Медовый месяц Александры Ивановны

– Здорово, мужики, – поприветствовал нас мужчина, пыхтя от скорой ходьбы.

– И вам не хворать, – ответил за всех Кобра.

– Я вижу, вы уже позавтракали. Надеюсь, Александра Ивановна хорошо покормила? – продолжил мужик и, не дожидаясь ответа, похвалил: – Вообще-то, она у нас всегда отлично готовит, нареканий к ней не бывает.

Незнакомец окинул взглядом нашу бригаду, спросил:

– Кто из вас старшой?

– Ну, я, – отозвался наш бригадир. – Алексей Федичкин. А вы кто?

– Я начальник биржи Дитяк Остап Наумович, – представился мужчина. – В переводе на понятный язык – начальник склада пиломатериалов.

– Слышал о таком. Майор Нафиков упоминал вашу фамилию при разговоре,– проговорил Лёха. – Советовал посекретничать с вами перед началом работ.

– Вот-вот, посекретничать. Именно посекретничать и обязательно до начала работ, – бойко подтвердил Дитяк. – Негласное правило на зоне, понимаете ли. Своего рода вводный инструктаж.

– Можете начинать, Остап Наумович, – прервал его Лёха во избежание лишней болтовни. – Мы люди взрослые, не первый раз на стройке, и всё понимаем: вводный инструктаж необходим.

– Видите ли, Алексей, – начальник биржи слегка замялся, – нам нужно посекретничать с вами наедине. Разговор деликатный.

– У меня от парней нет секретов, – с вызовом проговорил Лёха.

– Я понимаю, и, всё-таки, позвольте отвести вас в сторонку на пару слов, – настойчиво проговорил Остап Наумович, и в его вежливом тоне прозвучали повелительные нотки. Он насильно ухватил Лёху под руку и отвёл в сторону.

Через пару минут они вернулись к нам, Дитяк любезно произнёс:       – Возвращаю вашего бригадира в целости и сохранности.

Лицо Лёхи было хмурым.

– Тут такое дело, мужики, – сказал Лёха с виноватым видом. – Вход на территорию колонии строго ограничен. Пропуск на зону разрешают оформить только трём членам бригады: механизатору, такелажнику и бригадиру. Остальные будут трудиться в пределах строительной площадки.

В число трёх попал я, Кобра и сам бригадир. У меня имелись права водителя и тракториста, у Кобры удостоверение стропальщика и такелажника.

Когда мы, пройдя проверку на КПП, очутились за колючей проволокой, Дитяк выстроил нас в шеренгу и исчез за дверями какого-то строения. Он появился вновь уже с рослым угрюмым зеком лет сорока.

Заключенный медленно и без слов прошёлся вдоль нашего малочисленного строя туда и обратно, потом остановился против меня и пристально заглянул в моё лицо. От его волчьего взгляда мне стало как-то не по себе.

Уголовник перевёл взгляд на Дитяка, затем ткнул пальцем в мою сторону и сказал:

– Он.

Остап Наумович согласно и несколько заискивающе кивнул головой пару раз. Заключённый, не произнеся больше ни слова, неторопливым шагом вернулся назад.

– Что это было? – вырвалось у Лёхи.

– Строевой смотр, – усмехнулся я. – Все прошли его успешно, кроме меня. Верно, Остап Наумович?

– Отвечаю на ваш вопрос, – начальник биржи пропустил мимо ушей мою реплику и смотрел только на Лёху. – Наша зона считается «чёрной», в ней правят блатные. Они сами принимают решение в отборе человека с воли, с которым будут решать вопросы поставки пиломатериалов. Так здесь заведено.

– И что это значит? – спросил Лёха.

– Как ни прискорбно, Алексей, но это значит, что побывал ты на зоне в первый и последний раз. Твоё пребывание здесь поставлено под запрет. С этого момента все вопросы будут решаться через него, – Дитяк в точности повторил жест ушедшего зека, указав пальцем на меня.

– Чёрт знает, что тут творится! – выругался Лёха. – Произвол какой-то и вакханалия!

