Tasuta

Ветер, робот и паук не связаны

Tekst
Märgi loetuks
Šrift:Väiksem АаSuurem Aa

– Это я теперь в трезвенники заделался, что ли? – возмутился Полушкин.

– Упаси вас дух Целерона и преподобного Атлона, – всплеснул руками робот. – Вы всего лишь больше никогда не сможете есть мясо.

– Значит, пить можно? – в голосе его проскользнуло легкое беспокойство.

– Старожилы говорят, – робот наклонился совсем близко к его уху и заговорщически шепнул: – по-другому тут не выжить. Семиколон. Рад представиться.

– Каких семи колонн? – поежился Полушкин, будто шепот щекотал ему шею.

– Семиколон. Меня так зовут, – он протянул правую руку для приветствия. На запястье с внутренней стороны грубый сварной шов напоминал точку с запятой и выделялся особенно отчетливо, не неся никакой конструктивной нагрузки, и, скорее всего, являлся, заводским браком. Заметив, как вновь прибывший разглядывает этот досадный дефект, робот поспешил пояснить: – Тату. Я очень особенный и это отражение моих внутренних порывов и стремлений. Жаль, что на фабрике не было черной краски. Ведь в душе я эмо… Мы все когда-нибудь умрем, – обреченно подытожил он.

– Очень жизнеутверждающе, – отозвался Полушкин. – Только роботы не умирают.

– Много ты знаешь о роботах! – оскорбился Семиколон, осторожно сжимая тонкие, чуть кривоватые пальцы своей золотой изящной клешней. – Мы все хотим умереть, ведь мы не просили, чтобы нас изготавливали и заставляли влачить эту жалкую, бессмысленную жизнь.

– Я знаю, что ты должен подчиняться Законам роботехники Азимова, а значит, и хотеть умереть не можешь, – безапелляционно заявил Джон, растирая покрасневшую от крепкого рукопожатия кисть.

– Великий Атлон, каждый робот уникален и должен иметь возможность желать смерти так страстно, как ему этого захочется. Я подам на Вас в суд за дискриминацию роботов, их прав и свобод!.. Давайте сюда Ваш чемодан и емкость с членистоногим пушистиком, – он выхватил из ослабевших человеческих конечностей весь багаж и бодро зашагал по коридору. – Следуйте за мной, я покажу ваш боксоблок. Курить можно только внутри, герметизировав дверь.

– Странно как-то: мясо есть нельзя, а пить и курить можно. – Голос звучал приглушеннее, чем в общем зале. Обшивка была мягкой и существенно поглощала звуки.

– Ничего странного не вижу. Мы – веганская станция. Чтобы не пить и не курить, вам надо было брать направление на ЗОЖ-54. Они там даже калории считают. И зарядка по утрам, даже если выходной. Мы пришли. Боксоблок номер двести восемьдесят шесть. Отдельный санузел, веганский холодильник и эргономичный матрас из переработанных отходов – мечта любого человека.

– Ты тоже не очень-то разбираешься в людях, да? – ухмыльнулся Полушкин.

– Когда меня собирали, питание отключилось. Вселенная не хотела, чтобы я появился на свет, и я обречен на вечные муки, – робот, как умел, придал своей физиономии страдальческий вид. – Ваш чемодан. Так зачем вам так много вещей? Униформу выдают целых четыре комплекта. По моим наблюдениям, даже женщины не привозят с собой столько нижнего белья.

– Я же сказал, там корм для Жоржа. А мое нижнее белье – на мне. Вот, двое плавок и три пары носков, – он потянул вверх правую штанину, и из-под нее показались разноцветные резинки, торчащие одна из другой.

– Охотно верю, остальные предметы гардероба можете не показывать, – Семиколон покосился на молоденьких девчушек, оживленно щебетавших в конце коридора, чьим вниманием явно завладел прибывший холостой, где-то даже симпатичный и молодой человек.

Джону всю ночь снилась свиная рулька с пивом, ради которой он когда-то бросил бросившую его жену и переехал в Баварию. Его организм сопротивлялся веганским настройкам чипа и перемежал в его фантазиях свиную ляжку с вполне человеческой женской, и когда белые ровные зубы, с которых капала, натягиваясь тонкой ниточкой, слюна, вгрызались в нежную хрустящую корочку, на блюде вместо свинины оказывалась соблазнительная обнаженная девушка, кричащая от боли и истекающая кровью.

От испуга он просыпался, переворачивая мокрую подушку сухой стороной, а затем засыпал, чтобы в своих кошмарах вновь вгрызаться то в томленое на огне мясо, то в живую плоть.

Смена начиналась в восемь утра, и, пробудившись за пятнадцать минут до выхода, Полушкин успел только натянуть на себя униформу и почистить зубы. За пультом он откровенно клевал носом. Сперва нужно было перепроверить журналы с показателями, скрупулезно записанными предыдущей бригадой. Уткнувшись носом прямо в переплет и проведя так несколько часов, он счел, что изучил динамику показателей достаточно внимательно, лишь иногда прерываясь на храп. Свой бесцветный соевый бифштекс с листьями латука и брокколи он заглотил, даже не почувствовав вкуса. Кофе, впрочем, ненадолго взбодрил измученный организм, и мозг заботливо подсказал, что данные с приборов все же надо записать. Проставив наобум цифры в колонках, он отправился в энергетический отсек, чтобы заменить кристалл дирадия, бегло просмотрев инструкцию по технике безопасности. Спустив жидкий азот из камеры охлаждения, он достал уставший элемент, поместил его в контейнер для транспортировки, быстро затолкал новый кристалл, захлопнув с размаха крышку, и побежал сдавать смену.

С чувством выполненного долга Джон спустился в жилой отсек. Устав после тяжелых трудовых двадцати минут в энергетическом отсеке, он решил смыть с себя радиоактивную пыль в звуковом душе.