Loe raamatut: «Штрихами по воде наискосок»

Font:

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero.ru

Для контактов с автором: http://www.mikhailmazel.ru

От автора

Всем кого люблю…

Дорогие друзья!

Месяц назад я закончил большой четырехлетний труд: 8-й сборник стихотворений, который назвал, практически с самого начала, «Штрихами по воде наискосок». Фотографируя Замок Бельведер в Центральном Парке, я боковым зрением ухватил едва заметное шевеление воды на том берегу прудика, перед Замком у осоки… Возникла белая цапля. Я её почувствовал. Потом – заметил отражение, «прорисованное штрихами ряби». Именно тогда я и «увидел» будущий сборник. А фото с цаплей я поместил на обложку книги. (Стихотворение «Мера Неизмеримого»).

Наверное, стоит в двух словах описать, что происходило со мной «до этого». С самого начала 2006-го года по декабрь 2007-го мне писалось. Писалось настолько продуктивно, что я испугался: за два года – больше чем за предыдущие 5 лет. Я писал так много, что сейчас, листая те стихи, не узнаю некоторые из них. Кроме пары блогов в интернете, я сейчас практически нигде не публикуюсь и не выступаю. И нечитанные никому вслух отдельные стихи забылись…

Уж и не знаю, от страха ли «откуда и куда я несусь», к концу 2007-го года я понял, что добежал до вершины холма и оказался у обрыва. Чтобы взбираться на следующую гору, надо было сигануть с этого обрыва и пересечь пустошь. Что я и сделал. Прыгнул и около полугода провел в состоянии пустоты и тщетного поиска, пока не повстречался с белой цаплей. Были стихи и в этот период, но большинство я отвергал. Мне хотелось нового.

А еще я осознал, что те «истины», на которых я рос и взрослел, стали, во многом, фантомами. Не то чтобы я этого не сознавал раньше: я совсем не идеалист, совсем не,.. но, видимо, в силу моих обстоятельств, в силу того, что я больше живу в мире, который создаю сам, а мои контакты с внешней средой сильно сократились – всё это было очень болезненно. Дело не в том, что уже скоро как двадцать лет я в инвалидном кресле. Тут, в Нью-Йорке, я вполне свободен в передвижениях. Правда, мои передвижения больше связаны с поиском натуры для фотосъемок.

Важно отметить, что первые 4-ре сборника составлялись мною именно как «книги стихотворений». Стихотворения в каждой из них охватывают периоды в несколько лет и перетасованы по главам. Все 4-ре книги выстроены в некий сюжетный ряд… возможно понятный мне одному, хотя хочется надеяться, что не только мне. Начиная с 2006-го года, с пятого сборника, я понял, что не хочу или не могу продолжать ТОТ «роман», и 5-й сборник я оставил и озаглавил «Как есть»… Так случилось, так и продолжается. Я публикую стихи «как есть» – подряд.

В октябре этого года я отмечаю 25-летие первого стихотворения. Первые годы я писал в основном спонтанно. Я много искал, экспериментировал, но всё же большинство строк вырывались на волю легко и непредсказуемо. 8-й же сборник практически «от и до» – «выношенный»: каждый стих, как слонёнок. Многие стихи родились из переживаний трех—пяти—десяти и даже 30-летней выдержки. Например, «Секреты Прядения». В 17-летнем возрасте, прослушав все сонаты Бетховена, влюбившись в 17-ую, я подумал, что умей – я бы сочинил стихи. Писать я начала через 3 года, а строки пришли через 27 лет.

Эти 4-ре года были трудными: много утрат и, увы, не только моральных. Но я старался оставаться верным моей «личной» клятве «Гиппократа», которой я придерживаюсь в творчестве. Пускай я сам сейчас потерялся и сознаю, какие нерадостные процессы происходят и в обществе, и в культуре, и в сознании людей, и, что самое ужасное, в душах: мой путь, не зарываясь в песок и не приукрашивая реальность, всё же как-то помогать людям находить и маленькие радости, и проблески света, пусть не в конце тоннеля, так хотя бы в малом. Во многом мне морально очень помог фильм Олега Дормана «Подстрочник» и Лилианна Лунгина. В сборнике есть три стихотворения, ей посвященные, и я хочу закончить это вступление строками одного из них: «Вся человеческая мудрость».

