Loe raamatut: «Эпоха тумана»

Глава первая

Хруст снега заставляет поднять голову.

Беримор, я узнаю этот город моментально – взорванная школа до сих пор горит, морозный ветер приносит с собой запах гари и человеческих тел, что не дождались пощады от Фиби.

Снег падает хлопьями, но я не чувствую холода, как и страха перед человеком, который медленно, шаг за шагом приближается ко мне.

Смотрю на него во все глаза и стараюсь запечатлеть в памяти все: голубые глаза, черные волосы, уверенную походку и ауру силы, что он несет с собой, словно знамя.

Зак останавливается в метре от меня, его лицо в крови, собственно, как и черная одежда. Что меня удивляет, так это отсутствие оружия. И как он собрался убить меня? Голыми руками?

Я помню, он обещал это сделать.

А я обещала себе – бежать.

Но не двигаюсь с места. Что‑то на задворках памяти приказывает мне не шевелиться и просто смотреть, наблюдать, запоминать. Пока есть такая возможность.

Стоит снежинкам упасть на лицо Закари, как они моментально окрашиваются в алый.

Красиво и жутко до безобразия.

Зак стоит и смотрит на меня, а я тем временем начинаю задыхаться. С каждым следующим вдохом кислорода вокруг меня становится все меньше и меньше. В груди поднимается паника, но она вызвана вовсе не мужчиной передо мной, а тем, что я прячу в темном ящике памяти. Надпись на нем гласит: «Не открывать!»

– Зак, – шепчу я и прижимаю ладонь к горлу.

– Все хорошо.

Озираюсь по сторонам, но ничего не вижу, только снег. Нет больше школы, разбитого города, руин и брошенных машин.

– Не уверена, – пищу я.

– Смотри на меня, – приказывает он, и мой взгляд возвращается к его лицу. – Ты долж‑на вы‑жить, – по слогам произносит Зак.

Хмурюсь, не понимаю, к чему он это говорит.

Отнимаю руку от горла и протягиваю ее вперед, но Закари словно отдаляется, хотя его ноги недвижимы.

Чертов ящик с пугающей надписью приоткрывается, и я позволяю ему это.

Зака здесь нет.

Его тут не может быть.

– И ты, – говорю я и опускаю руку, она безвольно свисает вдоль тела, а пальцы сжимаются в кулак.

Печальная улыбка лишь на мгновение появляется на его лице и стремительно пропадает.

– Ты должна выжить, – повторяет Зак с напором.

Осматриваюсь по сторонам, но теперь я не в Бериморе. Белая пустошь приобрела новые очертания. Это девятка.

Это всего лишь сон.

Глубоко вдыхаю и смотрю в голубые озера глаз Закари.

– Для чего? – спрашиваю я Зака, вспоминая, что случилось. – Зачем все это?

Я так хочу заплакать, чтобы он подошел и обнял меня. Чтобы снова говорил про то, что я ему нужна. Про то, как он меня обожает. Помню ту теплоту, что испытала, когда Зак сказал это, лежа у меня на кровати.

Тогда все было прекрасно.

Я была безумно счастлива и не думала, что в эту же ночь потеряю все.

– Я жду тебя дома, – говорит он. – Ты не имеешь права умереть там… одна.

Все же всхлипываю. Зак даже во сне остается собой.

– Как всегда командуешь, – шепчу я.

Еще одна улыбка.

Как жаль, что все это не по‑настоящему.

– Снова запрещаешь мне умирать, – с какой‑то долей обиды говорю я.

– Только вместе со мной, – говорит Зак и подступает на шаг ко мне.

С его руки капает кровь, но я льну щекой к ладони.

– Только вместе, – твердо говорит он, проводя большим пальцем мне по щеке, рисуя алый полукруг. – Ты меня поняла?

Киваю и делаю шаг к нему. Тянусь руками, но Зак исчезает, и я оседаю на снег. Смотрю на место, где он только что стоял, и ничего там не вижу.

Ни единого следа.

Ни одной капли крови.

– Я не умру, – шепчу я в пустоту. – Я обещаю тебе. Клянусь, что не умру.

Глава вторая

Очнувшись во второй раз, приподнимаюсь, прикасаюсь к виску и морщусь от боли, от этого пульсация в черепной коробке становится невыносимой, и я снова падаю, ложусь на бок и подтягиваю колени к груди.

