Loe raamatut: «Питерская осень»

Питерская осень

«Это город полусумасшедших… Редко где найдется столько мрачных, резких и странных влияний на душу человека, как в Петербурге…»

Ф.М. Достоевский «Преступление и наказание»

1. Кофе с кардамоном

– Валюш, ты слышала, – Анастасия Валерьевна стряхнула с бежевых брюк невидимые пылинки, сжала и разжала руки, которые от старости стали с трудом двигаться. – Николая из 312-й собаки на поле загрызли.

– Собаки? – Валентина убрала книгу, которую до этого рассматривала (соседи опять вынесли в подъезд бесценную классику), и бросила взгляд на подругу. – Стай сейчас развелось, конечно. А люди всё прикармливают, прикармливают. И чем это заканчивается? Ничем хорошим.

Николая жалко не было. Этот пьяница едва ли не каждый вечер музыку громко включал, наводя смуту в общедомовом чате. Полиция бездействовала, соседи разбираться ходили, да только как бы сами не оказались за решёткой: за самосуд. Так что собаки, можно сказать, одолжение дому сделали. Хорошие пёсики. Вслух, Валентина Дмитриевна этого, конечно, не сказала: подруга не поймёт, ведь живёт в другом доме, у них там тишь да гладь, только эвакуацию неправильно стоящих машин обсуждают. Глядишь, и здесь тоже спокойствие наступит.

– Да вот. Говорят, что не надо этого делать, законопроект очередной готовят, да разве в голову это вобьёшь нашим согражданам? Как кормили, так и будут. Хоть штрафы миллионные делай. А всё почему? Потому что полиция бездействует. Говоришь им, что собаку большую без поводка выгуливают, а они: «не приставай, бабуль». Да какая я им бабуля! Шестьдесят семь – это ещё не бабуля. И внуков у меня нет. И у тебя. Тебя тоже бабулей называют?

– А я не обращаюсь к ним, – Валентина покачала головой, украдкой бросая взгляд на книгу – так хотелось забрать поскорее домой томик Достоевского, перечитать любимые произведения. Но подруга явно была настроена на долгий разговор. Может, на давление сослаться? – Правильно говоришь: бездействуют. Проще говоря, хе…

– Валя! – вовремя одёрнула ту Анастасия. – Поаккуратнее со словами. Тут дети. Тут Виталик на втором этаже. Услышит, как его честь поносишь, так сразу на пятнадцать суток закроет. Или сколько там сейчас дают за их оскорбление чести?

– А ещё дают? Да ну и что мне. Дома только фикус и книги. Посижу, выйду. Сами они дураки будут, раз на правду обижаются. Работали бы лучше, я бы может и не говорила так. А детей ты сама послушай. Похлеще нас выражаются. И это я тебе про десятилеток говорю.

– Если ты мне про Машкиных сейчас, так это бессмысленно, – подруга хмыкнула, вспоминая несносных близнецов. Те и правда выражались похлеще, но речь-то не конкретно о них, а об обычных среднестатистических детях, что наверняка существовали где-то и играли на какой-то воображаемой детской площадке. – Мы же старшее поколение. Должны пример подавать. А ты…

– А я устала, Насть, – Валентина чуть ли не обняла сборник Достоевского, будто он единственный, кто её понимает. – В детстве мы должны были быть послушными, на учёбе – прилежными, на работе – продуктивными. Когда же мы никому ничего не должны будем, а? Когда помрём? Так и там наверняка отдохнуть не дадут.

Анастасия Валерьевна на это ничего не ответила. Понимала слова подруги. Ей самой, конечно, хотелось надеяться на что-то хорошее, да только Валенька была права: все всегда от них что-то требовали, что-то хотели. Даже на старости лет отказывались оставлять в покое, не давали забыть про нормы, установленные давным-давно, даже не в этом веке.

– Валь, – наконец заговорила она. – Табачок у тебя с собой?

– Дома, Настюш. Зайдёшь? Заодно кофе угощу. С кардамоном, как ты любишь.

– Пойдём, подруженька. Пойдём.

✗✗✗

ОНО проснулось и сладко-сладко зевнуло. Настала пора, когда все люди будут дрожать в страхе перед острыми клыками и глухим рычанием, вырывающимся из пасти. Они просто ещё не поняли, что совсем скоро всё станет похожим на настоящий ад на земле: наполнится ледяным ужасом и багровыми реками крови. Наполнится страхом. Со всех сторон будут сыпаться обвинения в адрес… Впрочем, зачем же спойлеры? Весело будет и без них!

