Loe raamatut: «Большие маневры»
Глава 1
Сор из избы
Горячая каша медленно стекала по стенкам желудка, укладывалась ровными слоями и готовилась к плавному переходу в двенадцатиперстную кишку – в отдельном батальоне закончился завтрак.
Простаков вышел на улицу, оглядел свысока своих подданных и пригласил отдельный взвод химзащиты построиться, дабы последовать на утренний развод. Приглашение сопровождалось легкими ударами огромного кулака в бок, не слишком громким матом и выдергиванием изо рта недокуренных сигареток.
Сегодня им ничего необычного услышать на разводе не удалось. Как и запланировано, весь взвод отправляется на занятия по теоретической подготовке. Рассевшись в кубрике на табуретки и прислонив головы к койкам или же уткнувшись в собственные ладони, бойцы приготовились добросовестно спать в сидячем положении в течение двух с половиной часов.
Ведущий занятия лейтенант Мудрецкий также был склонен раскрыть перед собой один из учебников химических войск и ткнуться в него лбом, потому как со вчерашнего вечера остались не только воспоминания, но еще и плохое самочувствие вследствие невероятного количества выжранного спиртного.
Через час тихого дрема младший сержант Простаков, почесав огромный затылок пальцами размером с сосиску, ткнул в бок своего мелкого кореша Валетова и поделился с ним скучностью проходящего мероприятия. Сидящий за «давидом» и «голиафом» механик-водитель ефрейтор Резинкин увидел, как перед ним колышется огромная туша, и поспешил ее успокоить, хлопая по спине:
– Спать, Леха, спать. Еще даже не полдень, давай спать.
Младший сержант обернулся на окошко и увидел там лучики летнего июльского солнышка.
– Лето, – протянул Леха. – А у нас в Сибири сейчас комаров полно. Слышь, Фрол?
Простаков одним пальцем потыкал меж ребер Валетова, тот только отмахнулся во сне.
– Ой, что-то скучно мне. – Здоровый парнище глядел на сослуживцев. Все без исключения спали, кубрик напоминал поле битвы с полегшими на нем бойцами. Мудрецкий не отставал от подчиненных. Простакову хотелось развлечений. После завтрака уровень глюкозы в крови повысился и требовалось куда-то деть накопившуюся энергию, а между тем по плану занятия должны были идти еще полтора часа – он не вынесет! А-а-а!!! Леха снова было попытался разбудить Фрола, но тот ни в какую.
Мыслишка, пришедшая младшему сержанту на ум, не могла понравиться Валетову изначально, но кто же его будет спрашивать, раз он так сладко спит?
Простаков встал, осторожно поднял с табурета Фрола и на руках понес его в сортир. Проходя мимо своих товарищей, Леха пытался никого не задеть болтающимися в воздухе сапогами Валетова. Он аккуратно обогнул всех спящих, и оставалось только пронести тело между косяком и головой лейтенанта Мудрецкого. У Лехи получилось почти все, оценку за артистичность он заработал бы «6.0», если бы не досадный момент: каблук сапога проехался по свободному от кепки темечку лейтенанта. Леха по-быстренькому исчез в коридоре, а Мудрецкий резко поднял голову и оглядел личный состав:
– Что такое? – И снова долбанулся лбом о раскрытую книгу.
Притопав в туалет, Леха поставил спящего Валетова на подоконник аккурат перед открытым окном – плохо только, что этаж в казарме первый. Фрол стоял и спал. Ему снилось, будто он неожиданно, вместо того чтобы залезть на маленькую, ладненькую девчоночку, плюнул на нее и начал подниматься по лестнице, ведущей на вышку бассейна. И самое неприятное – ему предстояло с этой вышки прыгнуть. Вот он забирается все выше, подходит к самому краю и смотрит вниз с десятиметровой высоты.
Не, он не будет, он не сможет! Да на фиг это надо, лучше проснуться! Нет, проснуться, однозначно проснуться!
И в этот момент Простаков, сволочь, орет Валетову прямо в ухо:
– А-а-а!