Вспоминаю сон и держусь за него, как за спасательный круг. Зак жив. Пусть это глупо или недальновидно – верить в сон, но я не могу противиться желанию ощущать хоть невидимое, но все же присутствие Закари Келлера. Это делает меня сильнее, даже если я валяюсь на бетоне и мысленно скулю, как побитая собака.

Я бы заплакала, вот только слез нет. Злость, ярость и ненависть. Этот спектр чувств направлен на весь гребаный мир, на Лексу, на отца. Это действительно был он, мне не причудилось. Услышав его голос, я опешила. Что он вообще тут делает? И «тут» – это где? На краткий миг я решила, что спасена.

Какая наивность.

Он врезал мне по голове прикладом автомата. И какого хрена он в военной форме? Мой дед, его отец, был военным, на этом все.

Если быть честной, я стараюсь думать только о нем. Не могу позволить мозгу переключиться на пирс, где случилось ужасное. Рэнли и Волк мертвы. И все это из‑за моего отца?

Да и не отец он мне вовсе.

Мыслей слишком много для больной головы. Прикасаюсь пальцами к волосам – засохшая кровь. Вокруг меня бетон. Серый и неприветливый, рядом с моей головой капли крови, корябаю их пальцем. Кровь засохла, я тут нахожусь слишком долго.

Адски хочу пить.

Когда я очнулась в первый раз, то стащила с головы мешок, вон он валяется у стены. Как и веревки, что связывали мне руки и ноги. Запястья немного саднит, но это такая мелочь.

Снова проваливаюсь в беспамятство и пробуждаюсь от протяжного скрипа двери. Не открываю глаза и продолжаю лежать. Получаю легкий толчок под ребра. Ногой. Кто‑то проверяет, жива я еще или нет. Даже не морщусь от боли, напрягаю слух и, кроме копошащегося возле меня человека, ничего не слышу. Стараюсь никак не выдать себя. Человек садится на корточки, тяжело вздыхает, словно не знает, что делать со мной.

Это не отец, не знаю откуда, но я уверена – человек возле меня мне незнаком. От него пахнет солью и потом.

Он проверяет пульс на запястье, я поднимаю веки и встречаюсь взглядом с зелеными глазами.

«Ты должна выжить».

Достаточно взрослый мужчина не успевает даже нахмуриться, молча отталкиваюсь рукой от бетонного пола и бросаюсь на него. Голова гудит, но сейчас мой единственный шанс на спасение, он сопровождается внезапностью и тем, что человек не знает, на кого напал.

Военный не успевает оттолкнуть меня, и я впиваюсь ему в шею, смыкаю челюсти и прокусываю кожу. По подбородку стекает терпкая теплая кровь. Сжимаю зубы еще сильнее и дергаю головой. Получаю удар под ребра и, вскрикнув, разжимаю челюсти. Мужчина отталкивает меня, и я снова падаю на пол.

– Чертова тварь! – вскрикивает он и зажимает рану на шее.

Отползаю к стене, не сводя взгляда с мужчины, сплевываю кровь и кусок плоти. Не потрудившись стереть следы преступления с лица, улыбаюсь. Как долбаная психичка.

У меня нет причин на улыбку. Ни единой, но я не сдерживаюсь и начинаю смеяться, пока не слышу щелчок предохранителя.

– Встала!

Поднимаюсь и перестаю улыбаться. Смотрю на высокого статного военного и вижу в его глазах полнейшее недоумение. Не ожидал? А вот я уже не удивляюсь своим порывам.

– На выход, – командует он и, продолжая зажимать рану, отходит немного правее.

Медленно продвигаюсь к выходу, не свожу взгляда с военного. Переступаю порог и ступаю на пол в узком коридоре. По обе стороны расположены идентичные двери, в конце пролет и лестница, ведущая наверх и вниз.

– Вперед. Живее!

Мужчина толкает меня в спину, я оборачиваюсь и скалюсь как животное. Так сделал бы Волк, будь он здесь. Видели бы вы лицо мужчины в это мгновение. Он отступает на шаг назад и метит дулом мне прямо между глаз.

– Одичалая, что ли? – шепчет он.

– Куда ты меня ведешь? – спрашиваю я хриплым голосом.

Голова продолжает гудеть, а резкий поворот к военному стоил мне немалых сил, но страх на его лице компенсировал это с лихвой.

– На прогулку.

