Loe raamatut: «Корсары Николая Первого»

Споемте, друзья, ведь завтра в поход

Уйдем в предрассветный туман.

Споем веселей, пусть нам подпоет

Седой боевой капитан.

Прощай, любимый город!

Уходим завтра в море.

И ранней порой мелькнет за кормой

Знакомый платок голубой.

А. Д. Чуркин. «Вечер на рейде»

© Михаил Михеев, 2024

© ООО «Издательство АСТ», 2024

– Николай Павлович! Николай Павлович! Да проснись же ты, увалень!

Человек открыл глаза. Голос был отвратительно знакомым. Отвратительно потому, что с похмелья любой звук кажется чем-то средним между расстроенным роялем и ржавой пилой, слегка дополненным ударами кувалды в темечко. А знакомым… Уж денщика-то сложно не узнать. Да и кому еще, как не «дядьке», ходившему за тобой с малолетства, придет в голову обращаться к нему на «ты»?

Осторожно сползя с кровати, он встал и подошел к окну. Раскрыл створки, негромко скрипнувшие. Со стороны и не слышно, однако в нынешнем состоянии чувства у него были обострены.

– Чего тебе?

– Николай Павлович, курьер. Вас срочно в Петербург вызывают.

– Что случилось?

– Не знаю, не говорят. Но что-то важное. Капитан, преображенец¹, важный такой, что аж слова через губу цедит.

Последние слова прозвучали с отчетливо слышимым неодобрением. Все же денщик хоть и происходил из крестьян и в «няньки» был выбран из-за богатырской стати и преданности, а не за ум и образование, таскался за своим подопечным всюду. Много где бывал, многое видел. В том числе и разных людей, и на балу, и на войне. При этом очень часто потомственные аристократы, ведущие свой род чуть ли не от Рюрика, запросто ели в походе солдатскую кашу и рукоприкладством не увлекались. Все по заветам Суворова, с которым «дядька» хаживал в Италию.

Но были и другие. Чаще всего из тех, кто древностью рода похвастаться не мог, зато гонору хватило бы на десяток. Таких изрядно добавилось за последнюю сотню лет, и если основатели родов, получившие офицерские звания из рук Петра за подвиги в боях, по большому счету оставались все теми же солдатами, то их дети, а особенно внуки изо всех сил пытались забыть свои корни. С простыми солдатами такие не церемонились. Правда, здесь и сейчас вряд ли кто-то решился бы на рукоприкладство, понимая, какие могут случиться последствия, но «поставить на место» холопа – это они завсегда готовы.

– Ясно, – подопечный задумался. Потом обернулся на миг, посмотрел на кровать, на спящую женщину, прекрасную в своей юности. – А хотя бы насколько срочно – сказал?

– Говорит, только вам, лично в руки.

– Ну и пусть подождет. Что там могло случиться такого, что среди ночи будят. Скажи, через час… – тут он вновь скосил глаза на кровать и поправился: – Нет, через два буду. Все, иди уж, не стой укором совести.

Он задержался на два часа и больше никогда не возвращался в эти места. Никогда не видел эту женщину, мимолетную подругу в длинной череде таких же. Но, сам того не зная, задержкой этой он перевел историю империи на новый путь. Впрочем, ничуть не менее кровавый.

Май 1854 года. Балтика

«Князь Варшавский», тридцатипушечный корвет, лениво покачивался на темных волнах. Капитан первого ранга Евгений Андреевич Беренс, стоя на мостике корабля, мрачно разглядывал открывающийся перед ним пейзаж. На сердце было неспокойно. Да и вообще, ему все здесь не нравилось.

