошутить по поводу её внезапного возвращения, но весь план рушится на сотни осколков, как только я открываю дверь.
На пороге моей квартиры стоит мать, а за её спиной прячется Элли и два охранника. Последние, кстати, возвышаются над гостьями чуть ли не на две головы и уж точно не пытаются заползти под плинтус, как моя бывшая подружка. Злость вспыхивает неожиданно, затуманивая разум.
– Что вы здесь забыли? – не понимаю я. – Пришли пригласить на свадьбу? Так я всё равно не приду.
Элли не смотрит на меня, а глаза матери скрыты за солнечными очками. По охранникам уж точно ничего не понять: как обычно с постными кислыми лицами. Если бы я был главой компании, нанял бы народ повеселее.
Губы мамы неожиданно начинают дрожать – она шумно выдыхает и бросается ко мне в объятия. Тут же пробирает дрожь из-за внезапного холода, и я мысленно скулю.
– Не будет никакой свадьбы, Стас, – с нескрываемой неприязнью в голосе говорит Элли, нагло заходя в квартиру.
Охрана проходит следом, прикрывая дверь.
Мать издаёт непонятный звук, напоминающий хриплые стенания призраков, и начинает рыдать.
– Братец свадьбу отменил? – издеваюсь я, а сам мысленно ликую, потому что ещё ни разу в жизни не видел Макееву такой… злой? Даже не знаю, как описать её эмоции. Она то ли в ярости, то ли в отчаянии, то ли так странно радуется. – Хоть что-то Тёма сделал правильно.
При звуке имени брата, мама неожиданно отталкивает меня и неровной походной направляется к новенькому бару, даже не разувшись. Конечно, проходите. Стас всё равно потом приберётся. И полы вымоет, и проветрит, и… да проще сжечь эту студию, чтобы забыть обо всём, что здесь когда-то происходило. Я думаю, что до этого осталось недалеко.
Никто ничего не говорит. Элли стоит ко мне спиной в белой шубке, осматривает захламленную квартиру, будто собираясь купить. Мать садится на стул и небрежно наполняет стакан крепким напитком.
– Чё происходит? – скрещиваю на груди руки. – Добить меня решили?
– Это конец, Стас, – снимает очки и кладёт на стол, залпом осушает стакан. Как давно она пьёт? Неделю? Неужели из-за разрыва помолвки? Это на неё не похоже.
– В смысле, конец? – не понимаю я. – Объясните нормально, в чём дело.
Мама открывает рот, но ничего не говорит. Отворачивается, наливает половину стакана, выпивает.
– Я не могу, – бормочет она. – Я так не могу. Я так больше не могу… – запускает руки в волосы, бормочет непонятную дичь.
– Ты можешь объяснить нормально? – начинаю злиться.
Мама осушает третий стакан и только после этого поворачивается ко мне лицом. Медлит.
– Твой отец… и твой брат, – тихо говорит она, – попали в аварию. Максим в больнице в тяжёлом состоянии, а Тёма… – осекается. – Тёмы больше нет…
Трясущейся рукой закрывает рот и отворачивается, начинает снова рыдать. Её плечи дрожат, голова опущена, слышны лишь всхлипы и несвязные бормотания.
Я цепенею. Меня кто-то вырывает из собственного тела и уносит в никуда. Услышанное кажется шуткой, сказкой, сценой из дешёвой мелодрамы. Мой отец в больнице, а брат… что значит «Тёмы больше нет»?
Это такая попытка заставить меня вернуться в семью? Изощрённая манера наладить со мной отношения? Это ведь бред. Полный бред. Не может этого быть. Сейчас они рассмеются и скажут, что пошутили. Ну, же. Давайте. Не тяните.
– Когда? – только и могу выговорить я.
– Три дня назад, – через силу почти воет мама.
– Три дня назад? – возмущаюсь я, не понимая, что чувствую: обиду, ужас или ярость. – А почему мне только сейчас сказали?
