Loe raamatut: «Там, где цветут ирисы – 2»

От автора

От автора

Уважаемый читатель!

С радостью представляю вашему вниманию продолжение дилогии «Там, где цветут ирисы». С самого начала мне казалось, что история Ирис и Артема подошла к своему логическому завершению.

Первая часть этой истории о первой любви, основанная на суровой реальности, неминуемо должна была закончиться расставанием. Герои были наивны, совершали ошибки, как и все дети, стремились к совершенству, жили иллюзиями и не имели необходимого жизненного опыта, который так важен для здоровых отношений.

Миллионы людей встречают свою любовь в юности, но далеко не все ее сохраняют. Некоторые, разочаровавшись, расстаются, но даже спустя время не могут забыть об этом переживании.

Каждый человек хотя бы однажды задает себе вопрос: «А что, если бы у нас была возможность начать всё с чистого листа?» Могли бы они прожить вместе всю жизнь? Некоторые люди благодарны судьбе за то, что она их разлучила. Но есть и те, кто с грустью вспоминает о прошлом, понимая, что «дважды в одну реку не войти». Однако…

Вся моя жизнь – это настоящее исключение из правил. С первых дней своего рождения, когда врачи не давали мне никаких шансов на выживание, я словно каждый раз доказываю, что невозможное возможно. В жизни всегда есть место для чуда. Я уверена, что если очень сильно захотеть, то можно дважды войти в одну и ту же реку и прожить счастливую жизнь.

Я думаю, что мои герои действительно заслуживают того, чтобы их история имела "happy end". Смогут ли они простить друг другу ошибки и дать шанс их любви или предпочтут идти каждый своей дорогой – ответ на этот вопрос кроется в следующих строках. Даже для меня, как для автора, исход их истории остаётся пока загадкой.

с уважением, Милена Отт

Глава 1. Ирис

Книга 2. Мой Самурай

Глава 1. Картина.

Наше время.

– Аяме, ты меня слышишь, – я вздрогнула, это была Юко. Мне всё ещё непривычно слышать своё новое имя. Я не собиралась менять своё красивое имя Ирис на Аяме, но так получилось. Подумала, что раз уж так вышло, то почему бы и нет? Новое имя – это, как возможность начать жизнь заново, с чистого листа.

– Аяме, где витают твои мысли?

– В прошлом, Юко. Не слышала, как ты вошла.

– Еще бы, я минуты две пыталась обратить на себя внимание, – Юко обняла меня со спины, целуя меня в макушку, как делал мой дедушка, когда хотел меня поддержать. – Нас ждет семья и Таро, ты что забыла?

– Нет , конечно. Дай мне пару минут, я дам распоряжения и спущусь на парковку.

– Аяме, а это твой портрет? Кто автор? Похоже, что он влюблен в тебя,– хитро улыбнулась Юко. – Мне ты можешь доверять. Я же твоя старшая сестра, Таро мы ничего об этом не скажем, твоему жениху не обязательно знать об этом. К тому же маленькие секретики полезны для укрепления отношений, – Юко ходила вокруг моего изображения и будто прикидывала , кто это мог быть.

– О , Аяме, так написать мог только жутко влюбленный художник, я тебе немного завидую даже.

Я забрала у Юко холст, мне вовсе не хотелось, чтобы она его трогала. Это личное. Сейчас пять лет спустя, я не чувствую ни боли ни ненависти, ни злости.

Когда я впервые увидела эту картину, меня переполнили противоречивые эмоции: удивление, восторг и боль. Она пробудила во мне чувства, которые, как мне казалось, я давно похоронила. На полотне была изображена я, точнее, балерина в костюме “Чёрного лебедя”[1]. Художник так мастерски передал образ, что создавалось ощущение, будто его душа говорит со мной через краски и формы.

Эта картина стала для меня не просто объектом восхищения, но и символом искренности и борьбы за свою мечту. В ней я увидела отражение своих собственных переживаний и стремлений. Каждый мазок на холсте вызывал у меня эмоциональный отклик, это были мои собственные чувства, которые он, Николас Уайт, никому неизвестный тогда художник, смог выразить через свое творчество.