Начать с того, что он командует далеко не самым мощным кораблем Балтийского флота. Вдобавок еще и не счастливым в плане командования – за чуть более двадцати лет службы на нем сменилось чересчур много командиров. Беренс был уже десятым, точнее, одиннадцатым, поскольку Шлеину пришлось командовать «Князем» дважды. Многовато…

Нет, сам по себе корабль был неплох. Построенный на верфях Филадельфии, он был достаточно быстр, прочен, мореходен. Что ни говори, янки умеют строить корабли. Сказывается кровь предков – еще недавно они были британской колонией, а жители коварного Альбиона кто угодно, только не трусы и не плохие мореходы. В кораблестроении они тоже знают толк. Конечно, там хватает выходцев из Франции, Испании… Но кораблестроители хороши и у них, поэтому неудивительно, что дела у американцев идут вполне неплохо. Нет, сам по себе корабль достойный, если бы не одно «но».

В Кронштадте Евгения Андреевича ждал линейный корабль «Константин», проходящий спешное переоборудование. Сейчас он готовился к выходу из дока, где на него только-только закончили устанавливать паровую машину. От командира линкора всего один шаг до адмиральских эполет, но для этого надо хорошо себя показать на новом месте службы². По сути, Беренсу необходимо было сейчас находиться в Кронштадте, готовясь к приему корабля, но у какого-то штабного умника родилась идея, выглядевшая довольно перспективно. Если конкретно, уничтожить навигационные знаки, в изобилии раскиданные на берегах и островах Балтийского моря.

Вообще, так не воюют, но Беренс признавал, что здравое зерно в этой мысли имелось. Балтийское море негостеприимно. Погода меняется резко, навигационная обстановка сложная. Мели и скалы, изрезанные фиордами берега. В шхерах можно спрятать что угодно. В общем, если еще и навигационные знаки демонтировать, то это изрядно осложнит жизнь британцам, эскадра которых полтора месяца назад прошла Датские проливы и теперь угрожала русскому побережью вообще и Санкт-Петербургу в частности.

Вот и отправили их корвет, до того прикрывавший столицу, занять позицию на северном фарватере. Благо чем заменить его было. На взгляд Беренса, корабль для такого задания не слишком подходил, все же корветы предназначены для выполнения несколько иных задач. Тут больше подошли бы канонерские лодки, мелкосидящие и способные уйти от любой угрозы, просто спрятавшись у берега, пройдя впритирку к скалам. Увы, с канонерками дело обстояло не слишком хорошо.

Все же состояние Балтийского флота перед началом войны описывалось всего одним словом: «бардак!» Если с кораблями первого ранга, зримым символом имперской мощи, дело обстояло еще более или менее приемлемо, то в каком состоянии более легкие корабли и сколько средств необходимо для поддержания их боеспособности, не смог бы сказать ни один чиновник от Адмиралтейства. Вот и получилось… что получилось. И пришлось посылать для проведения диверсии совершенно не предназначенные для этого корветы. У каждого свой курс, своя зона ответственности. И свои риски, чего уж там.

Конечно, приятнее было бы идти в составе эскадры, пускай даже легких сил. Однако логика в решении командования тоже имелась. Со слабым противником и один корвет справится, а от сильного придется улепетывать и эскадре. Не говоря уже о том, что резко ограничиваются возможности охвата побережья. Корветов у русских тоже оказалось маловато, увы, и закрыть все направления эскадрами ну никак не получалось. Вот и приходилось лихим капитанам действовать на свой страх и риск, спать вполглаза и надеяться на лучшее.

Пока «Князю Варшавскому» исключительно везло. Все же русская смекалка, помноженная на русскую же храбрость, творит чудеса. Как ни странно, главной проблемой было то, что людей приходилось высаживать на шлюпке, оставаясь на приличном удалении от берега. В результате каждый этап операции оказывался длинным и рискованным, однако приказы не обсуждают. И приходилось Евгению Андреевичу каждый раз, сжав зубы и изо всех сил не показывая своей обеспокоенности, отдавать приказ, а потом смотреть вслед шлюпке, гадая, вернутся его люди на корабль или нет.

