Loe raamatut: «Тихий омут надежды»

***

В час грустный, и время-испытанье, -

ты дай мне свою руку, на прощанье.

Борьба за жизнь, была не простой;

как, отчаянно кричал тогда постой!

В мире хитросплетений и интриг,

я не один длинных волос не стриг.

И, не один влюблялся, и был в этом -,

так становился я, известным поэтом!

А, наставление от мира страшнее мук,

в постель перебирается крупный паук…

Милое существо держит нити прошлого, -

и никогда нам не сулит ничего хорошего!

Мы понимаем, что над этим миром: не властны,

и над судьбой; а с любовью-мы бываем страстны.

Не любит- Бог с тобой; ведь, даже божий сын и Бог,

свою судьбу, по своему желанию, – свершить не мог!

***

Как звери: восхищаются солнышку -,

как, пьют благословенную водичку, -

так, я влюбляю тебя; так, в Золушку,

и, снимаю с личика, твою ресничку!

Волосы мягкие, чистые и пушистые,

как, у маленького милого котёночка.

Немного завитые, к низу волнистые:

хочу, в них утонуть, – ты моя тёлочка!

Я знаю, что увижу тебя скоро, на днях;

и, чувствую сердцем, такое волнение…

Иная влюблённость к тебе: есть, Аня, -

а мне увидеть волос лёгких, волнение!

Ты; же, мне не позвонишь, просто так;

ты, не вспоминаешь обо мне по ночам.

Тебя больше привлекает его простота,

тебе не ведомо чувство грусти, по очам!

«Пройдёшь серой мышкой», – я тебя замечу,

как долго не держал этих знакомых ручек.

Не встречу, и не скажу: выпьем, за встречу!

На память осталась пара шариковых ручек…

Тебя, я больше не вижу: земля, а на ней-мы.

Внезапно, случился мой сердечный приступ -,

не могу своей любви брать у кого-то, взаймы!

Я тише, медленней иду по следам твоих ступ

***

Как-то, в деревню заезжал дядя Витя, с Олежкой!

И, я с ними поехал по его старым, святым местам.

Иногда, он Олежку называл по-своему, малоежкой:

он не ел кару, но любил бывать на природе, и там…

Его бабушка открывала ему внутреннее зрение;

нечто подобное, в детстве бабки делали, и мне -,

конечно, на это, у меня была иная точка зрения.

Олежка замолчал, он залюбовался на гриву коней!

– Олег, видишь; как в природе всё грамотно сложено?

– Бать, а молодые бабы есть, в этой деревушке, старой?

И, хитро устроено, это на уровне генов ДНК заложено!

– Олег, если б, они там были, я, – полетел туда гагарой! (вообще!)

– Я, про девок спрашиваю, а, не про твоих полных баб!

Я вспоминал про Аню, в этой поездке, с дядей Витей…

– Олежка, а в тёплых странах вырастает дерево-баобаб.

Почему, я её реже вспоминаю; видимо, давно не видел.

Мы доехали, до древней, соседней деревни, к вечеру -,

дядя Витя встретился, со своими старыми друзьями.

Потом; специально, подъехали к дому-Серёге Кучеру!

Я, в машине, и рядом волчьи ягоды росли гроздьями…

Какой приятственно вечер, – промолвил дядя Виктор.

Раньше, в это время девушки с ребятами ходили в клуб!

На заднем дворе, в поле: работал синего цвета трактор.

– Мишка, не надо у бака ЗИЛа играться, ну; ты же, не глуп…

Повспоминали, и поговорили о жизни, о том времени, былом…

Что, денег не хватает, а Боря Ельцин, улыбаясь, пляшет, и поёт.

Осознавая, что прежнее прошло, многие люди, – стали быдлом!

И каждый из нас, как наш президент: не выпивает, а много пьёт!

– Я парнишкам уже давал немного попробовать пивка -,

Олешке понравилось, а Мишка пить не стал – в отказ!

Но, оно не креплёное, слабоалкогольное, бьёт слегка.

Бабушкин наказ, – он накрутил в машине-тормоз-отказ…

После, стали возвращаться домой, и дядя Витя заехал в лес:

Олешка, на картинке у папы увидел одну голо задую тёлочку!