Фрол вздрагивает, просыпается и одновременно падает с вышки вниз, сила тяжести тянет его с подоконника первого этажа… Но крепкая рука поднимает его вверх и держит на весу в воздухе. Он болтает ногами, не в силах понять, что же случилось, – яркое солнце бьет ему в заспанные глаза. Он понимает, что не упал ни с койки, ни со стула, но в то же время потерял под собой всякую опору.
– А! Суки! А! Охерели все, гады ползучие! – орет Фрол, не понимая, откуда в казарме зелень на деревьях и вид их медсанчасти вместо потолка. Наконец он соображает, что над ним издевается здоровый его приятель, поворачивает голову, несмотря на то что его держат за шкирку, как щенка, и требует, чтобы его обратно втащили в окно и позволили пойти отлить, иначе сейчас он замарает собственные штаны и оросит внутренним миром казенные окрестности, включая младшего сержанта.
Простаков затащил мелкого обратно в туалет, прислонился к стене и стал ржать как ненормальный. Валетов, злой и перепуганный, доведенный до состояния кипения, не принимая в расчет ни собственную массу, которая раза в три меньше, ни возможную силу удара, наклонил башку вперед и, словно козел, разбежался и со всего маху боднул Леху в живот. От неожиданности Простаков охнул и согнулся пополам, а Валетов отошел в сторону и залыбился. Не упуская возможности двинуть ему еще раз, тем более здоровый в кои-то веки подставил свой затылок, Фрол пошарил глазами по полупустому сортиру и не смог найти ничего тяжелого, для того чтобы огреть детину, дабы тот запомнил раз и навсегда, что над маленькими издеваться нехорошо.
Леха продолжал стоять, согнувшись и обняв живот, но Фрол уже злорадно подумал, что заставил-таки гиганта испытать боль. А тот возьми да и хи-хи, хи-хи, хи-хи, хи-хи! Разогнулся и снова продолжил свое ржание, по-детски показывая пальцем на мелкого.
Фрол в ярости вылетел из туалета, а Леха снова прислонился к стене и продолжил реготать в одиночку. Он хохотал так, что от наслаждения закрыл глаза. Кто-то вошел в туалет, но ему на это было наплевать – он испытывал кайф от проделанного. И когда в следующее мгновение что-то вновь ударило ему в живот, он почувствовал офигительнейшую боль. На этот раз Леха согнулся пополам. Его глаза не то что резко открылись, они выставились вперед, как у сваренного рака. Стоящий со шваброй в руке Валетов, как видно, ткнувший его торцом черенка, перехватил покинувшую Леху улыбку и с наслаждением глядел на муки гиганта. Тот был не в силах броситься на Фрола и придушить его, так как боль в животе заставляла сгибаться снова и снова. Валетов опять увидел здоровый, массивный затылок.
«Да чего ему будет-то?!» – мелькнуло в башке Фрола, и он с радостью опустил черенок швабры на голову Простакова. Послышался треск. У Валетова от страха подогнулись колени – неужели череп проломил? В следующее мгновение полшвабры отлетело в угол сортира, а оглушенный Простаков растянулся на сыром и грязноватом кафельном полу.
* * *
В то время как перепуганный Валетов прыскал в лицо водой отключившемуся в сортире Лехе, командир отдельного мотострелкового батальона подполковник Стойлохряков сидел в своем собственном кабинете, разложив на столе карту окрестностей, и внимательно выслушивал по телефону указания генерал-лейтенанта из Самары. Из штаба округа сообщали пренеприятнейшее известие: меньше чем через месяц по плану состоится приезд гостей из стран, некогда считавшихся у нас вероятными противниками. Блок НАТО на самарских просторах будут представлять, по данным округа, французы, англичане и немцы.
«Данный визит – шаг скорее политический, нежели профессиональный, так как участвовать в учениях будут четыре взвода, каждый представляет соответственно одну страну, а командует всем этим… – Стойлохряков подумал о слове „сброд“, но решил себя поправить и согласился с определением „ансамбль“, – некий американский полковник Тод Мартин от НАТО, а принимающую сторону в поле возглавляет подполковник Стойлохряков.
Генерал-лейтенант Лычко больше никакой информации сообщить не мог, но гарантировал на сто процентов, что взвод с российской стороны подполковник должен суметь укомплектовать из собственных людей.
