Loe raamatut: «Она его собственность. Мирая»
Глава 1. Мирая
Я лежала на каменном постаменте, чувствуя через тонкую ткань платья его холодную гладкую поверхность. Грубые веревки впивались в запястья и лодыжки. Хотелось прикрыться руками или хотя бы свести колени. Но ни то, ни другое сделать было невозможно. Сколько времени я здесь? Я не знала. Может, минуты. Может, часы. А может, минуты кажутся часами.
Тело затекло и ныло.
Неудобно. Жестко.
Жутко…
Главное – не шевелиться. При каждом движении разорванное платье соскальзывало, еще больше обнажая тело. Даже дышать я старалась не слишком глубоко.
Боги! Разве не глупо теперь об этом беспокоиться? О едва прикрытой груди, о беспомощной позе? Я ведь знаю, зачем я здесь…
Я закрыла глаза. Если этого не видеть, будет не так страшно. Все в ритуальном зале наводило на меня ужас: темные стены, освещенные зловеще потрескивающими факелами и высокие потолки, по которым плясали багровые блики огней.
Страх… Тут не случайно так мрачно и жутко. Страх – это тоже эмоция. Страх – это тоже еда. Теперь все мои чувства станут пищей для чудовища. Ему нужны мои переживания, страхи и, конечно же, вожделение.
Минуты текли медленно, и больше всего мне хотелось, чтобы эта пытка неизвестностью скорее закончилась. Пусть уже все случится!
Наконец, раздались тяжелые шаги, гулко отдающиеся в каменном склепе, и голоса…
Он идет сюда не один? Это… как? Это… почему?
Ну, конечно! Судебный пристав описывал процедуру, но я почти не слушала. Ноги подгибались от страха, в голове шумело от унижения – я только что вернулась с осмотра тюремного врача.
– Альба-Мирая-Зета девственна, и может быть передана в собственность господина Лаорра в соответствии с древним соглашением, – дрожащим от торжественности голосом объявил этот извращенец, после того как отвратительно облапал меня в своей каморке.
Они еще должны меня передать. Соблюсти все формальности. Убедиться, что древнее соглашение не нарушено.
– Сразу после передачи вы можете воспользоваться вашим имуществом прямо здесь или доставить его туда, куда вам будет удобно. При необходимости все хлопоты о доставке мы можем взять на себя… – вкрадчиво говорил судебный пристав.
Я зажмурилась еще сильнее. Чудовище было уже близко, почти физически я ощущала его взгляд, скользящий по моему телу… Хотя… Не все считают темных чудовищами. Внешне они гораздо привлекательнее людей – высокие, темноволосые, статные. Но внешний лоск не меняет их жуткой сути.
Я лишь мельком видела его в зале суда. И сейчас смотреть не хотела.
– Ты пришла сюда по своей воле? – прогремел надо мной голос судебного пристава. Теперь он уже не звучал заискивающе.
– Да, – ответила я, стараясь говорить отчетливо и громко.
По своей воле. Я сама предложила себя чудовищу. Как будто у меня был выбор! Но это часть ритуала, и я должна была сказать именно так.
– Отлично! Теперь я могу ее отвязать и забрать? – нетерпеливо поинтересовался мой теперешний владелец.
Владелец! Может ли быть что-то ужаснее для человека, рожденного свободным? Но это уже было не так важно. Пусть бы отвязывал меня и забирал скорее. Кто знает, может, мне повезет: не выдержит сердце, и я умру во время его мерзких темных игрищ.
О, если бы это случилось! Сейчас я готова была мечтать о скорой смерти.
– Боюсь, что пока не можете… – с деланным сожалением произнес пристав. – Вы же знаете порядок. Она дала согласие только на словах. Мы должны убедиться, что человеческое существо не подвергнется насилию. Что эта женщина в достаточной степени откликается на того, кто станет ее владельцем.
Я почувствовала, как горят мои щеки. Откликается?! Я точно знала, что именно он называет этим словом…
Мерзкий извращенец! Ему мало компенсации, которую они получат за удачно улаженное дело, он еще хочет посмотреть на то, как я буду стонать и извиваться в руках чудовища! На самом деле им плевать, чему там подвергнется человеческое существо. Владелец может меня даже убить… После того как заберет. Но до тех пор этот никчемный человечек, маленький винтик судебной системы имеет право диктовать условия.