– Где мы?

– Тебя это не должно волновать. Барон приказал, я выполняю, а ты молча следуешь моим приказам.

Разворачиваюсь и продолжаю идти.

– Моим – это чьим? – спрашиваю я.

– Можешь называть меня Капитан.

– Капитан, Барон, а обычные имена разобрали?

– Закрой пасть!

Мне бы действительно закрыть рот, но я этого не делаю по одной простой причине. Стоит мне погрузиться в мысли, как я тут же начну ощущать страх, а он мне сейчас не поможет.

На поверхности мне будет намного проще сбежать. Не знаю, куда подамся первым делом, но тут меня ничего хорошего не ожидает.

Слишком много ступеней.

Молюсь, чтобы не свалиться вниз и не свернуть себе шею, хотя после очередной волны воспоминаний о произошедшем на пирсе это уже не кажется столь ужасной идеей.

Пока мы поднимаемся по лестнице, я насчитываю еще пять коридоров с правой стороны. И ни одного человека, но на каждом пролете камеры видеонаблюдения. Все мигают красным. Что это значит, я не понимаю. Что за место? Очередная база? По военной форме мужчины позади меня сложно судить, из каких он войск. Наконец упираюсь в последнюю дверь.

– Лицом к стене!

Повинуюсь и слышу, как открывается дверь, и оттуда веет прохладой. Улица. Это хорошо. Так ведь?

– На выход!

Можно не орать, у меня и без него голова раскалывается.

Переступаю порог, и меня практически сносит сильным потоком ветра. Холодного и влажного. Глубоко вдыхаю и спрашиваю:

– Куда дальше?

– Прямо.

Думаю над тем, как отнять пистолет у Капитана. Мне с ним не справиться, а рассчитывать, что он умрет от потери крови в ближайшие пару минут, тоже не приходится. Нужно было кусать сильнее.

Что делать?

Может, он ведет меня к Барону? Вот черт. Барон… это папа?

Иду, как было велено, и поглядываю по сторонам. Туман и сумрак не дают рассмотреть периметр достаточно детально, но обращаю внимание на то, что никаких деревьев поблизости нет. Тут вообще ничего нет, кроме поля с травой, которая неумолимо гнется к земле.

И куда мне бежать? Я даже примерно не знаю, на каком расстоянии нахожусь от девятки.

Я обязана туда вернуться.

К нему.

Даже не допускаю мысли, что с Заком могло что‑то случиться, он всесильный, неуязвимый и бессмертный. И я должна быть такой же.

Он жив и ищет меня.

История повторяется, но вот теперь я желаю, чтобы он нашел меня как можно быстрее.

Судьба в очередной раз насмехается надо мной. Не так давно я бежала от девятки как можно дальше, теперь же тянусь туда всеми фибрами души.

Продолжаю идти, пока не наступаю на посадочную площадку для вертолетов. Узнаю ее по покрытию, точно такое же было, когда мы с папой летали над горами. Напряженно оборачиваюсь на военного, но вопрос застревает у меня в глотке.

Твою ж мать!

– Это что – статуя Свободы? – спрашиваю я, разглядывая подол громоздкого зеленого платья.

– Вперед!

Да куда мы идем? С этого острова, который расположен недалеко от Манхэттена, есть только два пути – вода и воздух.

Реальность обрушивается на меня ледяным потоком.

Мне не сбежать.

Вот теперь я действительно напрягаюсь. Доходим до края острова, и я вижу огромные волны, которые бьются о берег. Соленая вода попадает мне на лицо. Мне и вплавь отсюда не улизнуть. Глубина слишком велика, а эти волны быстрее раскроят мне череп о выступ острова, нежели отнесут к Манхэттену.

Расстояние, разделяющее меня и Зака, куда больше, чем я могла предположить.

– Пришли!

Оборачиваюсь и смотрю в глаза Капитану. Он что‑то говорит уже не таким командным голосом, но из‑за ветра я не могу его расслышать. Хмурюсь и подступаю на шаг.

– Отвернись, говорю! – кричит он и взмахивает пистолетом.

– Зачем? – спрашиваю я, и до меня доходит: я добровольно пришла на свою казнь.

– Отвернись!

Если я сейчас попытаюсь отнять оружие, он пристрелит меня. Есть побегу, опять же, поймаю пулю. Даже если Капитан промахнется и только ранит меня, я все равно умру. Выхода нет.