– Да вы что?! Извините, товарищ генерал, сорвалось. У меня ведь одни дебилы! Опозоримся ведь.
– Так по всей России, – не поддержал комбата высокий чин. – Я хотел сказать, что лучше вашего батальона мне не найти. Тем более что все решено наверху.
– А чем заниматься будут? – Стойлохряков поглядел тоскливо на опустевшую примерно с полчаса назад чашку. Когда-то там был крепкий чай.
– Учения какие-то, – буркнул Лычко. – Пока не могу тебе ничего сообщить, так что готовь универсальную команду. Вместе с натовцами приедут члены из Москвы, вот они все и определят. А если мне что-то станет известно, то я тебе сообщу в обязательном порядке, но вряд ли раньше, чем за неделю, появится какая-либо определенная информация.
– Да как же так? Мы же принимающая сторона, мы что, определиться с программой не можем?! – возмутился комбат.
– В Москве что-то мудят, откуда я знаю, – огрызнулся Лычко. – Ты давай вот конкретным вопросом занимайся, чтобы там у тебя на территории все было чики-чики! Чистота. Порядок. Срач убирай.
– Мы это дерьмо не устраивали, пусть летуны разгребают!
– У летунов программа плотная. И как ты себе представляешь их копающимися в дерьме?
– Так, значит, пехотинцев, в дерьме копающихся, можно представить?
– Ты давай не выступай! – Лычко повысил голос. – Ты всего-навсего кто? Комбат. Вот и оставайся комбатом и не лезь своим рылом в фарфоровые миски. Метафора. Я сегодня в ударе, – генерал-лейтенант повесил трубку, а Стойлохряков подошел и посмотрел на плац, где проходили запланированные занятия.
* * *
– До-о-о-о, – протянул Валетов и пощелкал в воздухе пальцами, – Резина, тебе не кажется, что что-то не то?
Маленький Фрол заложил руки за спину и прохаживался по кубрику от двери до окна и обратно.
– До-о-о-о, – снова протянул он. – Чего-то не хватает, как-то мелодия не идет.
– Да, – соглашался Резинкин, – не катит.
– Мне не нравится, – пробурчал Простаков, сидя на койке с головой, обмотанной мокрым полотенцем. – Валетов, ты придурок, ты мне чуть башку не проломил.
– Да ты не сердись, – суетился мелкий, пытаясь хоть каким-либо образом поднять настроение обидевшемуся Лехе.
– Я ведь над тобой просто прикололся, а ты вот мне дубьем по голове! – продолжал бурчать Леха.
– Да ладно, сейчас смотри как весело будет! До-о-о-о, – снова протянул Валетов, подбежал и пнул сапогом в бок стоящего в упоре лежа Ларева, – давай говори мне: «До-о-о-о»!
Фрол поставил сапог между лопаток бойца и надавил вниз, после чего тот шлепнулся мордой об пол. Присутствующие и не участвующие в шоу заржали.
Семеро молодых были поставлены в упор лежа, причем все сделано было по науке: первым, отвечающим за ноту «до», стоит самый крупный боец, за ним идет помельче, потом еще мельче и еще мельче.
– Ре-е-е-е, – пропел Валетов и точно так же поставил сапог между лопаток Саше Кислому, и тот следом за Ларевым брыкнулся в пол. – Во! Понимаешь, музыка! Леха, музыка!
Леха продолжал раскачивать башкой:
– А чего это их семеро?
Валетов подошел.
– Ну как же ты не знаешь, нот-то семь! Для того чтобы какую-нибудь мелодию сбацать, надо семь нот.
– Всего семь? А-а, ну да. Давай мелодию.
– Так, товарищи бойцы, запоминаем, – «дирижер» прохаживался перед «оркестром», – все в упоре лежа. Кислый отжал меха наверх, Ларев поднялся…
Утоптанные вниз бойцы вновь обозначили готовность к воспроизведению музыки для обиженного товарища младшего сержанта Простакова. Валетов зачитал программу:
– Ми-ми-до-фа-ре-ми. Запомнили, уроды? Поехали!