Тяжела доля командира. Каждый день решать, кто из твоих подчиненных умрет сейчас, а кто завтра – такого и врагу не пожелаешь. Лучше уж самому в бой, там хотя бы ты в этом плане ничем не отличаешься от своих людей, смерть для всех одна. Вот только как раз боя ему требовалось избежать любой ценой – как ни крути, а новейшие британские корабли превосходили корвет и в скорости, и в мощи огня. И они – не турки, против которых русские выходили в меньшинстве и почти всегда побеждали. С британцами ситуация, когда один бриг справляется с двумя линкорами, не пройдет в принципе.

Однако пока что судьба щадила храбрецов. Британских кораблей им так и не встретилось, да и вообще море было на редкость пустынным. Разве что пару раз мелькнули на горизонте паруса рыбачьих лодок. Война, этим все сказано.

– Все готово, Евгений Андреевич! Разрешите отправляться?

Беренс обернулся, посмотрел на говорившего. Мальчишка, не прошло и года, как примерил погоны мичмана. По молодости не боится ни бога, ни черта, в глазах огонь! Немногим более двадцати лет тому назад Беренс и сам был таким же. Увы, годы добавили цинизма и притушили огонь, и потому капитан первого ранга иногда чуточку завидовал таким мальчишкам, у которых все еще впереди. Если, конечно, их не подстрелят на взлете.

Конкретно этого представителя славного племени вчерашних гардемаринов Беренс не очень жаловал. Умный – и по молодости не скрывает этого. Но ум… несколько странный. Чересчур увлечен техническими новинками, а паруса над головой его, похоже, не слишком прельщают. Вдобавок совершенно не обращает внимания на авторитеты. Тоже по молодости, конечно. И не умеет следить за языком. Но – храбр, этого не отнимешь. И высаживался в этом походе больше всех. Пожалуй, больше двоих любых младших офицеров корвета, вместе взятых.

– Хорошо, Александр Александрович, отправляйтесь. Кого возьмете?

– Гребешкова.

Беренс медленно кивнул. Гребешков – это хорошо, это правильно. Унтер-офицер, артиллерист. Как наводчик звезд с неба не хватает, но в такого рода вылазках ему пушки не наводить. Зато обладатель саженного роста и поистине медвежьей силы, что не раз доказывал в портовых драках. Отметился не только в Кронштадте, но и в Марселе, Копенгагене и даже Лондоне. Впрочем, невелико достижение. Мало в мире таких портов, в которых русские не разнесли бы пару-тройку кабаков. А главное, спокойный и даже чуточку флегматичный выходец из архангельских поморов своей рассудительностью несколько уравновесит чрезмерно горячего по молодости командира. И мичман это прекрасно понимает, не зря же берет с собой Гребешкова уже пятый раз подряд.

– С Богом, Александр. И возвращайтесь сразу же, как сделаете работу.

Мальчишка четко, как на плацу, щелкнул каблуками, развернулся и через какую-то минуту уже сидел в баркасе. Три пары весел разом поднялись, вспенили воду, и шлюпка медленно, солидно переваливаясь на волнах, двинулась к берегу.

Глядя вслед, Беренс невольно поморщился. Не позавидуешь им. Погода мерзкая – низкая облачность, то и дело налетает дождь. Противный, мелкий, обычный для Балтики. Видимость отвратительная… И как-то неприятно сосало под ложечкой. Нет, Беренс не верил в предчувствия, но все же, все же…

Работа сегодня выпала простая. Деревянный щит, сколоченный из досок. Сами доски толстые, но качеством так себе, да еще и порядком разбухшие на сыром морском ветру. Белая краска сползала лохмотьями. Пожалуй, стоило ее обновить, но сейчас предстояло разрушить сам знак. Что поделаешь, судьба.

Хорошо все-таки, что моряков, как и солдат, набирают в основном из крестьян. Крепкие мужики, образованием, а зачастую и интеллектом не блещущие, зато с топором обращаться привычные с детства. Слегка подгнившие столбы, на которых крепился щит, они срубили в два счета, после чего разбили на досочки и саму конструкцию. Отнесли в сторону, покидали в подходящие ямы. Ну и все. Конечно, можно было бы замаскировать их чем-то, но завядшие листья и трава сама привлекает внимание. Сейчас весна, пройдет не так много времени, и буйная трава самостоятельно замаскирует следы вандализма, сделав это даже лучше человека.

