Loe raamatut: «Частное пионерское»

Font:

Предисловие о райской жизни

Наверное, можно было бы начать эту книгу так: «В некотором царстве, в некотором государстве, да во славном городе Дзержинске, в достопамятные времена жил-поживал добрый молодец, пионер Мишка Сеславинский…»

Город тот располагался на берегу Оки, рядом с областным центром – городом Горьким, названным в честь великого советского писателя. Государство тоже было великим и советским, называлось Советский Союз, а время, описываемое в книге, пришлось на середину семидесятых годов прошлого, двадцатого века. Тогда, больше сорока лет назад, я был школьником, состоял в пионерской организации и жил жизнью, похожей на жизнь миллионов моих сверстников.

Сам Дзержинск – город молодой, ему нет и ста лет. В 1930 году ему присвоили имя революционера и председателя Всероссийской чрезвычайной комиссии (ВЧК) по борьбе с контрреволюцией и саботажем Феликса Эдмундовича Дзержинского. Естественно, главной площадью города была и остается площадь Дзержинского с памятником первому чекисту. Имеется и проспект Дзержинского, выходила газета «Дзержинец», ряд организаций носили его имя. В годы перестройки, когда по стране прокатилась волна возвращений городам и улицам исторических названий, встал вопрос о возможности переименования и нашего города. Но выяснилось, что жители не очень хотят возвращать существовавшее до 1930 года название поселка Растяпино и, соответственно, именоваться растяпинцами.

Нет уже той страны, город Горький снова переименован в Нижний Новгород, я живу в Москве, а многих моих друзей и сверстников разбросало по всему миру. С кем-то из них мы иногда перезваниваемся или видимся на каких-то мероприятиях, кто-то исчез бесследно, оставшись в моих воспоминаниях тринадцатилетним Борькой или Димкой. Бог знает как сложилась их судьба, чем они занимаются и где теперь.

Иногда я думаю: что бы испытали мы, тогдашние мальчишки, если бы вдруг некая машина времени перебросила нас в день сегодняшний, с его мобильными телефонами, компьютерами, сверкающими иномарками, пестрой одеждой, бутылками с «Фантой» и «Пепси-колой» и кучей других чудес современной цивилизации? Наверное, мы бы были в шоке и не поверили своим глазам.

Да, жизнь за это время изменилась до неузнаваемости. Ушло в прошлое много такого, о чем знать не знают наши сегодняшние дети да и многие взрослые начинают забывать. Конечно, о том времени написано немало книг, снято много талантливых фильмов, но очень часто в них говорилось о вещах особо значимых, высоких, идеях общечеловеческих, а жизнь каждого из нас состояла из множества мелких, казалось бы частных, деталей и моментов. Почему-то на них тогда не принято было обращать пристального внимания. Но именно эти частные моменты особенно дороги, как дороги были в детстве новые китайские кеды с белой резиновой подошвой, красный пионерский галстук или первый в жизни велосипед «Школьник».

Мне хочется рассказать лишь о некоторых эпизодах своего пионерского детства, не забывая о тех бытовых мелочах, из которых и состоит частная жизнь человека.

Эти рассказы почти ни о чем, но, казалось бы, мелкие детали, как кусочки пазлов, волшебным образом складываются в занимательную пеструю картину, где есть место всему: смешному и трогательному, нелепому и героическому, дурацкому и до боли дорогому.

Конечно, это не сборник воспоминаний, а художественная проза. Правда здесь смешалась с вымыслом, реальные герои – с придуманными. Но все-таки это картина существовавшей действительности моего детства.

Книга, надеюсь, станет основой для того, чтобы обсудить с родителями их собственные воспоминания о жизни в СССР.

Город Дзержинск был и остается одним из ведущих центров химической промышленности. Экология здесь всегда оставляла желать лучшего, о чем любят упоминать западные и отечественные средства массовой информации. Но для меня Дзержинск навсегда останется лучшим городом на земле. Я побывал во многих странах мира, видел много чудесных, красивейших мест на нашей планете. Но адрес рая известен мне точно – это трехкомнатная квартира номер 28, располагавшаяся на третьем этаже в доме № 57/2 по проспекту Ленина в городе Дзержинске Горьковской области. Телефон – 5-35-90.

