Гравюра
Давай нарисуем все черно-белой гравюрой.
Среди ручек мелькнет единственный карандаш.
Такой странный, цветной и не с пластиковой натурой.
Но я-то знаю, что ты мне его не отдашь.
Он вопьется мне в горло, чтоб я захлебнулся цветом.
Улыбнусь, как дурак, пеленой мне закроет глаза.
Радугой прыснет все то, что текло по венам,
И я тепло обниму холодный и мокрый асфальт.
Лучше петли чинить, чем просто ломиться в петли.
Я всю жизнь пытаюсь как-то по нитке собрать.
Первосортная дрянь во второсортном цвете.
Черно-белая грязь на листе, большего мне не отдать.
Знаешь, я снова рисую, рисую двери.
И знаю, что это обман, а не нужный выход.
Но даже сквозь сны, я все еще искренне верю,
Что не сдамся, ведь здесь так и так – все пытка.
Нет предела
Вспомни, пожалуйста, черный песок прибрежий.
Длань ледяной воды меня приберет к себе.
Омой мои раны, я не хочу быть прежним.
Или все же хочу, но просто не здесь, а где?
Мы упали со скал, так и не раскрыв глаза,
И я в шаге последнем увидел искусство.
Наблюдай как угаснет последний квазар,
Потому что и так почему-то пусто.
Посмотри на закат и принеси хлороформ.
Потому что сознание больше не может уснуть.
Потому что устал в сотый раз выходить на балкон,
Чтоб пытаться увидеть на небе какую-то суть.
Сколько мы сможем держаться, пока не утонем?
Я просто устал, понимаешь, у днища ведь нет предела.
Посмотри мне в глаза, и скажи мне, пожалуйста, кто я.
И что еще я могу в этой жизни сделать.
Набирать обороты
Дай привести свои мысли хотя бы в какой-то порядок.
У меня в голове постоянно ломается все.
У меня на руках остается лишь рвань из тетрадок.
И я так до сих пор все в единую кучу не смел.
Скомканный день, вскрыты его капилляры.
Раздроблены кости его, и смазан его исход.
И я ненавижу его, ненавижу так рьяно,
Как ненавидеть сильнее бы просто не смог.
Отгороди, если можешь, отгороди от шума.
Я им изолирован, нечем мне здесь дышать.
Скорее сойду с ума, но я так до сих пор не придумал,
И еще не нашел лучший способ отсюда сбежать.
Нам не набрать обороты, если все будет гладко.
И нам не набрать обороты вне этих стен.
Нам походу вообще набирать обороты не надо,
Кому-то ведь хочется нас не увидеть ни кем.
Бэд-трип
В зеркало смотри.
Там эмоциональный калека
И рациональный коллектор
Экзистенциального бреда.
Выступи на бис.
Ну не прекрасно ли это?
Только не поперхнись
Мыслями – вредно.
Информационная чума
Двадцать первого века
Тебе на то и дана,
Чтобы ты думал об этом,
Пока ты катишься вниз.
Ты наверху-то и не был.
Так что с вещами на выход,
Ведь здесь нет счастья на выбор,
А лишь бэд-трип и блэклист.
Держи мою руку
Родная, руку держи мне,
Чтобы не смог застрелиться.
Ведь каждый по-своему в чем-то убийца
Или по-своему самоубийца.
Скажи мне так честно,
Как честно мне скажут пули.
Зачем мы все лезем в этот бездонный улей?
Где лишь жалят.
И мне ничего не жалко.
И я ничего не нашел, кроме шума.
Я тебе расскажу,
Но прошу, не оставь меня полчищу
Тварей и гулей.
И сентябрь по новой горит,
Вместе со мной оставляя угли.
И я может живой, и я может убит,
По линейной прямой до безумия.
Прости, не меняю постели.
Потому засыпаю в холодной.
Черной ручкой рисую на стенах,
Но потом на руках, ведь обои не помнят.
Сколько нам нужно таблеток,
Покуда все не обезболит?
Безвозвратно все грезил бредом,
Но он ничего и не стоит.
Просто держи мою руку.