Следом за гадливым чувством нахлынула тревога: а что если мое тело не откликнется на ласки темного? Такое тоже может быть… Соглашение будет расторгнуто? Нет! Только не это!
Что же мне делать?
Мысли кружили вихрем – быстро и бестолково.
Я вдруг вспомнила, как взрослые женщины за работой говорили, будто бы могут притвориться… Когда муж пьян и отвратителен или давно постыл…
Да только как притворяться? Что изображать? Откуда мне знать это! Подробностей они не говорили, только многозначительно хмыкали.
Я почувствовала, что начинаю мелко дрожать. Впервые за сегодняшний день мне стало по-настоящему страшно.
– Думаю, мы можем как-то это уладить… – произнес темный почти презрительно, и я отчетливо услышала звон монет.
Сердце застучало быстро-быстро… Вот оно – спасение. Только бы этот боров согласился! А он должен согласиться, такие как он на все согласны ради денег.
– Мы неукоснительно чтим закон и традиции! – с фальшивым негодованием произнес судебный пристав. – И если требования кажутся вам слишком сложными или невыполнимыми, мы можем расторгнуть соглашение.
Теперь мое сердце замерло. Как он может так разговаривать с темным? Он хоть понимает, что творит? Темные славятся высокомерием и надменностью. И если сейчас моему владельцу наскучит пререкаться… О, нет! Только не это!
Если соглашение будет расторгнуто – все пропало.
Я буквально впилась в темного умоляющим взглядом. Почти молилась – пожалуйста, не отказывайся от меня. И вообще! Гадкое чудище! Тебе ведь нужна еда. Так жри!
Пауза тянулась, становясь почти невыносимой.
– Как скажете… – наконец холодно произнес тот, кому суждено было стать моим хозяином. Я с облегчением выдохнула, а он брезгливо велел приставу: – Отойдите подальше, вы мне мешаете.
Пристав послушно сделал шаг назад.
Темный обошел вокруг постамента, словно выбирая, с какого края приступить к своей трапезе. Я почувствовала, как напряглись мои мышцы, тело отказывалось слушаться. Мне хотелось крикнуть, чтобы он начинал скорее, не откладывая свой мерзкий обряд. Но я молчала. Мне нужно было молчать, позволяя ему делать все, что он захочет.
Он провел по щеке и лбу, убирая волосы. Я ощущала медленное движение его ладони по моей коже. Освободив лицо от спутавшихся прядей, он скользнул рукой по шее к груди. Я прерывисто и шумно выдохнула. Но в этом не было ни капли вожделения – один лишь страх.
Его ладонь оказалась на моей груди. Он провел рукой снизу вверх и зажал между пальцев сосок. Теплая волна пробежала по телу, пройдя сквозь него и задержавшись мимолетным, странно томительным ощущением внизу живота.
Я прикрыла глаза и постаралась забыть. Забыть о том, где я. О страхе и сомнениях. О том, что кроме нас с темным тут присутствует еще и соглядатай. Все это не должно было помешать.
И вскоре у меня получилось. Весь мир исчез, отошел на второй план. Осталось лишь мое тело и руки, которые его ласкали.
Глава 2. Мирая
Еще одно касание рукой – неожиданно мягкое. И снова теплая волна по всему телу… Незнакомая, волнующая. Я на мгновение застыла, прислушиваясь к этому новому чувству. И темный словно замер вместе со мной. А потом провел подушечкой пальца по самой вершине соска. Ох! Я с трудом подавила вскрик, готовый сорваться с моих губ. Дышать было тяжело, словно я не лежала привязанная, а поднималась на гору…
И томящее ощущение внизу живота становилось все сильнее.
Вторая рука темного легла на другую грудь, и я тихо ахнула.
Значит ли это, что мое тело откликается? Если так, то он может прекратить прямо сейчас и забрать меня – туда, куда нужно. Подальше от этого места.