У него карандашик торчал, от сильного желания: весь облез.

– Оставь: говорит, меня одного, – поддрочить на эту метёлочку…

– Мы; пока, с дядей Витей отправились в лесок, по грибочки.

Он спросил: – Ты, за ним не хочешь-своё напряжение излить?

Отвечаю: – Мне, ещё воды надо наносить домой, в две бочки -,

зачем, меня нужно ему хотеть, напрягать, да; ещё, и злить!

– Вау, Олежка сколько на кончал, залил всю лобовуху;

так заботливо, и старательно вытирает всё мокрой тряпкой.

– Ой, ты паразит, он даже кончил стрелой, в навозную муху!

А Мишка, не может даже на кончать, видно, – он был тряпкой?

Олежка улыбается, во всю мордуленцию, спиногрыз горд собой.

Я думал о своей любви, хотелось вживую с ней ПО притираться.

Олег расслабился, плотно покушал на ночь, готов идти в забой.

А, мне оставалось со своей грустной судьбой, – ПО припираться…

***

Любовное тепло: не каждому даётся в руки;

а иным, и тяжкий крест приходится, про несть.

Кому богатое наследство, а кому жизнь-муки -,

не покорна честь-несправедливости, – не счесть!

В голове боль, на сердце тоска, в душе-снег.

Мы заморозили души, своё душевное тепло:

нам остаётся, только тяжёлый солнца, бег,

и; чтобы, что-то нас ещё втянуло, и увлекло!

О, жизненного солнца – наша благодать;

когда б, тебе не открывались эти двери?!

Готов был, сердце, в душу её, и ей отдать, -

чтоб; только, человеку-ты это не доверил…

Я не вижу эмоций, безразличное лицо,

твоё пренебрежение, к святым ценностям.

Твой ненавидящий взгляд жжёт, налицо -,

ах; как неохота пойти, к человечьим костям!

Ну, я готов, готов ради любимой, на жертвы -,

я очень долго ждал, не сдаваясь злым врагам…

И, я не собираюсь, сам становиться, жертвой!

Так вышло, – разочаровался в ней, и сдался вам.

И, – осознав всю горечь разлуки с любовью школьной:

понимаю, я заблуждался в ней, как в светлом человеке.

Могу-ли я пойти, дорогой неровной, узкой, и окольной, -

смахну слезу на веке, как жить мне без дорогой, на веке?!

Я, – подвергся уничижению, и осмеянию предателей-друзей!

Вы сделали всё; чтоб, она меня не полюбила, и не оценила…

Теперь, я не захочу пригласить её на выставку картин-в музей.

Как много со школьной скамьи утекло воды, с притоков Нила!

***

Новый год, не предвещает мне радости;

как всегда, подарит только одни гадости.

Мой дом не посещает; уже, ни одна снегурка.

А, я на диване один возлежу; как лысая чурка!

У многих мигают огоньки, и, в руках петарды,

а мне приходится играть одному в игру-нарды.

Моя судьба мне говорит: ты парень-неудачник, -

не вышел из тебя Казанова, ты простой дачник!

Любовный свет любимого окна уже не загорает.

Моя любовь кутается в простыне – душа сгорает!

Ты далеко, та далека, от мелкой суеты, и ожиданий;

ей слишком далеко, и на нас наплевать, до свиданий…

***

Порою, всем нам хочется, и умереть!

Я жду тебя, а ты всё не приходишь:

это любовь моя, иль эта твоя смерть -,

меня, ты; почему-то, не находишь…

Какой сегодня будет чудный денёк:

душа моя возликует, и побеситься;

коль, чая выпить, хоть идти в тенёк:

так, – не хочется жить, а повеситься!

Конечно, стул, верёвка есть, и крюк;

я подумаю, – как вдеть, что мне надеть, -

но; никак, не подбираю тёмных брюк,

и детвора на улице не престаёт галдеть.

А, ты живёшь не спешно, но не торопи,

меня с решеньем обдуманно-взвешенным.

Пусть, я умираю без любви; дом окропи -,

но; как же, гордо, быть смело – повешенным!

***

Прощальные стихи, -

все они о той любви.