Ведь я утону в этой грязной осени.
Сдохну, шатаясь по кругу,
Захлебнувшись печальной прозою.
Дай создать
Дай мне создать себя заново.
Горло драное, раны рваные.
По ту сторону – за экранами,
Я был вспорот осколками раннего.
Просто верь, и мы все устаканим.
Я прожег потолок своим взглядом.
Это гроб мой, моя камера,
Мысли ломятся больным стадом.
Как кусок замороженной плоти.
Я всего лишь пустой кусок мяса.
Разморозьте, опять заморозьте.
Моя жизнь – криогенная сказка.
К черту пафосность, дай возможности.
Просто скажи мне, что все не зря.
Даже если зря – к черту сложности.
Мне и хватит того, что взойдет заря.
Лишь бы был рассвет. Даже без света.
Даже под всполохи взрыва бомб.
Даже с концом бесконечного неба.
Забери меня в самый счастливый сон.
Забери и оставь. Не пускай за стены.
Они вроде родные, должны помочь.
И они помогут – станут склепом,
Когда твой район пожирает ночь.
Просто дай создать. В темноте и мраке.
На пустой карман. На пустую жизнь.
Возьми мой рукав, пусть он весь запятнан.
Я цеплялся им, когда падал вниз.
Мертвым грузом
Не звони.
Остаюсь здесь лежать мертвым грузом,
С головою укрывшись от внешних бед.
Да, прости, я опять засыпаю грустным
И надеюсь проснуться только уже в обед.
Не кори.
Я просто прожег свое время.
Просто выпей за нас, а я здесь остаюсь лежать.
Я уже исходил достаточно заведений,
Исходил и устал, там незачем больше бывать.
Просто спрячь меня.
От внешних невзгод и мыслей.
Я просто хотел бы остаться с тобой в тишине.
И не хотел бы закончить все самоубийством.
Я просто устал слушать весь этот шум извне.
Бессчетные метры, бессчетные мили и лиги.
Я бесцельно шатался, не зная куда иду.
Загляни себе внутрь, мы звезды в себе убили.
И они не воскреснут, с нами восстав к утру.
Гроза
Грозовые тучи ложатся над брошенным городом,
Меня ночью укутает пепельный свет фонарей.
И капли дождя упадут на неясную голову,
Растекаясь прозрением между бетонных теней.
Поверь мне так чисто, как может поверить ребенок,
И быть может, однажды я тоже поверить смогу.
Что я был здесь живым, живым, среди этих пробок,
И что я не напрасно бесследно здесь просто умру.
Меня дома дождется с утра остывающий чайник,
Но кажется мне, что мы даже вещам не нужны.
Эти толпы людей, в них я видел людей изначально,
Но потом, обернувшись, увидел лишь грустные сны.
Девочка выйдет с цветами на мертвую площадь,
Не продаст ничего, но они так и так завянут.
В переходах подземки я проходил на ощупь,
Переходы подземки ладоней помнить не станут.
Скажи мне, пожалуйста, где мы теряем сердце?
Я все шел по осколкам, пытаясь его найти.
Мне пришлось дышать, потому что здесь некуда деться,
Но забыл, что мы там, где кончаются все пути.
Знаешь, я не писал в блокнотах.
Потому что все это так сильно мозолит глаза.
И знаешь, меня все же разъел мой город,
На который ночами надвинется сверху гроза.
По небесной хорде
Белые лилии памятью тлеют на снежном насте.
Легион возвратится в родные промерзшие земли.
Между всполохов битв пламя жизни в глазах угаснет,
И нас нежно окутает холодом лютой метели.
Моя кровь окропила бы всю чистоту этих фьордов,
Я сердце отдал бы за то, чтоб принять эту стужу.
И меж полей брани, как по небесной хорде,
Мы долго скитались, устав не слагать оружий.
Не помни, родная, не пой нам печальной саги.
Я что-то пытался увидеть в этих краях,
Но я даже не знаю, где наши тела закопали.
Небо дышит туманом на вересковых полях.
Где-то там потерялась любовь на холодных скалах.