Работали споро – чай, не в первый раз. И впряглись в растаскивание деревянного мусора все, невзирая на чины. Мичман тягал сырые доски вместе со своими матросами и не жаловался. Те, в свою очередь, не обращали внимания – привыкли. Когда это случилось в первый раз, какой-то салажонок, не прослуживший и года, что-то шепотом спросил у боцмана. Гаврилыч, подкрутив седой ус, только рукой махнул, и до Александра донесся обрывок фразы: «…молодой ышшо, не наигрался…» Но матросский телеграф работает быстро, и в следующий раз то, что его благородие пашет вместе со всеми, уже не вызывало удивления. И, что характерно, отношение матросов, убедившихся, что это была не разовая блажь, стало иным. Словно если не растаяла, то очень просела стена, отделяющая офицера от нижних чинов. Во всяком случае, в таких вот десантах, когда нет рядом строгого пригляда старших, так уж точно.

– Ну что, вашбродь, закончили вроде, – Гребешков подошел к Александру, отряхивая широкие, как лопаты, покрытые мозолями так, что кожа напоминала дубовую кору, ладони. Они с мичманом были обладателями примерно одного роста, но канонир выглядел чуть не вдвое шире. Последнему, впрочем, изрядно способствовала мешковатая рабочая одежда. – Пора.

– Спасибо, Егор. Возвращаемся.

Гребешков кивнул, повернулся к матросам, что воспользовались моментом и решили малость расслабиться, но в этот момент раздался короткий резкий свист.

– Вашбродь, смотрите!

Мустафа Сафин, крещеный татарин из глухой деревушки под Казанью, являлся счастливым обладателем сразу нескольких достоинств. Во-первых, несмотря на малый рост, он был опасен в драке, ибо отличался и неожиданной силой, и ловкостью угря. Во-вторых, обладал сочетанием отменного зрения и внимания, из-за которых его часто ставили в дозор. Ну и в-третьих, он никогда не трепался просто так, а потому взволнованные нотки в его голосе заслуживали самого пристального внимания.

– Что там, Муська? – хмуро спросил Гребешков, не отставая от офицера, быстрым шагом направляющегося к дозорному. – Чаек испугался?

– Вашбродь, Егор Иванович, гляньте!

Посмотреть и впрямь было на что. Все же не каждый день корабль, который должен тебя ждать, начинает спешно поднимать паруса. Впрочем, это как раз обговаривалось, и причина для такого может быть только одна.

– Вон туда, туда смотрите!

Александр проследил взглядом за жестом Сафина и уже через какие-то секунды понял, что имеет в виду молодой матрос. Из-за мыса, браво разрезая волну, в их сторону направлялись два корабля, и даже на таком расстоянии можно было понять: каждый из них заметно крупнее «Князя Варшавского». А так как своих тут находиться априори не могло, стало быть, англичане. Или, возможно, шведы, которые пока вроде бы нейтральны. Вот только их «нейтралитет» означает лишь, что они будут пакостить, где только могут, и не преминут под шумок утопить русский корабль, зная, что им за это ничего не будет. Подлый народ. Сколько раз уж их русские за это били – и все равно никак не успокоятся.

Хотя нет, не шведы. Корабли явно паровые, из труб валит густой дым. А вот на корвете их заметили поздно. Видать, из-за погоды. Ч-черт!

Эх, жаль не взял с собой подзорную трубу. Александр мысленно выругался, неосознанно копируя манеру их боцмана. Впрочем, неважно. Он резко повернулся к спутникам и скомандовал:

– Сафин, продолжайте наблюдение. Замаскируйтесь тут, чтоб ни одна муха вас не видела. Егор Иванович, берем матросов и прячем шлюпку. Что-то мне подсказывает, это сейчас может оказаться совсем не лишним.