Поворачиваюсь к волнам и, закрыв глаза, слышу, как Гудзон с напором налегает на остров.

Я прыгну.

Так будет шанс.

Маленький, один на десять тысяч. Или на миллион.

Но не успеваю и я шага сделать, как в ночи разносится звук выстрела. Громкий одиночный хлопок оглушает.

Вскрикиваю и оборачиваюсь.

Капитан валяется, пистолет выпал из его рук. Бросаюсь к оружию и, схватив его двумя руками, направляю в темноту ночи. Из тумана выходит отец. Не могу перестать называть его так даже мысленно. На ходу он убирает пистолет, подходит к военному и сталкивает того в воды Гудзона. Я даже не слышу шлепка его тела о воду. Река пожирает Капитана моментально.

Что вообще происходит?

Не смотря на меня, папа говорит:

– Иди по левому берегу, там будет катер, тебя увезут на берег.

– Что? – переспрашиваю я.

Тело отца растворяется в тумане, и я, встряхнув головой, отправляюсь следом за ним.

– Где Лекса? – спрашиваю я, и отец возвращается так стремительно, что я отступаю на шаг назад.

Получаю от него недоуменный взгляд.

– Она была с тобой? – спрашивает он.

– Не знаю, возможно. Скорее всего.

Меня уже вовсю трясет от холода, отец разворачивается и бегом несется обратно к статуе Свободы. Бегу следом. Я должна убедиться, здесь сестра или нет. А после уплыву, не сожалея ни о чем.

Входим внутрь, но вроде как в другую дверь, отец оборачивается и бросает мне связку из трех ключей. Не успеваю их поймать, они ударяются мне о грудь и падают к ногам.

– Открой дверь и запрись, – говорит папа, указывает на первую же дверь в коридоре справа и бежит дальше.

Поднимаю ключи и отпираю дверь, вхожу в кабинет и хмурюсь. Стеллажи заставлены папками. Окон нет, но есть еще две двери справа и слева. В центре кабинета стоит стол, а на нем мое спасение. Запираюсь и отправляюсь к графину с водой. Жадно пью прямо из него и обливаюсь. Ставлю графин на место и оседаю на кресло, на котором, скорее всего, сидит мой отец.

– Прекрати называть его так! – вслух приказываю себе я и, чтобы не думать о случившемся, отправляюсь к папкам.

На корешках написаны цифры и числа, если подумать, то становится понятно – это даты.

По рукам проходит озноб.

Достаю первую попавшуюся папку и открываю.

О боже!

Это досье на девушек, женщин и детей.

Фото, рост, вес, группа крови, место жительства до тумана, во время и еще куча всевозможной информации, вплоть до родинок, перенесенных операций и шрамов на теле.

Убираю папку на место и отхожу от стеллажа, словно он ядовитый.

Какого черта тут происходит? Сюда должны были отправить девчонок и Лексу? Для чего? Тут ли Доми?

Снова бросаю взгляд на полки. Я даже не знаю, с какой начать поиски и как я смогу понять, даже если наткнусь на фото Доминика? Дети для меня все на одно лицо. Даже племянник.

Голова продолжает гудеть, а глазам становится больно.

Слишком долго я провожу в одиночестве и обыскиваю все, куда только могут дотянуться руки. Двери по обе стороны комнаты тоже заперты, но у меня есть ключи. Открываю правую – спальня. Небольшая, но довольно опрятная. Слева – ванная комната. Прохожу к зеркалу и вздрагиваю от своего вида. Лицо в крови, волосы взъерошены, глаза – пусты.

Даже не умывшись, возвращаюсь в кабинет. Снова пытаюсь открыть ящики стола, они не поддаются.

Но когда меня это останавливало?

Ножа, как в прошлый раз, у меня нет. Взгляд цепляется за пистолет Капитана, который я оставила рядом с графином. Ну нет, это слишком громко. Посильнее обхватываю круглую ручку верхнего ящика и дергаю что есть силы. С четвертой попытки ящик выдвигается, и я достаю оттуда тетради, исписанные почерком воспитавшего меня человека. Хаотично просматриваю ровные строчки и прислушиваюсь к тишине за порогом. Нахожу информацию о местах, в том числе и о девятке, а точнее о пастве, которая расположена рядом. В отчете написано, что оттуда прибыло сто восемнадцать женщин и двадцать два ребенка.

