Loe raamatut: «Мир охоты и крови»
© Микки Хост, 2024
© Оформление. ООО «Издательство «Эксмо», 2024
Плей-лист
The Amazing Devil – The Calling
Ручеек – Мне часто снился этот сон
Florence + The Machine – Dog Days Are Over
Электрофорез feat. Molchat Doma – Мертв внутри
lovetheband – broken
Avicii – Hey Brother
pyrokinesis – Зависимость
Aimee Blackschleger – Layers
Steve Jablonsky – Tessa
The Chainsmokers feat. ROZES – Roses
АИГЕЛ – Чудовище
Halsey – Gasoline
Florence + The Machine – Which Witch
Fleur – Искупление
Rihanna – Towards the Sun
Беспокойник – Снова
The Bear's Den – Fickle Love
The Neighbourhood – Softcore
Пролог
Где рождается день
Утро 20.05.
Николас и не думал, что от вида Первой, отказавшейся покидать темницы, ему будет так плохо.
Пока Гилберт наверху ругался с Джонатаном и Шераей, пока весть о появлении Третьего сальватора в этом мире распространялась, как чума, Николас был в темницах вместе с Китом, который вместо Эйса взял на себя обязанность поговорить с Пайпер и попытаться убедить, что никто не собирается ей вредить.
Когда Пайпер открыла Переход, Рейна не позволила подскочить ближе – сказала Николасу немного подождать, чтобы Гилберт в порыве гнева и его не приказал бросить за решетку. Хотя в этом не было никакого смысла, ведь Гилберт знал, что Николас сбежит. Он, в конце концов, сальватор, и барьеры Шераи ему не страшны.
Значит, и Третий, и Пайпер могли их сломать. Но не ломали. Третий просто сидел на полу, вытянув ноги, и пялился в стену. Пайпер, казалось, вот-вот собиралась разрыдаться, но упрямо доказывала Киту, что никуда не пойдет, а искатель все повторял, что Джонатан просил ее увести и что никто Пайпер не навредит. Она, наверное, и так это знала, но Николас не мог не подстраховаться. Слишком уж часто ошибался, и сердце до сих пор болело из-за всего, что они пережили за четыре месяца, пока Пайпер была не пойми где.
Николас поравнялся с Китом, который мгновенно умолк, и посмотрел на Пайпер. Выглядела она ужасно: побледневшее лицо, одна царапина на правом виске, пересекающая уголок глаза, вторая – у левого края губ, испачканная чем-то черным и красным одежда. Волосы острижены до середины шеи, хотя Эйс говорил, что раньше они были намного длиннее. И взгляд золотых глаз… Николасу стало неуютно. Совсем не так он представлял их знакомство.
– Меня зовут Николас, – дрогнувшим голосом представился он, стараясь держать спину прямо. – И я… я просто хочу, чтобы ты знала: мы с Рейной на вашей стороне.
– С Рейной? – переспросила Пайпер.
– Да-а, – театрально протянул Кит. – История выйдет очень длинной.
Часть I
Закат
Глава 1
Трещина в стене все шире
23.01.
За четыре месяца
до возвращения Первого сальватора
Просто отвратительно – именно так Данталион мог описать последний месяц с момента исчезновения Пайпер.
Демоны беспорядочно открывали бреши по всему миру, и коалиция едва успевала посылать туда своих людей. Николас, этот неусидчивый мальчишка, то и дело прыгал из одной точки в другую, закрывал бреши, помогал бороться с демонами, успевшими через них пролезть, и исчезал. Чаще всего сбегал обратно в особняк, но вполне мог выскочить и в зале Истины, и у фей или эльфов.
Сегодня Николас появился в Аликанте, в Испании: быстренько закрыл брешь, выследил пару-тройку демонов, сбежавших из крепости Санта-Барбары, и исчез, оставив Шераю и нескольких фей стирать память напуганным людям. Демонов низших рангов, забившихся по укромным местам, выискивали вампиры и определяли, кто лучше подходит для того, чтобы их кровь забрали.
Данталион сплюнул кровь с маленькими кусочками плоти и спихнул тело последнего ноктиса со стены. Лулу, одна из его вампирш, проследила, как оно шмякнулось на землю с противным хрустом, и спросила:
– Кто займется ими теперь? Марселин же…
Данталион зарычал, метнув предостерегающий взгляд. Девушка поджала губы, притворившись, что ничего не говорила.