– Юко, не выдумывай того, что нет. Картину доставили сегодня, автор пожелал остаться инкогнито,– я безбожно лгала.

Пять лет назад моя жизнь перевернулась, когда я получила в подарок эту картину Николаса и ещё несколько его работ с пейзажами Токио. Правда, город изображён необычно, в уникальной манере художника. На них словно переплеталось время: прошлое и настоящее. В конце-концов этот стиль лег в концепцию моей арт-галереи.

Николас Уайт был молодым, умным и талантливым художником, но страдал от неизлечимой болезни. Он знал, что его дни сочтены.

Мы провели последние месяцы его жизни вместе, находясь в клинике в Германии. Я стремилась вернуть себе утраченное, а он искал покой. В последние мгновения Николас держал меня за руку, когда его душа покидала тело. В тот миг я почувствовала, как часть моей души уходит вместе с ним. Мне было невыносимо осознавать, что я больше никогда его не увижу. Почему близкие мне люди уходят из моей жизни? Что со мной не так?

Моё сердце разрывалось от боли и потери. В моей душе поселились одиночество и тоска, словно бескрайнее море. Николас оставил во мне след своей непостижимой любви ко мне, которая будет жить вечно в моём сердце.

В то время я проходила лечение в Германии, в той самой клинике мы с Николасом и познакомились. Я случайно заметила, что он постоянно что-то рисует. Его комната с мансардой находилась справа от меня, в тамбуре.

Николас был единственным, кто говорил по-русски и производил впечатление очень нервного и необщительного человека. Неудивительно, что он закрыл дверь перед моим носом, когда я попыталась заговорить с ним. Однако я заметила, что сосед наблюдает за мной, когда я работаю у станка в зале. Я слушала музыку в наушниках, всегда стоя спиной к стеклянной двери в зал. Однако это не мешало мне ощущать на себе его взгляд.

Наконец, я набралась смелости и снова постучалась к нему в дверь. Хотела попросить его перестать за мной шпионить.

– Ты? – спросил он удивленно, как будто мы были знакомы.

– Ну, наверное, я. А мы знакомы? – ответила я.

– И да, и нет, – ровно ответил сосед.

– Как это?

– Бывает так. Я знаю, кто ты, а ты не знаешь, кто я?

– Вы хотите сказать, что вы настолько известная личность, что не можете назвать своё имя? – хихикнула я.

– Нет, я никому не известен. Ты пришла меня пожалеть? Лучше пожалей себя, – очень грубо ответил молодой человек.

Только сейчас я обратила внимание на его лицо и попыталась рассмотреть в нём что-то очень знакомое. Он кого-то мне напоминал, но я не могла понять, кого именно.

– Нет, с чего бы? Как вас зовут?

– А это важно?

– Нет, но как мне к вам обращаться?

– Ты что, собираешься со мной общаться?

– Почему бы и нет? Вы против?

– Нет, не против… Скажу сразу, я бывший наркоман, хотя бывших наркоманов не бывает, чего уж там.

– Прискорбно это слышать. Я Ирис, – и протянула соседу руку с неподдельным дружелюбием.

– Ник, – уже без агрессии ответил мне сосед.

– Очень приятно, Ник. Так вы художник?

– Как ты догадалась?

– Ну, тут не нужно быть Шерлоком, у вас повсюду валяются рисунки. Опять-таки, холсты, краски, картины.

– О, правда. Я открыл окно, а их все ветром разнесло по комнате, – словно оправдываясь, заявил Ник.

Я подошла к одной из картин, которая была занавешена тканью, чтобы рассмотреть ее. Однако мой сосед встал между мной и картиной.

– Уходи! Я сказал, уходи! – его лицо исказилось от боли и неприязни, и он буквально вытолкал меня из своей комнаты. Похоже, у него действительно проблемы с эмоциями.

Мне были совершенно безразличны его странные поступки, резкие перепады настроения и грубость. Несмотря на его явное недружелюбное отношение ко мне, нас словно магнитом тянуло друг к другу.

