На современных станциях воду давно заменил ультразвук, и в герметичной кабинке можно было отмыть себя до скрипа без единой капли. Но Веган-6 была старой станцией, и звуковой душ тут значил нечто совсем иное. Посреди небольшого санузла располагалась потемневшая толстая металлическая ванна с двумя кранами-вентилями, с потолка нависала выпуклая душевая лейка, напоминавшая своей конструкцией дуршлаг.
Он достал из банного набора тюбики, свинтил крышечку и заостренным концом штопора проткнул металлическую фольгу. При легком нажатии из тюбика показался мягкий полосатый червячок и слабо запахло цветами. Джон повернул по часовой стрелке барашек с синей буквой «С», чтобы для начала умыться холодной водой. Но с потолка не пролилось ни капли. Внезапно заиграла американская народная классическая музыка в стиле кантри. Тогда он проделал то же самое с красным краном, обозначенным буквой «Н», ожидая хотя бы тоненькую струйку горячей воды, выкрутил вентиль на полную, но вместо нее в уши полился хеви-металл вперемежку с утонувшими на этом фоне кантри. Дернувшись от испуга, Полушкин ударился головой об имитацию кафеля на стене и упал в ванную. Из дуршлака на потолке внезапно хлынула теплая вода – сенсоры на дне ванной считали температуру тела и подобрали оптимальный режим.
Он пришел в себя, когда вода стала холоднее и прерывисто капала прямо на темечко. Попытался встать, но вновь потерял равновесие, поскальзываясь и вырывая болты, которыми, казалось бы, намертво была прикручена к полу эта ржавая вещица.
Попытка Полушкина помыться, как говорили в древности, накрылась медным тазом, ну, или в этом случае, ванной из непонятного сплава огромной плотности. Уже лежа под чудом сантехники, Джон услышал звук, похожий на взрыв. Ванна заерзала по полу, терзаемая ударной волной, а он, чувствуя себя бобслеистом, намертво вцепился в боковые ручки.
Полушкин выбрался из-под зловещего сумрака стальной конструкции. Вокруг было холодно и темно. Тепло источилось через щели в многослойной обшивке, трещины в урезанных конусах модуля. На пол обрушился вафельный лист теплоизоляции.
– Вы чё, охренели там??? – воскликнул Джон, кинувшись в свой боксоблок.
Он пробрался через железные обломки в рваный лаз, проломленный взрывом. Наклонился над искорёженной переборкой люка, словно скомканным ударом ураганного ветра куском картона. К одному из болтов, чудом уцелевший, прицепился испуганный сверчок. Террариум был перевернут, Жорж пропал.
Коридор между модулями загорелся вдруг нежным голубым светом. Джон подошёл к иллюминатору, вжался в приятную прохладу стекла, но не увидел ничего, лишь размытое пятно удаляющегося аварийно-спасательного корабля, мелькающего среди звёзд как малая лиловая блестка.
Он уловил гулкий звук: то ли треск упавшей обшивки, то ли слабый удар, перебой собственной крови. Обретая очертания, будто минувшее сновидение, появился робот. Черный, грязный как маслянистая лужа, отразившая солнце. Он остановился, хохотнул, обвёл хитрым взглядом изломанные стены и своды, но вдруг погрустнел, заметив Джона.
– Как?! Разве вы не покинули станцию со всеми? Я думал, я, наконец остался один, хоть и выжил…
– Так это ты все натворил, да?! Взорвал станцию?! Что молчишь, ржавая ты кастрюля?! Вон как глаза забегали!
– Я вовсе не хотел причинить вред людям. Я хотел убить себя…
– Так ты же по нам долбанул!
– Как по вам? Я случайно неудачно упал в дирадиевую камеру.
– Случайно?
– Ну ладно, не совсем случайно. Но я даже долететь не успел, как меня отбросило взрывной волной на купол. А оттуда я уже по стеночке, по стеночке… Мои программы повреждены с рождения – я даже не могу прекратить свое бренное существование по-человечески.
– Так ты и не человек. Это лишь подтверждает то, что ты-таки подчиняешься Законам роботехники.
– Зато я теперь, как и хотел, черный! Настоящий эмо!
– Могу воткнуть тебе в зад розовое перо из икебаны мисс Лебовски для завершения образа. Ты не видел Жоржа?
Семиколон виновато блестел глазами в синеватых лучах аварийного фонаря. Джон почувствовал свою незащищенность, открытость, он стал уязвим, весь на виду, на серо-серебряной ладони опустевшей станции.
***
Джон быстрым шагом прошёл по Полушкинскому переулку и упёрся в Полушкинский тупик, где, сидя на смотровой площадке у «Купола», ждал Семиколон.
– Здорово я все-таки придумал назвать переходы в свою честь. Чувствую себя как дома, но жены с тёщей нет, – он удобно уселся в кресле, закинув ногу на ногу, закурил и выпустил дым в сторону робота, но не в лицо, а мимо, вдоль виска. – Когда с ними жил, то придумал единицу измерения вредности в 1 ТеЩ. Как-то сказал бывшей, что в её матушке вредности как в пяти средних тещах по 0,5. В итоге обе на меня окрысились от передаваемой по наследству вредности.
Семиколон наклонился вперед, поднял с пола высокий стакан, сдул с белой шапки утонувшего муравья и протянул напиток Джону.
– Угощайся.
– Муравьиное?
– Оно самое.
– Не спирт, конечно, но сойдёт, – Полушкин поднял к губам стакан, пил светлое, как янтарь, пиво, двигая сильным смуглым кадыком. – Крепкое, зараза. Давно хотел тебя спросить, Семиколон, откуда у нас взялись муравьи, и главное, как ты заставил их делать пиво?
– А-а-а, все очень просто, для робота… Разводить муравьев была очень плохая идея. Поэтому я решил попробовать. Заказал несколько муравьиных ферм, которые разбились при взрыве. А полгода назад я заметил, что что-то портит конструкции станции. Насколько я выяснил, с этим связаны муравьи. Во всех нормативных документах брожение значится естественным процессом в одном ряду с тлением и гниением. И хотя я так до конца и не разобрался, какие тонкости отличают окисление от того, как процесс жизнедеятельности муравьёв разъедает конструктивные элементы, но скажу тебе, пиво они делают отменное.