Пока группа мичмана Верховцева спешно маскировались, на море развивалась маленькая трагедия. Два колесных фрегата королевского флота, «Леопард» и «Один», вышли к месту стоянки «Князя Варшавского» случайно и не были готовы к бою так же, как и он. И теперь обе стороны, одна поднимая паруса, другая разводя пары, спешно готовились к схватке, в которой у каждого из противников имелись козыри. Правда, чуточку разного номинала.

Хотя колесные фрегаты или, по русской классификации, пароходофрегаты и были формально классом выше русского корвета, они несли заметно меньше орудий. «Леопард» – восемнадцать, а «Один» и вовсе шестнадцать. И в этом не было ничего удивительного.

Еще со времен первых серьезных морских баталий, еще до того, как лихие голландские адмиралы преподали британцам хороший урок, а их знаменитый де’Ритер и вовсе ходил по Темзе, наводя орудия своих кораблей на неприятельскую столицу… Да что там! Еще до того, как «Непобедимая армада» с честью выдержала генеральное сражение и лишь жестокий шторм спас Британию от разгрома, кораблестроители поняли довольно простую истину. Лучшего места для размещения артиллерии, чем борта, для парусных кораблей придумать сложно.

И бороздили океаны парусные гиганты, несущие иной раз заметно больше сотни пушек на нескольких палубах. Вот только когда в гонку морских вооружений вмешался пар, ситуация разом изменилась. Пароходы, оснащенные гребными колесами, обладали немалым числом преимуществ, но и серьезные недостатки у них имелись. Одним из этих недостатков оказалось порочное расположение колес, перекрывающих большую часть бортов, не давая устанавливать вооружение. Вторым недостатком являлась общая громоздкость самих двигателей, несовершенных еще паровых машин, «отъедающих» немалую часть полезного объема. Неудивительно, что инженеры работали не покладая рук, и вот машины в кратчайшие сроки научились делать более компактными, а в качестве движителя начали использовать винт. Гребные колеса быстро становились архаикой, но эти два представителя тупиковой ветви гонки вооружений несли именно их.

С другой стороны, по сравнению с обычным парусником такие пароходы имели немалое преимущество в маневренности. Плюс независимость от ветра – это дорогого стоит. В море, да в свежий ветер, Беренс не побоялся бы схватиться с любым из идущих на него фрегатов, дымя, словно графская кухня. Там на его стороне были бы и скорость, и огневая мощь. Не в качестве – Беренс понятия не имел, насколько мощные пушки британцы впихнули на свои самоплавающие камбузы, – но в количестве уж точно. Жаль только, при относительно слабом ветре и узости местных фарватеров ситуация менялась на противоположную. И потом, врагов было все же двое.

Перед Беренсом стоял непростой выбор: уйти, бросив своих людей, или принять неравный бой с невеликими шансами на выживание. Но капитан был умным человеком, и вариант со внезапным появлением врага был заранее обговорен с офицерами. Отчасти еще и поэтому большинство из них не жаждали участвовать в вылазках. Итак, ему предстояло уйти и по возможности вернуться позже. Или не вернуться – в этом случае по прошествии определенного срока морякам придется выбираться самостоятельно. Не очень хорошо оставлять своих, но тут уже никуда не деться, а так шанс будет у всех.

Матросы в лихорадочном темпе ставили паруса. Впрочем, торопливыми их действия не выглядели – по уровню профессионализма русский флот мог кое-чему поучить и заносчивых выходцев из Туманного Альбиона. Работали четко, слаженно, но ветер, ветер…

Сейчас ветер играл на стороне врага. Он не слишком силен, но с этим еще можно смириться. Главное, для того, чтобы наполнить паруса и заставить корвет двигаться, ему требовалось время. А британские пароходы уже шли на шести узлах и продолжали разгоняться. Вряд ли они выдадут паспортные десять, все же дальние переходы не лучшим образом сказываются на состоянии механизмов, да и обрастание днища, пусть в северных морях оно невелико, тоже дает о себе знать. Но они успеют выйти на дистанцию залпа прежде, чем корвет сможет уклониться от боя.

