Глава VI. Опасность всюду
Выехали ровно в шесть. Кошка без лишних слов устроилась досыпать свое на мягком заднем диване и благополучно продрыхла до полудня. Лошадь несла громоздкую, похожую на катафалк фирменную КСную колесницу совершенно не напрягаясь. Широкое бороздчатое днище судна парило в дюжине дюймов над дорогой, повинуясь малейшему изменению в траектории движения синего чудища. Другие всадники, коляски, телеги, колесницы и даже редкие машины старались убраться с их дороги, завидев фирменный ромбик КС-СМЕРТЬ на матовом обтекаемом фасаде. Потом Фауст свернул с оживленной магистрали на довольно безлюдное шоссе, чтобы немного срезать путь через краешек серой, вулканической пустыни.
Довольно долго Кира работала. Фауст то и дело слышал быстрое щелканье клавиш биобука у себя за спиной, шуршание бумагами и невнятное бормотание. Часам к четырем это бормотание вылилось в витиеватое досадливое ругательство, после чего кошка перелезла вперед и плюхнулась в бархатное кресло рядом с ним, задрав ноги на приборную доску, и уставилась в круглое, переходящее на крышу окно.
Кобыла без устали шла полным галопом, выбивая тяжелыми копытами искры из каменистой дороги. Фауст привычно сжимал глянцевые пластиковые узды в одной руке, положив вторую на отполированную деревянную ручку управления высотой с выгравированным на набалдашнике черепом. Моторчик тихо свистел, радио шипело и плевалось на грани слышимости, отказываясь ловить нормально хоть какую-нибудь волну. Высаженные вдоль тропы чахлые тополя мелькали практически сплошной серебристой стеной, а позади них стелилась до самого горизонта сухая ровная гладь всех оттенков серого цвета. Эта часть дороги проходила через Долину мертвых.
– Расскажи мне о своей работе, кошка.
Кира смерила его взглядом и покачала головой.
– Не надо пытаться сблизиться со мной, пес. Мы договорились. Не нужно делать вид, что тебе интересно. Я, конечно, благодарна за попытку, но это лишнее. Перед Волфтейном я твое усердие обязательно подчеркну.
Фауст покачал головой, собирая в кулак все свое терпение.
«Взяла и огрела! Я вот искренне, между прочим, спросил. В этот раз. Не выспалась что ли. Или не получилось чего, и злится теперь».
– Во-первых. Волфтейн и так будет доволен, даже если я привезу тебя в багажнике с кляпом во рту – ты жива, – теперь была его очередь мерить ее взглядом. – Во–вторых, как ты могла заметить, у нас за окнами невероятно увлекательный пейзаж, который до вечера существенно не изменится и если честно, то я просто засыпаю последние полчаса. Поэтому, пожалуйста, поговори со мной немного, желательно о своей работе, чтобы не нарушить наших обоюдных личных границ и не выйти за рамки делового общения.
Кошка насупилась и уставилась в окно. Молчание затягивалось, и Фауст как можно более мягким тоном продолжил.
– Что ты делаешь переносной энэргометр, я понял. Только не понимаю, причем тут театры и концерты.
– Эмоции, – она слегка запнулась, но, прочистив горло, все же ответила. – Мне нужно набрать образцов разных Форм и занести в его базу. Формы чувств и эмоций чаще всего встречаются в людных и культурных местах. Формы природных сил я уже набрала раньше, весь прошлый и позапрошлый год я моталась по миру. Я сначала сама собирала эту штуку из подручного. Частно, как хобби. Мне природа Форм всегда была интересна. Хоть это уже биоэнергетика… но я пришла к выводу, что в мире, сотканном из энергий, в любом случае рано или поздно упрешься в науку об энергиях.