У меня была последняя операция, и я на пару недель выпала из повседневной жизни. Когда вернулась к занятиям в зале то не ощутила привычного взгляда в спину. Мой сосед видимо тоже пропал из виду. Я всюду искала его глазами, но не находила. Возможно, он уехал? В мансарде у него не горел свет. Постучаться к нему я так и не решилась. И вот, во время ланча, он как ни в чём не бывало присоединился ко мне за столиком в кафе.

– Доктор сказал, что у тебя была операция, и она прошла довольно успешно, – сказал он между прочим, уплетая булку. – Кстати, это тебе, – сказал Ник, протягивая мне букет потрясающе красивых изумрудно-фиолетовых ирисов. – Когда я был маленьким, мама часто приносила мне эти цветы. Их сладкий, цветочный аромат с нотками карамели всегда напоминал мне о ней. Но лишь недавно я осознал, насколько сильно они мне нравятся. Их сложный, многогранный запах оставляет на губах привкус горького мёда. – С этими словами он улыбнулся ещё шире.

– Я заметила, что в твоей комнате всегда пахнет ванилью, а в вазе часто стоит похожий букет. Спасибо за заботу, конечно, но не стоило так переживать за незнакомого человека, – ответила я с нескрываемым сарказмом.

– Я же сказал, что знаю, кто ты, – спокойно произнёс Ник.

– И кто же я?

– Ты Ирис Ионова, балерина, которая попала в аварию.

– Это врач сказал? А как же врачебная этика?

– Не, эти крючкотворы ничего бы не сказали, я навел справки через другие источники.

– И зачем тебе это?

– Так надо, – подмигнул сосед. Сегодня он был явно расположен к болтовне и пребывал в хорошем настроении.

Весь день я была занята встречами со специалистами, и у меня не было времени отдохнуть. Однако я постоянно думала о своём соседе. Он действительно был странным, грубым и наглым, но при этом невероятно обаятельным.

Сон не шёл, и вместо приема снотворного я решила прогуляться по зимнему саду. Я шла по слабо освещенному коридору к лифту, когда кто-то схватил меня сзади и зажал рот, чтобы я не смогла закричать. Я даже попыталась укусить нападавшего.

– Твою мать!.. А-а-а! – зашипел голос. Я вырвалась и, обернувшись, была крайне удивлена – это был Ник.

– Что ты делаешь? Ты меня напугал до смерти! Придурок!

– Прости, я не думал, что ты так отреагируешь. Это была просто шутка.

– Тупая шутка! – я с досадой пнула его по ноге.

– Всё, всё, я сдаюсь, был не прав. Честно говорю, я исправлюсь! – Ник поднял руки и хихикнул.

– Клоун! Клоун и позер!

– Я готов искупить свою вину! – хотя мне показалось, что его слова не были искренними.

– И как же ты собираешься искупить свою вину? – спросила я, не скрывая удивления.

– Я приглашаю тебя на свидание, – подмигивая, сказал Ник.

– Ты человек с биполярным аффективным расстройством. То смеёшься, то злишься. То болтаешь без умолку, то молчишь. Ты же понимаешь, что твое поведение не всегда адекватно?

– Ты что психиатр? Ставишь мне тут диагнозы, ярлыки навешиваешь! Я может очень впечатлительный, возьму и поверю тебе? – с наигранной обидой говорил Ник.

– Почему ты решил, что я соглашусь?

– Вижу по твоим глазам, что ты согласишься. Ну, хотя бы из любопытства.

Ник не стал дожидаться моего ответа, по-хозяйски схватил мою ладонь и потащил меня за собой в свою комнату.

В мансарде не горел свет, мерцали только свечи. Играла приятная музыка. В комнате царил идеальный порядок. Импровизированный стол был сервирован, охлаждалась бутылка вина. Я просто выпала в осадок.

– А ты смотрю , подготовился? Лихо! – я не скрывала удивления.

– Я опытный сердцеед, знаю, как добиться расположения девушки! – смеялся Ник. – А теперь ты. Расскажи, как ты сразу же влюбилась в меня, – я даже растерялась от неожиданности.

– С чего ты взял, что хотя бы нравишься мне?