Что же, Беренс был не только «на хорошем счету». Храбрый человек и грамотный моряк, он умел взвешивать шансы и хорошо знал, на что способен его корабль. Идущий головным «Леопард», развернутый к русским носовой проекцией, был не слишком хорошей мишенью. Но точно так же Беренс был уверен в своих людях и не сомневался: русские артиллеристы лучшие в мире. Оставалось лишь обеспечить им максимально комфортные условия для стрельбы, а это уже – обязанность капитана.

– Все зависит от вас, братцы, – сказал он артиллеристам, не погнушавшись собрать всех, и офицеров, и нижних чинов. Кто-то мог быть не в восторге, однако же – какая разница? Если корабль пойдет на дно, все они будут плавать в одной и той же воде. И в том, что сдаваться никто не собирается, тоже понимал весь экипаж. Смерть предпочтительней позора. Случаев, подобных «Рафаилу»³, в русском флоте быть не должно!

Британцы, очевидно, поняли все и сразу, аккурат в тот момент, когда успевший набрать приличную скорость корвет резко, почти валясь на борт, начал разворот. К тому времени дистанция между кораблями составляла не более семидесяти саженей⁴, и носовые орудия британцев уже вовсю перестреливались с кормовыми у русских. Впрочем, без особого эффекта вследствие качки и слабости самих орудий. Реакция британцев была мгновенной, они начали замедляться и, в свою очередь, разворачиваться. Вот только и остановить, и развернуть корабль водоизмещением две тысячи триста тонн – не такое простое дело.

В результате в момент русского залпа «Леопард» оказался в крайне невыгодной позиции, уже подставив борт, но еще не имея возможности ввести в дело свою артиллерию. Да еще и сократил дистанцию почти на двадцать саженей, что позволило «Князю Варшавскому» ударить практически в упор.

Стоит признать, русские артиллеристы показали класс. Полдюжины дырок, проделанных в борту и надстройках ядрами не самого крупного калибра, и одно разбитое орудие… Неприятно, однако совсем не смертельно, даже не слишком опасно. Однако попадание в левое гребное колесо – это куда хуже, для парохода фактически паралич. Фрегат мгновенно потерял управление, и, хотя развернувшийся корвет прошел мимо него встречным курсом на небольшой дистанции, его залп пропал втуне. Попасть куда-то с выписывающего непредсказуемую циркуляцию и быстро теряющего ход корабля – это надо не только постараться, но и крепко поймать за хвост удачу.

Заработав на проходе всего одно практически безобидное попадание в надстройке и успев ответить из кормовых орудий, корвет лихо проскочил мимо противника, продолжая разворот, и, ловя развернувшимися парусами ветер, прошел за кормой британца. Теперь Беренсу противостоял лишь один противник.

Изначально расчет окрыленного первым успехом Беренса был прост, как гвоздь, и надежен, как удар кувалды. Орудия левого борта разряжены? Плевать! Все равно «Леопард» стопорит машину, иного варианта вернуть хоть какой-то контроль за фрегатом не просматривается. Значит, какое-то время он фактически выключен из боя, шансы дотянуться до наглого русского есть только у кормовых орудий, а это несерьезно. Стало быть, противник у него сейчас один.

Оставалось всего два варианта. Или заметно отставший от головного корабля британец будет выдерживать прежний курс, и тогда корвет, повернув, имеет шанс «обрезать» ему нос. В сторону противника смогут работать все орудия ранее не стрелявшего правого борта, а тот ответит разве что носовыми. Удачный продольный залп в упор вполне может нанести противнику серьезные повреждения, и дальнейший ход боя зависит исключительно от его результатов. Или сбежать, пользуясь форой, или добить, если очень повезет, или еще что.