От автора

Мухтар

В нашей квартире постоянно обитали какие-нибудь животные. Как правило, это были подобранные во дворе кошки с обычными кошачьими именами. Самым распространенным было имя Тишка. Иногда мама не очень достоверно определяла пол очередного четвероногого создания, и коты, принесенные в дом котятами, через несколько месяцев оказывались кошками. Тогда возникали проблемы с их мужскими именами, но переименовывать было уже поздно. Таким образом возникла кошка Васька (полное имя – Василий Алибабаевич, тезка смешного героя кинофильма «Джентльмены удачи»), жившая под тумбочкой в коридоре и вызывавшая ревность у кошки Шмыги (первоначальное имя Шмыгун), хозяйничавшей по всей квартире. Была также кошка Митька, обитавшая в основном в подъезде под лестницей. Митька была врожденным конспиратором. Эта пушистая разноцветная кошка сумела скрыть не только свою беременность, но и сам факт рождения котят. Мы регулярно пускали ее в квартиру и подкармливали, не подозревая, что наш Митька Конопушкин вовсе не кот, а кошка. Все раскрылось, когда она попыталась притащить к нам на третий этаж весь свой пищащий и мяукающий выводок.

Регулярно появлявшиеся на свет котята раздавались всем желающим, которых было не так уж много. Приходилось предлагать их одноклассникам в школе или пристраивать в техникуме имени Красной армии, где моя мама работала преподавателем.

Святым делом было подкармливать птиц, особенно в морозные зимние дни. Мы с сестрой Галей вставали на стул, с него одной ногой – на широкий подоконник на кухне и через форточку кидали на карниз хлебные крошки, яблочные и подсолнечные семечки, пшено или крупу «Геркулес». Делать это надо было осторожно, ведь весь кухонный подоконник был заставлен пустыми стеклянными бутылками из-под молока и кефира, подготовленными к сдаче в молочный магазин по пятнадцать копеек за штуку, и белыми пластмассовыми баночками из-под майонеза (йогуртов тогда еще и в помине не было) с кормом для птиц.

Обычно первыми прилетали голуби. Некоторым из них мы дали имена: Драчун, Хромодыр и другие. Но мы старались кидать корм так, чтобы что-нибудь перепадало воробьям, галкам и появлявшимся зимой желтогрудым синицам. Для синиц мастерили специальные кормушки – подвешенные на веревочках треугольные сине-красно-белые пакеты из-под молока с прорезанными отверстиями по бокам, куда можно было класть кусочки несоленого сала или корочки от сыра – любимое их лакомство.

Собак в нашем четырехэтажном доме с пятью подъездами, построенном еще перед Великой Отечественной войной, было не так много. Они жили во дворе, но каждую из них опекал и подкармливал кто-то из жильцов. Зимой четвероногие питомцы перемещались в подъезды, где пережидали холода на ковриках у входных дверей в квартиры. В случае же особого расположения – на таком же коврике, но уже внутри, в коридоре. Так, дворовый пес Шарик обитал у квартиры Милки Каплиной, а собака Шульга – у квартиры Сережки с неизвестной фамилией, а потому в обиходе так и называемого – Сережка Шульгин.

У нас прижился жизнерадостный серо-пегий дворняга Мухтар. Его в любое время можно было увидеть во дворе, занятого своими собачьими делами, или в подъезде возле нашей квартиры. Он преданно охранял нас от непрошеных гостей, чутко поводя ушами и прислушиваясь к шагам на лестнице. Однажды его собачья преданность сослужила нам плохую службу.

Дело было так.

Как-то утром Мухтар лежал, как обычно, на коврике около нашей двери. Он беззаботно дремал, пока не услышал какую-то возню на втором этаже. Мухтар спустился на один лестничный пролет и обнаружил, что какой-то человек в толстой телогрейке, шапке и с большой сумкой на ремне возится у соседской двери. Недолго думая, Мухтар сбежал вниз и цапнул эту подозрительную личность за ногу.

Поступок этот, с моей точки зрения, не только логичен, но прямо-таки обязателен для любой собаки, которая не просто переводит хозяйские харчи, но и пытается их худо-бедно отрабатывать.