– А тебе не плевать?! – неожиданно вскрикивает Элли, поворачиваясь ко мне лицом. – Ты только и думаешь, что о себе! Какой я бедный маленький мальчик, меня никто не любит, я никому не нужен! А ты сам хоть раз пытался наладить отношения с братом? Хоть с кем-нибудь?!
– Да что ты знаешь?! – в ответ кричу я, делая шаг к блондинке. Краем глаза вижу, как дёргается один из охранников, но ничего не предпринимает. – Ты изменяла у меня за спиной, а сама клялась в любви. Это нормально, по-твоему?!
– При чём тут это?! – взвизгивает Элли. – Речь о Тёме. Тебе всегда было плевать на него, ты его ненавидел! А он все уши про тебя прожужжал. Младший брат, младший брат. Да он о тебе думал больше, чем о компании! А теперь он мёртв!
Элли осекается, замолкая, и на меня неожиданно обрушивается осознание происходящего. Заплаканная мать, невеста брата в истерике, охрана с каменными лицами.
Нет. Это всё бред. Если бы Тёма действительно погиб… Даже если бы была авария… За три дня по новостям это выпотрошили и собрали бы миллион раз. Все бы только и кричали о несчастном случае, произошедшем с главой крупной компании. Ничего не было. Ничего! До сих пор ведь говорят только о свадьбе брата…
– Нет, – скалюсь я. – За три дня весь мир бы об этом узнал, не только я.
– Информация ещё не просочилась в сеть, – уже спокойнее отвечает Элли, а я только сильнее злюсь из-за рыданий матери, выводящих меня из равновесия. – Пока что всё конфиденциально, но это ненадолго.
Запускаю пальцы в волосы, а потом надавливаю руками на глаза. Какой-то бред. Всё неправда. Всё ложь…
Я не верю.
– Ты, – резко поворачиваюсь к одному из охранников. – Отвезёшь меня к отцу.
Тот смотрит на мать, спрашивая разрешения, но той плевать. Она хватается за бутылку и осушает хрен знает какой по счёту стакан. Надеваю ботинки и беру куртку. Заметив, что охранник медлит, раздражаюсь:
– Живо давай, – скалюсь я, после чего первым выхожу из квартиры.
А в голове так и крутится: ложь, ложь, ложь. Они все лгут. Всегда, везде, каждую секунду. Я не поведусь на их обман, пока сам во всём не удостоверюсь. Пока лично не увижу.
Ложь 53. Ира
Декабрь подходит к концу, нещадно уничтожая своими морозами. Зима в этом году холодная и неприятно-тоскливая. За месяц мало что меняется: ситуация в школе стихает, шутки практически пропадают, косые взгляды тоже.
Назаров достаёт, но избавляться от него уже поздно. Как-то привыкла, что он всегда рядом, что-то чинит по дому, шутит, вытаскивает из депрессии, поднимает настроение. Нечто родное, но в то же время жутко далёкое и неправильное.
Я не влюблена в Костю так как в Стаса. При виде Скворецкого у меня ноги подкашиваются, сердце разрывается на части, а мысли путаются и ставят в неловкое положение. Я становлюсь безумной, но мне нравится это сумасшествие. Нравится проводить время наедине с парнем, пусть и просто разговаривать, случайно касаться, ловить на себе взгляды синих глаз, представлять другую жизнь, в которой мы могли бы быть вместе.
С Костей проще, легче. Можно болтать ни о чём, не стесняться, не думать, что выгляжу глупо. Наверное, было бы лучше, если бы я ответила на чувства парня, но моё сердце отчаянно требует другого. Ему хочется безумия, запретный плод, зреющий в руках лучшего друга Назарова.
Всё сложно. Мне не у кого попросить совета, а самой разобраться не получается. Поэтому всё плывёт как-то само собой по течению и, возможно, когда-нибудь куда-то приплывёт.
Никогда не думала, что так сложно быть взрослой.
Марины дома нет, брата, похоже, тоже, а мелкая сейчас должна быть в садике. Дверь никто не открывает, но я обязана встретиться с мачехой и забрать у неё «важные вещички», о которых эта женщина прожужжала мне все уши. Оттягивать встречу с ней глупо, ещё одного нудного звонка я точно не выдержу.