ОНО облизнулось, чувствуя воображаемый вкус на языке. Скоро его будет достаточно, чтобы напитаться и заснуть вновь на пару месяцев, лет или десятилетий. А пока что… Колесо запущено, кости брошены, результаты известны. Козыри остались только в рукавах хитрого крупье. Но даже ему известно, что всё предрешено.

Это будет славная охота.

✗✗✗

Кофе с кардамоном пил в этот момент Марк, параллельно просматривая новое задание по работе. Хотелось плеваться (от работы, кофе вышел неплохим). Парень уже в который раз жалел о том, что занялся редактурой литературных произведений на маленькое издательство, которое неизвестно как выживало. Честное слово, лучше бы на айтишника выучился (на них же учатся, да?), а не на филолога. По крайней мере, не было бы так больно осознавать, что литература современная скатилась в какую-то п…

Барни заскулил во сне, одновременно с этим дёргая лапами. Видимо, бежал за голубями. Или за крысами, может. Жаль, что собаки не могут рассказать, что им снилось – это было бы интереснее, чем текст перед его, Марка, глазами. Текст, да. Очередная любовная история, в которой герои не могут (а то и не умеют) говорить словами через рот, множество лишних описаний, которые только воды добавляют, а смысловой нагрузки никакой не несут. В общем, да. Парень ещё к редактуре не приступил, а курить уже хотелось нестерпимо. Марк позволил себе эту маленькую слабость и потянулся за сигаретами. Прикурил одну, держа её холодными пальцами – осень пришла в Питер ещё в середине июля, так что неудивительно было, что сентябрь начался с плюс четырнадцати. Хотелось закутаться в плед, как когда-то делал во время учёбы, и вновь сдать экзамен по языкознанию, а не вот это вот всё.

Честно слово, лучше бы он вновь вернулся к языкознанию, современному русскому, старославу, лишь бы не читать то, что пишут некоторые авторы, которые всего этого не проходили и опыта жизненного не накопили достаточно. Зачем же пишут? Видимо, захотелось. То ли славы большей, то ли… Марк не знал, он никогда сам не написал бы книгу, так как понимал, что из него писатель – как из Барни пастушья собака. Вот честно, вы видели когда-нибудь веймаранера пастуха? Кажется, никто не видел, потому что подобное может только в сюрреалистичном сне присниться. Так что Барни не пробовал себя в пастухи, а Марк – в писатели. Зато парень с ними работал. И от этого накатывало отчаяние. А ещё, иногда – злость. Когда писатели забивали на его настойчивые рекомендации. Зачем тогда он вообще редактурой занимается, спрашивается? Вообще, затем, чтобы собаку и себя кормить. И, возможно, на этом как раз и стоило сосредоточиться.

Исправив второе предложение и затушив окурок, Марк вздохнул. Работы (судя по количеству авторских листов и ошибке, обнаружившейся уже в первом предложении) предстояло много. Зато за неё заплатят. А там, может, у Барни будет больше лакомств и новенький ошейник. И, о, можно же ещё купить игрушку. Подобных обновок у пса, который мог разгрызать и растерзывать игрушки за шесть дней, а то и меньше, давно не было. А ещё, можно было бы купить новый поводок биотановый, непромокаемый, чтобы после прогулок в поле не сушить канатный. А ещё… Впрочем, ладно. Чтобы всё осуществить, нужно сначала закончить редактуру. Главное не принимать всё близко к сердцу.

Марк выбил из пачки новую сигарету, чиркнул простенькой зажигалкой из ближайшего магазина и вернулся к работе, стараясь сосредоточиться именно на ней, а не на принте с утками из популярного магазина с амуницией.

Да, он действительно до безумия любил свою собаку.

✗✗✗

Марк потёр глаза и щёлкнул мышкой, закрывая документ. Сделал далеко не всё, но хоть что-то. И вообще, по крайней мере он начал не за день до сдачи редактуры, за это уже можно похвалить.

Встал, выдохнул и прищурился. Всё немного плыло, фигуры теряли чёткие очертания, превращаясь в дурацкие пятна. А ещё, это будто бы происходило не с ним, а с кем-то другим. Кто-то другой протягивал руку, чтобы схватиться за спинку стула. Кто-то другой пытался привести зрение в норму.