И началась музыка! Боец, обозначавший нужную ноту, после хлопка дирижера сгибал локти и целовал пол с необходимой и требуемой Валетовым интонацией. После чего по казарме разносилась мелодия, состоящая из разрывающихся с начищенным полом засосов:
– Мня, мня, мня-мня.
Валетов ходил недовольный:
– Фа! Ну ты чего отстаешь! Из темпа выбиваешься, надо интенсивней локти сгибать! И чмок, чмок звонче! Я ничего не слышу, а товарищ младший сержант, он вообще как не в театре находится! В чем дело, я не понимаю? Поехали еще раз. Ми-ми-до, фа-ре-ми, ля-фа-соль, соль-ля-си. Что здесь непонятного?
Бойцы сгибали локти и звонко целовали пол, что не могло не доставить удовольствия самому «дирижеру». Он повернулся и озабоченно поглядел на основного зрителя, для которого и было в быстром темпе организовано это представление.
– Ну как? – выжидающе спросил Валетов, представляя, как за обедом очень даже возможно его моська по самые уши войдет или в горячие щи, или кашу в том случае, если ему не удастся в первую половину дня задобрить младшего сержанта. Он тоже слегка пошутит. Но тогда над Валетовым будут ржать все, а сейчас еще не поздно попытаться загладить собственную вину.
Стоящий на входе билетер очень поздно подал команду «шухер», и застроенные в упоре лежа семь «нот» не успели подняться и принять безучастный вид. На пороге появился Мудрецкий.
– Что, занятия по физкультуре? – Юра ввалился в кубрик. – Простаков, что с башкой?
Спустя год службы Юра уже был не тем Юрой, который приехал в Чернодырье отбывать два года повинности в звании лейтенанта. Время даром не прошло и для него, и сейчас он спокойно мог разговаривать на солдатском и всем понятном языке. На вопрос Леха не ответил. Мудрецкий заулыбался:
– Сам себе минет делал – коленями башку прищемил, да? Свело судорогой?
Ржали все. Леха лупал глазами:
– Товарищ лейтенант, чего это такое?
– Секс это, – огорченный тем, что шутка не могла дойти до широких масс по причине полнейшего незнания ими спецтерминов, пробурчал лейтенант, подцепил ближайший к нему табурет и уселся на него. – В общем так, бойцы, готовьтесь в поход, я только что от Стойлохрякова. Резинкин, бегом в парк за «шишигой»! Сейчас нам дадут сопровождающего и поедем на место.
– Опять работа? – догадался Валетов и, пребывая в дикой огорчительности, с разбегу плюхнулся в койку. Пружины жалобно скрипнули, передавая мрачное настроение и остальным бойцам.
Мудрецкий честно признался в том, что ничего толком не знает, хотя честность его была некристальной. Он знал от комбата о предстоящей возне в грязи. Сопровождающим оказался какой-то капитан в летной форме. Синий цвет настолько контрастировал с пехотными комками, что не обращать внимания на летуна было просто невозможно. На него пялились не только построенные в две шеренги химики, но и все, кто проходил мимо плаца.
Как выяснилось из скупой речи капитана, им предстояло проехать примерно с час, прежде чем они прибудут на место. Обычно товарищам солдатам такого и не говорили, сажали в кузов – и вперед. Скажут вылазь – вылезут, скажут не вылазь – не вылезут. А здесь даже время обозначили. Сразу чувствуется, войска интеллигентные, все образованные, видать. Что ни говори – авиация! Ему еще осталось только координаты назвать.
«Шишига» добросовестно выполнила свою работу, ни разу нигде не заглохнув, а если бы такое случилось, то Мудрецкому пришлось бы взять в руки клизму и обратиться с ней на пару к некоторым частям тела ефрейтора Резинкина, и химвзвод все одно прибыл бы на место. Когда люди вылезли из кузова, их лица наполнились великой скорбью.
Примерно в двух километрах от точки выброски были видны стоящие рядом «вертушки» на аэродроме, а под ногами у бойцов была земля, пропитанная отработанными маслами и керосином, которые суки-вертолетчики в течение многих лет сбрасывали в яму. Вскоре образовалось озеро, и до сих пор не понятно, как сюда еще добрый человек не бросил горящую спичку.
