Отель «М100»

Капюшон ожил и начал медленно откручивать колесо. Алекс не выдержал, резко открыв дверь, двинулся сквозь ливень помогать. Бегом покидав в багажник туристическое снаряжение, открутил колесо, закинул велосипед и остатки снаряжения.

– Быстро садись в машину! – скомандовал Алекс.

Капюшон сел на заднее сиденье.

– Всех в армию! Возится два часа, как баба! – не унимался промокший Алекс.

С заднего сиденья послышались всхлипы. Павел и Алекс одновременно повернули головы.

– Эй, ну ты чего? Давай, держись, трудности закаляют, починишь свой велик, – сказал Алекс.

С капюшона продолжало течь ручьем.

– Спасибо, – ответил капюшон женским голосом.

– Ты, вы… Простите, – сказал Паша.

Только в этот момент парни заметили тонкие пальцы рук, узкие плечи и еле заметный новый запах в машине – аромат духов. Куртка с капюшоном скрывала все, кроме голоса и запаха. Чувствительность носа после пребывания в заповеднике возрастает в разы.

– Меня зовут Паша, его Алекс, вы простите нас, не разобрались, – улыбаясь, сказал Павел.

Машина тронулась, Алекс включил печку.

– Тебе, извините, вам лучше снять куртку, заболеете, – не отвлекаясь от дороги, сказал Алекс.

Машина ускорилась, дождь не стихал, на заднем сиденье началось шебуршение, запах духов усилился.

– Вероника. Меня зовут Вероника, – сказала она.

– Вероника, надо же, какое совпадение, как… – не договорил Паша, повернулся к ней и надолго замолчал.

– А чем вы занимаетесь, учитесь? – продолжил Паша.

Алекс поправил зеркало на лобовом стекле, так что обзор стал меньше, зато он увидел ее.

– Какая красивая! – вырвалось у Алекса, чего он сам от себя не ожидал.

Под серой курткой с капюшоном скрывалась девушка с открытой, жизнерадостной улыбкой, короткой, но длиннее каре, стрижкой, живыми карими глазками. Ее белая футболка, брюки и волосы промокли, лицо немного обветрилось. Щеки горели, улыбка, блестящие глаза, курносый нос, по-детски искренний тонкий голосок согревали не хуже автомобильной печки. Капли на ее волосах вспыхивали, как звезды, когда на них попадал свет от редких встречных автомобилей.

– Да, учусь, – коротко ответила Паше Вероника.

– А как вы оказались здесь, в лесу, одна, на велосипеде? – спросил Паша, и, не дождавшись ответа, задал глупый вопрос, что ему было не свойственно:

– Вы, видимо, туристка? – и нет бы перевести все в шутку, замолчал.

Пауза тянулась недолго, Вероника ответила с улыбкой:

– Да, туристка. Договорились с друзьями, в последний момент прогноз погоды испортился, все отказались, пошла одна.

– Так бывает, – сдавленным голосом сказал Алекс. – Так бывает часто.

Вероника встретилась взглядом с Алексом в зеркале на лобовом стекле и быстро отвела глаза. Фоновая музыка по радио слилась с дождем, краски усилились, запахи обострились. Ее взгляд опять вернулся к Алексу.

– Не страшно вам одной в лесу? – не унимался Паша.

Алекс взглянул на Павла. Рыжий парень заметно нервничал, он разрумянился, вспотел. Было видно, как он старается разговорить ее, хоть чуть-чуть зажечься ее энергией, но также было заметно, что он видит: пазл не складывается.

– Бывает страшно, но бывает и не страшно. Ну, ведь нельзя бояться, надо заниматься любимым делом, – сказала Вероника и взглянула в сторону Алекса, осеклась и повернула голову к Павлу.

Дождь прекратился, сквозь небоскребы облаков пробилось яркое солнце, вызвав боль в глазах.

– Вероника, а вы из Рязани? – спросил Алекс и начал выезжать с разбитого асфальта на новенький.

Вероника хотела ответить, но ее перебил Паша:

– Смотри, полиция.

– Почему из Рязани, я… – начала Вероника, но ее опять перебил Паша:

– Не останавливайся!

– Это же обычные гаишники, – ответил Алекс и подрулил к полицейскому.