Раз, два, три.

Марк внутренне хмыкнул, наблюдая за собой стороны. Дереалочка пришла неожиданно, и всё же они с ней были добрыми друзьями уже долгое время. Ха, очень смешно. Как теперь с собакой гулять?

Зрение немного прояснилось, но старая подруга покидать не собиралась; пришлось в таком состоянии проходить в коридор, чтобы понаблюдать со стороны за тем, как его тело будто само по себе натягивает тёплые зимние штаны с начёсом и толстовку – ночи осеннего Питера готовы были заморозить как минимум до простуды, а как максимум до смерти. Как обувается и даёт кусочек сушёного лёгкого Барни, который чуть не прыгает на хозяина от восторга. Как берёт в руку поводок и выходит из квартиры, сразу закрывая ту на один поворот ключа.

Марк не уверен в себе и своём состоянии. Выйдя в момент дереалочки один на улицу – ни за что не вернулся бы. Зато он уверен в своём псе Барни, который его до дома обязательно дотащит. Да и что ещё поделать собаке, если хозяин у неё такой проблемный?

Парень внутренне усмехнулся и отметил, что в поле придётся заставлять себя внимательно смотреть под ноги, чтобы не споткнуться об очередной мангал, оставленный беззаботными шашлычниками.

– Пойдём, мальчик. Пойдём.

Собственный голос ему показался чужим. Каким-то излишне хриплым, безмерно уставшим. Как отвратительно.

2. Кофе с корицей

– Валюш, – прервала наступившую тишину Анастасия Валерьевна, плотнее кутаясь в тёплую шаль. Такие носили старушки, коей она себя не считала, но Питерский промозглый ветер просто не оставил ей выбора сегодня. – Алису собаки поганые загрызли.

– Это парии были? – Валентина Дмитриевна, увидев непонимающий взгляд подруги, поспешила пояснить. – Которые в стаях бегают. Там парии в основном. Дички, так сказать, которые ласки человеческой несколько поколений не знали. Они же?

– Валюшенька, дорогая моя, не разбираюсь я в этих собаках. Это ты у нас ветеринаром когда-то работала, а я всю жизнь бумажки перебирала в учреждении. Откуда ж мне знать, парии это или бывшедомашние. Сказано было, что загрызла стая. А уж из кого она состоит, никого не волнует. Только уже второй труп у нас на поле находят. Опасно ходить туда, говорят.

– Да кого ж это остановит? – хмыкнула подруга, вспоминая о том, что погода на дворе, несмотря на холода, стоит располагающая к шашлыкам. – И кто говорит? Полиция? Слушай больше этих…

– Валя! Дети же! О чём мы с тобой говорили в прошлый раз?

– О том, что дети похлеще нас ругаться могут. А я тебе толкую про то, что слушать полицию никто не будет. Захочет народ шашлыков – пойдёт в поле. И никто их не остановит: хоть стаи, хоть студенты с топорами, – недавно перечитанный Достоевский так и просился встрять в разговор, предлагая разнообразные отсылки да сравнения с метафорами.

– А ты и про студентов с топорами слышала? – оживилась Анастасия Валерьевна, не поняв – литературу она со школы на дух не переносила. – У нас в домовом чате ничего про это неизвестно, только стаи да законопроект новый обсуждают. И то, что полиция бездействует. У вас такого нет? Представляю, как Виталий взбесился бы.

– Читала я про них, дорогая моя. Читала. А Виталию-то чего беситься? Он хоть и живёт у нас, всё равно на другой район работает. Или в целом? Так что они сделать-то могут? Стаи отыскать и арестовать? Самим небось страшно. Или в ведомство какое написать? Так им потом от этого самого ведомства так прилетит, что мало не покажется. А законопроект ещё не принят. Да и будь он принят, кого они арестовали бы? Людей, за то, что ходят по полю, да собак собой соблазняют? Чушь какая-то.

– А вдруг не чушь? Ограждение бы установили какое. Запретили бы подкармливать.