О боже!

Не лелею надежду, что они все здесь живы и здоровы. Но сейчас я с определенной ясностью понимаю одну мерзкую истину.

Мой отец – Барон.

Сомнений больше нет.

Не отец, теперь буду называть его по имени. Джери Брукс.

Как непривычно.

Тихий стук в дверь.

– Открой, – просит голос Джери.

Убираю тетради обратно в стол, закрываю ящик, ручка отваливается от него, и я просто запинываю ее под стол. Отправляюсь к двери, отпираю замок, и в кабинет вваливается Джери, следом за ним идет Лекса, а на руках у нее… ребенок.

Дар речи пропал. Разглядываю сестру, она одета в серые штаны и футболку, на ногах белая обувь с закрытым носом и пяткой, волосы чистые и уложены в низкий хвост, на запястье ядовито‑розовая бирка. Мальчик на ее руках спит, приоткрыв рот, облачен он в обычную детскую одежду. Синяя пижама со звездным небом.

Я хотела накричать на Лексу, но вся злость улетучилась, стоило мне увидеть ребенка.

– Это…

– Доми, – шепчет Лекса и подходит ко мне, обнимаю ее и ребенка.

Шок постепенно сходит, и я позволяю себе протяжный выдох.

– Я тебя прибить хотела, – говорю я.

– Прости, – шепчет Лекса. – Я не могла по‑другому.

Отстраняюсь и спрашиваю:

– Как Пьер взял тебя с собой?

– Он не брал. Мы действительно увиделись с ним, перед тем как он должен был уехать, я просто забралась в багажник, а потом на пирсе вылезла. Алекс, я должна была, – сестра так трогательно смотрит на мальчика в ее руках и с щемящей болью в голосе продолжает: – Я же говорила, что он жив. Ты ведь так и не поговорила с мистером Келлером, а я больше не могла наслаждаться благами жизни, зная, что моего мальчика могут обижать… а мамы нет рядом.

Уму непостижимо. Она сделала это. Моя маленькая сестра нашла своего ребенка на другом краю страны.

– Его не обижали, – говорит Джери.

Поворачиваюсь к нему.

– Барон… значит, – со злостью произношу я.

Внутри поднимается такой ураган ярости, что я с трудом заставляю себя держаться в рамках. Как он мог?!

– Так было нужно, – говорит Джери, стараясь не смотреть на меня.

– Кому? Тебе? – спрашиваю я и подступаю на шаг к нему.

У меня миллион вопросов к этому мужчине, но все равно, смотря на него, я вижу своего отца, который безумно любил меня когда‑то. Как он мог бросить меня? Как он посмел стать Бароном и совершать ужаснейшие вещи? С его приказа тысячи девушек были изнасилованы, множество детей остались без родителей. Да его душа плавает в крови тех, кто погиб, добывая ему людей.

– Ты собираешь по миру женщин и детей. Для чего?

– Это тебя не касается, – говорит он, и меня срывает с тормозов.

Смех раздирает меня на части. Истеричный и пропитанный болью.

– Не касается? – спрашиваю я, чувствую такое отторжение от человека, воспитавшего меня, что начинает тошнить.

– Прекратите, – просит Лекса.

Подступаю к Джери и смотрю на него снизу вверх.

– Барон, меня очень даже касается, знаешь, что я чуть не умерла из‑за твоих людей? Ты послал их по мою душу!

– Я не знал, что это ты украла…

– Украла? Да ты с ума сошел! Я спасала Лексу и Доми. Ты уже познакомился со своим внуком? Так вот, его отняли от матери и увезли черт знает куда. А ты знаешь, что твои люди делали с Лексой?

Оставляю время для паузы и с такой ненавистью смотрю на Джери, что могу убить одним лишь взглядом.

– Они привезли ее сюда, и если бы ты не помешала, я бы уже давно нашел ее.

Джери смотрит на меня без грамма эмоций на лице. Словно все, что он делает, это норма.

– Они изнасиловали ее. По твоей вине. По твоему приказу.

Лицо Джери теряет все краски. Он переводит взгляд на Лексу, та, в свою очередь, твердо смотрит на отца. В ее взгляде нет страха или паники от воспоминаний. Она словно приняла случившееся как данность прожитой жизни. Как факт.

– Не знал? – спрашиваю я. – Твою маленькую дочь насиловали с твоего же позволения.