– Водительское удостоверение и документы на машину, – скомандовал полицейский через приоткрытое окно.

– Минуту, я сейчас все объясню, – ответил Алекс и разблокировал двери. Выходя из машины, обернулся к Веронике. Локон волос упал на ее курносый носик, солнце светило ей в лицо, заставляя жмуриться.

– Я на пару минут, – сказал Алекс.

Внезапно улыбка Вероники сменилась гримасой испуга. Паша закричал:

– Сзади!

За спиной топот, хруст веток, стрельба, крики:

– Захват! Захват! Работает спецназ! Всем лежать!

Град ударов, звук электрошокера, темнота.

Кабинет в сером многоэтажном здании Статен-Айленда

– Да кто он такой вообще? Не математик, не физик! Зачем его отправлять в «шарашку»? Неужели каждый дурак может вот так запросто взять и оказаться в моем, хм, нашем научном центре?! – девичьим голосом визжал Филипп Ширинов.

«С кем приходится иметь дело», – читалось на лице Семена Коваль, когда тот смотрел на Филиппа.

В моменты стресса на крупном носу Филиппа Ширинова проявлялась выведенная бородавка, глаза начинали мигать, как сломанный счетчик купюр. Редкие светлые волосы, небольшой рост, сутулость как у старика, несмотря на молодой возраст. В попытках казаться важным человеком, он менял на пиджаке значки, показывающие принадлежность к партии, кружку, съезду.

– Александр Макаров не дурак, он классический неудачник. Хорошо учился в начальных классах, потом в семье случились несчастья, и покатился вниз: армия, война, офисный планктон. У нас на него подробная справка, на несколько поколений: имя дали в честь предка. Тот в семье почитается как символ стойкости. Прошел Первую мировую, ранение, плен. Вернулся из плена, сказал, что в плену было лучше, чем при Советской власти, сослали в Казахстан. Потом Вторая мировая. Несмотря на злоключения, успел родить детей, построить два дома. Первый дом затопили вместе с деревней во времена индустриализации. Действительно, стойкий человек. Отец Макарова таким не был, ушел из семьи, после чего сын и скатился. Мать умерла от диабета, когда Макаров был в армии. Отец живет в другой семье, сын с ним не общается. Братьев, сестер нет.

Его можно и нужно использовать, они же друзья детства с Андроником. Андроник интроверт, мы думали, у него нет друзей, а тут бац, оказывается вот он. Родственники Андроника, семья инженеров, погибли в автомобильной катастрофе, воспитывал его дед, но и тот умер, когда Павел закончил МФТИ. Вероятно, от потрясений он такой замкнутый. Без Павла Андроника, сам знаешь, никак, – выдохнув, сказал Коваль.

– Ну, ну, и что будем делать, господа? – промычал Филипп.

Не дожидаясь ответа, он вскочил. Стремительно пройдя через весь кабинет к окну, закрыл жалюзи. Повернулся, поднял руку вверх, желая как бы отрубить, начал было говорить, но внезапно сник.

В кабинете находился еще один человек, научный сотрудник неопределенного возраста, но значительно старше присутствующих – Зеленчук Виктор Павлович. Он молча слушал разговоры Филиппа и Семена.

– Этот бородач нас явно не любит, – шепнул Филипп Семену. Семен, посмотрел в глаза Зеленчуку и спросил:

– А вы как думаете, Виктор Павлович?

– Я думаю, что реакция Филиппа чрезмерна. Зачем вы арестовали Пашу и его друзей?

– Вы! Вы! Вы, Виктор Павлович, честолюбивый идиот! Как вы не понимаете, мы столько усилий потратили, чтобы все оставалось в тайне! Что сделали вы? Что?! – закричал Филипп.

– Я? – начал Зеленчук. – Обнаружил проблему одним из первых. Сообщил ее ограниченному кругу лиц, чтобы не поднимать панику и успеть спасти кого возможно. К сожалению, в этот ограниченный круг просочились вы, Филипп, – вежливо ответил профессор Зеленчук.

Филипп замялся. Прошел в другую часть комнаты, достал из бара бутылку виски.

– Я уверен, этих друзей и их попутчицу надо направить в «шарашку» и… – Семен не договорил, его перебил Филипп:

– Я вот думаю, я полагаю, что, устранив их физически, мы гарантируем безопасность проекта «Ковчег», – заявил Филипп, подойдя ближе к Семену, как бы под его крыло.