Но он не хотел прекращать. Одной рукой он продолжил ласкать мою грудь, а вторая скользнула вниз, раздирая остатки платья, оглаживая живот, бедра… Не притрагиваясь лишь внизу – там, куда сейчас словно стекались все ощущения от его прикосновений, как весною ручьи стекаются в реку, заставляя ее выйти из берегов.
Теперь его уверенные руки, нагло и грубо гуляющие по моему телу, заставляли меня испытывать чувство, в котором смешались горечь и сладость. Злость на него за то, что я лежу здесь – униженная, раздавленная, не принадлежащая себе. И при этом не могу противиться тому томительному ощущению, что нарастает внутри меня. До боли закусываю губы, чтобы жадный стон не срывался с них. И сама того не желая, подаюсь навстречу его рукам, требуя новой ласки.
А темный словно чувствовал каждую вибрацию, которую сумел вызвать в моем теле. Я сама еще отказывалась признавать, что его грубые ласки вызывают во мне желание, а он уже знал, что скоро я буду изнывать от этого ощущения.
Гадкий судебный пристав был прав: именно сейчас темный становился хозяином моего тела.
Я чувствовала себя игрушкой в его руках, слабой, лишенной всякой защиты. Он мог делать со мной все, что хотел. А я уже не понимала, боюсь я этого или хочу.
Затаив дыхание, я следила за тем, как он играет с моей грудью, теребя ее пальцами и заставляя нарастать тяжесть внизу живота. Его рука свободно, не встречая препятствий, скользила по животу и опускаясь ниже. Но каждый раз останавливалась, не достигая той самой точки…
Повинуясь каким-то древним инстинктам, я уже готова была сама двинуться ему навстречу. Тело пробивала мелкая дрожь то ли отвращения, то ли возрастающего вожделения. Мне было страшно признавать, что я уже сама хотела почувствовать его пальцы в самом сокровенном месте. Но он не торопился, словно получая удовольствие от той власти, которую миллиметр за миллиметром приобретал надо мной.
Внутри меня все пульсировало и требовало еще более постыдной ласки.
А темный явно наслаждался этим, не торопясь завершить дело. Он провел пальцем по моему животу, задержав его в пупке, а затем с силой надавив, медленно повел его вниз. А через мгновение я ощутила его на своем клиторе. Эмоции, наконец, одержали верх, и я, впервые с начала этой пытки, громко застонала.
По телу разлилась сладкая истома. А темный ласкал меня – умело и нежно, словно бы и не был чудовищем. От этого огонь внутри усилился, и я сама безотчетно двинулась вперед, позволив пальцу скользнуть внутрь. Я уже ни о чем не думала – натянулась как струна, бедра подались вперед, а воздуха катастрофически не хватало. А темный продолжал эту сладкую пытку до тех пор, пока внутри не напряглось, заставив меня выгнуться и полностью отключиться от внешнего мира, утонув в море новых ощущений.
Уже через минуту я почувствовала во всем теле небывалую легкость и бессильно опустилась на постамент. Внизу живота снова пульсировало, на этот раз освобожденно и удовлетворенно.
– Вы можете ее забрать, – словно сквозь туман услышала я осипший голос судебного пристава.
– А вы можете убираться к прародителям! – зло отчеканил темный.
Я почувствовала, как кто-то развязывает веревки, поднимает меня, помогая сесть.
– Посмотри на меня.
Я не стала.
– Сейчас же посмотри на меня, – приказал темный.
Я, впервые за все время, открыла глаза и позволила себе взглянуть на него. Кажется, он действительно красив. Впрочем, как и все темные. Аристократически бледная кожа, черные волосы и глаза того невероятно синего цвета, словно смотришь в глубь летнего неба перед грозой. И сейчас они, казалось, заглядывали мне прямо в душу. Так вот чего он хочет. Отобрать у меня не только тело, но и душу.
Но, кажется, он хотел совсем другого.
– Альба-Мирая-Зета! Скажи, кто тебя ко мне подослал?
В ледяном голосе отчетливо слышалась угроза.
«Никто!» – хотела я сказать чистую правду. Но не успела. Силы покинули меня, и бездонная синева растаяла в разлившейся вокруг пустоте.
Глава 3 Мирая
Я пришла в себя от отвратительного запаха. Жуткая вонь! Запах бил в нос так резко, что хотелось чихнуть.