– Ух ты, – раздалось рядом, – а тут, оказывается, красиво!
Лулу зашипела, а Данталион сжал челюсти, подавляя желание прокусить неусидчивому Николасу горло.
– Какого хрена ты здесь делаешь? – Лидер вампиров развернулся к юноше, выскочившему из пустоты, и поймал его за ворот куртки.
– Мы с Рейной закрыли брешь на Аляске и решили вернуться, проверить, как вы тут, – пожал плечами Николас. – Что теперь будет с телами?
– Потеряйся, щенок. Ты меня бесишь.
– Нет, не уйду. Я хотел изучить место, где демоны уничтожили барьер. Что будет с телами? Кит сказал, что обычно Марселин помогала вам извлечь всю кровь, но сейчас она, кажется, не способна на это.
Данталион, все еще державший мальчишку за ворот, в одно движение притянул его к себе.
– Слушай меня внимательно, щенок, – тихо произнес он. – Тебя не должно волновать, что становится с телами. Тебя не должно волновать, что с Марселин. Ты просто должен сидеть у Гилберта, ясно?
Николас нахмурился:
– Я хочу помочь! А еще Марселин сказала, что научит меня всяким целительским заклинаниям, значит, меня может волновать, что с ней… – неуверенно закончил он.
Словно почувствовав изменившуюся атмосферу, Лулу ушла. Николас, столкнувшись с Данталионом взглядом, нервно сглотнул. Вампир провел языком по окровавленным клыкам и улыбнулся.
– Если ты будешь надоедать Марселин, я выпотрошу тебя. Мне плевать, что ты сальватор. Не оставлю даже костей. Катись отсюда, щенок.
Он небрежно оттолкнул растерянного Николаса. Данталион ненавидел идиотов, которые надоедали Марселин. Те думали, будто могут просить ее о помощи или загружать проблемами, словно ничего не произошло, словно она не пытается разбудить Стефана, которого невозможно разбудить.
Николас все еще топтался на месте. Вампир рыкнул на него, и сальватор попятился, но через секунду Николас посмотрел влево, и на лице расплылась улыбка. Данталион бросил раздраженный взгляд на подошедшую Шераю. Маг не выглядела измотанной или напуганной нападениями, которые приходилось отражать, но точно была зла. На Данталиона, на Николаса, на демонов. Но на Данталиона – в первую очередь. Если бы он не был взбешен словами Николаса, обязательно сказал бы Мур, что такие злые взгляды его только заводят.
– Отвали от меня, – пробормотал вампир, потирая переносицу.
– Я же еще ничего не сказала, – спокойно ответила Шерая.
– Я и так все знаю. Данталион очень плохой, злой и нервный. Данталион вредный. Данталион опасный. Данталион надоедает малышу Нико. Не трать свое драгоценное время и верни пацана в особняк, пока он снова не сбежал.
– Есть кое-что, о чем я бы хотела с тобой поговорить. Николас, – строго добавила Шерая, посмотрев на сальватора, – тебе следует вернуться в особняк.
– А смысл, если я могу в любой момент покинуть его?
– Я запрещу Одоваку готовить твои любимые панна котту и чуррос.
Николас схватился за сердце:
– Ты не можешь быть такой жестокой!
Данталион скривил губы. Мальчишка распереживался из-за жалких десертов… В голове вдруг щелкнуло: если ему не изменяла память, чуррос относился к испанской кухне.
– Мне нужно в Картахену, – сказал Данталион, перебив едва начавшийся спор Шераи и Николаса. – Открой мне портал туда и обратно, и тогда я сделаю то, о чем ты просишь.
– Ты же еще ничего не знаешь.
– Плевать. Мне нужно в Картахену. Еще мне нужны деньги. Не знаю сколько. Дай с запасом.
Шерая цокнула языком. Некоторые вампиры совершенно спокойно работали на самых обычных должностях: от воспитателей в детских садах до риелторов, но не Данталион. Он мог добыть все, что ему нужно, и без человеческих денег, да и коалиция прекрасно справлялась с покрытием всех расходов. К тому же ему нравилось разорять других людей, Шераю – особенно.