Профессор Зеленчук встал, спокойно обошел вокруг стола, сел напротив Семена и заговорил:

– Если, не дай бог, хоть волос упадет с головы моего лучшего ученика и его друзей, я не только прекращу работу с вами, я сам распространю информацию о том, что происходит сейчас, и о том, что случится в ближайшем будущем.

– Вы! Вы не посмеете! – закричал как-то уж очень быстро опьяневший Филипп.

– Вы неправильно поняли. Я предложил не сажать их в тюрьму или того хуже, реализовать предложения Филиппа. Я всего лишь хотел предложить отправить их поработать в известный нам академгородок в Крыму. Более того, изучив биографию Александра Макарова, я обратил внимание на то, что он недавно пошел учиться в вуз, для его учебы и построения карьеры то, что я предлагаю, великое благо. Зная его военное прошлое, я уже вижу его в ближайшей экспедиции. Девушку мы тоже не обидим, пусть друзья сами решат, как с ней быть, – дипломатично проговорил Семен.

Все трое переглянулись, казалось, что каждый из них выбирает, что говорить, даже Филипп, несмотря на явно нетрезвое состояние, играл роль. Возможно потому, что все разговоры записывались, как каждым из присутствующих, так и аппаратурой, установленной в кабинете.

– Под вашу ответственность, только под вашу ответственность. Я против, их надо держать в клетке, они сами виноваты, – не унимался Филипп.

Зеленчук встал из-за стола, пошел к двери. Открывая ее, повернулся. За столом сидели Филипп и Семен, они смотрели на него. В глазах у Филиппа была мольба, чтобы Зеленчук сказал что-то вроде «всего доброго», чтобы Филипп как бы победил. Лицо Семена ничего не выражало. Карие глаза, правильные черты лица, аккуратная стрижка, обычное телосложение, средний рост, вес, синий костюм, синий галстук.

– Вы что-то хотели? – с улыбкой проговорил Семен, было не понять, он издевается или реально искренне улыбается.

– Всего доброго, – закрывая дверь, сказал Зеленчук.

– Вы видите, видите?! С кем приходится работать. Если бы без них можно было справиться, разве я с ними работал бы, сволочи. Да кто они такие? Я, я член парламента, генерал, вынужден потакать разного рода инженерам! – поглаживая себя по затылку, ворчал Филипп.

– Да ладно тебе, Филипп. Ты даже в армии не служил. Генерал! – рассмеялся Семен и добавил:

– Они нужны. Такие, как они, еще нужны.

– Хорошо, что Зеленчук не знает, что ты прессовал Андроника в Мещере. Какого черта ты это делал? – спросил Семен.

– Да, не служил, зато я патриот. А он, он мне хамил! Проявлял неуважение, называл дураком! Я не отдавал указаний, чтобы его прессовали, – оправдывался Филипп.

– Не ври. Не трогай его. Зеленчук уже старый, помрет, кто будет работать… Отправляй их в Научный, с глаз долой, – сдерживаясь, сказал Семен Коваль.

– Да, да, ты прав, согласен, – ответил покрасневший Филипп.

– Зови этих, каких их – зеленых человечков, военных, – вздохнул Семен.

В зал переговоров зашел коренастый мужчина в камуфляже, выслушал приказ, хотел было уйти, но замялся и спросил:

– Виноват. Надо их увезти в Научный или, как вы говорите, принять меры, чтобы они не мешали?

– Бог с вами, Филипп шутил, мы же не бандиты. Везите в Крым, в наш НИИ. Пусть там общаются с единомышленниками, работают, развивают науку, – сказал Семен, заложив обе руки за голову.

Филипп рассмеялся.

Крымский полуостров

– Обормоты метеорологи! Оборудование подвесила, а погодка то не та, – ворчала старушка маленького роста, с короткой стрижкой, в мохнатом растянутом до колен свитере. На коленях у нее дремала кошка.

– Эх, Матильда. Ночь наблюдений псу под хвост. Обормоты, – не унималась старушка, поглаживая кошку.

Алекс, как во сне, смотрел на старушенцию, а она на него.

– Ты что, сынок, приболел иль пьяный? – лукаво улыбаясь, спросила она.