Я открыла глаза и увидела потолок. Обычный белый потолок, правда с богатой лепниной по краю. Ни темного мрачного зала, ни моего мучителя не было. Это что же получается, я упала без чувств? И хорошо так упала… Надолго. Во всяком случае, меня точно переместили, а я и не почувствовала ничего.
Немного повернув голову, я встретилась глазами со склонившейся надо мной немолодой человеческой женщиной. Та держала в руке небольшой пузырек из темного стекла, которым водила у меня перед лицом. Я громко чихнула. Ну и гадость же суют мне под нос!
– Нюхательная соль, – в ответ на мой немой вопрос пробурчала женщина и убрала, наконец, пузырек от моего лица. По ее тону трудно было понять, как она ко мне относится. – Надо же было привести тебя в чувство.
Надо? Я вот совсем не была в этом уверена, потому что вместе с чувствами вернулось и понимание того, какая незавидная доля мне теперь уготована. Нахлынули воспоминания, от которых щеки запылали. Сейчас, здесь, все, что произошло в ритуальном зале, казалось мне еще более постыдным. Но еще хуже было то, что мне это было приятно. Гадко, отвратительно, но приятно.
А потом сердце сжала ледяная рука страха. Я вспомнила последние слова темного: «Кто тебя ко мне подослал?». И звучали они точно недружелюбно…
Женщина на мгновенье повернула голову, ставя пузырек с нюхательной солью куда-то над моей головой, и я увидела вытатуированный на ее щеке узор. Метка слуги темных.
К обладателям таких узоров в городе относились двояко. С одной стороны, они не были свободными людьми, и поэтому в человеческой иерархии занимали самое низкое место. С другой – их побаивались. Как и к любому другому своему имуществу, к слугам темные относились ревностно. Обидишь такую – того и гляди получишь крупные неприятности. Лучше не связываться…
Пока служанка темного перебирала что-то, звякая стеклом, я украдкой огляделась. Комната, куда меня принесли, была большая, но уютная. Светлые, почти белые стены с едва заметным рисунком, янтарно отсвечивающий пол. Высокий шкаф со строгими дверцами, рядом большое зеркало от пола до потолка в тяжелой резной раме. Еще одно зеркало, поменьше, над чем-то вроде столика, заставленного коробочками и склянками. Небольшая кровать, застеленная белоснежным бельем, даже на вид мягким и приятным, пара изящных стульев и диванчик, на котором, собственно, я и лежала, укутанная в мягкую накидку из дорогой шерсти, явно принадлежавшую темному.
Надо же! Не побрезговал укутать грязную дворовую девчонку в дорогую вещь. Впрочем, кто знает. Может, как только ее с меня снимут, он прикажет ее сжечь. У богатых свои причуды. Хорошо живут, раз даже рабыню по соглашению помещают вот в такую вот роскошь, что мне и во сне не снилась.
– Тебе нужно принять ванну и переодеться, – женщина оставила в покое свои склянки и, приподняв мои волосы, окинула меня оценивающим взглядом.
На ее лице явно читалось сомнение: точно ли получится из этого сделать что-нибудь более или менее привлекательное. Но ей хватило такта не сказать об этом вслух.
– А потом я попытаюсь привести тебя в порядок, – сказала она и вздохнув, добавила: – Думаю, это будет непросто…
А нет, все-таки такта не хватило.
– Поторапливайся! Через два часа ты обедаешь с господином, и лучше бы к этому времени тебе быть во всеоружии.
«Лучше бы к этому времени мне умереть!» – с горечью подумала я, но, кажется, договором такой вариант не предусмотрен. Я поднялась с дивана, слегка покачнулась, так что мне пришлось опереться на руку женщины, и нетвердой походкой пошла туда, куда она мне указала.
За эти два часа женщине и вправду удалось сделать невозможное. Все это время она не особенно заботилась о том, чтобы хотя бы казаться тактичной. Она выливала на мои волосы горячую воду, омывала их ароматными травами и маслами, не переставая ворчать:
– Волосы густые, они бы могли украсить любую женщину, если бы не висели как пакля. Лучше укоротить их вдвое и достойно ухаживать, а не превращать в такое вот уродство…
Посмотрела бы я на нее, если бы она жила моей жизнью! Когда даже на то, чтобы пройтись гребнем по волосам и переплести косы, не каждый вечер хватает сил. А обрежешь – соседки тут же начнут судачить: «Никак Мирая по древнему ремеслу пойти собралась!». И мерзко при этом хихикать.