– Алекс, прекрати, – просит Лекса, но я уже не могу остановиться. – Он все услышал и с первого раза.

– Ты сломал жизнь не только мне, но и ей. Удобно устроился в новом мире? Никогда не думала, что ты станешь сутенером своих дочерей.

Получаю настолько звонкую пощечину, что отступаю на три шага влево.

– Прости, – говорит Джери и морщится, будто это я его ударила. – Я не должен был…

– Ничтожество, – бросаю я и поворачиваюсь к Лексе. – Идем отсюда.

Сестра кивает, но голос Джери останавливает нас.

– Только одна из вас сможет уехать.

Оборачиваюсь.

По спине пробегает озноб.

– Почему? – спрашивает Лекса и сильнее прижимает Доми к груди.

– Я заплатил только за одно место на катере, и Лекса уже в базе. Если она пропадет, то они отправятся на поиски. Ее анализы будут у них уже завтра к обеду. Доминика можно вывезти, дети из третьего отсека не несут ценности для корпорации, а вот девушки… важны.

Что он несет?

– Кто – они? – спрашиваю я. – Что за корпорация?

– Люди, с которыми лучше не конфликтовать.

– Меня в базе не было? – спрашиваю я.

Джери отрицательно качает головой.

– Почему?

– Ты нужна была для показательной сцены. Люди на материке стали терять веру в… Барона. Я должен был наказать девчонку, которая покусилась на святых матерей, чтобы остальным было неповадно.

Киваю сама себе и возвращаю взгляд на Джери.

– Барон, святые матери, вся эта чушь про веру и фанатиков… выдумка? Для корпорации?

Джери кивает.

– Папа, зачем все это? – спрашивает Лекса.

– Друзья твоего деда, военные, предложили мне работу через семь часов после прихода тумана. Они сделали это только ради памяти Крейга, который был неотъемлемой частью корпорации, еще задолго до вашего рождения. Я должен был придумать план, как получать нужных для них людей с минимальными затратами, взамен я получаю защиту, обеспечение и место для моей семьи. Но вы так и не попали к Минчу, он должен был перевезти вас в безопасное место, а дальше я бы отправил вас в Мексику. Там уже огородили несколько городов, и они живут практически так, как это было до тумана.

– Ты искал нас? – спрашивает Лекса.

– Я трижды был в Дрим-Сити. И поехал бы снова, но я не располагаю достаточной свободой, чтобы покидать остров, когда мне заблагорассудится.

Всего на мгновение мне приходит в голову мысль, что отсюда должна уехать я. Джери перевезет Лексу в Мексику. Он не оставит ее тут. Но стоит мне посмотреть на малыша, уснувшего на руках матери, как я понимаю – выбор очевиден.

Черт!

Подступаю к Лексе, протягиваю руку и провожу пальцами по крошечной детской ладошке, лежащей у нее на плече. Доминик подрос, боже, как давно я видела его в последний раз…

Встречаюсь взглядом с Лексой, но обращаюсь к Джери:

– Ты сможешь поменять нас с ней местами?

– Камеры подчищу, но вот с анализами могут быть проблемы, до них мне не добраться. Но…

Дальше я уже не слушаю. Анализы. В крови Лексы вакцина, если останется она, то ее ждет заключение на острове Свободы до конца ее дней. В моей же крови, возможно, лекарства уже и не осталось. Лейзенберг говорил, что Т001 и Т002 во мне с каждым днем становится все меньше и меньше.

Если уеду я, то Доминик больше не увидит свою маму, которая прошла через ад, лишь бы вернуть сына.

Мысленно прошу у Зака прощения, но обещаю, я выкарабкаюсь отсюда. Мне это будет сделать проще, чем Лексе с ребенком на руках.

Вглядываюсь в лицо сестры и шепчу ей:

– Ты поедешь к Закари и скажешь ему, что я жива и со мной все в порядке.

– Алекс, – пищит Лекса, – я видела, как в него стреляли. Он…

– Он жив! Я это знаю.

Лекса отрицательно качает головой и смотрит на меня не менее твердо и уверенно.

– Прости, но нет. Я останусь, а ты заберешь Доми и…

– Лекс, заткнись, – говорю я, обнимаю ее и Доми за один раз. Шепчу ей на ухо: – Ты это сделала, ты нашла своего сына, когда весь мир был против. Ты поступила как самая лучшая мать на свете, но от твоего решения погибли люди, будь добра, доберись до Зака и расскажи, где я. Поверь мне, он жив.