– Нет, я не пил, – начал Алекс. – Где я? – спросил и осмотрелся.

Попытался встать, но понял, что в наручниках и лежит на полу обсерватории. Над ним нависал огромный, величиной с цистерну, телескоп. Он состоял из белых труб, соединенных с огромным зеркалом внизу. По светлому сферическому потолку барабанил дождь. Пахло сыростью, хлоркой от пола и сигаретами от бабушки.

– Ты, сынок, в секретном месте. Не бойся, тебя никто не обидит, – то ли всерьез, то ли издеваясь, ответила бабуля.

– Где я? – ворочаясь и пытаясь освободиться от наручников, спросил Алекс.

Бабуля посмотрела на него. Достала пачку сигарет, зажигалку из кармана и сказала:

– Тебе все объяснят, ты не глупый, коль здесь оказался.

Матильда спрыгнула с ног бабули и побежала по своим кошачьим делам, хозяйка кошки встала и уверенным шагом ушла вслед за ней.

– Вы что творите?! – послышался знакомый голос. – Я же сказал привести… – кричал Павел, входя в помещение со сложенным зонтом в руках.

– Снимите наручники немедленно!

Поднявшись с пола, Алекс огляделся и увидел двух парней в камуфляже.

– Ты в порядке, нормально себя чувствуешь? – спросил Паша.

– В порядке, – ответил Алекс.

Охранник отстегнул наручники и встал на прежнее место. Алекс успел заметить, что на парнях военная форма, но нет шеврона с рунами, который он видел в Мещере и аэропорту.

– Можете идти, – по-хозяйски приказал Паша.

– Но по инструкции. Нам сказали, вот мы его и… – замялись они.

– Я приказываю, идите!

Охрана вышла. Паша тихим, спокойным голосом начал:

– Алекс, ты находишься в Крыму, в поселке Научный. С недавних пор это закрытый городок, в котором работали астрономы с советских времен. Видимо, судьба тебе здесь оказаться. Отчасти по моей вине, отчасти ты отказался не в то время, не в том месте.

Да, власти поступили нехорошо, но ты пойми, если всем рассказать, начнется паника, религиозная истерия, бардак и нерабочая обстановка. Я приказал после того, как ты отойдешь от снотворного, привезти тебя сюда, чтобы ты увидел в этот телескоп то, что тебе показывал Мэтт, но погода не дает.

– Так это из-за Мэтта? – начал было Алекс.

– Мэтт, да, заметил, но точно не понял главное, – откликнулся Павел и спросил:

– Ты заметил пару итальянцев в отеле?

– Да, – ответил Алекс, – их невозможно не заметить.

– Это ведущие научные сотрудники подземной лаборатории Гран-Сассо. Службы безопасности связали открытие кометы Мэттом (он послал рапорт в Центр малых планет) и закрытую информацию из лаборатории Гранд-Сассо, сделали выводы, конечно, неверные. Арестовали всех, кто был в отеле, а ты взял и мне позвонил, от чего они буквально сошли с ума. В итоге, ты в списке лиц, которых необходимо изолировать, так как не понятно, как ты будешь вести себя дальше.

– В смысле?

– Мэтт открыл комету, но проблема не в ней. Мы думаем, проблема в Солнце. Теперь хорошие новости: здесь собраны передовое оборудование и лучшие мозги. Я узнал, что ты поступил в вуз, лучше, чем здесь, тебя не выучат. Дальше будешь работать, но уже только здесь. Выбирай то направление, которое тебе интересно и которое потянут твои мозги.

– Отлично, но я лучше поеду в свой вуз, – откликнулся Алекс, но его перебил Павел:

– Уехать отсюда тебе не дадут. Так же как и мне не дали, я пытался, но меня даже в мещерских болотах отыскали. Хотя я здесь не только ученый, но и как бы руководитель. Моя бывшая жена тоже в руководстве, но мы не общаемся. К счастью ее повысили, и здесь ее нет, – добавил Паша.

– Ты успел жениться и развестись? – спросил Алекс, рассмеялся и хотел хлопнуть друга по плечу, но заметил, что в обсерватории есть еще люди, которые относятся к Павлу как к начальнику и передумал.