Сначала она говорила, тщательно подбирая слова, будто пытаясь объяснить теорию относительности имбицилу. Фауст молчал, не желая ни открывать карты раньше времени, ни лишать кошку чувства умственного превосходства, которое, как он отметил за время их знакомства, для нее почему-то было очень важно. Но через какое-то время, как и подобает поглощенному своим делом ученому, она увлеклась. Теперь речь ее превратилась в воодушевленный монолог, наполнилась бурной жестикуляцией и сопровождалась горящим взглядом. Поглядывая на кошку то в зеркало заднего вида, то краем глаза, пес поймал себя на том, что его лицо непроизвольно растягивается в умиленной улыбке. Примерно в ту же секунду и она это тоже заметила и тут же оскорблено замолкла. Скрестила на груди лапы, нахмурилась и оттого распушилась, то есть стала выглядеть еще более потешно.
– И что ты лыбишься, гад?
Пес пожал плечами, решив не отпираться.
– Ну нравится мне, когда люди проводят жизнь, занимаясь любимым делом, Кир. Радуюсь я этому, когда вижу. Так значит, ты вывела гриб, способный различать базовые энергии, из которых сплетен наш мир?
– Формы, да. Архетипические первообразные потоки сил.
– И более мелкие энергии и эмоции?
– Да.
– И передавать это в виде цветовых пятен на видеомонитор.
– Да.
Он покачал головой.
– Теперь понятно, почему Волфтейн в тебя так вцепился.
– В смысле?
– В смысле! Это же прорыв, кошка. Сейчас в среднем на проверку энергобаланса уходит неделя – это значит, что агентам нужно вычислить подозреваемого, добыть образец тканей, отправить в контору на анализ и только потом КС выдаст ордер и бумаги на уничтожение или просто введет цель в базу. Конечно, сканируются все данные любых анализов крови со всего мира, но, по опыту могу сказать, что нарушители избегают больниц и районных поликлиник. А если у нас будет аппарат, сканирующий большие массы людей и отображающий энергослепок сразу… – он присвистнул, представляя масштабы грядущих изменений.
Кира хмыкнула, с трудом пряча за скептичным выражением лица удовольствие от признания собственной ценности.
– Закатай губу, Пес. Пока что еще ничего не готово и вообще не ясно, получится ли.
Не нужно быть гением, чтобы понять подтекст этого удрученного тона в купе с давешними ругательствами и хлопаньем крышкой биобука – кошка зашла в тупик.
– На чем застряла?
– Да понимаешь… – она открыла машинку и вывела на экран одну из сохраненных записей. Фауст искоса поглядывал в монитор, не рискуя на такой скорости сильно отвлекаться от дороги.
– Пока образцов было не много, все шло отлично. Показания были простые и ясные – Жадность, Зависть, Гнев, Любовь, Страх, Похоть, Воля – яркие четко очерченные пятна. А теперь смотри как все смешалось – вот как тут понять, что ведет?
На черном фоне двигались фигуры людей, наполненные разноцветной мошкарой. По косвенным признакам Фауст понял, что видит запись беседы двух приятелей за барной стойкой. Действительно, сказать на вскидку, какого цвета в фигурах представлено больше было невозможно.
– А что мат-анализ говорит?
– Бред говорит, – выплюнула Кира со злостью. – В сумме все энергии дают триста двенадцать процентов – вместо ста. Тристо сорок. Тристо пять. Тристо тридцать. Всегда чуть выше трехсот. Не понимаю, где ошибка.
Какое-то время они ехали молча. Кошка устало перебирала функции в своей программе, в который раз пытаясь обнаружить дефект методом научного тыка. Фауст же погрузился в раздумья. На улице начал моросить дождик, мелкой серой россыпью ложась на стекло.
– Жаль, что природа не источает эмоций, а то был бы просто эталон уныния и безысходности, – пробубнила кошка.
– Эмоций, конечно, не источает, зато источает саму себя, – пробормотал пес.
– Что?
– Я говорю…
Пес замялся, продумывая что-то про себя.
– Я говорю, что основание нужно изменить по всей видимости. Какой у тебя фактор классификации?
– Ооо, я пробовала классифицировать на положительные–отрицательные, разрушительные–созидательные, по глубине, по происхождению – но многие дублируются в зависимости от условий. Та же Форма Любовь иногда разрывает ткань реальности, а иногда скрепляет ее, иногда положительно заряжена, иногда отрицательно. Я уже не говорю о происхождении. К примеру, агрессию и доброжелательность может источать вообще любой объект, хоть человек, хоть камень. Однажды я нашла злонамеренную вилку в столовке при ПТУ…
Фауст прыснул.