– Ну вот, – летун показал объект.
– Ага, – согласился Мудрецкий, – думаю, что курить тут небезопасно.
– Целиком и полностью согласен, – капитан расплылся в улыбке. – Ну что, я могу идти? По дороге все рассказал.
– Да, – Мудрецкий пожал руку, и капитан направился пешочком к аэродрому по накатанной проселочной дороге. Как видно, яму регулярно посещали машины вертолетного полка и продолжали сливать сюда отходы.
– И что нам делать? – Резинкин подошел по чавкающей под кирзовыми сапогами почве к краю горючего «озера», если так можно называть естественно образовавшуюся впадину, принудительно заполненную отходами нефтяной промышленности. Лужа по площади была не больше баскетбольной площадки, но никто не знал, где у нее дно.
– Отойди от края! – Мудрецкий вернул Резинкина к машине.
– Ну и вонища, – брезгливо бросил Фрол и сморщил нос.
Лейтенант оглядел солдат, стоящих в офигевших позах и разглядывающих то, что им предстояло, судя по приказу Стойлохрякова, уничтожить. За четыре недели химики должны были кровь из носа ликвидировать грязь в районе вертолетного аэродрома. При этом на месте нынешнего нефтяного озерца, содержимое которого частенько гадило местную речушку благодаря идущим дождям, должны были быть разбиты чуть ли не клумбы с розами. Во всяком случае, нагрянувшие в гости «бывшие враги» не должны иметь ни единого шанса догадаться о наличии в окрестностях части экологической каки. А отбросы, вот они, прямо перед глазами, переливаются всеми цветами радуги да еще и воняют!
После минутного стояния, несмотря на гулявший ветерок и изредка приносивший свежий воздух, Юра почувствовал, как у него начала кружиться голова. То же самое явно происходило и с остальными. Заставив людей погрузиться в кузов, Мудрецкий велел Резинкину отъехать от лужи на километр, после чего построил личный состав.
Возмущению народа не было предела. Лейтенанту кричали из строя в нарушение всех воинских уставов:
– Как же так, что же мы будем ладонями, что ли, черпать?
– Куда это все уносить?
– Что, на месте поджечь? – Реплики неслись одна за другой.
– Смирно! – рявкнул Мудрецкий, сам еще плохо себе представляя, каким же образом ликвидировать объемный срач, оставшийся еще с застойных времен, возраст которого исчислялся явно не одним десятком лет. – Хорошо, хоть тут не воняет, да? – лейтенант кисло улыбнулся и, поглядев на часы, прикинул, что если они задержатся здесь больше, чем на час, то прозевают обед, а это никак невозможно. Вывод напрашивался следующий: немного отдохнуть и обратно. Людей кормить, самому похавать.
Что-то больно быстро хочет комбат порядок-то навести. Юра разрешил народу рассесться в тенечке растущих неподалеку посадок, а сам пошел в кабину, выгнал оттуда Резинкина и завалился спать, повесив наблюдение за диким личным составом на младшего сержанта Простакова.
* * *
Проснулся лейтенант от того, что его куда-то тащили за ногу. Окончательно он в себя пришел, когда огромные мощные руки выдернули его из кабины и поставили перед собой.
– Доброе утро еще раз, – ехидно поздоровался подполковник, разглядывая лицо лейтенанта.
– Виноват, товарищ подполковник, что-то сморило немного.
Комбат не стал слушать объяснения и буркнул:
– Пошли.
Стойлохряков выехал в поле не на персональном ковре-самолете и не на уазике, он приехал на ЗИЛе, к которому была прицеплена полевая кухня.
– Загляни в кузов, – приказал комбат. Мудрецкий заглянул. Внутри лежали палатки и запас харчей. – Целый месяц тут будешь жить, – обрадовал подполковник. – Тебе задача – разобраться с озером. Люди должны работать в противогазах, иначе вы тут с ума посходите от вони. Противогазы новые.
– А как работать-то? – не понимал Мудрецкий.
– Завтра все узнаешь. Сегодня приеду в восемь часов, наблюдаю разбитый лагерь. Вопросы есть?