– Ой, да ладно тебе. У меня есть все: красота, ум и деньги. Неужели этого недостаточно для тебя? – Ник явно подшучивал надо мной.

– У тебя самомнение размером со слона. Давно в зеркало смотрелся? Я видела людей и красивее, и умнее, и богаче тебя.

– Ой, не обижайся! Я просто пошутил. Хотел разрядить обстановку.

Мы ужинали и болтали обо всём на свете. С Ником было легко общаться: он мог поддержать разговор на любую тему – от музыки, литературы , кино и искусства до путешествий.

– Ты не была в Токио? – удивился он. – Это удивительный город. Если бы у меня было больше времени, я бы с удовольствием провёл его в Японии. Я даже надеюсь, что в следующей жизни мне посчастливится родиться именно там.

– Нет, не была, но я очень хочу туда поехать, – ответила я. – Меня вдохновила на эту идея Юко – девушка, которая проходила здесь реабилитацию. Она предложила мне поехать учиться в Токио.

– Ну, так что же ты ждёшь? Бери и поезжай, раз тебе этого хочется. Тебе понравится. А почему именно Токио?

– Я хочу найти своих родных.

– В Японии?

– Да, так получилось, что мой дед – японец. Много лет назад у него был роман с моей бабушкой, но они не смогли быть вместе из-за обстоятельств. Теперь я хочу найти его или хотя бы его семью.

– Зачем? Думаешь, они захотят тебя знать?

– Ну, с чего ты так решил?

– У меня вот неожиданно появился брат. И поверь, я испытал только раздражение, когда он стал частью моей семьи.

– Я и не претендую на то, чтобы стать частью его семьи. Просто хочу узнать о его существовании. Я есть, они тоже. Это же ценность? Мне не хватает близких людей. Сначала мама и папа погибли в автокатастрофе, и меня с пяти лет воспитывали родители моей мамы. Потом из-за одного мудака, наркомана… – я осеклась. – Прости, я не это имела в виду.

– Всё в порядке, это правда – я наркоман, а на правду не обижаются. Рассказывай, что было дальше.

– Тебе действительно интересно?

– Да.

– Мы переходили улицу, и… бабушка умерла, а я превратилась в чудовище… – я замолчала, потому что к горлу подступил комок. Воспоминания были еще слишком свежи.

– Можно задать вопрос Ирис?

– Конечно.

– Смогла бы ты простить того человека, ну, который был за рулем того автомобиля?

– Не знаю, скорее всего, нет. Почему спрашиваешь?

– Так просто..– съехал с разговора Ник. Я продолжила.

– Но знаешь Ник, что у судьбы странное чувство юмора. Я полюбила человека, который увидел меня обезображенную.

– Что за человек? – Ник заинтересованно смотрел на меня, словно пытаясь понять мои эмоции.

– Однажды он спас меня от хулиганов в электричке. А потом случилась авария… Когда мы встретились спустя время, он меня не узнал. Да и кто бы узнал? Мы учились в одном классе, и мне от него доставалось. Но судьба словно посмеялась надо мной. Несмотря на мою, скажем так, непривлекательную внешность, между нами возникло взаимное чувство.

– И ты простила того, кто причинял тебе боль, а того другого не смогла бы простить? Тебе не кажется это нечестным?

– Любовь – это такое чувство, которое не поддается контролю. Мне кажется, она может оправдать всё, даже больше, – мы оба замолчали.

– То есть, следуя твоей логике, если бы ты полюбила человека, сидевшего за рулем той машины, которая изменила твою жизнь, ты бы смогла его оправдать и простить? – Ник смотрел мне в глаза со странной надеждой.

– Чего ты от меня хочешь? Не знаю. Я действительно не знаю, что ответить на твой вопрос.

Мне резко расхотелось есть и разговаривать. Я встала, вышла из-за стола и молча покинула комнату Ника. Мне нужно было побыть одной. Этот разговор словно разбередил незажившую еще рану.