– Серьезно? Злобную вилку?
– Да, вот представь себе мое удивление… Так что оснований я перепробовала массу. И все время какая-то чушь выходит.
– Но ты всегда задавала дихотомию?
Кошка посмотрела на Судию снисходительно.
– Фауст, наш мир состоит из энергий. Они либо связывают ткань реальности, либо разрушают эту связь.
– Либо являются этой тканью.
– Да, либо уравновешены.
– Нет. Не уравновешены, а находятся в статике. Ткань реальности это тоже энергия, те же Формы в статике. Иногда мир ничего не создает и ничего не разрушает. Он просто есть.
Кошка потупилась. Она не понимала, о чем говорит пес.
– Глянь в окно, что ты видишь?
– Ммм. Пустошь. Деревья. Серое небо. Дождь.
– Все верно. Идет дождь, деревья пьют из почвы, и вода укрепляет их. В здоровом дереве есть Жизнь и это связующая энергия, так?
– Так.
– Та же дождевая вода собралась в ручей и подмыла корни – это разрушающая энергия, так?
– Для почвы – так…
– Верно, для почвы. А как быть с водой, содержащейся в клетках дерева? Она создает или разрушает? Куда ее?
Кошка смотрела на пса и медленно хлопала глазами, пытаясь представить себе предлагаемую картину мира.
– Твой гриб видит все типы энергий вперемешку. А программа их считает вперемешку – трижды. Отсюда твои триста процентов.
– Почему трижды-то?…
– Потому что мы живем в трехмерном пространстве, а не в двумерном. Ты сама сказала – разрушение и связывание. Но должно же быть то, что можно связать или разрушить. Сама ткань реальности тоже состоит из энергии. Форма одна – вода. Но из ста процентов воды часть разрушает, часть созидает, а часть является тканью мира.
Кира смотрела как-то мимо него застывшим взглядом с сильно расширившимися зрачками.
– Базовый стазис… Ты говоришь о базовом стазисе.
– Я не помню, как это называется правильно. Я просто говорю о том, что многие Формы – Небо, Вода, Луна, Любовь – это все базовые основания мира. Сколько открыто Форм? Больше тысячи?
–Тысяча пятьсот семьдесят сейчас зарегистрировано… – автоматически выдала кошка.
– Во, полторы. Когда я это изучал было где-то только тысяча двести. Некоторые энергии существуют сами по себе, из природы, некоторые антропогенны, как Страх или Ненависть. Но любая из них в какой-то конкретный момент времени, под воздействием обстоятельств, может соединить другие или напротив, оттолкнуть друг от друга. Только одна Форма при любых обстоятельствах остается соединяющей.
– Жизнь?
– Жизнь, – кивнул Судья.
Тестовый прототип полевого энергометра д-ра К.Форестер,
Кошка кивнула, несколько обескураженная его осведомленностью в общей биоэнергетике.
– Задать третью ось… Ось базового стазиса? В котором энергия не имеет никакого заряда. Положительные, отрицательные… нейтральные.
– Да. И вывести изображение на три разные картинки в один и тот же момент времени. Будет сто процентов этого стазиса – то есть все энергии, не участвующие в процессах, но влияющие на них. Отдельно выделить энергии связующие – их тоже будет сто процентов, и разрушающие. Соответственно тоже сто. Они и должны дублироваться. У тебя одно и то же наименование может встретиться во всех трех категориях. Как… вода сейчас за окном. Часть воды просто есть, часть воды участвует в связывании, а часть в разрушении.
– Ты имеешь ввиду… разделить всю воспринимаемую информацию не по фактору частоты излучения, а по фактору функциональной направленности, которая не ограничена только двумя полюсами, и вывести дисперсию результата на различных срезах изображения?..
– Ого. Это я такое предложил? Круто. Только почему машинка выдает не просто тристо процентов, а немного больше – я что-то не могу сообразить.