– Тело красивое, – не унималась служанка темного, – да только чересчур худосочное и тонкое. Господин любит женщин крепкого сложения, они выносливее… Если ты понимаешь, о чем я.
Я не понимала. Но от этого ее «выносливее» мне становилось жутковато. Что еще мне предстоит выносить?
– Грудь неплохой формы, но могла бы быть и побольше. Слишком много лишней ткани в лиф пойдет, – продолжала недовольно бурчать она.
Неужели совсем недавно я считала себя привлекательной? Даже красивой! Восхищенные мужские взгляды и завистливые женские говорили мне об этом лучше всякого зеркала.
А теперь за какой-то час эта женщина с татуировкой на лице переменила мое мнение о себе полностью. Вот, оказывается, я какая. Невзрачная. Худосочная. Неухоженная…
Только вот еще через час, когда она закончила с приготовлениями и поставила меня перед зеркалом, мое мнение переменилось снова.
В зеркале отражалась удивительная красавица. Огромные глаза, аристократическая бледность. На нее ушло много пудры! Откуда взяться настоящей бледности у той, что весь день проводит на солнце. А волосы… Мягкие, пышные, блестящие локоны шелковым водопадом стекали до самой талии, слегка приподнятые на висках.
Встреть я эту девушку, что видела сейчас в зеркале, на улице – взглянула бы на нее презрительно. Аристократка! Темная!
Хотя нет, не взглянула. Побоялась бы. Даже поднять глаза – и то бы побоялась.
– Неплохо, – довольно пробормотала служанка, окидывая меня критическим взглядом, что-то поправляя и одергивая. – Ладно, хватит пялиться. Нельзя заставлять господина ждать.
То, что я выгляжу «как благородная», кажется, вовсе не меняет моего статуса в этом доме. Как там говорил пристав? Вы можете забрать свое имущество…
Вы можете украсить свое имущество. Вы можете покормить свое имущество. Вы можете допросить свое имущество.
И вот этого «допросить» я боялась больше всего.
Глава 4. Мирая
В том, что случилось, была только моя вина, так что стенать «Ах, за что мне это всё!», наверное, не стоило.
Когда ты в одиночку присматриваешь за двенадцатилетней сестрой, нельзя ни на минуту забывать, что за ней нужно действительно присматривать. То, что тебе приходится работать с утра до вечера, лишь бы прокормить вас обеих, не оправдание.
Я должна была забеспокоиться, когда Риаса стала слишком часто заговаривать о том, что скоро мы разбогатеем, что она купит мне самые красивые платья, а еще о том, что мы обязательно переедем в район за мостом. Туда, где за ажурными белыми заборчиками стоят аккуратные домики зажиточных горожан.
Я списывала это на детские мечты и рассеянно кивала: «Да-да, конечно!». Когда ты думаешь о том, как распределить те гроши, что остаются после встречи с домовладельцем, так, чтобы не замерзать, не голодать, да еще и прикупить какую-то одежду, тебе не до задушевных разговоров.
О том, что это были не мечты, а совершенно дурацкий план, я узнала слишком поздно. Оказалось, глупая девчонка целых два месяца собирала жалкие монетки, которые я давала ей на сладости, чтобы жизнь не казалась совсем уж пресной и безрадостной. Собирала, чтобы оплатить ускоренные курсы воровства.
Курсы воровства!
Пусть руки отсохнут у того, кто это придумал! И язык тоже пусть отсохнет. И вообще, пусть боги покарают его, и у него отсохнет все сразу!
Чему она там училась, я, наверное, уже не узнаю. Вряд ли мы теперь когда-нибудь увидимся… Но результатом была нелепая, глупая, идиотская попытка срезать кошелек с серебром у темного. У темного!
И вот уже моя сестра, моя Риаса, единственный мой близкий человек в этом мире, сидит в клетке в зале суда и смотрит на окружающих сквозь решетку огромными перепуганными глазищами. Худенькие плечи, застиранное платье и ужас, нескончаемый ужас в затравленном взгляде.