– Алекс, я…

– Не оставляй больше Доминика, он заслужил куда лучшей жизни, чем у него была.

Лекса кивает, и я отступаю от нее.

– Боюсь, мистер Келлер убьет меня еще на подходе к базе, – шепчет Лекса.

– Нет, – уверенно говорю я. – Скажи ему… насколько ты ценна и уникальна.

В глазах сестры появляется понимание, и я киваю ей с таким видом, словно ничего не боюсь и у меня есть куча планов по возвращению домой.

– Пора, – говорит Джери.

Оборачиваюсь к нему и прошу:

– Пусть твои люди отвезут ее туда, откуда притащили сюда.

– Я могу переправить ее в Мексику…

Лекса перебивает отца.

– Нет. Папа, я не поеду в Мексику.

Джери кивает, и я возвращаю внимание на сестру.

– Я люблю тебя, – шепчет Лекса и сжимает мою ладонь.

– И я тебя тоже, – отвечаю ей и отворачиваюсь, чтобы она не успела увидеть в моих глазах слезы.

Через два удара сердца я остаюсь в кабинете одна. Сажусь на пол и не чувствую сил даже на то, чтобы подняться.

Лекса, боже, она действительно это сделала, она нашла сына. Как бы я ни хотела повесить на нее смерть Рэнли и Волка, я не могу. Сколько людей погубили мои решения? А я продолжала идти напролом к цели – спасти сестру. Неудивительно, что она делала то же самое ради Доминика.

Рэнли, воспоминания о нем ужасны. Как он бежал, чтобы спасти, предупредить меня, и как погиб, делая это. С ресниц начинают капать слезы, утираю их, но на сухом месте моментально появляются новые. Вспоминаю, когда впервые увидела его, он был под стражей, сидел в тюрьме и напевал песни. Улыбаюсь сквозь слезы, и следующий всхлип становится более громким, чем мне хотелось бы. Рэнли, насколько он был красив, настолько же он был и уникален. Его юмор – это отдельная история, он мог рассмешить любого, а еще он всегда говорил правду. То, как он был добр ко мне. Хотя я ничем не заслужила его хорошего отношения.

Рэнли был мне братом, о котором я всегда мечтала.

Волк, я даже не могу вспоминать о нем. Не могу.

Мой верный друг, который бросился спасать Рэнли… умер. Если задуматься, то кроме меня только Рэнли заботился о нем. Рэнли был первым, с кем Волк пошел без меня, и он же был последним, кого тот пытался спасти.

Приказываю себе перестать думать о них. Это слишком больно и эмоционально. Я же должна быть собранной и внимательной.

Джери нет слишком долго. На протяжении нескольких часов я сижу на полу его кабинета. Сижу и проклинаю. Как я его обожала и как сейчас ненавижу…

Все же он приходит и запирает дверь изнутри.

– Я все сделал, – говорит он и кладет рядом со мной вещи, идентичные тем, в которых была Лекса.

– Она уплыла?

– Да. И просила передать тебе, что сделает все, о чем ты просила.

Она расскажет Заку о вакцине в ее крови, и тогда он поймет, что я снова солгала ему, но эта информация обеспечит Лексе жизнь на девятке. Лейзенберг будет прыгать от счастья.

Зак придет за мной.

Даже если поймет, что я солгала, он не оставит меня. Никогда больше не оставит.

Поднимаю взгляд на Джери и спрашиваю, прежде чем обдумываю вопрос.

– Почему ты не приехал за нами? Когда все только началось, ты со своими ресурсами мог это сделать. У тебя ведь даже есть свой самолет, вертолет, яхта.

Джери отводит от меня взгляд. Да уж, я даже не представляю, как выгляжу сейчас, но знаю, что у меня все лицо в крови.

– Тогда я не мог. Поэтому позвонил Лексе и сказал, куда идти.

Печальный смешок вылетает из меня, а плечи обреченно опускаются.

– Ты хоть был там? Ты был в городах, когда пришел туман? Если бы Лекса пошла одна, то умерла бы. Ты не думал о том, что твоя дочь больна и не может жить без лекарств? Ты оставил ее в городе настолько нищем, что его не собирались эвакуировать, а просто хотели закрыть, обрекая всех незараженных на смерть!