– Я могу, – кошка продолжала смотреть мимо него. В ее глазах забегали циферки и начали складываться сложные формулы с радостным поскрипыванием – как мелком по досочке. – Это скорее всего те энергии, которые гриб распознает, но их еще нет в базе.
Фауст согласно кивнул. Он самодовольно наблюдал за произведенным эффектом, тщеславно сохраняя безразличное выражение лица. И, чтобы окончательно перевернуть представление кошки о себе, добавил:
– И еще мне кажется ты перемудрила с видео.
– Процессы нужно смотреть в динамике, пес.
– Процессы – да, согласен. Переход энергии из одного состояния в другое, это очень интересно. Но с точки зрения практики бесполезно.
Кошка вроде бы взвилась и уставилась на него. Но молчала, не перебивала.
– Ну, с нашей, КСной практики, я имею ввиду. На сегодняшний день, энергоанализ который делает наша контора выглядит как фото. Как график точнее, но по сути, это слепок одного конкретного мгновения. И этого достаточно, чтобы выявить дисбаланс. Ну серьезно, важно только положение вещей в момент наблюдения. Если наблюдаемый взрывается гневом и намеренно проклинает этим гневом кого-то другого, разрушая его защитные ауры, то он виновен в энергетическом преступлении. Гнев в этом случае разрушителен. А то, что в других случаях его гнев лишь повышал его работоспособность… и был созидательным – это не имеет значения для потерпевшего. Важно здесь и сейчас. Фото. Раз в … скажем в десять-пятнадцать секунд? Это сильно снизит нагрузку на аппаратуру, даст свободную память и не будет так жрать энергию.
Кира долго молчала. Потом, развернулась, перелезла обратно на заднее сидение и также молча уткнулась носом в свою машинку. Через некоторое время она недовольно буркнула:
– Ну, хорошо. Не тупой. Но совершенно точно самодовольный.
Пес глянул на нее в зеркало заднего вида не сдерживая уже больше победоносную улыбку.
* * *
Из источников света в небольшой комнатёнке придорожного мотеля были лишь прикроватные лампы, причём работала только одна. Зато из ванной вырывался истерично белый свет. Шквальный ветер хлопал ветками по крыше, всё нарастая и нарастая. Дождь-таки развернулся в полную мощность и превратился в настоящую бурю. К счастью на пути как раз подвернулся мотель, и Фауст объявил внеплановый привал на ночлег. Кира долго стояла под горячими струями душа, наслаждаясь теплом и чувствуя, как расслабляется спина, скрюченная весь день дорогой и работой в неудобной позе. Когда хлопнула дверь, она уже облачилась в белый вафельный халат и заматывала голову полотенцем.
– Б-ррррр-р-р! Ну и погодка: я промок до костей.
Она выглянула из ванной. Фауст мимоходом закрыл широкие деревянные жалюзи, поставил коробочку с обедом из китайского ресторана для кошки на стол и ее дорожную сумку на пол. Он действительно был весь мокрый, по рукам и лицу вода стекала струями, одежда плотно прилипла к телу.
– Там не найдётся сухого полотенца? Буду очень благодарен и счастлив, как сытый поросенок. Я еле сдерживаюсь, чтобы не отряхнуться и не забрызгать тебе тут все.
Он начал спешно разоблачаться – быстро бросил совершенно промокшую дутую куртку в угол, заковырялся в пуговицах немногим более сухой рубашки, но и с ней быстро справился. Кира скептично закатила глаза от этого спонтанного стриптиза, но все же сняла с душевой полки второе стандартно-белое полотенце, замахнулась, чтобы его бросить… Но так и застыла с ним в руке – в неудобной позе и с глупым выражением лица.
– Спасибо… Чего? Призрака увидела? – он быстро обернулся на всякий случай, потом осмотрел себя. – Что-то не так? Или я тебя смутил своим голым видом?
Судья Фауст J.D.
В руке он держал тёмно-бурый, цвет-в цвет с его шкурой, толстый, слегка рельефный бронежилет с кучей заклёпок и вшитыми защитными пластинками на груди. «Чёрт меня возьми… – пронеслось в её голове. – Вот тебе и анаболический придурок… Сначала выясняется, что вовсе и не придурок, а теперь ещё оказывается, что и не анаболический…» Она очнулась, встряхнулась и бросила-таки полотенце.