– Я тоже хочу в Картахену! – воскликнул Николас, подпрыгнув на месте.
– Ты отправишься в особняк, – безапелляционно заявила Шерая.
– Мы не хотим в особняк, – обиженно ответил сальватор. – Мы хотим действовать!
– Николас, – предостерегающе произнесла женщина.
– Мисс Мур, – не остался в долгу он.
Она свела брови к переносице, и Николас вздохнул.
Пацан умел в своей позитивно-раздражающей манере противостоять многим, даже с Энцеладом вел себя куда смелее, но только не с Шераей. Она была подобна непробиваемой скале. То, как Гилберт порой умудрялся ее разжалобить, не считалось. Но бывало и наоборот, когда Шерая не велась на просьбы и указывала на необходимость заняться делом. Такое случалось, когда Гилберту было по земным меркам около шестнадцати – период скачков настроения, во время которых он из серьезного великана превращался в избалованного мальчишку, мечтавшего изучить мир вокруг. Должно быть, именно поэтому Шерая так хорошо управлялась с Николасом. И с Эйсом. И с Китом.
И вообще всеми. Даже с Данталионом. Диктаторша, не иначе.
– Николас, – спокойно повторила Шерая, не изменившись в лице.
– Мисс Мур, – смиренно отозвался юноша, опуская плечи.
– Я рада, что мы друг друга поняли.
– Но мы не поняли друг друга…
– Данталион, – продолжила Шерая, проигнорировав сбивчивое замечание Николаса, – дело касается Круга.
Данталион насторожился. Сальватор, мигом вернув былой настрой, навострил уши.
– Я мало что знаю о Круге, – ответил Данталион. – Лучше спроси Марселин, Кемену или Махатса.
– Я как раз хотела поручить тебе и твоим вампирам работу. Пусть найдут Махатса. С Кеменой я сама разберусь.
– Найдут? Мы не дрессированные песики, чтобы искать кого-то по первому твоему зову.
– Я знаю, что ты выслеживал его. У тебя должны быть хоть какие-то идеи и зацепки.
Данталион стиснул зубы. Очень не вовремя заболел старый шрам, пересекавший губы с правой стороны. Разумеется, вампир выслеживал Махатса, но этот ублюдок смог скрыться, не иначе благодаря невидимым богам: если бы Данталион нашел его, то разодрал бы магу горло.
– Данталион.
Мужчина скривил губы, подняв на Шераю насупленный взгляд. Будучи первосотворенным вампиром и их королем, он общался с коалицией чаще всего. Брал на себя всю тяжелую работу и позволял рассматривать себя со всех сторон, как экспонат в музее. Особенно в первые годы после Вторжения, как будто это он был неожиданным гостем в мире, который сильно отличался от Сигрида, и нуждался в тщательной проверке на верность. Шерая знала его так же хорошо, как Марселин и Стефан, – оттого и была уверена, что он выслеживал Махатса, сумасшедшего ублюдка, который ставил эксперименты на сигридцах, землянах и демонах, преследуя только ему известную цель.
Данталион ненавидел, когда кто-то лез в его жизнь, а в последнее время подобное случалось все чаще. Но еще сильнее он терпеть не мог, когда ему давали возможность, которую он давно ждал.
– Не представляю, зачем тебе Махатс, – пробормотал Данталион, пряча кулаки в карманы брюк, – но если я найду его – убью.
– Сначала он ответит перед судом.
– Преступление против коалиции Махатс совершил позже, чем разрушил мою жизнь.
Николас заинтересованно посмотрел на него. Данталион рыкнул, показывая клыки.
– Он ответит перед судом, – сурово повторила Шерая.
Должно быть, дельце и впрямь важное. Само преступление Махатса обеспечивало ему довольно жестокие наказания у фей, но раз уж Шерая говорит, что сначала будет суд… Что же такого важного всплыло и почему именно сейчас? Есть ли тут какая-то связь с беспорядочно открывающимися брешами по всему миру?
Впрочем, Данталиону это было не очень интересно. Этот мир – гнилое место, и защищать его стоило лишь потому, что иного пока не нашлось. Но будь воля Данталиона, он бы с удовольствием отдал Второй мир на растерзание демонов. Так же, как когда-то отдали его. Это было бы лишь малой платой за то, что пережили он и первые вампиры.