К несчастью Мухтара, этим подозрительным человеком оказалась почтальонша нашего района. Тетка она была не только ленивая (газеты носила поздно, а толстые журналы так просто ненавидела), но еще и визгливая.

– А-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а!!! – раздался ее громкий душераздирающий крик. – Ой-е-е-ой, ой-е-е-ой!!! – никак не утихал он.

Я в это время сидел у себя в комнате и учил уроки, вскоре собираясь пойти в школу.

Услышав крики и шум в подъезде, я побежал к входной двери, открыл ее и увидел виноватую морду Мухтара. Снизу раздавались ругань и громкое обсуждение происшествия с соседями, также выскочившими из квартир. Не на шутку испугавшись, я впустил Мухтара в квартиру и спрятал в своей комнате. Родители были на работе, и мы с Мухтаром замерли, дожидаясь развития событий и одновременно теша себя надеждой, что все как-нибудь само собой уляжется и обойдется.

Не обошлось.

Через полчаса раздался звонок в дверь, и перед моими глазами возникла целая делегация: пострадавшая почтальонша с пышущим негодованием и жаждой мести лицом, соседи снизу в количестве трех человек и домоуправша тетя Паша.

– Миша, это ваша собака? – спросила тетя Паша, показывая пальцем на выглядывающего из спальни Мухтара.

– Наша, – ответил я.

– А ты знаешь, что она укусила почтальона?

– Нет.

– А где твои родители?

– На работе.

– А она у вас не бешеная?! – взвизгнула почтальонша.

– Нет, что вы, – сказал я, – она у нас здоровая собака.

– А откуда ты знаешь? Вы ей что, прививку делали? У вас что, справка есть? – все больше распалялась почтальонша.

Ничего этого у нас конечно же не было.

Долго мучить меня не стали, решив перенести всю тяжесть разговора на моих родителей, когда они вечером вернутся с работы.

Подробностей того, как происходило это выяснение отношений, я не знаю. К счастью, родители меня не ругали, да и Мухтар не был наказан.

Чувствуя ответственность за его судьбу, мы несли свой крест до конца. Во-первых, родители заплатили в сберкассе штраф в размере пяти рублей. Во-вторых, мы с мамой повезли Мухтара в ветеринарную клинику, где получили справку о том, что он здоров. Поликлиника находилась довольно далеко от нас, в поселке Свердлова, – десять остановок на трамвае да еще километра два пешком. У меня от этой поездки осталось очень неприятное впечатление. Жалко было бездомных собак и кошек, находящихся во дворе в клетках. Многие из них жалобно скулили и имели весьма плачевный вид.

Однако предпринятые нами меры не привели к желаемым результатам. Рыжая почтальонша наотрез отказалась ходить в наш подъезд, пока мы не выгоним Мухтара.

Пришлось искать какой-то выход.

К счастью, мама вела занятия в своем химическом техникуме не только на дневном, но и на вечернем отделении. Вечерники – народ серьезный: многие из них уже давно работали и имели дома и семьи. Именно в их руки и удавалось иногда пристроить котят от наших домашних кошек. В этот раз также был брошен клич, и, к счастью, нашлась одна вечерница, которая жила в пригороде в частном доме. Она согласилась взять Мухтара к себе в Черное село.

Повезли мы его на такси, что для нашей семьи было редчайшим событием. Мухтар, чуя неладное, всю дорогу нервничал и поглядывал в окно. На месте его поместили в конуру на улице и, надев ошейник, привязали веревкой. Стало понятно, что его вольная дворово-домашняя жизнь ушла в прошлое. С тяжелым сердцем и в слезах, оглядываясь, уходил я к автобусной остановке, мало прислушиваясь к утешительным словам родителей и сестры Гали.

А через два дня Мухтар появился во дворе – голодный и с обрывком веревки на шее.

– Мама! Мухтар сбежал! – радостно кричал я, вбегая с ним в квартиру.

– Вот паршивец! – только и могла сказать мама.

Через несколько часов позвонила вечерница и сообщила о побеге Мухтара, что уже не было для нас новостью.

Тем не менее Мухтара надо было везти об-ратно. Начинать новую войну с почтальоншей и соседями не было никакой возможности.

На этот раз Мухтара мы повезли на автобусе, чтобы он не запомнил дорогу домой.