Какие могли быть вопросы? Никаких вопросов у лейтенанта не было.
* * *
День выдался теплым, а ночка оказалась немного прохладной. Валетов, зажатый с одной стороны Простаковым, а с другой – Резинкиным, был повернут и положен на один бок так плотно, что и не повернуться. А внутри палатки какая-то сволочь летала возле уха и постоянно норовила укусить нежного Валетова в щечку. Фрол уже был готов дать твари напиться крови и настраивал себя морально на то, что сейчас ему будет чуточку больно, а затем напившаяся тварь отлетит в сторону и больше никогда к нему не пристанет и даст-таки наконец уснуть.
Самое интересное, что комар был один. Ведь по ходу дела в природе одним экземпляром ничто не обходится, обязательно где-то есть еще. Валетов наконец заставил себя не махать свободной, не прижатой телом к жидкому матрацу рукой и позволил над собой надругаться. Самое сложное – терпеть вначале, когда эта маленькая гадина села, начала, видимо, на ощупь, не чувствуя, перебирать своим хоботочком, для того чтобы найти местечко получше, и потом только полезла за кровью сквозь кожу.
Фрол даже сморщился, поскольку началось впрыскивание вещества, предотвращающего свертывание. Насосавшись по полной, тварь аккуратно вынула свой хоботок и отвалила. Валетов выдохнул с облегчением – наконец-то он уснет! И тут снова – зу-зу-зуу!
– Вампиры! Мать вашу! – далее последовала тихая матерщина, закончившаяся свистом тяжелого сибирского кулака по воздуху.
Растолкав спящих Резинкина и Простакова в стороны, Фрол перевернулся на другой бок и накрылся одеялом с головой, что уже не однажды предпринимал, но полностью закрыть лицо не удавалось, так как лично его одеяло было зажато телесами Простакова. И пока он его не двинул хорошенько, тот материал не освободил.
Наконец-то он накрыт с головою! А воздуха вполне достаточно. Фрол улыбнулся сладким мыслям и приготовился спать. И в тот момент, когда он уже видел, как к нему идет голая прекрасная девушка с распущенными русыми волосами, готовая ему отдаться прямо на пляже, в этот самый момент над ухом снова раздалось ненавистное зыканье. Причем комар находился не над одеялом, а под, то есть он успел попасть внутрь в тот самый момент, когда Фрол накидывал тряпицу на себя.
Кое-как помахав рукой и в надежде на то, что пришиб тварь, Фрол снова пошел навстречу голой девушке, но насекомое, как это следует из биологии, было также женского пола и требовало от него крови.
– У меня на всех не хватит, – бурчал Валетов.
И тут он получил в спину:
– Ты заткнешься или нет? – буркнул Простаков.
– Да пошли вы на хрен! – обиделся на всех дрыхнущих в палатке рядовой и, кое-как поднявшись вместе с одеялом, выбрался на свежий воздух.
Перед костром, обозначая дневального, сидел Саша Кислый. Молодой упитанный боец встретил появление противного Валетова с негативными эмоциями – он уже представлял себя бегающим, предположим, вокруг костра и изображавшим северного шамана опять для того, чтобы Лехе Простакову, который как раз с Севера, слаще спалось.
Но ничего такого не последовало. Отлив, Валетов подсел к костру и протянул к нему руки.
– Загрызли гады, – пожаловался он. – Вот корешам моим, чего им не спать? Тот, который здоровый, он всю жизнь на природе, кулак себе под щеку положит и, как на подушке, будет почивать, понимаешь? Гены у него. А второй – Резина – это ж водила, это ж знать надо. Они вообще спят сидя. Вот ты, – Валетов ткнул Кислого в бок, – вот ты можешь, Кисляк, спать сидя?
– Могу, – пробормотал толстячок.
– Ну и дурак, – удар не заставил себя долго ждать. – А я не могу сидя спать, понимаешь? Я в городе вырос. Я хочу хорошую постель, подушку, набитую пером, а не ватой, жрачку хочу в ресторане. Ты был, Кисляк, в ресторане?
– Был, – проныл Саша.