– Что вы обнаружили? – наконец спросил Данталион.
Шерая промолчала. Николас напряженно переводил взгляд с нее на вампира, пока не сообразил, что он – причина затянувшегося молчания.
– А я не уйду, – надувшись, произнес юноша.
– Тогда поговорим позже. Просто начинай искать Махатса.
– Мне нужно в Картахену, – напомнил Данталион.
– Но…
– В Картахену, – едва не прорычал он, чувствуя, как начинает по-настоящему злиться. – И мне нужны деньги. Много. Желательно все, что у тебя есть.
– И с чего бы мне давать тебе деньги?
– Я очарователен.
Для убедительности вампир даже улыбнулся. Шерая скривила губы.
– Мне нужна гарантия.
– Чего конкретно? Что я не потрачу все деньги на вино?
– Ах да, спасибо, что напомнил об этом. Теперь мне нужны две гарантии.
Данталион раздраженно выдохнул. Обычно ему нравилось, когда женщины с ним спорили и даже дерзили, но Шерая – это что-то с чем-то.
В обмен на знания о Махатсе Данталион выторговал себе достаточно денег. Бонусом шла метка из сигилов – стоило коснуться ее, и Шерая поймет, что он готов вернуться обратно через созданный портал.
Но Данталион не представлял, когда вернется.
В Картахену вампир явился вовсе не для того, чтобы покупать цветы и идти на кладбище. Но раз уж он здесь, следует навестить могилу семьи Гарсиа. И когда это он стал таким сентиментальным?
Данталион держался почти месяц. Появлялся в особняке Гилберта, только когда требовала ситуация. Через других узнавал, как справляется Марселин и не нужна ли ей помощь вампирского клана. Искал черт знает куда девшуюся Пайпер. Появлялся в местах открытия брешей, устранял демонов и следил, чтобы люди, ставшие случайными свидетелями, не сболтнули лишнего.
Данталион старался делать то же, что и всегда, но почему-то с каждым днем все чаще бесился из-за любой мелочи и все сильнее боролся с желанием просто поселиться у Гилберта, чтобы отваживать всех, кто обращался к Марселин.
– Хватит прятаться, – тихо произнес вампир, выдержав преследование целых две минуты.
Несколько секунд спустя раздались торопливые шаги. Николас догнал вампира и пошел рядом, стыдливо опустив глаза.
– Ну? – спросил Данталион.
– Что – ну?
– Зачем увязался?
– Говорил же – хочу Картахену посмотреть…
Мужчина фыркнул:
– Возвращайся назад. Я не собираюсь с тобой нянчиться.
– Я не ребенок! К тому же… ты не туда свернул.
Данталион резко остановился. Какая-то женщина врезалась ему в спину и разразилась гневной тирадой.
– Ты дважды свернул не туда, – очень тихо добавил Николас под суровым взглядом вампира.
– А ты знаешь, куда я иду?
– Знаю.
– Почему так уверен, что иду не туда?
– Магия подсказывает.
– Вот пусть твоя магия и устраивает тебе экскурсию, а я не вызывался. Все, кыш! – Данталион замахал руками, пытаясь отогнать мальчишку. – Отвали от меня.
И чего только этот крысеныш прицепился к нему? Будто мало в особняке Гилберта разных чудиков, которых можно доставать глупыми вопросами и нелепыми просьбами. Взять хотя бы того же Эйса, из-за которого у Энцелада скоро начнется нервный тик.
– Что-то шевелится! – крикнул Николас, когда Данталион, махнув напоследок, пошел дальше. – Магия… движется. Где-то здесь.
– Конкретней.
– Не могу. Ничего не понимаю. Но что-то чувствую.
– Здесь? В городе?
– Нет. На кладбище.
Вампир все-таки остановился и уточнил:
– Прямо сейчас?
– Нет, это было давно… Может, месяц назад. Сейчас что-то вроде отголосков. Но мне не нравится это чувство. Будто что-то, что есть на кладбище, среагировало на мощную магию извне.