Все боялись, что он снова прибежит к нам, но больше этого не случилось. Мама регулярно передавала вести от его новой хозяйки, а пару раз мы даже ездили навестить своего любимца, привозя в качестве гостинца вареные косточки.

Мухтар прижился на новом месте, а я еще долго, заходя в подъезд, прислушивался, не встретит ли меня бодрым лаем и повиливанием хвоста наш верный четвероногий друг.

Мусор

В доме, где мы жили, было много коммунальных квартир. Для того времени это было обычным явлением, и несколько семей вполне уживались на одной жилплощади.

Часто на входной двери в такую квартиру располагался не один звонок, а несколько, так же как и разных почтовых ящиков. Под каждым из них указывалась фамилия семьи, которая жила в одной из комнат. Иногда на ящик наклеивались вырезанные названия газет и журналов, которые выписывали эти жильцы. Туалет, ванная и кухня в этих квартирах были общие на всех. Поэтому на кухне стояло несколько газовых плит и, если умещалось, небольших столиков, заполненных разнообразной кухонной утварью.

В общем коридоре на гвоздях висели жестяные тазы и велосипеды, а кроме того, были натянуты веревки. На этих веревках постоянно сушилось чье-нибудь белье. Вообще-то белье полагалось развешивать для просушки во дворе, где для этого были установлены специальные металлические столбы с крючками, а еще стояла перекладина для выбивания ковров.

У каждой хозяйки хранились длинные двухметровые палки, которыми подпирались веревки, чтобы они не провисали под тяжестью белья. Но сушить во дворе было непросто. Во-первых, часто площадка была занята соседской постирушкой. Во-вторых, играющие здесь дети могли запузырить грязным футбольным мячом в какую-нибудь простыню, полотенце или белоснежную рубашку. Из окон часто раздавался крик: «А ну-ка идите играть куда-нибудь подальше от белья!»

В-третьих, по закону подлости через десять минут после окончания масштабной стирки и развешивания нескольких веревок с бельем во дворе появлялся какой-нибудь глава семейства со свернутым в трубу пыльным ковром на плече. Незаметно продвигаясь в бельевых лабиринтах, он водружал на перекладину грязный ковер и начинал отчаянно лупить палкой-выбивалкой. Из нашего окна на третьем этаже можно было постоянно наблюдать подобную картину и слышать громкую перебранку соседей.

Моя мама стирала белье в допотопной стиральной машине «Ока-2», чуде отечественной промышленности конца 1950-х годов. Чем-то она напоминала первые советские космические спутники, так что не удивлюсь, если изготавливал ее какой-нибудь секретный оборонный завод.

Машинка весила килограммов 70 и была почти целиком изготовлена из нержавеющей стали. Воду она конечно же не нагревала, белье не отжимала, но для этой цели в верхней части машинки имелись два валика, которые надо было вращать специальной ручкой и засовывать белье между ними. Этим приспособлением мы почти не пользовались, так как в узкую щель, кроме небольших вещей, ничего не лезло.

К стиральной машине прилагались большие деревянные щипцы. Ими помогали вращать воду с бельем, если мотор не справлялся и вещи сбивались в один большой ком. Ими же белье вынимали из горячей воды, если его надо было кипятить, и перекладывали во вместительный эмалированный таз.

Чтобы машинка не сломалась, мама берегла ее и просто кипятила белье в тазу на газовой плите, а слишком горячую воду в машинку старалась не заливать.

Особенно неудобной у этой машинки была система слива грязной воды. Резиновый шланг был прикреплен в самой нижней части корпуса, и вылить воду можно было только в очень низкую емкость или сильно наклоненное ведро. Потом эту воду надо было выливать в унитаз. Чтобы слить весь бак и ополоснуть его чистой водой, приходилось немало повозиться. Из-за этого белье в «Оке» не полоскали. Проще было переложить его в ванну и полоскать вручную.

Впрочем, подобные неудобства вовсе не были недоработками конструкторов. Дело в том, что многие дома строились так, что на полу в ванной было специальное отверстие с решеткой, через которое грязная вода должна была сливаться в канализационную систему дома. Но если мы пытались это сделать, то через несколько минут раздавался пронзительный звонок во входную дверь и крик соседей снизу: «Опять вы нас затопили!!!»