– Ага, потом расскажу, грустная история, – замялся Павел, рассмеялся и, отведя взгляд в сторону, добавил:

– Любя, становишься полностью уязвимым, теперь моя семья – атомы золота от взрывов сверхновых, – грустно улыбаясь, закрыл тему Паша.

Алекс помолчал и спросил:

– Так, значит, десятки, даже сотни людей в курсе, что к Земле летит комета?

– Больше, гораздо больше, по всей Земле, но не говорят друг другу, так как не знают, кто конкретно, что знает… И, еще раз говорю, не в комете угроза. Наше Солнце… – почти договорил Паша, но его перебил крик той самой девчонки, которую подобрали с велосипедом в Мещере.

– Что вообще тут происходит?! – в зал вбежала Вероника.

– Ты только думай, стоит ли говорить правду всем, – подмигнув, сказал Паша. Встал, и, не поворачиваясь, быстрым шагом ушел, не дав опознать себя Веронике.

– Из-за тебя! – начала Вероника. Алекс схватил её за плечи и прижал к себе. Заглянул в глаза и сказал: – Вероника, подожди.

– Отпусти меня! – вырываясь, крикнула она. – Все из-за тебя!

– Да перестань. Я так же, как и ты не пойму, как тут оказался, – повысив голос, оправдывался Алекс.

– Все равно отпусти, – попросила она.

Алекс разжал объятия. Вероника, присев на стул, поджала ноги, опустила голову и заплакала.

Алекс подошел к ней и снова обнял со словами:

– Я тебя в обиду не дам.

– Отпусти. Мы с тобой не настолько знакомы, чтобы обниматься, – ответила она, и ему показалось, что на заплаканном лице проглянула улыбка.

– Мне сказали, что это спецоперация, что я подозреваемая в связях с террористами, поэтому я должна быть на этой закрытой территории до тех пор, пока это нужно, что если я буду содействовать, то меня отпустят домой, – сказала она.

«Видимо, Паша дал мне право решать, жить ей в неведении, или сказать правду», – подумал Алекс.

– Может ты, Вероничка, оппозиционный политик? – еле сдержавшись, чтобы не рассмеяться, спросил Алекс.

Она посмотрела на Алекса, потом на телескоп. Потом опять на него, но уже с улыбкой.

– Шутишь? Политик, я – политик!

– Ну, наверняка есть всему объяснение, – ответил Алекс, пытаясь выкрутиться, встал и зашагал в сторону, в которую ушел Паша.

Обернулся и сказал Веронике:

– Я тебя обязательно найду.

* * *

Вероника с детства имела простой, понятный взгляд на мир.

Она была единственным ребенком в семье. Ее отец – Алексей Прокудин, строитель, прораб. Физически сильный, но неуверенный в себе человек. Мечтал о сыне, но обрадовался и дочери. Любил ее и проводил с ней все свободное время, всюду таскал с собой, как правило, на рыбалку. Пристрастия отца к алкоголю дочь не замечала, впрочем, как и других недостатков в мире.

В детстве маленькая, хрупкая девочка с короткой стрижкой, дружила, как правило, с мальчишками. Кошки, собаки, стрижи, жуки принесенные домой, ежедневная головная боль родителей. Она с детства не имела врагов, так как при возникновении конфликта сразу била в нос. После драки конфликт на детском уровне был исчерпан и переходил на уровень родителей. Тем было стыдно, особенно матери, так как в семье никто, даже отец, никогда не дрался.

Мама Вероники, Татьяна Зайцева, педагог из обычной, рабочей семьи, всем своим видом показывала свою образованность и всячески направляла дочь, но, как правило, не в практичное русло. С подачи мамы Вероника посещала секции и кружки: «Шитья испанских костюмов», «Пчелиное братство», игры на мандолине, пока круг не замкнулся на художественной школе, где Веронике было спокойно и интересно. Рисование девочке нравилось, но ее живой характер не находил выхода через творчество. Спорт Вероника не любила, она не понимала, зачем, к чему столько готовиться, пока случайно не посетила школьный туристический клуб. Преподаватель географии, основатель и руководитель турклуба тонко чувствовал детей, видел, кто станет туристом, а кто вырастет, чтобы лежать на пляже. Он заметил Веронику еще до того, как она узнала о клубе, и редкими упоминаниями о походах зародил в детской головке мечты об активном туризме.