Только сердце остынет где-нибудь точно не там.
И сколько бы саг ты земле о нас ни рассказала,
Все равно здесь колосья отхлещут по нашим щитам.
Под тягостным трупом мечты
Забей, здесь вся наша кровь разлилась акварелью.
Слилась в никуда, став участью сточных канав.
Пищевая цепочка, а мы в ней голодные звенья.
Я сросся со стенами клетки, все растеряв.
Отхаркнута с легких, стекает венозная щелочь.
И с рук все не смоешь, их до конца опустив.
Эхом дождей крик утопших попросит помощь,
И мы потеряем друг друга, в туманы себя отпустив.
Скажи, увидим ли мы за забором бездонное море?
Мое тело распятым лежит на кресте баррикад.
В бесконечной войне, бесконечной войне с собою
Я погибшим остался, в числе этих многих ребят.
Я знал имена их, и знал, что у нас мало шансов.
Когда нет ничего, у себя оставался лишь ты.
Ничего нас не ждет, мы за это хотели драться.
И поднимемся ль снова под тягостным трупом мечты?
Принтер
Зачем ты тенью тянешь руки из прошлого
Скверной этой шутки, я не улыбаюсь нарочно.
Мне холодно и жутко, но я шагаю дорожкой
Кривой до конечной неизвестной маршрутки.
Поставив жизнь на автономный режим,
И абонент уже давно не абонент.
Ты хоть по сотне полок все порядком разложи,
В библиотеке этой моей книги нет.
И никогда и не было.
Все только чтобы просто доиграть.
Ты можешь гвоздем в гроб себе забить победы,
Ведь только свою смерть ты и умеешь создавать.
Так что плевать, мне незачем уже кричать из преисподней.
Ведь я здесь знаю сотню старых добрых лиц,
Как принтер знает сотню старых копий,
Которые в артерию впились.
Без меня
Под вечер разбудит порывистый северный ветер.
Мы дети, что переиграли больными на улице,
Растворившись ночною тенью, и наш свет незаметен.
Наше небо бездонно, тротила хранит килотонны
И бесконечно хмурится.
Оно нас до сих пор не простило.
И грузом Атланта снова нам давит на плечи,
Когда здесь ничего не вечно.
Рассмотри в полусонных глазах,
Все то, что они отразят – было ли это красивым?
Я себя разменял на участь в печальных снах.
Луна – ты небесная стерва.
Я отдам тебе последние силы,
Все то, что я пороком клеймил в листах.
Но тебе все равно, ведь ты ничего не просила.
Ты уронишь мне в душу слова, чтобы я опознал
Этот труп – часть меня. Потому-то они и не живы.
Не жги мне глаза рассветом пустого дня.
Я отдал тебе свое время, безбожно его растранжирил.
Утром снова отчалит паром, но опять без меня.
Пусти
Пускай
За невинной улыбкой будет на хрип изрываться тоска.
Давай
Я ослаблю ошейник, и черти меня разорвут по кускам.
Смотри –
Это чудо, клянусь, бессчетное чудо света.
Прости,
Мы все корм, нас не жалко, и я всегда помнил об этом.
Я знал,
Мы сложим ладони в нашей порочной молитве.
Назад
Не хочу возвращаться, гуляя по лезвию бритвы.
Скажи,
Я так долго бежал, чтоб потом обессиленно пасть?
Во лжи
Все сгорало под нами, даже уже не дымясь.
Прости,
Нас сожрали, себя соберу из того, что осталось.
Пусти
Меня к выходу, может там жизнь потерялась.
Холод ливней
Давай ты мысленно мне выстрелишь в висок,
Ведь я не знал, что жил на самом деле.
И этот лайнер увезет с остатком все,
Что оставалось ценным в моем теле.
Унылая дуга нейронных волн,
Такая тусклая в сравнении с цветом радуг,
Оставит на асфальте мрачный тон,
Такой неяркий. Может, так и надо.
И чудеса в коробках от таблеток
Боготворить в коробках из бетона
Достанется всем нам, и мы об этом
Забыть желая, не пророним слова.