Как-то раз ко мне сразу после школы пришел Андрюшка Шубин. Он жил в первом подъезде в коммунальной квартире, где вдвоем с отцом они занимали одну из комнат. Мы часто с ним вместе гуляли в нашем дворе.

– Поедешь со мной на свалку? – заговорщицки спросил Андрюшка.

– Когда?

– Прямо сейчас, а то потом темно станет.

На свалку мне поехать очень хотелось. Это было целое приключение. Во-первых, городская свалка находилась довольно далеко: ехать до нее надо было минут тридцать на трамвае, да еще с пересадкой, почти через весь город. Во-вторых, на свалке можно было найти множество полезных вещей, которые пригодились бы для разных поделок. Ходили слухи, что там находят даже золотые украшения и деньги!

– Не могу я, Андрюшка.

– Почему? Уроки будешь делать?

– Да нет, уроки я бы и вечером сделал: нам на завтра мало задали. Да вот мусорку мне надо ждать.

Мусорка – это машина для вывоза мусора. У нас в доме тогда не было не только мусоропровода, но даже и обычных контейнеров во дворе. Два раза в неделю приезжала машина, останавливалась между домами, и жильцы выкидывали мусор из ведер прямо в нее. Было это ужасно неудобно. Машина никогда не приезжала точно по расписанию, а могла и вообще не приехать, если ломалась. Тогда вся очередь, прождав час или полтора, ругаясь, расходилась по домам с полными ведрами.

Я помню, что сначала приезжали простые грузовики с высокими бортами, а в кузове стояли двое рабочих. Им подавали ведра, они выбрасывали из них мусор и спускали вниз.

Затем уже появилась спецтехника. Это была машина грязно-зеленого цвета с металлическим кузовом и специальным прессом, который заталкивал мусор вглубь. Сначала все по очереди выбрасывали свои отходы в свободную нишу кузова, так называемый мусороприемник, а когда их становилось много, то рабочий включал пресс, и толстая металлическая пластина ползла по дну кузова, утрамбовывая мусор.

– А ты выбрось его куда-нибудь, – посоветовал мне Андрюшка. – И поехали.

Это была хорошая идея.

Я взял ведро, тихонечко поднялся на чердак, приоткрыл дверь, тогда еще не закрывавшуюся на замок, и вошел внутрь.

На чердаке было, как всегда, темно и тихо. Свет проникал через маленькое окошко, около которого ворковали голуби. По чердаку надо было ходить очень осторожно, чтобы не услышали соседи, живущие на верхнем этаже. У них был какой-то прямо-таки музыкальный слух. Часто не успевали мы с мальчишками на цыпочках проникнуть на чердак, как из подъезда уже раздавался громкий крик: «Это кто там по чердаку шастает?! Ну-ка немедленно марш отсюда, а то сейчас милицию вызову!»

Я, чтобы не быть никем услышанным, далеко от двери по чердаку не пошел и, недолго думая, вывалил мусор из ведра в каком-то, как мне казалось, укромном местечке около стены.

Уже через десять минут мы с Андрюшкой ехали в трамвае на городскую свалку.

Бродили мы по ней, наверное, часа два, но ничего особо ценного не обнаружили, за исключением пары велосипедных звонков, будильника и увеличительного стекла.

Когда я вернулся домой, то сразу понял, что ничего хорошего меня не ждет.

– Ну и куда ты выбросил мусор? – спросила с негодованием мама, встретив меня в дверях.

– В мусорку.

– Ну что ты врешь? Сергеевы наш мусор на чердаке обнаружили и по смятому конверту определили, из какой он квартиры. Только что приходили ругаться. Позор какой!

Отпираться было бессмысленно.

– Мама, прости, пожалуйста, – только и оставалось сказать мне, не зная, как загладить свою вину.

– Вот иди и собирай там все до последней бумажки, пока папа с работы не вернулся, – отрезала мама.

Я тяжело вздохнул и поплелся с фонариком и мусорным ведром на чердак ликвидировать следы своего проступка.

«Что-то многовато мусора для одного дня», – невесело размышлял я, припоминая свое хождение по свалке и сгребая в мусорное ведро картофельные очистки, бумажные обрывки и другой хозяйственный хлам.