Месяц назад были: бал фей, нападение на особняк Гилберта, мнимая смерть Стефана и пропажа Пайпер. Все эти события стали центром мощной магии, которая могла оставить след на чем-нибудь. Но разве маги не сказали бы, если бы почувствовали что-то странное?
– Это не что-то обычное, – словно прочитав мысли, произнес Николас. – Это как… как будто там был я. Или Пайпер. Ощущение сальваторского присутствия.
Данталион выругался, подбежал к мальчишке и схватил его за плечи.
– Перенеси нас туда, живо!
Николас пискнул и перенес, даже не формируя портала. Данталион впервые сталкивался с подобной магией: никаких очертаний дверей, за которыми видны другие места. Словно его на долю секунды разобрали на мельчайшие кусочки, а после все вернулось на свои места.
Вампир стоял напротив чистого серого камня, простого и неприметного, с четырьмя высеченными именами и одной общей фамилией. Даты добавили позже: Данталион помогал Марселин с этим много лет назад, когда вампиру не было еще и двадцати.
– Мамочки, – выдавил Николас, осторожно подходя ближе. – Гарсиа? Тут что… родные Марселин?
– Пасть закрой, – бросил мужчина, присев на корточки перед каменной плитой.
Он не чувствовал чужого запаха, только выжженную солнцем траву, где-то далеко перерытую землю и ненавистный ладан. Могильная плита выглядела целой, даже новой. Данталион провел пальцем по каждому имени, пытаясь отыскать хотя бы малейшую трещину, но ничего не обнаружил. Все было так же, как и всегда.
– Ты уверен? – спросил мужчина, бросив на Николаса предостерегающий взгляд.
– Сказал же, что нет. Это очень странное ощущение. Если бы я владел Временем, я бы смог понять, что здесь произошло, но…
Николас развел руками, выпятив нижнюю губу.
– Пайпер не была здесь, это я точно знаю.
– И я не был. Может быть, это… Ну, Иснан? – почти шепотом добавил Николас.
Данталион закатил глаза. Фройтер сказал: утверждать, что Иснан является сальватором, можно будет лишь в том случае, если он увидит это в глазах демона. То, что Иснан был одним из тех, кто убил Аннабель, не означало, что он стал пристанищем для Ренольда. В подобную теорию верили только безумцы, например, Эйс, который, очевидно, и рассказал об этом Николасу.
– Я передам Шерае, чтобы тут все изучили.
– Только не говори ей, что это я обо всем узнал, иначе она меня убьет.
– Мур и так тебя убьет, потому что ты опять сбежал.
– А ты ее обокрал! – возмутился Николас. – Зачем тебе вообще деньги?
– Чтобы откупиться от твоих идиотских вопросов. Возвращайся обратно, пока я не сообщил, что ты здесь.
Вампир закатал левый рукав, показывая сигилы на запястье. Глаза Николаса, засиявшие фиолетовым светом, в ужасе округлились.
– Я помог тебе! Если бы не я, ты бы так и бродил по улицам!
– О, умоляю, заткнись. Ты сорвал меня с места, а я даже не успел найти нормальные цветы…
– Цветы? Зачем тебе цветы?..
Данталион устало вздохнул. Эта неделя настолько отвратительна, что у него не было сил держать язык за зубами.
– А-а-а, – протянул Николас. – Ну, я могу перенести тебя туда и обратно.
– Вали к черту, – бросил мужчина, нахмурившись. – Когда коалиция сунется сюда, они выбросят цветы.
– Тогда я…
– Заткнись. Если хочешь прожить на пару минут дольше, перенеси меня в другое место.
Сальватор мгновенно просиял.
– О, это я могу! Куда угодно – только скажи! Я много где был и знаю…
– Сладости и выпечка, – выпалил Данталион и, дождавшись, когда до Николаса дойдет смысл сказанного, уточнил: – Мне нужны пекарни. Давай, ищи мне все.
Глава 2
Этот сон был всегда тревожим чем-то диким
Марселин совершала ежедневную процедуру: проверяла состояние Стефана. И держалась из последних сил, чтобы не разрыдаться возле его кровати.
Смотреть на него – неподвижного, спящего – было выше ее сил. Каждый раз, пересекая порог спальни, девушка хваталась за глупую надежду: именно сейчас он проснется. Но Стефан не просыпался, и с каждым днем Марселин казалось, что его грудь поднимается и опадает все реже.