Как от картонки оторву кусок надежды
В этом пропащем, странном, душном мире.
Он обязательно размокнет даже прежде,
Чем с этой осенью вернется холод ливней.
Солнечный прах
Я говорил уже о том, как Солнце умерло.
По его ровной линии пульса ты можешь найти
Все отсылки и хроники, как по аллеям Бунина.
Важно ли это? Не знаю, мы сбились с пути.
Моя память об этом выжжена черными пятнами.
Тот автограф последний ожогом остыл на руках.
Смесь разбитых сердец и детских улыбок натянутых
Нас зимою холодной укутает в солнечный прах.
Дай мне просто забыть и просто стать частью пепла.
Нас кремирует пламя этой чужой войны.
На сожженных листках наши жизни истерлись где-то.
Я закрою глаза, ничего в них не видишь ты.
Реквием звездам сыграй, нас не будут слушать.
Этот вопль порежет мне слух, он не был по мечте.
Я всегда задыхался внутри, но шагнув наружу,
Постепенно додумал, что тоже теперь нигде.
Боимся остыть
Где-то тихая пристань, куда не доплыть,
И меня вновь кидает от шторма к шторму.
По рукам вяжет с берегом скальная нить,
И, прикрыв глаза, разобьюсь о волны.
Льет из рации шелест пустого эфира,
Ты всю жизнь его потреблял запоем.
И внутри вязкой пленкой его глицерина
Оседает в легких тоска прибоя.
Полумесяц луны протыкает звезды,
И приносит их в жертву, как просто символ.
Миллиардам шрамам на небе роздан
Свет холодный, но их так и не воскресили.
Мы точим клыки, чтобы были острее.
Лишь бы видеть глазами, куда дальше плыть,
Так жадно впиваясь в небесную шею.
Потому что мы тоже боимся остыть.
Черной тушью
Сингулярность сжимает виски снова в разных понятиях,
И зрачки расширяются, так что мне близко не видно.
Ты сказала, сам черт бы со мной говорил – унесите распятие.
Это так не работает, ведь мы не в дешевых фильмах.
Между городом грез и между пустых развалин
Воздух душный настолько, что даже имеет привкус.
Мы навечно остались в рассказах, что не рассказали.
И наверно мы с этой же вечностью как-нибудь свыклись.
Девчонка подводит глаза самой черной тушью.
Таким же оттенком замажет мешки под глазами.
Она держит мне руку, и мы оба теряем душу,
Которую столько же раз в этой жизни искали.
На ромашковом поле закат обагрит все кровью.
За его пеленой потерялся тот самый день.
День, в который когда-то уйду, все забрав с собою,
Ничего не поняв в осуждениях этих людей.
Мы назвали безумством, что можно друг другу верить.
И отбросили страх, заливая друг друга бензином.
Мои кости сломались – я бился с разгона об двери,
Для того чтобы верить, что можно не только сгинуть.
И девчонка подводит глаза самой черной тушью.
И таким же оттенком замажет мешки под глазами.
Были ли мы здесь живыми, хотя бы снаружи?
Или не были, но никому не сказали.
В неизбежности
Сознание тонет в картинах, которых и не было.
Закрываю глаза, провожу нежно бритвой под веками.
Диагноз поставит нам жизнь, и мы станем калеками,
Пригвождёнными насмерть всеми оттенками блеклого.
Я гулял бы с тобою по крышам меж парапетами,
Но остался прибит в непонятном незримом уродстве.
В глазах зарябит черным маркером тьма беспросветная,
И я буду искать в этой дряни со светом все сходства.
Забудь мое имя, присвой мне порядковый номер.
В этом мире ждать свой расстрел чересчур одиноко.
Одна кровь, один цвет, одна жизнь, ты всегда монохромен.
Затми небо ладонью своей, здесь все слишком убого.
Я хотел видеть больше и думать, что жизнь не циклична.
Я хотел не жить прошлым, чтобы не стало привычкой.
Я хотел красоту видеть в самом простом и обычном,
Но здесь пошло, и я остаюсь ко всему безразличным.
Покажи мне здесь выход, меня уже рвет с лабиринта.