Второй вариант – это если британцы начнут поворот. Тогда держать курс – и проскочить по носу или корме противника. Разумеется, обстрелять его не получится, орудия левого борта только что разряжены, но и он достанет «Князя» разве что из одного-двух орудий вне зависимости от того, куда повернет. Это вполне можно вытерпеть.

Беренс не учел лишь одного нюанса. Британский капитан не уступал ему ни в опыте, ни в тактическом мышлении. Скорее, даже превосходил – столько, сколько британский, не плавал ни один флот в мире. И возможные действия своего визави он просчитал мгновенно.

Хладнокровно дождавшись момента, когда корвет начал поворот, обозначив тем самым свои намерения, англичанин фактически зеркально его повторил, ложась на параллельный курс. Небольшое отставание он компенсировал лучшей маневренностью парохода, и в результате корабли встали борт о борт на «пистолетной» дистанции, после чего обменялись мнениями о происходящем.

Корпус «Князя Варшавского» задрожал от ударов. У русских оказалось больше орудий, англичане брали калибром. И, в принципе, обе стороны пытались обездвижить врага. Русские старались поразить огромное, неуклюжее гребное колесо, и это им вполне удалось. Все же кораблям со столь ярко выраженной уязвимостью клинч противопоказан. Но и британцы не остались в долгу.

Когда грот-мачта его корабля, не пережив удара ядра, начала медленно и величественно рушиться, Беренс не сдержался и выдал такую тираду, что ей позавидовал бы и матерый боцман. Но делу это помогло мало, корабль, неожиданно обретший новую точку опоры, загребающую воду, резко накренило и начало разворачивать. Матросы немедленно принялись рубить ванты, чтобы освободиться от тяжелой конструкции. Повезло еще, что никто не оказался за бортом…

Это был еще не конец. Без одной мачты корабль частично сохраняет ход и даже кое-как может маневрировать, однако на том сюрпризы британца не закончились. На борту «Одина» находился взвод морской пехоты, и капитан использовал этих людей наилучшим образом.

Когда-то давно, при Трафальгаре, французы применили тактическую новинку, стоившую жизни адмиралу Нельсону. На мачтах они расположили стрелков, которые ружейным огнем нанесли серьезный урон британским командам. Правда, решающей роли это не сыграло, но сейчас британцы, имея под рукой хорошо обученных стрелков, повторили сей прием, творчески его дополнив. У них было на борту изрядное количество стрелкового оружия, и каждый из морпехов имел в запасе три-четыре заряженных ружья. Шквал свинца будто жуткая метла прошелся по палубе корвета.

Беренс, как ни удивительно, сохранил хладнокровие. Учитывая, что он был мишенью номер один и получил сразу две пули, одну в плечо, а другую, вскользь, по ребрам, это само по себе удивительно, а он даже не выругался. Наверное, выложился полностью при виде падающей мачты. И, благодаря этому, он сумел сохранить управление кораблем, а матросы, несмотря на потери, видя командира, стоящего на мостике и спокойно отдающего приказы, не превратились в обычную толпу. Более того, Беренс даже всерьез подумывал о том, чтобы продолжить бой, но на мачтах британских кораблей уже суетились матросы. Еще немного – и они поднимут паруса и смогут дать ход. И Беренс сделал, пожалуй, наиболее правильный выбор – ушел, благо фора по времени у него имелась немалая.

В Петербурге его действия признали правильными, наградили орденом Святого Владимира третьей степени, и после лечения он получил под командование вожделенный линкор. Только вот адмиральского чина так и не дождался. Лишь выходя в отставку, он стал контр-адмиралом, что было, несомненно, весьма обидным. Так… подсластили пилюлю. И до конца жизни он считал, что подгадил ему папаша того мичмана, так и не узнав истинных причин высочайшего неудовольствия своей особой.

* * *

– Что будем делать, вашбродь?