Хорошо, что у меня есть запасные ключи от квартиры отца, так что хотя бы мёрзнуть не придётся. Пальто отправляю на вешалку, а сапоги в самый угол, чтобы не мешались. Пока никого нет дома, терроризирую холодильник.
А потом я жду, и жду, и жду, и жду, пока кто-то не начинает открывать входную дверь. Слышу весёлые голоса на лестничной площадке и сразу же узнаю противный смех Марины. Ну, наконец-то!
Судя по звукам, в квартиру заходят двое. В коридоре начинается возня – они раздеваются, а я терпеливо сижу на кухне и жду «долгожданной» встречи. Вот она обрадуется, когда увидит меня.
– Ну, Дима, дай хоть раздеться, – хихикает Марина, и я замираю. Холодок скользит по спине, заставляя прислушиваться к каждому шороху.
Дима? Что ещё за Дима?
– Иди ко мне, моя помпушечка, – мурлычет незнакомый голос.
Помпушечка? Какого дьявола они там творят?
Я вскакиваю на ноги и подхожу к двери, прячась рядом с ней и осторожно выглядывая. Хорошо, что стол находится в другой части кухни, и со стороны входа его невозможно заметить.
– Подожди, а твой муж не вернётся?
– Нет, он на дежурстве. Совсем со своей работой помешался, – бурчит мачеха. – Вот, погоди, ещё немного, и я с ним разберусь. И тогда мы с тобой будем вместе…
Марина взвизгивает, что-то падает. Я вижу их: раскрасневшиеся на морозе, весёлые, смеющиеся. Мужчина с пышными усами и горбатым носом пытается поцеловать мачеху, а та игриво уклоняется от его рта, но Диму это не останавливает. Мужчина небрежно стаскивает с Марины шарф, куртку и начинает целовать в неприкрытые места. Такими темпами они перебираются в спальню, попутно хихикая и разбрасывая одежду.
Марина изменяет моему отцу с каким-то Димой! Усатым и противным… Фу! И что значит «разберусь с ним?». Вот я влипла-то… Надо валить, пока меня не заметили.
Бесшумно проскальзываю в коридор, незаметно преодолеваю расстояние до входной двери. Одеваться некогда: хватаю сапоги, пальто и как можно тише покидаю квартиру, а потом со всех ног несусь вниз по лестнице. Только оказавшись на безопасном расстоянии, натягиваю одежду, обувь и, даже не надев шапку, выскакиваю на улицу.
Вот, почему вокруг меня постоянно происходит какая-то фигня?
Не успеваю переварить произошедшее и добраться до остановки, как неожиданный телефонный звонок вырывает меня из мыслей.
Элли? Что ей надо?
– Алло.
– Ира? – не узнаю голос подруги. – Где Стас?
Прокашливаюсь.
– Я-то откуда знаю. Дома, наверное.
Она молчит.
– Его нет дома, он…
– Ну, не знаю, гуляет, – раздражаюсь, всё ещё пытаясь выбросить из головы измену мачехи. Господи, у меня теперь будет психологическая травма! – Позвони ему сама!
Отключаюсь, убираю сотовый в карман и на несколько секунд останавливаюсь посреди дороги. Сначала Марина, теперь Элли. Да что за день-то сегодня такой?
Так, ладно. Вернусь домой, подумаю о произошедшем, взвешу все за и против, а потом буду решать, что делать. Рассказать отцу? Это разобьёт ему сердце. Хотя, будет лучше, если они с Мариной расстанутся. Но ведь он тогда переедет ко мне… Ему же негде будет жить. Нет, лучше не рассказывать.
Чем ближе оказываюсь к дому, тем сильнее меня съедают противоречия. Я думаю о маме, о том, как рассказала ей об измене отца. Думаю о Марине, о реакции папы, о том, что будет дальше, если всплывёт правда. В любом случае мачеха собирается выгонять папу из дома, значит, при любом раскладе он переедет ко мне. Новость, конечно, так себе.