До свиданья!… В чём смысл сей рутины?

В двух словечках: «надейся и жди!»

Ваш Миша Мазель.
4 марта 2012 года. Джерси Сити.

Априори

Время сравняет всё…
и горе —
таков закон.
То, что осыплется вниз,
уже не свернётся в кокон.
Чуть раньше, тоскуя,
увидишь ты из окон,
как по весне
берёзы завьётся локон.
Но ты встречаешь страхи
за клоном клон
со дна видавшей и не такое
глухой пучины.
Пора настала отвесить низкий
незлой
поклон.
Совсем не повод на брудершафт глушить с
кручиной.

Закурим?.. Можно.
Ведь курам на смех такая грусть.
Любовь такая, как хруст костяшек минутой после.
Мой верный ослик кивает,
словно приняв игру,
из уст твоих не слышал странный
призывный посвист.
Закурим?.. Ладно!
Я знаю – бросил.
Не говори.
Ведь пальцы щелкнут совсем без хруста.
Так…
априори.
О, не дари мне сегодня ночью аквамарин,
хотя и с этим, как и со многим, не станут спорить
Мой верный ослик стоит под дверью.
Верь иль не верь.
Как звали женщин?..
Опять накатит по полной мере.
Сравняет время и даже это. Исчезнет зверь…
Я вспомнил имя!
Ты вспомнил имя?
Не надо…
Перья?
Зачем,.. не чая, за чаем взгляды, суча, бросать
за взмах до вздоха, за вздор до хора
прощальных взмахов.
Сравняет время и боль и горе.
Падёт роса.
И всё вернётся:
и та же кухня, и те же страхи.

9 декабря 2007 года

Аз есмь

Вере Полозковой

Новость не в том, что я здесь.
Новость не в том, что «всегда»
самая странная взвесь,
пылью в которой – года
плавают в жидкости слов,
ловко взмывая со дна…
Новость не в том, что я весь.
Сказано было «Аз есмь».
…Новость пребудет одна.

Вечно под надписью «вход»
подданным собственных лиц.
Пятнышки нотного GO.
Ходики выведут «блиц».
Стенки разверзнутся, и —
вниз или вверх. В никуда?
В этой Галактике мысль,
что в пустоте слово «высь».
Взвесь,.. Это только руда.

Только опять пузырьком
что-то взметнётся от нас.
Ты не свернёшься зверьком
в правом углу полотна.
В горле не выдох, не ком.
Веком не вымерить жизнь.
Бьётся пинг-понговый шар.
«Выход». Застыл, не дыша.
…Господи! Только скажи…

16 декабря 2007 года

Между видом и пейзажем

Деревья, как люди, соединяют Землю и Небо.
Вернее люди как деревья.
А я не знаю: верю я им или не верю.
Я снова ищу двери.
Сколько можно.
Я поместил отдельные – на обложку,
Причём не одной книжки.
Деревья подвергли стрижке.
Чтобы не пропороли?
А я вспоминаю пароли, теряя проходы.

Деревья восходят из камня.
Они ветвятся, как память.
Их окружают здания,
а я поражаюсь незнанию,
и жалость вплетается в выдох.
Пейзаж становится видом.
Я мог бы заделаться гидом.
И был бы последним я гадом,
когда бы я принял…
Не надо!

* * *

А кто-то идёт по карнизу.
Его не увидим мы снизу.
И ложь, что умеет летать он.
А камни… Неужто питательны?
Но люди растут, как деревья,
мужая, мудрея, старея,
из камня, из неба, из слова
(порою даже из злого).

Отдельные личности к небу
растут, разрушая поребрик.
Иные врастают и в землю…
И этому тоже я внемлю.
Но вид оживает пейзажем.
Ау, кто сегодня на страже?..

18 апреля 2008 года

Да,.. так да

У меня на грязных пальцах десять розовых ногтей.
Оттереть их не пытайтесь… Мало вам других затей?
Ведь не так я много лазил, экая для вас беда.
И совсем я не чумазый: неумытый. Да,.. так да.