– Неужели? – Фрол глядел на пухленькое курносое лицо. – То-то я гляжу, ты раскормленный. А я сколько ни ел в ресторанах, мне так и не удалось поправиться, понимаешь? Тоже гены.
Дух молчал и лишний раз рот перед дедушкой не разевал.
– Ну чего ты? – обиделся Валетов. – Ты со мной беседуй. А то ночь идет, а я спать не могу. Ты чего-то должен делать для того, чтобы я наконец устал и пошел баиньки.
– А чего делать-то? – не понял Кислый.
– Ну как это чего? – Валетов огляделся. За слабо освещенным пятачком костра была сплошная темнота. – Вот ты анекдоты знаешь?
– Анекдоты, – провыл Кислый. – Огни.
– Это чего, анекдот?
– Да нет, огни!
Валетов повернул голову туда, куда показывал палец. В районе нефтяного озера на самом деле время от времени можно было наблюдать какие-то проблески. Похоже, кто-то в километре отсюда водил фонариком. Могло такое дело и казаться, но иного объяснения явно имевшему место мерцанию у Валетова не нашлось. Затем засветились два глаза.
– Машины! – воскликнул Валетов. – Там какие-то козлы! Они что, решили искупаться? Нам потом еще с трупаками возиться! – Фрол даже вскочил с бревна, на котором сидел.
Фары еще раз сверкнули в темноте и исчезли.
– Ни фига себе, – не понял Валетов. – Надо с утра глянуть, что за дело такое. Ты раньше не видел? Давно тут сидишь?
– Нет, только сейчас заметил. – Кислый поднялся следом за дедушкой.
Валетов чувствовал необычайное возбуждение и подсознательно понимал, что теперь уснуть ему не удастся до самого утра.
– Может, это диверсанты натовские! – вытаращил он глаза на Кислого. – Ты знаешь, для чего мы это озеро ликвидировать-то будем?
– Ну, знаю, – промямлил Саша.
– Ты понимаешь, что у нас тут политическое дело! Если эту грязь увидит НАТО, то лицо нашей Родины будет испачкано этими нефтяными отходами, и все журналы на Западе будут обсирать твою вотчину, товарищ солдат! Поэтому завтра готовься усиленно трудиться.
– А чего делать-то?
– Кислый, – не выдержал Валетов, – ты будешь делать то, что тебе велит твоя великая страна, а сейчас следи за порядком. И вот еще что!.. В течение получаса я слышу хлопки, а утром ты мне демонстрируешь сто трупов комаров, и это за то, что они надо мной сегодня глумились. У меня чешется щека, понимаешь? Меня укусили. За один укус рядового Валетова все духи во взводе будут набивать по сто комаров. Иначе несправедливо получается: из меня кровь высасывают, а я остаюсь неотомщенным.
Идея настолько понравилась Фролу, что он в благодушном расположении духа побрел в палатку. На ходу обернулся на сидящего около костра рядового и прикрикнул:
– Хлопков не слышу!
Войдя в полную темень, он попытался на ощупь найти место для того, чтобы лечь. В шестиместной палатке, где, кроме Простакова, Резинкина и Валетова обитали еще три дедушки, аккуратно всем улечься можно было только на одном боку. Поворот осуществлялся, как говорится, по команде. Для Валетова сейчас могло и вообще места не остаться, так как он мелкий, а люди во сне запросто сомкнут ряды.
Нащупав на расстоянии вытянутой руки деревянный лежак, на который были уложены матрацы, Валетов неожиданно для себя обнаружил, точнее, не обнаружил ни одной ноги. Так как он встал раком и наклонился к лежаку, более удобного момента для атаки придумать было невозможно – твердый удар сапогом в задницу заставил Фрола пролететь с метр и плюхнуться на вторую половину лежака. Валетов взвыл.
Дембель Петрушевский стоял и ржал вместе с остальными:
– Мелкий, ты заколебал возиться, – Валетову сделали показное внушение, и он был вынужден с этим смириться. Даже Простаков – скотина! – не спешил заступиться за него. Фрол, не успев лечь как следует, начал уворачиваться от падающих на него тел сослуживцев.
– Придавите! Придавите же, суки! – вертелся Валетов.