Отсутствие родительской опеки и туризм сделали Веронику самостоятельной, но такой же непрактичной, как ее родители. В девятнадцать лет она бросила институт и пошла работать мастером ногтевого сервиса в салон красоты. Деньги платили небольшие, но стипендия эколога, на которого она училась с подачи матери, была еще меньше.

Уходя в поход, Вероника не сказала родителям, что идет одна. Так проще всем. Родителям, потому что они рады обманываться, и давно уже тайно мечтают побыстрее отдать дочку замуж. Веронике, потому что ей не надо искать, с кем идти в поход, так как девочки чаще ездят на море, а идти с парнем не получается – его нет. Личная жизнь Вероники не складывалась, парни в ней видели сильную личность, друга, но не девушку.

– Пап, привет, – сказала Вероника по телефону.

– О! Здравствуй, дочка! Как ты там? – ответил отец. Как показалось Веронике, он опять выпил.

Не дождавшись ответа, он добавил:

– Мне уже позвонили, сказали, что тебя отобрало министерство туризма для мощной государственной программы в Крыму. Сказали, что ты будешь развивать там туризм. Ну ты даешь! Молодец, будет что вспомнить!

– Да, пап, – ответила Вероника, поняв, что он точно навеселе.

– Ника, что происходит? – спросила мать, забрав трубку у отца. – Почему ты вещи не забрала?

Вероника долго молчала и выдохнула:

– Мам, я, кажется, влюбилась.

После короткой паузы мать спросила:

– У него есть высшее образование?

Прошла пара недель

Услышав знакомые голоса, Вероника вышла из номера старой, советской гостиницы. В холле Алекс общался с пожилым человеком, рядом стоял Павел. Было заметно, как Алекс внимательно слушает, в отличие от Павла, который явно не ладил с Зеленчуком.

Вероника, желая разыграть парней, спряталась за углом и услышала обрывки разговора:

– Глобальное потепление вызвано не только человеческой деятельностью, но и активностью нашей звезды, второй этап ядерных реакций в Солнце, вероятно, идет…

Вероника, как маленькая девочка, перебежала ближе и, спрятавшись за пальмой в кадке, услышала:

– К ближайшей к Солнцу планете, Меркурию, отправили космический зонд «БепиКоломбо», за ним другой, никто из обывателей даже не задумался о сложнейших траекториях полета этих аппаратов и зачем вообще это нужно.

Вероника подкралась еще ближе, прячась за уборщицей, встала за спинами Алекса и Павла, оставаясь незамеченной, была готова выскочить, но замерла и стала слушать, что говорил Зеленчук:

– Можно предположить, что нейтрино летит неизменным, но, если подумать, какой каскад изменений происходит с частицами, когда они касаются атмосферы Земли, трудно предложить, что нейтрино не меняется, покинув ядра звезд. На Земле все мешает наблюдениям: выбросы радона, активное ядро Земли, атомные реакторы, показания меняются, даже когда сотрудники открывают двери в лаборатории, где стоит детектор. Я согласен с Андроником, детекторы на Меркурии необходимы, необходимо быть ближе, нужны не только роботы, но и человек на Меркурии, – договорил профессор и замолчал, потому что его глаза встретились с испуганным взглядом Вероники. Алекс и Павел обернулись.

– Какой человек? – спросила она и хотела добавить, но Алекс остановил поток вопросов Вероники.

– Я тебе сейчас все объясню.

– Мы с профессором говорим о звездах, это просто теория, и нет причин для беспокойства, – Алекс улыбался и произносил слова, как взрослый говорит ребенку.

– Я, по-твоему, дура что ли? Я все слышала! – настаивала Вероника.

Паша с улыбкой посмотрел на Веронику, на Алекса, развернулся и ушел, за ним пошел Зеленчук.

– Это просто теория, – смеясь, настаивал Алекс. – Пойдем лучше погуляем, осмотрим окрестности, – уводя разговор в сторону, добавил Алекс.

– Какие еще окрестности? – возмутилась, но уже с улыбкой она.

Повернулась и уверенной походкой пошла на выход, Алекс быстрым шагом направился за ней.