И пускай пока на свете я прожил всего пять лет.
Попрекать нечестно этим… и количеством котлет.
Я всегда успею взрослым сделаться: таким, как вы.
Стать им, право, очень просто
в этих зарослях травы.

Мама, папа, дяди, тети разлеглись, напудрив нос.
Их нисколько не заботит
каверзный, как Мир, вопрос.
И совсем с них не убудет, не преодолеть запрет.
Невдомёк всем этим людям то, что я храню секрет.

У меня на каждом пальце десять песенок живут.
Если очень постараться, выбор будет пресловут.
Я ношусь быстрее ветра, солнцу подставляя нос.
Взрослым я шепчу: – Не верьте,
что ещё я не подрос.

У меня на каждом пальце десять солнечных лучей.
Знаю я секреты счастья. Знаю я, что мир ничей.
Я сыграю серенаду искоркам на шкурке трав.
Я промчусь быстрей торнадо, ничего не поломав.

А секрет мой проще репки и рыжей моих кудрей.
Он висит на ржавой скрепке…
Если хочешь – мне не верь.
Только каждым божьим утром
он подмигивает вновь
солнышком смешным и мудрым,
приподнявшим в небе бровь.

6 мая 2008 года

Безделушка

Я не врун и не обманщик.
Не пускаю я туманы.
Я – весёлый балаганщик,
наполняющий карманы
уймой гаек и стекляшек
и неясных безделушек.
Я в душе бездонный ящик.
Я ещё умею слушать.
Вы не верьте. Вы ругайте.
Обвиняёте в пустобрёхстве.
Вы другого настругайте.
Вы с собой ищите сходство.
Я смеяться буду, с грустью,
выдаваемой глазами.
Только пальцы тихо хрустнут.
Кто я?.. Догадайтесь сами.

Нет – совсем не Буратино.
Просто вечный мальчик Миша.
Нарисована картина.
Балаганчик. Кто-то вышел.
Только света луч прорезал
черноту диагонально.
Словно ниткой, тонким срезом
к небу тянутся желанья.
Чувство выпало из сотни,
слово выпало из тысяч,
словно тень у подворотни
я его пытаюсь высечь.
Вертит рукоять шарманщик.
Песня плачет и шаманит…
Я не врун. И не обманщик.
Шут, танцующий в тумане.

8 мая 2008 года

Щавелевые щи

– I —
Моя муза носит очки
(незначительный минус)
и длинные волосы.
А я, признаюсь вам, – сдвинулся.
Я почти умираю
от её голоса.
Она
невысокого роста
и худощавая.
Она лучше всех готовит
щи из щавеля.
Свою собаку она
называет Авелем.
И это правильно,
что она
считает меня сумасшедшим…
Привет всем подошедшим.
* * *
Мою музу зовут Алёна.
Она живёт в центральном районе
нашего города.
А я
отпустил бороду.
Небольшую.
Уже лет как пятнадцать.
И я рад стараться
уколоть при случае
в щечку.
Я всякий раз ищу щёлочку
в её серьёзности.
(Есть у меня и другие особенности.
Улыбка… и отсутствие собранности).

* * *
Иногда мне почти удаётся…
Но всегда остаётся
поле
для новых попыток.
И это совсем не пытка.
Кстати
и Алёна не жалеет напитка
своего поцелуя,
хотя не часто балует…
и это правильно.
Ведь поцелуи – отравлены
моей нерешительностью.

Отчасти она простительна.
Но…
длительность ожидания становится ощутимей.
Как ветер.

* * *
Алёна без сомнения светит
(в университете, и на работе).
И её совсем не заботит такая солнечность,
как и соло на флейте,
к ужину…
Она просто простужена.
А я как будто контуженный:
сперва с рождения, а потом и ею.
Я, по правде сказать, шизею.
И не от взгляда и вздоха —
от шороха.
От бровей над очками.
И всполохи
затмевают и взгляд, и сознание,
и так уже мающееся скачками,
что прибавляется к моим странностям
в вечернем свете.
(Спрашивается – куда же больше,
А всё туда же).
Я припрячу, пожалуй, пряности.
Я обожаю щавель, и не переношу
петрушку и спаржу…

– II —
Я спрятал Алёнины очки, и она
идёт и щурится.
Ей кажется,
что на неё смотрит вся улица.
Улица,
может, и смотрит.
Что мне она.
Мне она
не видна,
хотя зрение было нормальным.
Улица ведь
нереальна,
когда на ней…
Ясное дело, что видней
мне кусок за Алёной.
Всё остальное – покрыто плёнкой
ненужности
и… уже известной контуженности
вашего покорного брата.