[1] Традиция называть Одиллию «чёрным лебедем» берёт начало примерно с конца 30-х – начала 40-х годов. Она связана с именем американской балерины русско-грузинского происхождения Тамары Тумановой. В 1941 году в Нью-Йоркском театре «Метрополитен Опера» Александра Фёдорова-Фокина с труппой Русского балета Монте-Карло осуществила постановку под названием «Волшебный лебедь» (Mаgic Swan), которая представляла из себя второй акт балета Чайковского. Тогда Тамара Туманова, танцевавшая Одиллию, вышла в черной пачке. Соответственно, коль скоро это был лебедь (волшебный), на что прямо указывало название постановки, и одет этот лебедь был в черное, то и называть Туманову, а затем и Одиллию вообще, стали «чёрным лебедем».

Глава 2. Ирис

Глава 2. Замок из дождя

Встреча с Ником оказалась для меня нечто удивительным, важным и волнующим. Мы, как две одинокие души, заблудшие в этом мире , нашли в друг друге опору и понимание.

Для меня все происходящее уже не казалось столь трагичным, как для Ника, чье будущее открывало в себе гораздо более мрачные перспективы. Ведь ожидание смерти иногда бывает куда мучительнее, чем сама участь. Он, словно мотылек, стремился к огню, зная, что его крылья обожжет пламя, и он сгорит до тла. Но мне казалось, что он со смирением и мужеством принимал это.

Николас окружил меня вниманием, смеялся вместе со мной, грустил. И я, и он были вспыльчивыми, любили спорить и острить. Мы ссорились тысячи раз на дню, но также быстро мирились.

Как любил говорить мой новый друг: «У меня нет столько времени, чтобы бездарно тратить его на обиды. Ну-ка, давай быстро меня прощай и побежали».

Я до сих пор помню все наши ночные разговоры. Мы доверяли друг другу сокровенные тайны, делились самым личным и не боялись быть непонятыми.

Ник смеялся и говорил: «Не бойся, говори всё, что чувствуешь. Я унесу твои тайны с собой в могилу». И хотя он улыбался, мне становилось грустно. С каждым днём я всё больше привязывалась к нему.

У тюркских народов есть устойчивое выражение «жаным сол», которое используется по отношению к близкому, дорогому, родному человеку. В переводе оно означает «моя душа».

Так вот Ник стал для меня родственной душой, и расстаться с ним – всё равно что расстаться с частичкой своей души.

Всё, что было со мной, осталось в прошлом. Даже шрамы стали почти незаметны. Я снова стала гибкой и мягкой в движениях, и это было особенно заметно во время работы у балетного станка. Я могла часами оттачивать каждый элемент, стремясь к совершенству.

Ник больше не прятался за моей спиной. Он просто сидел на полу и рисовал, полностью погрузившись в свой мир.

Однажды я не застала его в комнате и, не спрашивая разрешения, взглянула в его альбом. К своему удивлению, я увидела там свои образы.

– Боже, как красиво! – воскликнула я, глядя на его рисунки. На одном из них я была изображена в самурайском костюме.

– Тебе не говорили, что брать чужие вещи без разрешения нехорошо? – спросил он.

– Прости, но я не смогла удержаться, – ответила я. – Я просто очарована тем, что увидела.

– Ну ты и лисица! Льстишь мне? Не стыдно? – спросил он, улыбнувшись. – Ты прекрасна, а когда танцуешь, ты становишься настолько восхитительной, что у меня мурашки по коже. Мне даже на дюйм не удаётся передать твою красоту, ты словно светишься изнутри, – с грустью ответил Ник. – Знаешь, Ирис, ты моя муза, но сейчас тебе лучше уйти, мне нужно работать. Пожалуйста, не отвлекай меня, – с напускной серьезностью сказал мне друг.

В такие моменты я понимала, что Нику нужно побыть одному, и не навязывала ему своё общество. Он был как кот, который гуляет сам по себе: приходит тогда, когда захочет. С самого начала мы решили, что не будем ограничивать друг друга и дадим столько свободы и личного пространства, сколько необходимо без лишних вопросов.

Прошла неделя, но Ника опять нигде не было видно. Его комната была заперта, а на мансарде было темно. Я обратилась к персоналу, надеясь получить хоть какую-то информацию, но и здесь меня встретила тишина.