Они вышли на улицу, теплый ветерок коснулся волос и короткого летнего платьица Вероники. Хвойные деревья, кедры и ели, широкими ветвями обнимали гостиницу со всех сторон, солнечный свет наполнял иголки ярким зеленым цветом. Пение птиц дополнило жужжание пчел, которые с усердием гастарбайтеров летали повсюду, одна пчела чуть не ужалила Алекса, тот отмахнулся.

– Откуда тут пчелы?! – махая руками, воскликнул Алекс.

– Пойдем, хватит грызть гранит науки, я нашла одно классное местечко, – сказала Вероника, передав ему сумку.

– Какая тяжелая. Что в ней? – спросил он.

– Кирпичи, увидишь!

Выйдя за территорию, дойдя до озера, Вероника сказала:

– Вон там пасека. Это ты непрерывно учишься, а я тут уж все исследовала.

Алексу позвонил Паша.

– Сейчас подойду, – ответил в телефон Алекс.

– Оставайся здесь, минут через пятнадцать вернусь, – сказал Алекс и ушел.

– А дальше уйти и не получится, метров через сто колючая проволока, – ответила Вероника.

Через двадцать минут Алекс шел обратно, еще издалека он увидел художника с этюдником, правильней сказать, художницу – Веронику.

Она обернулась, задорно, по-детски, позвала к себе.

– Не ожидал? Да, я художник!

– Почти так же! – не договорил Алекс.

– Так же! – возмутилась она. – Написать «так же» сможет и фотоаппарат, а вот передать, как чувствуешь, сложней. У меня много работ дома, но…

Возникала пауза.

– Когда-нибудь покажу, – договорила Вероника и сникла.

Алекс подошел к ней сзади и прижал к себе. И зашептал ей в ухо:

– Все будет хорошо. Я все сделаю, чтобы ты рисовала так, как ты чувствуешь. Я тебя спасу, плевать мне на весь мир, я только тебя спасу.

Промолчал и добавил:

– Ну и весь мир заодно.

– Нарисуй так, как ты любишь, в твоем фирменном стиле.

– Тебе не понравится! – играла она.

– Да перестань.

– Ладно. Сам напросился – смеясь, ответила Вероника.

Поменяв холст, начала рисовать. То, что поначалу показалось шуткой, было… На холсте Вероника рисовала не пейзаж, а что-то совсем другое. Пустой белый грунтованный холст наполнился оранжевыми, красными и желтыми масляными красками, выдавленными из тюбиков. Используя тряпку, она смешала яркие цвета на холсте. Чудесным образом, с помощью большой, толстой кисти нагромождение красок стало превращаться в бутоны орхидей и разноцветные круги. Орхидеи распускались, с помощью кистей поменьше и тонких пальцев Вероники, поглощая друг друга, и в самом неожиданном месте из того, что на первый взгляд казалось тенью, появилось красное солнце, а цветы превратились в планеты. Добавились другие краски: черная, синяя. Процесс гипнотизировал. Вероника немножко измазалась красками, казалось, картина и она стали едины. В результате буйство красок на холсте превратилось в солнце, пожирающее оранжевые цветы-планеты.

– Вы говорили о чем-то таком? – с серьезным лицом спросила она, а потом улыбнулась и заглянула Алексу в глаза.

Вероника стояла рядом с этюдником в легком платьице, поверх фартук. Ее одежда, руки, лицо и коленки немного испачкались в красной, оранжевой, желтой краске. Алекс подошел к ней, коснулся ее губ. Она обняла его в ответ. Яркие краски с ее рук перешли на его шею и белую рубашку…

* * *

Возвращаясь с прогулки, Алекс, обняв за талию Веронику, нес плоды ее творчества. Вечернее золотое солнце, взяв палитру Вероники, наполнило все вокруг яркими, летними красками. Пахло хвоей и морем.

Ближе к строениям они встретили Павла.

Улыбающиеся, счастливые Алекс и Вероника сильно отличались от Павла, он был явно не в себе, напряжен, серое лицо, казалось, что он вот-вот выругается или разрыдается, но он держался.

Павел впился взглядом в Веронику. Улыбка Алекса медленно превратилась в гримасу, похожую на оскал. Смотря в глаза другу, Алекс не видел его взгляда, тот был на ее теле. Не обращая внимания на Алекса, Павел перевел взгляд на картину и завис на еще больший период времени.