Все куда-то ушли, только я до конца здесь остался.
Намекни мне хотя бы еще сколько нужно попыток,
Перед тем, как совсем окончательно сдаться.
Если скотчем заклеить свой рот и больное горло,
В голове все равно остаются и бесятся мысли.
Сколько раз еще нужно использовать образно Мордор,
Чтобы просто узнать, у кого здесь кольцо хранится?
Мы все войны света, но мы здесь подохли в гнили.
Я продолжу сражаться, но мне здесь сражаться не за что.
Мы лишь образно пали, и нас всех живыми забыли.
Это все не ошибка, я знал – мы в неизбежности.
Метеоритный дождь
Поцелуй меня,
Метеоритный дождь.
Я живу концом дня
И начала уже не вернешь.
Посмотри мне вслед,
Когда я уйду на балкон.
В этой жизни нет
Ничего, что мы вспомним потом.
Этот мир пустой.
Поброди, будто ты пустой рыцарь.
Вокруг хлам простой,
Только счастье под ним не пылится.
Посмотри вокруг,
Как еще один сталкер бездны.
До свиданья, друг.
Мы здесь все по пути исчезли.
Медленно сгорай
Перетащи себя с места на место.
Ушел натощак, ушел в неизвестность.
Твой помост дощат, но провалится с треском.
Про погост молчат, даже там уже тесно.
И какого черта? Поднимай на вилы.
Все, чем не добило, все, чем не убило,
Что бы ни любил ты – чтобы не загнило.
Раз хотел веревку – не проси и мыла.
Перевязка ран? Да здесь не стерильно.
Куча мятых драм – куча пластилина.
Мы хотели в рай, но нас не пустило.
Медленно сгорай, чтобы не остынуть.
Улыбнись лишь раз
Плевать.
Я закрою глаза и вновь наступлю на грабли.
Здесь никто не учил летать,
Но я себя натаскал филигранно падать.
Улыбнись лишь раз.
Небу не хватит слез, чтобы нас оплакать.
Я дышу сейчас.
Но свет газовых камер и это готов исправить.
Без шансов
Прости мне, я вырос без шансов.
Без шансов здесь не оказаться.
Дышал среди грязи и гнили,
Пока здесь все бесов кормили,
Пылали костры, я себя хоронил,
И как дьявол над всем потешался.
Либо сдохни ублюдком, пока не добили,
Либо с толпою смешайся.
Либо дальше живи, чтоб никто не узнал,
И с миром подохни мерзавцем.
По нам время пробьет -
Нужно просто молчать.
Нужно просто заткнуться и сдаться.
Ничего мне не даст здесь с листа все начать,
Потому начинаю с абзаца.
В глаза смотрят и жрут по кускам твои чувства
Орды циничных тварей.
Я ребенок тьмы, и я вырос в безумстве,
Попутно все здесь проклиная.
Ни душа, ни кости – ни черта не стоят.
Я в дороге учился ломать – не строить.
И как грубый невзрачный и мрачный стоик
Исчитал до дыр сброд нервозных хроник.
По губам течет с кровью чернь и пена,
Уходящими с закатом лучами света
Перережь мне горло,
Я восславил Мордор,
Став его солдатом, падшим на колено.
Среди сумрака и туч покажи мне небо,
Его рвет кусками и режет тленом.
Нас всех рвет на знамя,
Непременно.
С нами боль – не Бог. Сами – горсти пепла.
Перевернут путь, перевернут крест,
Перевернута память, среди этих мест
Я искал себя, но здесь нам не светит.
Пишу кровью своей, словно шизофреник.
И нас тянет к свету, но мы дети мрака.
Если на рассвете мне светит плаха,
Я посмотрю в глаза – ты мне вырвешь душу.
Я не знал, как жить, как быть безоружным.
Расскажи мне своим тихим голосом
Расскажи мне своим тихим голосом
О том, что за тучами где-то
Еще вены не вскрылись у солнца,
И оно к нам вернется с рассветом.
Там, где ветры в горах и людей нет,
Где утопят меня холодные воды,
Где я умер в своей голове с юных лет.