Неизвестность сводила с ума. Хотелось закрыть глаза, досчитать до десяти и понять, что она не в особняке Гилберта. Хотелось вновь изучать все уголки огромного дома Стефана, гулять в саду и изредка выбираться в близлежащее поселение. Хотелось просыпаться и знать, что ее ждет очередной урок магии и что Данте, возможно, соизволит помочь им с ужином. Она представляла себе это так часто, что, в очередной раз осознавая, насколько все изменилось за двести лет, едва сдерживалась, чтобы не закричать во все горло.
Закончив с ежедневной проверкой, Марселин вышла из спальни и рассеянно уставилась на новое рабочее место. Старенький секретер, магические и исторические книги на всех языках Сигрида, много пустых чашек из-под кофе. Следовало бы прибраться, иначе Стефан не оценит беспорядок, который она тут устроила. Это наверняка будет первым, что он заметит, когда проснется.
Если проснется.
«Когда проснется», – упрямо повторила Марселин как мантру.
Выйдя в коридор, она ощутила, как внутреннее пространство меняется. Мгновение назад перед ней была стена темно-красных узорчатых обоев, а теперь – Данталион, прислонившийся к полуколонне в холле.
– О, солнышко, ты уже тут, – с улыбкой произнес вампир. – Позавтракаем? У меня для тебя есть вкусняшка.
Марселин подозрительно прищурилась, но подошла ближе. В руках мужчины была картонная коробка, от которой шел знакомый запах.
– Не-ет, – неверяще протянула Марселин. – Ты не мог!
– Угощайся. Все равно на завтрак никто не собирается.
Марселин обожала принимать пищу в компании с кем-то. Ей всегда нравилась непринужденная атмосфера, короткий обмен информацией и споры, которые могли затевать они с Китом и длившиеся порой по несколько часов. Но с тех пор, как Пайпер исчезла, Марселин лишь несколько раз удавалось застать момент, когда в столовой было больше четырех человек сразу. Обычно Гилберт обедал вместе с Шераей и Эрнандесами. Джонатан постоянно занимался делами Ордена, а Кит пытался хоть как-то помочь ему. Сионий разбирался с обстоятельствами смерти Элиота Баурона, Артур исполнял приказы Энцелада, а Алекс и Соня вновь работали над поисками, но уже вдвоем, без Рика.
Пару раз Марселин заставала Гилберта одного, с угрюмым видом тянувшего кофе, который он пил, только когда ему было совсем паршиво, и читавшего письма от королевы Ариадны. Гилберт говорил Марселин, что они могут позавтракать вместе, если она хочет, но девушка не думала, что действительно хотела этого. Напряжение витало в воздухе с той самой минуты, как Пайпер исчезла, и усилилось после появления Николаса.
Сальватор иногда составлял Марселин компанию и был очень приятным в общении. Она пообещала, что научит Николаса управляться с целительской магией, а потом, когда в один из дней они разговорились, обронила, не уследив за ходом мыслей, что не любит есть в одиночестве.
Николас, кажется, теперь всегда ждал ее, будто она согласилась трапезничать с ним. Он не жаловался, если Марселин не появлялась, погруженная в работу или преданная собственным организмом, требовавшим сна, но совесть потихоньку начинала съедать девушку изнутри. Но чаще, чем с Николасом, она ела именно с Данталионом.
Марселин помедлила немного, чувствуя, что сердце готово разорваться на кусочки. Она устало вздохнула, приподняла крышку и ахнула.
– Калатравский хлеб1, – кое-как выдавила она, увидев содержимое коробки. – Ты… где ты его нашел? Я так давно не ела его…
Должно быть, лет двести, не меньше. Марселин никогда не могла приготовить пудинг таким же легким и сладким, каким он получался у матери. Она пыталась время от времени, но все равно сдавалась. Хотя Стефан и Данте говорили, что у нее неплохо выходит. Лишь в один из дней, восемнадцатого апреля каждого года, она исправно готовила этот десерт и съедала все до последней крошки, даже если вкус был просто отвратительным.