– Ты, Лёша, не принимай это близко к сердцу, – Дитяк прищурил один глаз и легонько хлопнул бригадира по плечу. – Я же пояснил: тут «чёрная» зона, и против воли блатных не попрёшь. Если «Цыган» остановил свой выбор на Орлове – значит так тому и быть.

– Но ведь он абсолютно ничего не знает о каждом из нас? Почему выбор пал именно на Орлова, а не на Кобрина, к примеру? Не понимаю: как можно делать выбор наугад? – недоумевал Лёха. – А этот «Цыган», он что, пахан лагерный?

– Нет, смотрящий здесь «Колыма» – Колыманов Николай Тимурович, вор в законе с четырьмя ходками, а «Цыган» у него правая рука, – с осторожностью пояснил Дитяк, понизив голос и оглянувшись по сторонам. По его виду можно было судить, что распространение информации о блатных посторонним лицам, мягко говоря, не приветствуется.

– Ну, ладно. Пусть будет Орлов, если Цыгану он лучше подходит, – пробурчал Лёха, неумело скрывая обиду. – Только мне, всё-таки, интересно: чем же я не подошёл этому уркагану?

– Попроси друга разузнать, когда он будет здесь отираться, – посоветовал Дитяк. – А теперь, друзья мои, все на выход. У тебя, Алексей, есть возможность оформить пропуск ещё на одного человека. Только чтобы его прежние дороги никак не пересекались с мусорской братией.

И тут меня озарило: наш Лёха Федичкин до поступления в институт служил в милиции! Вот где, оказывается, собака зарыта! Но как блатные прознали о его биографии? Неужели столь оперативно работает воровская почта?

***

Три трудовых дня прошли быстро, нужно было нести первый червонец нашей кормилице. Её работой бригада был очень довольна. Никто из парней не оказался в числе пасынков – для каждого члена бригады у неё находились отдельные слова и знаки внимания. Кроме обычного завтрака, эта энергичная женщина успела дважды побаловать нас домашней стряпнёй. Один раз напекла горку пирожков, другой раз нажарила стопку блинчиков.

Любому парню из нашей компании она позволяла поболтать с ней, пошутить, отпустить комплимент, но не более того. На сальные шутки отвечала острым словцом. Трепались с ней все, кроме меня. Я решил соблюдать конспирацию: в разговоры с Александрой не вступал, лестных слов не произносил, общался лишь по мере необходимости.

О системе оплаты никто в бригаде не знал, кроме Лёхи. Тот молчал, как рыба.

После ужина Александра улучила момент и шепнула мне всего одно слово:

– Жду.

Я кивнул головой и прошел мимо, не удосужившись даже взглянуть ей в лицо, чтобы не привлекать к себе внимание поварихи-помощницы.

– Червонец давай – керосинка покупать нада, – сказал я Лёхе по пути в нашу ночлежку.

– Уже? – удивился бригадир. – Как быстро летит время, чёрт возьми. Три дня – как одно мгновенье. Погоди минутку, сейчас пороюсь в своём гуманке.

Он запустил руку во внутренний карман куртки, извлёк потёртый кожаный кошелёк. В нём хранились деньги бригадного общака.

– Вот, возьми. Единственный оказался на твоё счастье.

Взяв у Федичкина червонец, я отправился на поиски жилища Черновой. По её словам, дом должен находиться где-то на другом конце поселения, поэтому у меня имелась возможность попутного ознакомления со всей деревней.

Вдоль деревни, на задворках, протекала речка. Я взглянул на часы и решил выждать некоторое время на берегу, чтобы не столкнуться невзначай лицом к лицу с Александрой где-нибудь посреди деревни. По моим соображениям, та вполне могла встретить на пути соседку или знакомую. Мне совсем не хотелось ставить замужнюю женщину в неловкое положение, поскольку не понаслышке знал о коварстве бабских сплетен в деревне. Да и, попросту говоря, предоставить возможность женщине сделать небольшую передышку после трудового дня. В моём сознании витала назойливая мысль, что наша встреча не закончится элементарной передачей денег из рук в руки. Я был уверен, что именно сегодня передо мной откроется какая-то тайна, которую Чернова тщательно скрывает.