Мое беспокойство росло с каждой минутой. Я отправилась на поиски друга, охваченная тревогой.

Я осмотрела все места, где мы обычно проводили время: зимний сад, внутренний дворик, но нигде не обнаружила его следов. Неизвестность окутывала меня, словно тёмный призрак, заставляя сердце сжиматься от страха и неопределённости.

Я долго гуляла по парку на окраине леса под мелким дождём, пытаясь найти убежище от мартовской промозглой слякоти. Наконец, устав от непогоды, я решила укрыться и немного отдохнуть в церкви, которая находилась на территории клиники. Хотя в моей семье религиозные обряды были чужды, и никто из нас не исповедовал веру и не знал молитв, я почувствовала нечто сверхъестественное, что привлекло меня в эту обитель.

Прикоснувшись к деревянным перилам, я вошла внутрь и села на последней скамейке. За толстыми стенами церкви продолжал лить дождь, но внутри царила атмосфера покоя и безмятежности, защищая меня от всех житейских невзгод. Я не умела молиться, но слова сами собой возникли в моей голове, когда я обратилась к Нему своим сердцем.

Мои мысли были о дорогих мне людях – маме, папе, дедушке моей ба и Нике. Слезы текли по моим щекам, напоминая о боли, которая наполняла мое сердце. Осознание того, что Ник скоро уйдёт из моей жизни, глубоко ранило меня.

С такой тяжестью на сердце я понимала: время расставляет всё по своим местам, как фигуры на шахматной доске судьбы. Я знала, что каждый прощальный миг будет словно зазеркалье, отражаясь в бесконечной тоске и бессмысленности расставания.

– Вот ты где! А я тебя повсюду ищу! – сказал Ник, вырывая меня из моих мыслей. Он слегка толкнул меня в плечо, приводя в чувство. Я смотрела на него во все глаза, пытаясь убедиться, что это не иллюзия.

Ник сел рядом со мной. Мы сидели в тишине, пока не заиграл орган. Звуки музыки заполнили всё пространство.

Мы какое-то время молчали, Ник взял в свои ладони мои руки.

– У тебя руки, как льдинки, смотри вся дрожишь. Замерзла?

– Есть немного, – почему-то шёпотом ответила я. В этом мгновении было что-то особенное: интимное, сокровенное и сказочное. Казалось, что только мы вдвоём существуем в этом мире, и только мы с ним находимся в этом замке, спрятавшись от дождя.

Ник дул на мои руки, пытаясь согреть их своим дыханием, а затем прикоснулся к ним теплыми губами. Я почувствовала его лёгкие касания, и меня словно охватил жар. Кровь, казалось, закипала, и это ощущение было невозможно сдержать. Оно разливалось по моим венам, словно расплавленное олово.

В его глазах что-то промелькнуло, он точно уловил мою реакцию. Николас немного отодвинулся, но мою руку не выпустил.

– В жизни не бывает случайностей. Раз мы оказались в этом месте, значит, пришло время для откровенного разговора, – Ник заговорщицки подмигнул мне. – Пожалуйста, выслушай меня и не перебивай, один момент, соберусь с мыслями.

– Хорошо, как скажешь, – я накрыла его ладонь своей.

– Мое детство прошло в атмосфере огромного достатка, – Ник начал, его голос немного дрожал. Я понимала ему нелегко дается этот разговор. – Я был единственным ребенком в состоятельной и влиятельной семье. Всё вокруг – от внешнего вида нашего особняка до марок машин на стоянке – казалось воплощением статусности. Однако за этой внешней оболочкой скрывалась пустота, которую не могли заполнить никакие материальные блага.

В глубине души я страдал от недостатка внимания и любви со стороны родителей, которые были увлечены светской жизнью и карьерой. Дорогие подарки и экзотические путешествия казались мне лишь временной заменой того, чего мне так не хватало – внимания и тепла. Мои мечты были не о материальных ценностях, а о простых радостях, таких как совместное времяпрепровождение, беседы у камина или прогулки по парку.