Время замедляет свой бег, а судья произносит то, во что я не могу даже поверить. «Двадцать лет исправительных работ на руднике Итар!» – гремит под сводами и по рядам проносится тихий вздох.
Двадцать лет.
Это издевательство, а не решение суда. О каких двадцати годах он говорит! Перед ним ведь худенькая, слабая девочка, совсем еще ребенок. Она не выдержит там и года. И это для нее будет даже лучше…
Отчаяние – глухое и безнадежное – пронзает мое сердце, словно острый нож. Перед глазами темнеет, а воздуха ощутимо не хватает.
И вот я будто со стороны слышу свой голос:
– Я заявляю о компенсации! Я готова предложить себя, согласно древнему соглашению.
Тут же взоры всех присутствующих обращаются ко мне. По залу идет оживленный гул. Люди перешептываются, ухмыляются, хихикают. О да, заседание перестает быть скучным и становится весьма пикантным.
Но я не смотрю ни на кого, я не смотрю даже на сестру, которая подняла на меня перепуганные глаза и сейчас в ужасе мотает головой. Я смотрю на того, кто присутствует в этом зале, хотя, казалось бы, ему нечего тут делать. Его высокую статную фигуру скрывает длинный плащ с капюшоном – и невозможно рассмотреть лицо.
Но разве можно скрыть темного, если он находится среди людей!
Я вижу, как алчно загорелись глаза судьи. Да-да, для него рядовой и довольно тоскливый процесс начал превращаться в выгодное дельце.
– Подтверждаете ли вы, что достигли совершеннолетия? Что не являетесь чьей-нибудь собственностью и можете распоряжаться собой?
– Да, – отвечаю я.
– Подтверждаете ли вы, – судья похотливо облизнул губы, – что вы девственны?
Теперь уже весь зал замер, глядя на меня. Я почувствовала, как пунцовеют мои щеки, и, наверное, громче, чем следовало, ответила:
– Да.
Надеюсь, больше вопросов не будет. Это совершенно невыносимо.
Ко мне вопросов действительно не было. Судья словно потерял ко мне всякий интерес, теперь он заискивающе смотрел на того, кто присутствовал в этом зале. На темного.
– Господин Лаорр, – вкрадчиво начал он, – считаете ли вы эту девушку достаточно привлекательной, чтобы взять ее в качестве компенсации?
Словно удар под дых. Вот этого я точно не ожидала. То есть он еще и может решить, что я недостаточно хороша? Ну конечно, а что я думала. У темных есть выбор. У них всегда есть выбор, в отличие от людей.
Ненависть боролась в душе со страхом. Бессонные ночи, после того как я узнала, что сестра в тюрьме, явно не пошли мне на пользу. Выходя из дому, я даже не взглянула в зеркальце. Мне было не до того. И уж точно я не стала припудриваться рисовой мукой… У меня ее даже не было. А теперь моя нелепая оплошность может стоить жизни сестре. Разве прощу я когда-нибудь себе такое?
Темный повернулся и бросил на меня быстрый взгляд. Не думаю, что он успел меня толком рассмотреть.
– Да, – недовольно буркнул он. – Я хотел бы уладить все формальности как можно быстрее, у меня мало времени.
Я облегченно вздохнула. Облегченно и обреченно. Что бы ни случилось теперь со мной, сестра спасена. Ее передадут под опеку тетки – женщины вздорной, но по-своему неплохой. Уж она-то точно не допустит, чтобы подопечная во что-то впуталась.
Нет, безусловно, жизнь Риасы не станет лучше без меня. Но, по крайней мере, она продолжится… Моя сестренка повзрослеет, выйдет замуж, нарожает детей… Надеюсь, она будет счастливо.
И то, на что я согласилась, – не такая уж и высокая цена за все это…
Мы со служанкой миновали коридор и остановились перед огромной дверью. Женщина с татуировкой на лице еще раз придирчиво меня осмотрела, поправила выбившуюся прядку и с неожиданной горечью сказала:
– Ну, помоги тебе боги…
И распахнула передо мной дверь.