– Специально сгонял в Лорку, – ответил Данталион. – Правда, перед этим помотался по всей Картахене, выискивая самое лучшее.
Марселин держалась из последних сил, чтобы не разрыдаться здесь и сейчас. Она прекрасно знала, что Данталион не хотел задеть ее: он ведь думал, что помогает. И он по-настоящему помогал, что случалось крайне редко, потому что Данталиона заботили только его вампиры. Но Марселин всегда была особым случаем, даже если они не говорили об этом вслух. Не считая Стефана, который был погружен в сомнус, и Шераи, Данталион – единственный, кто знал Марселин достаточно хорошо. Единственный, кому она могла рассказать, как ей страшно из-за неизвестности и ощущения бесполезности.
Данталион выдерживал дистанцию почти месяц. Он всегда говорил, что ему важны исключительно вампиры, но если Марселин писала ему и приглашала, например, на чай – она не оставляла попыток освоить выпечку, – вампир ворчал, поливал всю коалицию грязью, ненавидел весь мир, но встречался с ней. Он был очень противоречивым, темпераментным и, возможно, немного безумным, но сейчас он был единственным, перед кем Марселин могла показать слабость.
– У меня не получается, – судорожно пробормотала девушка, стараясь не смять края картонной коробки с пудингом. – У меня ничего не получается, Данте.
Вампир тут же захлопнул коробку, словно Марселин своими словами заставила его пожалеть о том, что он вообще решил принести десерт.
Спустя несколько секунд, в которые она только и могла, что смотреть себе под ноги, он тихо произнес:
– Не называй меня Данте. И пойдем уже, я устал тут стоять.
Не дожидаясь, Данталион взял ее за локоть и повел за собой.
Мир все еще существовал, люди жили, но Марселин казалось, будто все рушится и катится в ад. Несмотря на свою позицию в отношении Третьего, Стефан был сильным магом – коалиция нуждалась в его магии и знаниях. А Марселин нуждалась в нем, потому что присутствие Стефана в ее жизни – доказательство того, что она может справиться с любой проблемой.
Почти с любой.
Она не обращала внимания на менявшуюся обстановку, на радость своей магии, реагирующей на пространственную магию особняка, и совсем не чувствовала ног. Марселин просто шла, ничего не осознавая, лишь чувствуя, как сильно Данталион держит ее за локоть, будто боится, что она может сбежать.
Может, так и есть. Может, ей следует просто сбежать от своих проблем и навсегда забыть о них. Что ей магия, коалиция, Стефан? Почему она должна решать так много вопросов и совсем ничего не получать взамен? Почему должна плакать по ночам, каждый час, каждую чертову минуту получая подтверждение своей бесполезности? Почему должна видеть, что Стефан не просыпается? Почему…
– Садись, – приказал Данталион и, не дожидаясь, сам усадил Марселин за стол. Оказывается, они дошли до пустой столовой.
Данталион посмотрел на девушку тяжелым взглядом, будто мысленно запретил двигаться, а затем подошел к дальним дверям, ведущим на кухню, распахнул их и рявкнул:
– Немедленно приготовь Марселин чай и подай мне кровь!
Она бы обязательно вздрогнула из-за властного, рассерженного голоса, попросила бы быть вежливее с Одоваком, будь на это силы. Марселин едва не сползла под стол, чувствуя, что крохотное и слабое тело не способно выносить боли, режущей сердце. Но Данталион взял ее за плечи, заставив девушку сесть прямо, а после придвинул другой стул ближе и расположился рядом.
Несколько минут они молчали, пока в столовую не вбежал Лука с подносом, на котором высились пустая чашка, дымящийся чайничек, сахарница, столовые приборы, маленькие тарелочки, бутылка с кровью и стакан. Лука едва успел поставить поднос на стол, как Данталион приказал ему убираться.
Марселин должна была напомнить, что вовсе не обязательно пугать бедного эльфа, но не нашла в себе сил. Так же, как не нашла сил, чтобы остановить Данталиона, поставившего перед ней чашку с налитым до краев чаем.
– Пей.
– Я не хочу, – тихо ответила она.
– Пей, иначе силой напою.
– Почему ты такой злой? – проворчала Марселин, скрещивая руки на груди.
– Потому что ты ни хрена не ешь, пьешь только кофе, вечно торчишь в его комнате и почти не спишь!