Подтягивайтесь, ребята.

* * *

Я уже не боюсь
класть ладони на талию,
одновременно болтая
(чего не делал до этого).
Я осмелел числа третьего
(тому назад).
И, по правде сказать,
я рад.
Мне – осталось немного:
Показать свои стихи
и фотографии,
подробнее
рассказать биографию.
Пойти со временем в ногу.
Не пытаться преодолевать это жжение.
И…
Сделать Алёне предложение.

* * *

Спасибо, Господи, что нету предела
мурашкам на моём теле,
поломкам в моей разумности,
зачаткам моей необузданности,
за то, что в сознании идут скачки…

* * *

Алёна отыскала очки.

Я – поправил её чёлку,
чем и расширил щёлку
собственной смелости.

Расширил…

Не от этого ли так сводит челюсти.
И откуда
такая смешинка?

Мимо промчалась машина.

Так странно,
что я её заметил.

И почему так светел
этот вечер?
Это он
расправил мне плечи?

– Мишка,
мой взрослый ребёнок.
Что случилось?
– Выходи за меня замуж!..

* * *

Получилось?

* * *

Пёс Авель
лежит на кабеле, который
я тяну к компьютеру.

Сегодня четвертое.
Утро.
Мне кажется.
Мне это часто…
Что части
реальности сглаживаются
время от времени
в завихрениях
моего воззрения.

В очках у Алёнки отличное зрение,
но даже в очках Алёнка меня не гонит.

Неужели?..
Неужели я понят…

– III —
У неё в рюкзаке моя книжка.
А я
изучаю стрижку,
которой нету.
Мой разум
сплетается в косу
совсем без спросу,
как и её волосы
в моих руках.

И я затерян в веках.
Или в веках.
Я
их целую.
Я в реку вхожу
вторую.
Ищи, где я – свищи.

– Алёнка…
– ?!.
– Сготовь нам щи.
Будь другом…

Ребята, я не хочу из круга

1 – 9 мая 2008 года

Акварель
с ползущей по стеклу пчелой

…выборка в программировании баз данных коротко называется «квери»

– 1 —

Я не вру,
даже когда сочиняю.
Парадокс или опыт?
…то дверь хлопнет,
то пчела влетит в форточку,
а кто-то мокнет
и счастлив,
сидя на корточках
под ливнем в скверике,
и части нового «квери»
складываются
в новое чувство
или поэму
на вечную тему.
Других ведь нету.
А где-то,
где-то не здесь
отчаливает фрегат,
прикинь… или взвесь
(каждый
и так богат).
Но бескрайни просторы моря,
пока я мокну, не споря с тем,
кто водит моей рукой,
пока нарушаю твой покой,
пока ползёт по стеклу пчела
из вчера.

– 2 —

– Ты кто?
– Я поэт. А Вы подумали, пьяный
или чокнутый.
Вы угадали… но умоляю —
смолкните
минут на
десять.
Я теряю рифмы.
Да нет тут никакой нимфы.
Есть состояние.
Помокните со мной,
обливаясь слезами,
которых не видит
и тот, кто любит,
и тот, кто нет.
Вы шутите… кабинет.
Конечно, писатель, но
Вы же видите – чокнутый…
Всего хорошего, и
ради Б-га, не мокните
без тренировки.
Я пошутил.

Да нет. Это не стиль…

– 3 —

Машины ползут с парковки.

Скоро вечер.
Пчела улетела.
Кузнечик выполз
на мокрый асфальт.
Чуть слышен надрывный альт.
Юрий Башмет
по телевизору?..
Ему
достанет сноровки…

Солнце ползёт карнизами.
Солнцу хорошо наверху,
а мне —
неплохо снизу
(чешущему ручкой в макушке).
Каждому своё:
поэту, кузнечику,
девушке
(той самой,
у которой пчела),

Ах, да… то было вчера.