– Да нет, что я, голых мужиков не видала? К тому же по пояс не считается. Просто, ты такой… худой! – она не могла оторвать взгляда и рассматривала его, словно рептилию в аквариуме, дюйм за дюймом. – Мне как-то все время казалось, что ты здоровый как гора. Я просто не ожидала, что ты… ну. Такой. Под одеждой.
Кира не любила качков, да и вообще – слишком большие мужчины почему-то не взывали у неё доверия, они казались ей надутыми и искусственными.
Фауст же и правда оказался очень худым… Поджарым. Стройным. Хорошо сложенный костяк был покрыт тугими, как корабельные тросы, красивыми, но вовсе не крупными мышцами. Для двоякоходящего существа у него были идеальные пропорции – он мог ходить абсолютно ровно на двух ногах, и о псовой природе будут говорить только выгнутые вперед коленки да тонкий острый хвост позади. Но и на четырех, скорее всего, чувствовал себя отлично за счет вытянутого длинного туловища и гибкой шеи. Широкие, выделенные, очень подвижные лопатки прикрывали чуть не полспины и, судя по всему, давали ему хороший противовес и огромный запас мощности при замахе или при беге. Глядя на его мускулистые, крепкие руки, она мимолетно вспомнила, с какой легкостью он подхватил ее на Лошадь в Ганолвате, и ее передернуло от мысли, сколько потенциальной силищи замкнуто, словно в круто скрученной пружине, в этом прекрасно отлаженном красивом механизме. Механизме для убийства, напомнила она себе.
– А-а. Это из-за жилета, – он прислонил свою амуницию к кровати и стал вытирать голову. По его узкому длинному животу от плоских квадратиков аккуратной груди прошли ровные бороздки мышц. Кира поймала себя на том, что как завороженная смотрит на эти перекаты обрамленной в плоть и закованной в армейскую выправку силы и поспешно отвернулась, позорно чувствуя, что заливается краской. Она с грустью вспомнила белесое, слегка заплывшее жирком, изнеженное тело Джекоба и вдруг осознала, что не понимает, зачем до сих пор с ним встречается.
– Чёртова жилетка, – он усердно обтирался, взъерошивая жесткую короткую шерсть, и мелкие брызги все же разлетелись по всей комнате. – Я сам себя в ней чувствую как кочан капусты.
Чтобы как-то себя занять, Кира влезла на кровать и взяла посмотреть жилет, во всяком случае, попыталась взять.
– Ух, нихрена себе! По весу как будто в нем Энциклопедия Естественных и противоестественных наук Брайтиграма, все двадцать девять томов. Сколько он весит?
– Облегченный, двадцатку. На марш–бросок стандарт пятьдесят, но на повседневную рутину обязаловка эти.
– То есть вы всегда обязаны такие носить?
Он кивнул.
– Требования безопасности. На Судей все выполняется индивидуально, так что он довольно удобный. Но я не люблю все равно. Несвободно. Их, конечно, многие наши «потеряли», но я не могу. До меня постоянно начальство добадывается с проверками, так что приходится терпеть.
– За что тебя так любят сверху?
– Рожей не вышел, – коротко буркнул он. – Не бери в голову… – она почувствовала, как он закрылся. Видимо, не желая рассказывать о себе больше.
Небо вдруг разразилось громом. Фауст присвистнул, подошёл к окну и раздвинул жалюзи пальцами. Кира сделала то же самое. На улице штормило. Ливень с новой силой забарабанил по металлочерепице, ветер трепал деревья из стороны в сторону, будто это были молочные зубы, и он старался вырвать их с корнем и расстаться, наконец, с детством.
– У окна не маячь… – покосился на неё Фауст. Он уже вытерся, но по телу всё ещё пробегала время от времени дрожь, ставя шерсть то тут, то там дыбом.
– Тоже мне нянька, – устало огрызнулась она. – За мной охотятся потусторонние силы – вряд ли они станут нанимать снайпера и снимать меня через окошко в оазисном мотельчике на краю земли.