Девушка знала, что он прав, но не могла с этим согласиться. Марселин вообще-то спала, пусть и не так часто, как следовало, и не торчала в комнате Стефана дни напролет. Она выбиралась в свою комнату, чтобы принять душ, сменить одежду и покопаться в записях.
– Ешь, – зло проговорил Данталион, подтолкнув к ней тарелку с неаккуратно отрезанным кусочком калатравского хлеба. – Не заставляй меня кормить тебя с ложки, как ребенка!
– А ты бы смог?
– Я бы привязал тебя к стулу, если бы это потребовалось.
– Но не привязал.
– Марселин, – строго произнес Данталион.
– У меня не получается, – тихо пробормотала она, осмелев достаточно, чтобы посмотреть на него исподлобья. Злые красные глаза, недовольно скривленный рот, всклокоченные черные волосы – Данталион не просто злился, он был в бешенстве. – У меня ничего не получается. Да…
Она осеклась, вспомнив, как он не любил это имя, и беспомощно уставилась на вампира. У Марселин не было цели его разжалобить, но ей хотелось, чтобы он понял, насколько ей паршиво.
– Ничего не получается, – повторила она, опустив глаза на свои бледные ладони. – Моя магия не может разбудить его. Ни одно заклинание из тех, что я пробовала, не сработало. Я искала ответ везде, пробовала все отвары, я… – Марселин говорила все быстрее и совсем скоро стала задыхаться от волнения и слез, хлынувших из глаз. – У меня ничего не получается… Я такая дура, почему я вообще решила, что смогу помочь ему…
– Марселин, – жестко произнес Данталион.
Она остановилась и только подняла на него взгляд, как Данталион влепил ей пощечину. Несильную, конечно, но Марселин была слишком удивлена самим действием. Она приготовилась возмутиться, но ее вновь перебили:
– Если бы не ты, Стефан умер бы той ночью по-настоящему. Он призвал чертову Брадаманту, и она проткнула его чертовым копьем, помнишь? От такого умирают. Обычно сразу, иногда секунды через три. Но ты спасла его. Успела, помнишь? Ты молодец. Ты молодец, – настойчиво повторил Данталион, нахмурившись. – Прекрати думать, что у тебя ничего не получается. Ты поддерживаешь его сейчас, не даешь умереть окончательно.
– Н-но он не…
– Он очнется, – опять прервал ее мужчина. – Он очнется, узнает, что ты сделала, и будет по гроб обязан тебе. Поверь мне.
– Но я… я столько раз пыталась убить его, – сорвавшимся на шепот голосом произнесла она.
– Он заслужил.
– Неправда! Он всегда был рядом, помогал, защищал, обучал… он… он любил меня, а я…
А она была круглой дурой, раз позволила всему случиться. Марселин отвернулась от Стефана, когда их жизнь рушилась, когда особняк с прекрасным фруктовым садом горел, когда она убедила себя, что он позволил ее семье умереть.
Разве она могла осуждать его? У Стефана был выбор: спасти либо ее, либо ее семью, и Марселин всегда знала это, но отказывалась принимать.
– Я ненавижу себя… – прохрипела Марселин, наклонившись, и почувствовала, как руки Данталиона обнимают ее. – Я ненавижу себя, ненавижу, ненавижу!
Разве она могла осуждать Стефана за то, что он всегда пытался защитить ее? Разве могла думать, что он виноват в смерти ее семьи, если очевидно, что настоящие виновники – демоны? Разве она могла думать, что достаточна сильна, чтобы спокойно смотреть, как он, неподвижный, тихий, напоминавший мертвого, лежит, и не чувствовать, как ее сердце вновь разбивается?
– Я ненавижу себя…
– Марселин.
– Я ненавижу себя! Я должна разбудить его, должна! Но у меня ничего не получается, я такая слабая и…
Руки Данталиона напряглись. В первую секунду Марселин решила, что сейчас, двести лет спустя, он устал терпеть ее и готов задушить, но вдруг услышала громкие шаги. Девушка хотела высвободиться, помня, что вампир ненавидит публично проявлять привязанность, но он крепко держал ее, будто знал, как она хотела чувствовать чужое тепло.