О ней, Ане-безвозвратной;

больней, любить обратно!

Она; бывает, как поглядит, -

так, понимаешь, навредит.

Пышны, и растрёпаны волосы, -

будто, волнистые иглы-полосы!

Ты покличь её, отзовётся речкой:

молись за неё, постой со свечкой.

Её сердце к другому-ему посвящена,

дорога Ани: светом любви освещена!

***

Пожелай мне дороги хорошей,

под раскидистой, старой сосной.

Запоют, заскрипят над порошей -

и мои сани, что заплачут весной.

Засмеются на селе весёлые девки,

и мы с ними ударимся в танца-пляс.

Вместе, вспомним наши припевки,

что зимою застыли для них, а не нас!

А, древний дуб замашет мне веткой,

ветром в поле подымаются вихри:

распрямляю ладонь с чёрной меткой,

как пират, и волос кудрявые вихри…

Ты; теперь, мне не скоро забудешься,

а весенний напев, с птицами слетает.

Наяву, во снах, и, в мечтах заблудишься, -

вспомнишься; когда, весь снег оттает.

Ветер завоет в трубе, и плачет улица, -

заголосит во всю степь моя панихида.

А любовь, – не сбудется, но не забудется -,

пусть, и не видать мне далёкого скина!

***

Седеет листва деревьев голов,

поголовье деревни-семь голов.

Для любви: не хватит книг, слов;

я, с речки притащу богатый улов!

И говорил ей; что, я изменился,

на самом деле круто обленился.

У меня вырос большой живот,

я такой парень-пельмень, вот…

Смотрю на неё, и очень люблю;

Она: – А, я от него только по блюю…

Но, это она не про меня, верно?!

А, про того, или своего; наверно.

– Ну, тогда скажи, что во мне не так?!

– Не понимаешь; совсем, или дурак?!

Другая жизнь, отношения, – его сила. (сносилась)

Я правда этого не понимаю, бросила! (бросилась)

Потом; я уже, не звонил, и тупо ждал.

Пройдёт немного времени, и полюбит. (может)

После, я ждать это существо перестал, -

и наконец, я понял: она меня не любит! (печаль гложет)

Ещё, в начальной школе, классе втором:

мы с нею спели вместе с классом, хором…

Я сказал, полюбишь, подождём, до завтра?

Она убежала, и даже не доела свой завтрак.

Тогда, получается; и раньше, – не возлюбила?

– Вообще, никого не любила, а потом забила. (забыла)

– Но я-то, всё это время только тебя одну любил…

– Я думала, ты понимаешь, а оказалось-ты дебил! (добил)

– Да, на таких как ты, я; даже, вообще, не смотрю!

– Чем я хуже его; а, ты горда, зла как я посмотрю.

– На таких как он, надо всем ещё равняться!

– Пусть, равняются те, кому нечем заняться!

– А, я поняла, что ты, – не отстанешь от меня; вообще!

– Ань, подожди; а разве, я к тебе приставал, и вообще?

– Если будешь не со мной, а с ним, тогда: надо убивать…

– Не нужно было меня так любить, и ко мне приставать!

Должно быть какое-то средство, она: должна меня любить!

Пусть кажусь посредством; ведь, самое главное, – не добить.

И; что же, – сделать мне, как жить вместе с нею, мои други?

Дай Бог; вот так, не сделать, думать, и не жить с ней другим!

***

Струится тонкой струйкой родник,

с небес, опускается жёлтая осень.

Становятся такими короткими дни,

и, не виднеется солнце, и просинь!

Любовью дышит сама природа-мать!

Разносится дальнее горное эхо-гром.

Как будто, и в России одна благодать:

не слышно стонов, без власти-погром!

На ольховой опушке спала береста,

не слышны крики кудахтанья клуши.

А над Россией, уже не видно креста;

знать, нонче идут не крещёные души.

И, если меня; бы, при жизни спросить, -

что, ты хотел; б, Стеллу, или памятник?

Леса посадить, поля засеять, и оросить.

Ставьте часовню: молиться, и маятник!

А что же, – написать, на гробовой доске?

Не думалось; что, я, – задумаюсь об этом…

Чем дорожил, кого любил-в стихах, тоске.