Фауст не нашелся что на это ответить. Они еще какое-то время постояли, наблюдая за шквальным дождем, думая каждый о своем. Потом кошка растянулась на кровати и широко зевнула.
– Спаааать… Ты в соседнем номере, если что?
– Нет, я тут с тобой вместе. Я нас для конспирации молодожёнами представил, ты ведь не против?.. – он ехидно глянул на ее вытянувшееся лицо. – Да ладно, что ты так побледнела? Не такой уж я и урод, если на то пошло…
– Это ты так думаешь… – прошипела кошка, вмиг растеряв весь свой меланхолически-романтический настрой. Полотенце с головы она давно уже сняла и теперь уши напряженно и агрессивно отвелись назад, а зрачки расширились до такой степени, что Фауст видел в ее почерневших глазах свое отражение чуть не в полный рост. Он хмыкнул и миролюбиво улыбнулся.
– Расслабься, Кир. Шучу я конечно. Парень наотрез отказался селить нас в разные номера, ссылаясь на ремонт, мор клопов и текучую крышу. Скорее всего, где-то тут камеры или дырка в стене, через которую он алчет понаблюдать сцену грехопадения двух коллег по региональному менеджменту, оказавшихся волею судьбы в одной кровати. Как в старых фильмах.
Кира медленно кивнула, успокаиваясь.
– Ты не надавил на него?
Он пожал плечами.
– Зачем?..
За окном в этот момент сверкнула молния, и кошка отметила, что при этом простом усталом жесте в движение пришла вся грудь и плечи пса, отозвался каждый, самый крохотный мускул. Все–таки мускулатура у него была поразительно тонко и хорошо развита, а его бурая шкура при таком освещении казалась словно прозрачной. Так что можно было брать и подписывать под каждым сухожилием латинское название и отправлять фото в учебник по аномальной анатомии. Кошка очень любила анатомию – и аномальную и нет. И от зрелища получала истинное эстетическое наслаждение.
– Ну и как поступим? По очереди будем на кровати спать, или в тебе восстанет из мёртвых совесть, и ты займёшь свое законное место в ванной? Или пойдешь на коврик у крыльца?
– Однажды подушка займёт своё законное место у тебя во рту – передразнил её он. – А я спать буду в машине. Тут хорошие теплые стойла, сейчас отдохну чуток и пойду отгоню.
Она залезла под тощее накрахмаленное одеяло и попыталась укутаться, насколько это было возможно, давая волю своей кошачьей природе. Выглядело это гнездование невероятно забавно.
– Мда. Вижу, тебе определённо пора спать. Выезжаем в шесть, отсыпайся. Я тут рядом, если что.
Он накинул на плечи полотенце, вышел за дверь и легкой трусцой добежал до коляски, припаркованной недалеко от крыльца.
Мотель Красный Гремучник, карстоун роуд 74, восточный перегон Долины Смерти
– Ага… очень разумно – обсохнуть в тепле перед сном, чтобы снова выскакивать под ливень, – пробубнила Кира зачем-то вслух, наблюдая за псом в окошко. Потом осмотрела комнату, подумав снова о его словах про «подглядывающего» администратора гостиницы и с головой накрылась одеялом. Ей вдруг стало ужасно одиноко и тоскливо один на один с собой и своими мыслями. И немного страшно. Но изменить ничего нельзя – не станешь же звать этого упыря обратно в номер?
Затем в ее голову тихо вплыли размышления о Фаусте. Обо всем, что происходило в Дродорфе, где он ни разу не повел себя неучтиво или грубо, по дороге, когда оказалось, что он далеко не дурак. Кошка твердо решила выяснить побольше о Судьях, в частности о том, какое они получают в КС образование. В конце концов, мысли и образы перескочили на картину только что пережитого телесного разоблачения, воскрешая в памяти подробности необычной анатомии пса. А при воспоминании о стройных рядках кубиков на его длинном узком животе, по ее спине побежали мурашки. Потом она долго спускалась по каким-то темным каменным коридорам с низкими потолками и тусклым зеленоватым освещением, будто от факелов. Она шарила в потемках по сырым стенам в поисках прохода дальше, вглубь этого подземелья, в существовании которого была целиком и полностью уверена. Но ни тайного рычага, ни кнопки, ни просто открытого лаза так и не обнаружилось. Уже под утро она проснулась от громового грохота. Одна, в огромном, темном холодном номере. «Как обычно», с грустью подумала она. И погрузилась в сон снова, теперь уже без сновидений.