Чем больше меня окружали предметами роскоши, тем сильнее ощущал внутреннюю пустоту. Материальные ценности казались мне лишь временным утешением, которое не могло заменить истинную потребность в любви и внимании близких людей.

Со временем я понял, что истинное богатство – это не деньги и вещи, а тепло и забота, которые могут дать только искренние чувства и настоящая любовь.

Помню, когда мне было около 5 лет, я заболел ангиной. Меня одолевали жар и слабость, и я вынужден был проводить много времени в постели, выпадая из привычной жизни.

В этот трудный период моя мама, словно ангел-хранитель, стала моей опорой и надеждой. Она проводила со мной дни и ночи, окружая заботой и любовью.

Она читала мне книги, играла, обнимала и гладила по голове, словно желая, чтобы я поскорее выздоровел. Её поддержка и вера в лучшее помогали мне пережить этот трудный период.

В её ласковых руках и заботливых глазах я ощутил себя таким счастливым и любимым, что даже начал мечтать о серьезной болезни. Мне казалось, что если я заболею, то смогу наслаждаться этим бесконечным потоком материнской любви и внимания.

Моя болезнь стала для меня словно пропуском в другой мир, где мои родители больше не ругаются, а проводят со мной каждую минуту, окружая меня теплом и заботой, которых мне так не хватало.

Но, как говорится, «бойтесь своих желаний», я действительно серьёзно заболел. Мои родители, полные отчаяния, делали всё возможное, чтобы я выздоровел. Они обращались к известным врачам, путешествовали по миру, искали помощь у лучших специалистов и знахарей. Однако даже самые чудодейственные ритуалы и заклинания не смогли изменить неутешительный диагноз.

Несмотря на заботу и лечение, которые я получал, было очевидно, что мне не суждено дожить и до тридцати лет. Я замечал, как мои близкие старались не смотреть мне в глаза, а когда родители всё же обращали на меня внимание, в их взгляде читались горечь и отчаяние. Я понимал, что стал для них тяжелым грузом, который трудно было нести.

Страх и безысходность накрывали меня, словно тень, предвещая неизбежное. В тишине больничных палат я осознал, что иногда наши желания могут привести к последствиям, от которых нет спасения. И мне оставалось лишь принять эту жестокую истину.

Ирис, пообещай мне, что будешь жить полной жизнью за нас обоих. Не бойся ничего, следуй за своей мечтой и не трать время на бессмысленные переживания и жалость к себе! – Ник крепко сжал мою руку, и я почувствовала боль.

– Обещаю, я очень постараюсь, – ответила ему шепотом.

Ник продолжил свой рассказ.

– Со временем я свыкся с мыслью о том, что моя жизнь будет недолгой. Это был тяжелый, но неизбежный факт. Мои родители перестали пытаться спасти меня, осознав, что это бесполезно. Жизнь продолжалась, и я стал самостоятельным, предоставленный самому себе.

Меня больше не окружали сверхзаботой и вниманием, и мои родители перестали суетиться вокруг меня, как раньше. Никто не ждал от меня результатов и достижений. Я мог не учиться и проводить время так, как хотел, без постоянного контроля.

Мы все рано или поздно умрём, и никто не в силах изменить судьбу. Я прошел через все этапы: отчаяние, отрицание и торг. И наконец, я принял неизбежность своего конца. Важно не отчаиваться и не падать духом, а ценить то, что есть здесь и сейчас.

В этом новом мире, где нет строгих правил и ожиданий, я наконец-то смог быть самим собой и заниматься тем, что приносит мне радость и удовольствие. Я начал рисовать, заниматься живописью и графикой.

Хотя мир моих детских мечтаний рухнул, я нашел в себе силы создать новую реальность, где главное – это ощущение свободы, которым можно наслаждаться, пока оно длится.

И вроде бы все налаживаться стало, но приступы стали учащаться. Я оказался слабым и трусливым. Постепенно меня охватила тревога, разрушая мою прежде непоколебимую уверенность.

Из страха или из желания наказать родителей за их беспомощность, я окунулся в мир развлечений, связанных с алкоголем и запрещенными препаратами. Деньги и их доступность сыграли свою роль, и я стал искать забвение в бесконечных развлечениях.