– И дальше, что, Настюшенька? Уже прикормили их. Уже всё. А с ограждением это ты загнула, конечно. Они сколько лет освещение на бульваре сделать не могут, потому что никак не определятся, кому он принадлежит, а ты про поле. Чьё оно, поле это? Тоже никто ведь не знает. Раньше вроде как были они сельхозугодьями, а сейчас чёрт его разберёт. Разве могут они самовольно заграждение поставить? Только договориться с тем, кому это поле принадлежит. А кому оно принадлежит? В том-то и суть, дорогая моя, что никто не знает.

– Так документы надо поднять. В кадастровую карту заглянуть. Чего они сидят на попе ровно и ничего не предпринимают?

Валентина Дмитриевна едва сдержала смешок, услышав из уст подруги более приличное слово «попа». Так и возник у неё перед глазами Виталий в форме, сидящий на детском стульчике ровненько, выпрямившийся словно по струночке. Не сдержалась она всё же – засмеялась, чем вызвала ещё большее возмущение подруги.

– Ну чего ты, а? Я же дело говорю, – начала защищать свою идею Анастасия Валерьевна. – Кадастровые карты посмотреть надо. Там и бульвар освещение обретёт, и поле – заграждение.

– А ты, Настюшка, думаешь, люди там глупые сидят? Слышала я, что какой год они уже эти кары крутят, да никак определиться по поводу бульвара не могут. А ты про ограждение мечтаешь. Кстати, а что за Алиса-то? Которая из 418-й?

– Но должно же было быть там всё прописано… – как-то растерянно произнесла подруга. Потом, поняв, что тема немного сменилась, чуть оживилась. – Нет, из моего дома которая. Из 508-й. Молоденькая ещё была. Двадцать два года всего, только недавно на новую работу, говорят, устроилась. А тут такая беда. И за что молодой душе такие страдания, скажи мне. Почему нас, очаровательных дам, не трогает никто, а молодняк помирает, как…

– Как мухи, сказать хочешь? Потому что в этом и суть, дорогая моя. Что молодняк шатается по ночам неизвестно где, а мы с тобой на лавочке сидим и друг к другу в гости ходим на вкусный кофе да ароматный табачок. Не в тех мы с тобой годах, чтобы по ночам в поле выходить. А коль выйдем, так и без всяких стай помрём, зацепившись за ближайшую кочку. Кстати, не слышала, не видел кто происшествие? Окна же твоего дома на поле как раз выходят.

– Да какой там, – Анастасия Валерьевна рукой махнула. – Спали, либо пили все. И вроде всё у самой лесозащитной полосы, что поле разделяет, было. А там попробуй разгляди.

– Странно это всё. Хотя давно уже не белые ночи, могли и правда не разглядеть, – Валентина Дмитриевна задумалась. Что-то странное было во всей этой ситуации, да только она не могла понять, что именно. То ли, то, что никто из многоквартирного дома происшествие не разглядел, то ли, то, что об этом практически никто не говорит. Будто умер человек, и чёрт с ним, мало ли ещё людей по свету бродит. А может, просто Питер. Привыкли. То людей в Неву сдует, то собаки разорвут, вот только уж больно часто это происходить начало. Словно осень, с ума сводящая, ещё и на животных подействовала.

Покачала женщина головой да взглянула на подругу, плотнее натягивающую шаль.

– Пойдём, Настюш. Кофе тебе сегодня с корицей сделаю: и вкусно, и согревающе.

– А табачку?

– И табачку, дорогая моя. И табачку.

✗✗✗

ОНО с сомнением посмотрело на свои руки. Смывать ли кровь? Чужая, сладкая, но языком никак не добраться под сами когти, чтобы слизать остатки. Как… неудобно. ОНО хмыкнуло и посмотрело на новую жертву, что наполовину лежала в маленьком ручье. Грязная работа. Нужно было лучше. Нужно было постараться. Нужно было, нужно было, нужно… ОНО зарычало, вцепившись когтями в жертву. Пластинка заела, поздравляем. Заела-заела-заела. ОНО сильнее вдавило когти в затылок жертвы, пока не почувствовало кровь. Вжжжик. Иголка соскочила с дорожки и прошлась по поверхности драгоценного винила.

ОНО выдохнуло и улыбнулось своей клыкастой улыбкой. Отпустило труп. Надо убираться отсюда. ОНО сделало всё, что могло. Всё правильно. ОНО молодец. Плевать в каком состоянии и виде, главное, что всё случилось. Всё предрешено, помните? Скорее всего даже этот момент.