* * *
– Да-да! – громыхнул басом диабол, когда в дверь раздался вежливый стук.
Волфтейн восседал за своим столом и как обычно разбирался в бумагах. Он поднял взгляд над маленькими очками-половинками и, увидев входящих в кабинет Киру и Фауста, все отодвинул. Он машинально отметил, как элегантно и красиво пес пропустил девушку вперед и многозначительно улыбнулся. Маркус очень любил быть правым.
– Аааа, ребята. Располагайтесь.
– Зачем звал, Марк? – задал Фауст свой стандартный вопрос. Он вжался в кресло и скрестил на груди руки. Чувствовал себя Судья не очень уютно, но не мог понять почему. То ли ожидал неприятных новостей или выговоров, то ли не хотел, чтобы их ему высказывали перед подопечной кошкой.
Марк бросил на него скептичный взгляд.
– На совещание звал. Подвести хоть какие-нибудь итоги. Заодно расскажете, что за бардак вы учинили в Дродорфе.
Пес и Кошка коротко переглянулись под строгим начальственным взглядом. Волфтейн молча и внимательно выслушал рассказ Киры о нападении зомби, потом о вскрытии тел, покивал при упоминании неясного происхождения некрозе и сосудистых повреждениях, о предположении, что зомби были ведомы одним живым, но пораженным неизвестной хворью человеком.
– Понятно. А ты что молчишь, герой? – с наигранной строгостью обратил он свой взор на пса. Фауст тут же вытянулся в кресле, беспомощно озираясь по сторонам, с ужасом понимая, что чувствует себя, как не подготовившийся к урокам школьник.
– А я что? Я со всем согласен. Все было так. За пределами юрисдикции ничего не сделал, у Анубисов все документы оформил, чин по чину.
Волфтейн испытующе жег его глазами, и было трудно понять, доволен он или нет.
– Ага… – неопределенно протянул он. – А что за резню ты там в церкви устроил?
Кира с любопытством прислушивалась к разговору и смотрела на пса. Фауст сглотнул – в горле сохло – но в то же время ответил на взгляд начальника прямо и уверенно.
– Марк, я могу подписаться на любых бумагах, что за пределы полномочий не выходил. Если у тебя какие-то претензии так и скажи.
В кабинете повисло молчание.
– Да? А то, что ты отстранен и никаких полномочий у тебя сейчас попросту нет, это ты не упустил из виду?
Пес побледнел, зажмурился и шлепнул себя по лбу.
– Твою мать…. Волфтейн… – по его телу прошла волна стыда, досады и в то же время гнева. – Забыл.
Он опустил взгляд и покачал головой, глубоко дыша, быстро приводя мысли и чувства в порядок. Когда он снова посмотрел в глаза диаболу, рассудок его уже вновь был холоден, а сердце стучало ровно и спокойно.
– Прости. Я забыл. Но раз уж на то пошло, ты же понимаешь, что даже если бы я помнил… – он безразлично пожал плечами, показывая, что в любом случае принял бы такие же решения. – Если бы был хоть один вариант обойтись без дюжины трупов в подворотне этого средневекового отстойника, поверь, я бы им воспользовался. А в церкви был гриф F. Ты сам разрешил.
Последние слова он все-таки немного скомкал, смутившись перед кошкой. Хотя она, скорее всего, не понимала их профессиональной кодировки и не знала смысла спец обозначений.
– Ага…– снова непонятно протянул Марк. А потом бросил псу золоченый конверт со стола и ехидно улыбнулся. – Вот, сегодня утром ястребиной почтой пришло.