Полюбовавшись местным пейзажем четверть часа, я зашагал вдоль берега к крайней избе.

Дом Черновой оказался добротным пятистенком, скатанным из толстенных брёвен. Обогнув изгородь, я остановился перед широкими воротами крытого крепкого двора.

«Недурственный у тебя домишко, Александра Ивановна, – мысленно отметил я. – Весьма недурственный, однако».

Калитка в воротах оказалась не запертой, я прошёл по двору до крыльца.

– Хозяюшка! – прокричал я и слегка постучал кулаком в дощатую перегородку. – Гостей принимаете?

Прошло с полминуты, прежде чем в сенях послышались торопливые шаги. Затем дверь на крыльце отворилась, и передо мной предстала хозяйка.

Её лицо выглядело уже не таким, каким мы привыкли видеть его в пищеблоке. Макияж на лице отсутствовал полностью, но и удаление его ничуть не умаляло естественной красоты женщины. Александра была прекрасна! Я не мог в этот момент видеть свои глаза со стороны, но они, без всякого сомнения, загорелись от восхищения и похотливо замаслились.

– И ждём, и принимаем! – на лице хозяйки расцвела добродушная улыбка. – Проходи в дом, гость мой дорогой!

Я смотрел на неё и не мог оторвать взгляда. Александра успела переодеться и стояла предо мной в ситцевой блузке бордового цвета с белыми горошинами и чёрной юбке. Но эта простая с виду женская одежда была ей только к лицу и придавала особую привлекательность. Верхняя пуговица на кофте была расстёгнута (умышленно или случайно?) и в образовавшемся проёме виднелась часть смуглого плеча с проступающей ключицей, а также край соблазнительной и завораживающей дорожки между грудей.

Увидев мою нерешительность, Александра схватила меня за руку и повела в дом. Я ощутил необычайную силу, заключённую в этой маленькой женской ладони, и очень удивился. Обычно женское рукопожатие бывает слабым.

– Присаживайся, – сказала она, подведя меня к столу в большой комнате. – Я сейчас.

Я осмотрел комнату. Простенькая мебель, изготовленная местным умельцем, большое овальное зеркало, радиоприёмник и проигрыватель на высокой тумбочке. На окнах ситцевые занавески и вязаный кружевной ламбрекен поверху. Между окон на стене висят семейные фотографии в деревянных рамках.

При виде этой простой домашней обстановки в душе моей словно потеплело. Подобная утварь украшала и мой небогатый родительский дом. Такое обстоятельство способствовало моему сближению с хозяйкой. Мне вдруг стало легко и просто, словно я пришёл в гости не к постороннему человеку, а к старшей сестре.

– Не заскучал? – спросила Александра, вернувшись в комнату с подносом в руках. На нём красовалась бутылка водки, домашние соленья и кусок отварного мяса. С краю покоились две гранёные рюмки на ножках – такие же, какие стояли на полочке кухонного буфета моих родителей.

– Выпьем по чуть-чуть? – спросила Александра весело.

– Не откажусь.

– У вас в бригаде, я слышала, сухой закон?

– Вроде того, кроме банного дня, – ответил я. – Раз в неделю мы позволяем себе немного расслабиться. Но – совсем немного, наркомовские сто граммов, чтобы на следующий день не потерять работоспособность.

– Открывай, – приказала хозяйка, указав головой на бутылку водки, раскладывая по тарелкам закуски.

Я открыл бутылку, наполнил рюмки, спросил:

– За что пьём?

– Предлагаю выпить за то, чтобы всегда видеть мир таким, каков ты сам, – произнесла Александра.

– Это как? – спросил я, не уловив до конца смысл тоста.

– А что тут непонятного? – удивилась Александра. – В голове каждого человека своя призма сознательности, через которую он смотрит на окружающий мир.

– Теперь понятно, – до меня дошло, о чём хотела сказать женщина, и я очень удивился её способности философски мыслить.

«Эта женщина не только красива, но ещё и умна, – подумалось мне.

– И чтобы эта призма никогда не тускнела, оставаясь всегда прозрачной, – дополнил я.