– 4 —

Странный какой-то тип:
весь вечер сидит под дождём.
Кого же он ждёт,
Зинку или Марьяну?
А может быть, просто пьяный?
Не похоже.
Совсем не рожа.
Симпатичный.
Да и одет прилично.
Может быть,.. поэт?
Тривиально.
А почему бы и нет?..

Опять эта пчела.
Возможно, та, что вчера…
Я не люблю вечера.
Позвать, что ли, этого типа?

Опять влипну.

– 5 —

Вот и кузнечик упрыгал.
Мда…
Я всё же не рыба.
Надо пойти просохнуть.
Солнце зашло и
уже холодно.
Романтик, блин…
И не поможет мне клин.
Только усилит.
Такому
нужна кандидат, как минимум.
Интересно,
вон та у окна…
Линии её профиля внушают,
но…
Чувство голода
возвращает меня к реальности.
Не нужно крайностей:
влюбляться в профиль
на фоне заката и отражения.

Стаккато.
Потом скольжение.
Аплодисменты. Бис!
И тот же карниз,
за которым садится солнце.
Только последние кольца
тают в окне.

А она – реальна.
Вполне.
Всё. Хватит.
Простудиться – совсем не катит.

Ушёл.

– 6 —

Марьяна, посмотри в окно.
Ты видишь странного типа?
Рядом с беседкой.

Он снял квартиру моей соседки?!
Когда?
Вчера?!.
А откуда такие сведения?
Сама сказала?
Интересно. Не знала, что она
укатила в Париж.
Ну ладно.
Иди, обедай.
Что говоришь?
Да так – любопытство.
Он под дождём сидел.
и писал что-то.
Необычно. Не так ли?
Неистовство?
Идеи иссякли.

Да нет, уже не видно.
Б-г с ним.
Да…
Зинка бывает скрытной.

Поговорим.

– 7 —

Я совсем окосел
от этих экспериментов.
Может, хватит?
Ну, лето – конечно, лето,
но простудится – раз плюнуть.
Я вроде на пять минут присел
(дунуть
в строчку),
a теперь сорочку
надо выжимать (со мной).
Нет…
точно пора домой.
Кстати…
Где он?
Кажется, этот.
Я, без сомнений, с приветом:
ведь незнакомка – моя соседка,
а у меня не крыша – беседка
(причём дырявая).
Вот как эта – большая с краю.

Соседка.
Что-то меняет?

– 8 —

– Здравствуйте
– ?!
– Вы здесь живёте?
А где же Зина?
Уехала в лимузине?
Вы что, поэт? Или шутник?
Поэт, но только без шляпы?
А я… кандидат… растяпа…

Захлопнула дверь.

Не смейтесь.
Вы уверены, что сумеете?
Через балкон? Мама…

Ой, Вы же совсем промокли.

Мне так неудобно, прямо.
Вы тоже упрямый?
Нет! Сперва переоденьтесь.
Куда же я денусь.
А вы?
Пойдёте с приветом?
В сухое!!! Неважно, что лето.
О да, я люблю Башмета. И…
Раз нас связала случайность
(длинная пауза),
позвольте попотчевать чаем.
(Поклон)
Я так волнуюсь…
Через балкон.

– 9 —

Я не вру.
Даже не сочиняю.
Если только
самую малость,
перенося реальность
акварелью слов
в записную книжку.
Сорокалетний мальчишка,
лазающий по балконам.

Детали моего «квери»
да сложатся благосклонно.
Мечтатель…
Отчасти.
Конечно:
«квери» лишь взгляд на вечность.

Пчела…
До чего упряма.
Всё это, пожалуй, не странно,
как строки,
что вы прочитали.

Взгляд нежно скользит вдоль талии,
соскакивает на одеяло.
Сердце
стучать перестало
в давешнем бешеном темпе.
В стихах появляется темпера,
и в пляске всех «да» и «нет»
опять возникает Башмет.

(Я должен купить его диски!)

Далёкое сделалось близким.

– 10 —

Пчела шевелит головкой.

Перед Зиной неловко, хотя
я заплатил на год вперёд.

Тише!…
Она встаёт.

10—13 мая 2008 года