Фауст недоверчиво разорвал бумагу длинным, похожим на нож когтем, и достал плотное богато украшенное печатями и сургучной бляхой письмо.
– Дродорф выражает благодарность КС-СМЕРТЬ за избавление от «Зла, очернявшего душу города в течение долгих пяти лет». Мэр официально и лично благодарит Судию-исполнителя, и сегодня из казны было произведено щедрое пожертвование на счет Службы Контроля. – От красных угольков глаз диабола тут же разбежались глубокие добрые морщинки, которые он с таким трудом сдерживал все это время, чтобы выговор имел нужное воздействие. – Половина тебе, как обычно. Не буду спрашивать ни как ты ее нашел, ни как добился письменных признаний – просто похвалю. Молодец.
Пес склонился над письмом. Когда он поднял голову, Кира увидела, что он улыбается – чисто, открыто, радостно. Просто по-человечески улыбается. Она машинально отметила, что когда он не хмурится, его лицо выглядит вполне привлекательным.
– Спасибо, – тихо сказал он.
– В должности, как понимаешь, восстановить пока тебя не могу.
Пес кивнул, сворачивая письмо обратно.
– Я понимаю.
– Понимаешь, да? А кому я сказал на освидетельствование к мозгоправу и был проигнорирован? – снова посуровел начальник. Фауст сжался в кресле, как моллюск в раковине. – Я тебя из принципа не буду восстанавливать, пока не пройдешь, паразит!
Марк еще немного посверлил Судью красным огнистым взглядом. От его рогатой головы поднимался еле заметный дымок. Не получив ни ответа, ни реакции, он обреченно вздохнул и продолжил.
– Ладно. Теперь к делу, – диабол откопал на столе нужную папку. – Наконец-то сделаны все анализы по этому вашему деятелю искусств – Мантичини. – Он привстал, чтобы передать бумаги Кире, при этом для равновесия ему пришлось развернуть крылья, тем самым задев и повалив торшер с зеленым абажуром, стоявший в углу возле книжного шкафа. Тяжелый дубовый стол опасно накренился вперед, приподнявшись на могучих коленках диабола. Норовившие соскользнуть вниз бумаги Волфтейн прижал когтистой лапищей, а слетевшую с края чернильницу ловко поймал пес и поставил на место.
На лампу Марк махнул рукой, садясь обратно в жалобно скрипнувшее кресло.
– Все равно не пользуюсь. Так вот, деятель искусства – Кира внимательно просматривала энергиограммы и медотчеты. – Научники сбились с ног, соскребая остатки этого несчастного со стен. Медики пишут, что останков обнаружено очень мало, фактически от тела там осталась одна только оболочка – все остальное представляет собой черную пористую субстанцию. Как и в случае зомбиводца в Дродорфе – «атипичный некроз». Получается так, что его тело разорвало на мельчайшие кусочки некое существо, которое в этом теле жило, планомерно пожирая его или просто убивая. При этом внешне это никак не проявлялось, до тех пор, пока не появилась ты, – он указал пальцем в кошку. – Ваша же история тому только подтверждение. Энергоанализ зашкаливает по ненависти.
Теперь пришла очередь кошки сглатывать и маяться пересохшим горлом. Она удрученно кивнула, передавая бумаги Фаусту, который пытался вытянуть шею и заглянуть в отчеты сбоку.
– Да, – удрученно признала она. – Я… он отпустил уборщиков, потом он прислал мне личное приглашение на спектакль. Раньше он тоже приглашал, но только так, заодно, если речь заходила. Он определенно ждал именно меня. И этот, который озабоченный, – прошел прямиком от Ганолвата до Дродорфа. Тоже явно преследовал меня. Это… факты.
Волфтейн удовлетворенно кивнул.
– Ну, теперь ты хотя бы не будешь отпираться. Я не стал бы навязывать помощь, тем более такую – он указал на Фауста, – если бы это не было необходимостью.
Она снова кивнула и тихо произнесла, опустив взгляд.
– Не буду. Спасибо.
– То-то же, – диабол назидательно покачал пальцем. – Старших нужно слушать. Какие идеи?
Пес и кошка снова переглянулись.