– Что с тобой, Паш? – спросила Вероника и, взглянув на Алекса, ткнула его локтем.

Павел молчал. Поднялся ветер, налетели тучи. Казалось, пауза тянулась вечно.

– Ты нарисовала орхидеи, а это здесь планета, а вот это…? – недоговорил Паша.

– Да, правильно, орхидеи! А ты и не понял. Обалдуй, – сказала Вероника и опять ткнула локтем Алекса.

Алекс ничего не ответил, Паша опять замолчал.

Он посмотрел на Веронику, на Алекса, улыбнулся и сказал:

– Ну да, можно попытаться.

– Чего? – спросил Алекс.

Павел, не обращая внимания на Алекса, взглянул на Веронику и добавил:

– Ты мне очень помогла.

Вероника с улыбкой:

– Чем?

– Потом объясню. Позволь мне взять твою картину, – попросил Паша.

– Бери, я еще сто штук таких нарисую.

Алекс растерянно передал картину Павлу. Паша судорожно схватил ее, как будто это бесценный шедевр из Лувра. Его пальцы скользнули по свежей масляной краске, размазав углы, он неловко перехватил картину и шепотом сказал:

– Эврика!

Чили, Паранальская обсерватория ESO, ночь

Четыре желтых лазерных луча ударили в звездное небо из здания обсерватории. Лучи сошлись в одной точке и исчезли. Холодный сухой воздух пустыни наполняли запахи скудной растительности, камней и пыли.

На бетонной площадке, рядом с гигантским, похожим на стадион, куполом телескопа, стояли двое. Астрофизик ESO Хельга Майер и молодая американка, астрофизик NASA Ева Ханссон.

Копна черных волос Евы, напоминание о латиноамериканских корнях, распушилась на ветру, превратив ее голову в одуванчик. В темноте было не различить красивое лицо Евы.

Из-за невысокого роста рядом с грузной Хельгой Майер Ева была похожа на ребенка. Светлые волосы Хельги увеличивали ее размеры, делая Еву визуально еще меньше.

– Два месяца вахты закончились, и уезжаете домой, сеньорита Ева? – крикнул проходящий мимо техник.

– Да, Висенте, счастливо! – ответила Ева.

– Чао, Ева!

– Аэропорт рядом с городком Антофогаста, внутренний перелет в аэропорт в Сантьяго и уже потом Нью-Йорк…

– Я помню, доктор Хельга, я же как-то сюда добралась, – перебила Ева и добавила:

– Не верю! Многие годы, вам удается скрывать такое?!

– Да, детка, – ответила Хельга на английском с немецким акцентом. – Заявки для наблюдения на инструментах ESO рассматривает специальный научный комитет, расписание составлено на годы вперед. Подобные комитеты есть во всех крупных обсерваториях мира. Именно им решать, когда, куда и как глубоко заглянет человечество. На этом этапе легко отсеять тех, кто сможет жить, зная, что планета обречена, и тех, кому слабо. Утечка возможна от не поднадзорных – тех самых любителей, которые зачем-то купили телескоп и прутся за город, где потемнее. Особенно опасны те, кто с мозгами, которые сами строят телескопы и тратят кучу денег и времени на них. Как будто нет других способов убить время, – рассмеялась Хельга и продолжила:

– С теми, кто далеко зашел, два пути, по-хорошему и не очень, – договорив, Хельга замолчала.

Ева подошла к ней и хотела что-то сказать, но Хельга перебила:

– Ну, к чему опять этот разговор? Почему не стоит информировать общественность? Да?

– Да, почему? – настаивала Ева с напором девочки-подростка.

– Ответ очевиден, – начала Хельга. – Информировать нужно для чего-то: для конкретной цели, для действий. А если человечество обречено, оно гарантированно погибнет, ну как бы мы не старались. Зачем информировать?

Ева молчала, Хельга продолжила:

– Чтобы обыватели мешали спасти то, что возможно?! Есть альтернативная идея спасения? Серьезно?! Без эмоций, трепа о правах и морали.

Ева отвернулась, Хельга продолжала:

– Нет, я так и думала! Люди смертны, но пока они не задумываются о том, что умрут, пока им не указаны точное время и место, они не опасны, но попробуй удержать население от беспорядков, когда они узнают, что умрут через год.