Мне всегда не хватало друзей. Из-за длительных периодов изоляции в больницах и ограничений в общении в детстве это было непросто. Кроме того, быть богатым – это значит не верить никому вокруг.

Так я попал в компанию, которая не отличалась, так скажем, хорошим поведением. Меня затянуло в водоворот спиртных напитков, наркотиков и свободного образа жизни. Лозунг «Секс, наркотики и рок-н-ролл» стал для меня способом избавиться от мучительной боли и страха перед неизбежным концом.

На какое-то время эти занятия приносили мне временное забвение и утешение. Однако в глубине души я понимал, что и это не дает мне покоя. От себя не убежать.

Опускаясь на самое дно своей жизни, я думал, что достиг предела своих мрачных и отчаянных мыслей. Но, как это часто бывает, когда кажется, что хуже уже некуда, жизнь преподносит нам сюрпризы, которые кажутся зовом с самого дна.

Мой отец не был безупречным человеком, и он никогда этого не скрывал. У него был ребёнок от другой женщины, что, в общем-то, неудивительно: у богатых мужчин часто бывают внебрачные связи. Однако мой отец привёл этого ребёнка в нашу семью и потребовал, чтобы мы все считались с этим новым порядком вещей.

Сейчас я могу быть более терпимым к этой ситуации, но тогда мне казалось, что отец хочет заменить меня другим ребёнком. Я чувствовал себя сломанной игрушкой, которую можно выбросить без сожаления и купить новую.

Ощущение, что меня забыли или вытеснили из центра внимания, вызвало во мне бурю эмоций: обиду, ревность и непонимание. Я хотел защитить свои границы от незваного гостя.

Со временем я смог лучше понять ситуацию и отнестись к ней более спокойно. Однако в тот момент всё казалось таким мрачным и безнадежным, как будто я потерял своё место в этом мире. Если бы я только знал, что встречу тебя, – произнес Ник, глядя мне прямо в глаза, словно ища в них опору.

– Интересно, что бы произошло, если бы ты знал Ник? А?

– Наверное сделал бы все, чтобы провести больше времени на этой земле, вместо того чтобы торопиться уйти. Я не знал, что такое возможно…

– Что именно возможно.?.– не унималась я.

– Любовь… Разве ты не чувствуешь это? Я полюбил тебя, но знаю, что это не взаимно.

– Ник… Я не знаю, что ответить тебе… – меня охватила дрожь от такого его признания.

– Не нужно ничего говорить… – Ник замолчал, и в этот момент мы вздрогнули от неожиданного голоса, который раздался позади нас.

– Молодые люди, могу ли я вам чем-то помочь? – с искренней заботой спросил пожилой священник.

– Наверное, нет, уже поздно, нам пора идти, а то нас хватятся и поднимут шум, – сказал Ник устало, и в его голосе прозвучало облегчение от того, что не нужно продолжать этот разговор.

– Но, Ник, – я была в недоумении и пыталась возразить. Мне так хотелось узнать всё.

– Позже, мы обязательно продолжим разговор позже, – Ник накинул мне на плечи своё пальто и, не выпуская моей руки, потянул к выходу.

– Ты обещаешь? Все расскажешь до конца? – я все еще надеялась, что разговор продолжится.

Ник на мгновение остановился и посмотрел на меня с такой нежностью.

– Ну, куда я денусь, конечно, все расскажу. Ответь мне только честно, пожалуйста… Можешь? – Я кивнула. – Если бы мы встретились при других обстоятельствах, ты смогла бы меня полюбить по-настоящему?

Мне не пришлось раздумывать или придумывать что-то. В этот самый миг я знала ответ, и это не ускользнуло от его пристального взгляда.

– Да, смогла бы…Раз мы так сегодня откровенны друг с другом, то я тоже признаюсь. С первого дня знакомства меня тянуло к тебе, и мне хотелось быть ближе, – произнесла я уверенно, не отводя взгляда. – Ты как мое близнецовое пламя[1], как часть моей души. Возможно, я не люблю тебя так, как ты бы хотел. Но знай, в моем сердце всегда будет место для тебя.