– Я был в Дрим‑Сити, – напоминает он, встречаясь со мной взглядом. – Вас там уже не было. Твоя мать…

– Мертва. Ей прострелили голову практически сразу же после рождения внука. На глазах у меня и Лексы.

– Вам нужно было добраться до Минча. И потом все было бы нормально.

– Мы добрались. Ты ведь уверил Лексу, что он спасет нас, а он решил скормить меня своей зараженной жене.

Пару мгновений в кабинете висит тишина. Но я уверена, Джери чувствует всю злость, что копилась во мне с момента, когда он меня бросил.

– Чего ты от меня хочешь? – спрашивает он. Джери обводит рукой вокруг себя и продолжает: – Все, что я здесь делал, было только для того, чтобы приблизиться к власти. И когда я нашел бы вас, то смог бы обеспечить ваше безопасное существование. Так поступают мужчины.

– И как успехи у настоящего мужчины?

Он молчит, и я спрашиваю:

– Нас? Ты не хотел спасать меня и маму.

– Я этого не говорил.

Мне порядком надоел этот спектакль.

– Джери, прекрати изворачиваться, – устало произношу я и поднимаюсь на ноги.

Встречаюсь взглядом с «папой», в этот раз он не отводит внимания от меня.

– Ты все знаешь.

– Не все. Только то, что я тебе не дочь.

Пара ударов сердца, и следом его слова, в которые я почему‑то не верю.

– Я бы хотел, чтобы все было по‑другому.

Не хотел бы. Я все равно не представляю, как можно отвернуться от ребенка, который прожил с тобой пятнадцать лет. Это выше моего понимания.

– Что со мной будет?

– Отведу тебя в отсек, где была Лекса, нужно занять ее место. Это жилая часть лаборатории. Иногда будут приходить брать кровь.

– Для чего?

– Это тебе знать не нужно. Да и я толком не знаю. Все, что я должен делать, – так это вербовать людей на материке и следить за Капитаном. Теперь нового искать нужно.

Даже не хочу знать, почему и для чего он убил старого. Чтобы спасти меня? Возможно. Но одного неудавшегося спасения недостаточно, чтобы залечить все раны, нанесенные им.

– Великий Барон, все это выдумка, – шепчу я. – Как легко люди повелись на это. Я ведь тоже поверила, что фанатики, все, что касается их, правда. А их просто используют.

– Да.

– Для того, чтобы…

– Чтобы здесь появлялись девушки и женщины, способные на рождение детей. Сама суть остается правдивой.

Ни черта подобного.

– А дети? – спрашиваю я.

– Их исследуют. Дети, рожденные после прихода тумана, другие.

– И насилие…

– Здесь никто никого не насилует!

– А там? За стенами статуи Свободы? Ты не представляешь, как твои люди пытают женщин, они их уродуют, если те не раздвигают ноги по доброй воле.

– Я об этом не знал. Я их даже не видел сам. Только светился иногда на материке. Одевайся, приводи себя в порядок, у тебя будет час на сон. Скоро рассвет.

– А потом?

– Придут ученые.

Так себе ответ. Не спрашивая разрешения, отправляюсь в ванную, скидываю с себя грязные вещи и забираюсь в душевую кабину. За пять минут смываю с себя все, что только можно, выбираюсь, облачаюсь в серую одежду, кое‑как заплетаю косу, морщась при каждом движении рук, и выхожу из ванной в кабинет. Джери стоит у стола и смотрит на ящик, который я вскрыла.

– Ты лазила в моих вещах?

– Осматривалась, – бросаю взгляд на пистолет. – Его я могу взять?

– Нет. Ты туда не пронесешь ничего, где есть металл.

Поднимаю взгляд на Джери и спрашиваю:

– Ты не поможешь мне сбежать отсюда? Позже, когда Лекса будет в безопасности.

– Это невозможно.

– Джери, которого знала я, никогда не пасовал перед трудностями.

Передо мной стоит блеклая тень мужчины, которого я восхваляла больше любого божества.

– Не называй меня так, – просит он.

– Мистер Брукс?

Сжимает челюсти и кивает на дверь.

Выхожу за пределы кабинета и тихо спрашиваю, смотря на очередную камеру в коридоре:

– Где все люди?

– Тут все автоматизировано. Военные в другой части здания, ученые в противоположной.