Александр повернулся к Гребешкову, стараясь при этом сохранить бесстрастное выражение лица. Стоит признать, это было непросто – все же впервые в жизни он наблюдал настоящее морское сражение. Да еще и осознавал, что самым позорным образом, вместо того, чтобы быть в его гуще и исполнять свои непосредственные обязанности, позорно отсиживался на берегу. Тот факт, что эта ситуация явилась сочетанием приказа командира и стечения обстоятельств, в его глазах мало что менял.

Судя по реакции унтера, ему это вполне удалось. Ну, да и неудивительно, дядя, брат матери, служил в лейб-гвардии Измайловском полку, научил. Как он говорил, умение держать морду кирпичом для гвардейца первое дело. К слову, во время учебы пригодилось не раз – отцы-командиры обожали распекать нерадивых гардемаринов, а Александр был кем угодно, только не образцом дисциплины и прилежания.

– Что делать, что делать… Ждем ночи, потом садимся в баркас и уходим отсюда.

Гребешков молча кивнул. Тянуться во фрунт не было смысла, да и не слишком жаловал подобное мичман. Чай, не императорский смотр. Остальные матросы – а они, движимые любопытством, подтянулись, да так, что увлеченный наблюдением за сражением Верховцев их даже не заметил, – переглянулись.

– Вашбродь, – осторожно влез один из собравшихся, за отсутствием Гребешкова, самый авторитетный. Впрочем, уровень авторитета здесь был, скажем так, относительный. Все, кроме унтера и Сафина, первогодки, примерно одного возраста с самим мичманом. – А как же приказ?..

Ну да, нюансы приказа все знают. Специально никто их до нижних чинов не доносит, однако же специфика их миссии такова, что шила в мешке не утаишь. Да и то сказать, мало ли что может случиться с командиром. Гребешков что-то нечленораздельно рыкнул, показав молодому внушительный кулак, но Александр только отмахнулся:

– Оставь, Иваныч. Пустое… Нам вместе рисковать, лучше, чтобы понимали. Так вот, братцы, основной приказ мы выполнили. Знак уничтожили. Ждать корвет… Сами подумайте, как он сможет за нами вернуться? Грот-мачты нет, значит, и плестись он будет еле-еле. Здесь два английских фрегата, а значит, и что-то посерьезнее может найтись. Вроде целого флота. Я на месте Беренса не стал бы рисковать кораблем, один раз он прорвался, но второй раз уйти ему не дадут.

– Вашбродь, а может, тогда лучше пехом?

– Сдурел, Савелий? Мы на острове. Ты по морю, аки посуху, идти собрался? Так то разве что Христу удавалось. И то, я думаю, дело было зимой.

Громовой хохот был ему ответом. Матросы хлопали товарища, обретшего новое прозвище, по плечам, да так, что пыль летела. Обстановка моментально разрядилась. Что, впрочем, было предсказуемо.

Александров был, по сути, мальчишкой, но субординация – наше всё. И потом, все собравшиеся подспудно сразу поняли – ждать помощи бесполезно. А потому и вопросов больше не возникло. Оставалось замаскироваться, грызть твердые, как камни, сухари да с ненавистью рассматривать силуэты британских кораблей. Жаль только, они, похоже, никуда не собирались уходить.

Их капитаны, очевидно, хорошо понимали, что в незнакомых водах и с поврежденными машинами гоняться за корветом слишком рискованно. Да и бесполезно, чего уж там. До сумерек точно не догонят, а там им придется отдавать якоря и ждать, иначе вылететь на мель проще, чем высморкаться. За это время корвет уйдет далеко, а главное, неизвестно куда. У беглеца одна дорога, у преследователей тысяча. И вывод был прост: незачем тратить время и силы, заняться собственными проблемами куда важнее.

А проблем у них, к слову сказать, хватало. Несмотря на относительно небольшой калибр орудий корвета и, соответственно, их ограниченные возможности, пробоины следовало как можно скорее заделать. Да и с гребными колесами что-то надо было решать. Вот и стучали топоры, звенел и лязгал металл да разносились над морем слова и фразы, смысл которых был понятен любому без перевода. В общем, нормальный процесс ремонта в море, чего уж там.