И, был человеком и величайшим поэтом!

А, жил поэт; так, как каждый сможет, -

но, был застенчив, чист; хоть, и раним…

И счастье обрести, пусть Бог поможет -

Его, в светлой памяти навеки сохраним!

***

Ты не веришь в любовь, для тебя это-определённость;

но, как объяснить моей любви такую неразделённость?

Говоришь, нет у тебя любви, но я тебе не хочу поверить!

Любовь, как Бог, есть она и нет-нам в неё можно верить.

Объясняешь влюблённость биологическим актом, химией.

Привязанность к человеку, как атом пыльцы-тянет к лилии.

Аня, в твоём мировоззрении нет; и намёка, на волшебство;

ведь, давно: не веришь в сказки, и в Скруджа, на Рождество!

Этот Новый год повторяет череду предыдущих годов в стране;

каждый день мы просыпаемся, и чувствуем себя, как на войне!

Нам необходимо продуктов в магазине купить, чтобы выжить -,

политика России; будто, пытается нас из жизни этой, – выжить…

Всё у нас здесь, в изобилии, продуктовый возле самого дома;

разве, можно продавать залежалое: не доводите до дурдома!

По срокам, конечно, в норме, – ты не придерёшься, господин,

где же совесть, – разложилось общество, как жить, Господи?!

***

Ты меня снова не любишь, водишь -,

я знаю, можешь ничего не объяснять!

Ведь, ты с ним, и опять его заводишь,

для него: ты можешь свои трусы снять…

Была моей самой ценной потерей, потерь,

мои слёзы тебя не потревожат, и не трогают!

Не представляю; как мне прожить, теперь?!

Руки неприятного мужчины, – тебя потрогают.

Ты мне говоришь, что, – я не понимаю тебя,

а, что я не понимаю, если вижу-ты здесь одна.

– Но, я только сейчас одна, осталась для тебя.

это ничего, что, пока не достаю до твоего дна! (не страшно)

Ты желала мне устроить нижнюю сессию;

Но, я не раб, не как; то, жалкое животное…

А сама, – не смогла, сдать зимнюю сессию!

И, охота тебе содержать существо потное?

– Ты; что, тоже хочешь поесть мои фекалии?

– Нет, Боже упаси меня, от этого, твоего кала!

– Тебе нужно быть рабом, и носить сандалии.

– Хотя, ты симпатичен, я; что-то такое, искала (из кала?)

– Неужели, тебе не совестно превращать-то в собаку?

– Но, и до кала можно было-бы, и не доводить его.

– Ну, я не виновата, что он захотел лизать мою сраку!

– Просто, я так захотела, и это было больнее всего… (кому?)

– А когда захотела, сходить в туалет, это-не дал мне, -

сходить, и всё съел; ага, с благодарностью-он псина.

– После этого, у него лицо: подбородок и нос-в гав не…

– Правда; потом, он мне признался-горько, как осина!

Постоянно лизал мою сраку, – до лизался до подарочка.

Как раз, до этого времени, – поела говяжьих котлет, я

И, он лежит на полу, над головой своеобразная ярочка!

И, оказалось, он был грязный козёл, и плотная свинья…

Понятно, но я-то хотел любить чисто и трепетно, тебя!

– Можешь, и дальше любить, я не против этого, у себя.

– Да, но при этом входить разными частями тела, в тебя.

Имей ввиду; как госпожа, не стерплю отвращение себя.

Если, например, я тебе так делала, у тебя это вызвало отвращение?

Нет, не подумай, я не против пить любовные соки, из твоей вагины.

– Согласен, мне слишком неприятно было это, эдакое извращение!

– Видишь, а козлиный парень не побоялся, ни глистов, ни ангины!

Я спросил: – И, не стыдно унижать таким грязным способом, людей?

– Если, буду в ногах валяться, ты, – останешься со мной? – Нет!

– Нет, если пришёл ко мне, готов, сидеть в ногах как халдей, – балдей!

– А; ежели, я тебе дам несколько ценных золотых монет? – Нет. (монет)

– Ты думал, что меня деньгами можно будет подкупить…

– Всё-равно, он прежним не станет, таким, – останется.