Может там мое сердце чего-то стоит.
Расскажи мне своим тихим голосом
О том, чего я никогда не слышал.
Расскажи, по ком льются слезы,
И по ком звонит колокол с крыши.
Легенды не умирают
Есть пара правил.
Первое:
Легенды не умирают.
Второе:
Легенды немного лукавят.
Все наши легенды, как тот теплоход,
Сбитым курсом наткнутся на айсберг.
И мы здесь покорили Луну,
О которой ночами мечтали.
А потом я не смог здесь вздохнуть,
Потому что гуляли по дну.
И все кратеры илом замыло,
Нас потом даже в них не искали.
Единственный свет от окурка
Туши мне об руку, и может,
Тогда я проснусь.
Меня здесь конец света
Даже уже не гложет.
Когда-нибудь я и его дождусь.
Сор
Насыпь в карман мне кучку представлений,
Ненужных фантиков, ненужных образов.
Я их зачем-то сохраню для сожалений,
Чтобы шипами проросли и сгнили розами.
Я опущу ладонь в пустой карман
И буду шарить, снова ранив руку.
Я так давно в нем что-то потерял
И так давно в груди не слышу стука.
Скажи, зачем мы в этой жизни не нужны?
Зачем и для чего мы здесь искали что-то?
Зачем умрем мы в ожидании весны?
Зачем все это? Нужно для кого-то?
И вот опять за мир прольется кровь.
Нам, видно, нужно ненавидеть, чтобы жить.
Зачем я открываю глаза вновь?
Затем, чтобы потом опять закрыть.
Я вытащу с кармана пыльный сор.
Всех моих мыслей грязных глупый мусор.
Нас столько раз здесь похоронит вздор.
Мы столько раз здесь потеряем чувства.
Мы ждали
«Внимание!»
«Вход служебный – Охрана собаками».
Только угольно-черное небо.
Свет от фар отражается знаками.
Свет от фар поглощается в стену.
Иду мимо и не замечаю
Иллюстрацию или проекцию,
Ту, что в мир изнутри выливается
И исток свой берет где-то в сердце.
Где-то там, за решеткой, под ребрами,
Я вгрызаюсь во все, что останется.
Так бездумно сжимаю деснами,
Привкус проволок в них врезается.
И глазами, пустыми с детства,
Я ищу теплоту в тусклых бликах.
Где-то там догорает Освенцим.
Догорает холодным, безликим.
Вот так, меж полей одуванчиков,
Что давно отцвели, сдулись ветром,
По дорогам чужим и обманчивым,
Бреду в поисках памяти светлой.
Отведи же меня в мертвый город
Желтизной из своих кирпичей.
Дорога, в которой нет дома.
Тропа в этот мир ничей.
Но никто там меня не встретит.
И зачем ты сюда пришел?
Солнце выгорит на рассвете,
А мы ждали, что будет еще.
Вне поколений
Мы разучились верить, ненавидеть и любить.
И разучились видеть.
Мы просто разучились быть.
Остановите.
Остановите время, мы не здесь.
Растянуты вне дат и вне событий.
И мы вне жизни, вне ее завес.
Остановите.
Мы между строк и между всех людей.
Они лишь идеально вылизаны
Снаружи и внутри, точь в точь для этих дней.
А мы здесь вырезаны.
Со шрамами на стесанных руках
И ссадинами на коленях.
Мы с грустною улыбкой на губах.
Вне поколений.
Нам хватит сил
Чтоб не сидеть на месте ровно, -
Нам всем так, улыбнувшись, скажут. -
Тебе необходимо быть голодным.
И стать фундаментом многоэтажек.
Мол, поживем – увидим.
Время все покажет.
Не доживем. Простите.
Мы рождены, чтоб сдохнуть дважды.
А то еще и больше.
Внутри себя.
Внутри других.
Нам хватит сил с собою не покончить.
На что еще нам хватит сил?
Я не просил у этой жизни больше.
Отсюда просто бы навек свалил.
Но там, где я сейчас, под толщей,
Есть только ненависть к тому,
Что я здесь был.