– Ссать надо с вечера, комаров терпеть, не вздумай срать ночью и во сне пиздеть, – выдав скороговоркой частушку, Петрусь улегся последним, растолкав сослуживцев.
* * *
Утро Валетов встретил с опухшей от укусов рожей. Он после пинка под зад от дембеля уснул крепко-крепко и уже не чувствовал, как его кушают. Поглядев на остальных спящих рядом с ним, он, к своему сожалению, не обнаружил ни одной точно такой же, как у него, истерзанной физиономии. Ну, были прыщички то тут, то там, и не более. А Простаков, скотина, в наглую смеялся:
– Поглядите на чудо! – Леха постарался обратить внимание на рожу Валетова как можно большее число пацанов. – Вот образец сладкого российского солдата!
– Слушай, – Резинкин тоже не преминул съязвить, – какая у тебя группа крови?
Полевая кухня уже дымилась, навевая мысли о скором завтраке. Приехавший вместе с бочкой на колесах повар в звании рядового крутился над своими котлами. Звали пехотинца Васей, а фамилия – Ленточкин.
Вася был дембелем, но из тех, что не слишком-то задаются сроком собственной службы, и спокойно переносил все тяготы кашеварства, тем более что к нему навечно был прикреплен один дух из числа химиков. И этим духом оказался не кто иной, как Ларев.
Простаков не стал оспаривать назначение лейтенанта, ведь плотный душара, вымахавший до ста восьмидесяти пяти сантиметров, ему очень нравился, и гулливер был не прочь самостоятельно загружать крепкого бойца, а теперь выходит, что он на месяц выпал из оборота и будет заниматься всякой херней: воду там носить, дрова колоть да посуду мыть, дабы во взводе весь личный состав был готов к тяготам службы.
Еще не высохли капли на тарелках после завтрака, а к нефтяному пруду уже подъехали три машины с желтым песком и вывалили в непосредственной близости от озера содержимое кузовов.
К десяти снова объявился Стойлохряков. На этот раз в кузове ЗИЛа химики обнаружили лопаты и ведра. Застроив личный состав, комбат указал на кучи:
– Засыпаем равномерно и хорошенько утаптываем. Каждый день сюда будет приходить по три машины. К вечеру все три кучи должны быть раскиданы. И таким образом день ото дня все ударно трудятся, и через четыре недели мы превращаем гадюшник в цветущий сад.
– Не по-человечески это, – не выдержал Валетов, глядя на огромные кучи.
Стойлохряков, как и любой командир, ненавидел, когда ему пытаются что-то рассказать про жизнь.
– Лейтенант, проследите за тем, чтобы рядовой перетащил лично сто ведер песка на другую сторону пруда. Завтра туда подъедут машины, но кучку из ста ведер я наблюдаю сегодня к вечеру. Приезжать буду каждый день. Расслабиться никому не дам.
Мудрецкий решился переспросить:
– Что, людям на самом деле работать в противогазах?
– Как хотите, – пожал плечами подполковник, – средствами защиты я вас обеспечил, а остальное, лейтенант, вам решать здесь, на месте. Как хотите, так и делайте. Если ветер сильный, думаю, можно ничего на рожу и не натягивать. А завалится личный состав в госпиталь, спрошу только с вас.
* * *
Вечером Валетов уже не замечал ни комаров, ни мух, ни каких-либо других насекомых – он свалился после ужина прямо около костра и отключился.
Проснулся через час. Солнышко уже клонилось к закату, вот-вот стемнеет. Простаков, Резинкин и Петрусь машут в воздухе руками, бросая карты – бьются парни в «дурака». Почесавшись, Валетов подсел четвертым.
– Народ, я вчера ночью поссать выходил…
– А мы все знаем, – Резинкин бросил пикового туза на десятку.
– Так я что сказать хочу, там ночью у костра дневальный сидел. Кислый. Так вот мы с ним видели у озера огни.
Троица перестала играть.
– Какие огни? – не понял Петрусь. – Чертей, что ли, ты видел?
– Говорю вам, что к озеру кто-то ночью приезжал. Машина была легковая. Я рассмотрел. Сто пудов!
– А хер с ними, – обыденно бросил Леха, и игра возобновилась.
