Трубка, торчащая из горла Мер, пугает меня. Я вижу, как ее грудь вздымается от дыхания, но сама она не дышит. Мередит прооперировали ровно две недели назад, ей удалили селезенку, зашили все порезы каким-то инновационным способом, чтобы шрамы не беспокоили ее, если она проснется. Черт, когда! Когда она проснется. Врачи ничего не обещают и ведут себя так, словно мы все должны готовиться к худшему. У нее серьезное сотрясение, и удивительно, что не потребовалась операция на мозге. Но факт остается фактом: кровь долго не поступала к нему. Мер может не быть прежней после пробуждения, она может забыть все, но я согласен и на это.

Один докторишка посмел сказать, что шанс пробуждения крайне мал, – через минуту его везли со сломанным носом к травматологу. Заслужил.

Мер вся перебинтована, аппараты, подключенные к ней, постоянно пиликают. Я уже выучил, какой должен быть звук, если все протекает хорошо. Единственное изменение в ритмах, и я тут же звал всех врачей. Отек с ее лица спал, но она выглядела болезенно. От перинатального питания Мер сильно похудела. У нее впали щеки, и лицо осунулось. Когда ей будет можно, я откормлю ее до размеров Юпитера, буду давать ей с ложечки мороженое и запихивать в рот гамбургеры, жареный картофель и ее любимую пиццу.

Нехотя ухожу из палаты Мер и бреду за кофе и чем-то съестным. Я ненавижу покидать ее, потому что боюсь упустить момент ее пробуждения. Или смерти, хотя я и говорю всем, что такого не может быть, в моей голове мелькает и такой вариант событий. Встряхиваю головой, пытаясь проснуться и отогнать от себя дурные мысли. Я сплю не больше четырех часов в день, и недосып дает о себе знак. Кайл и Лекси приходят каждый день, но ночуют в квартире. Лу тоже в Нью-Йорке, чему я очень рад. Она мне не может помочь, но все же я рад ее присутствию. Подруга приносит мне чистую одежду, средства для мытья и книги, которые хоть как-то отвлекают меня. Мы вдвоем смогли убедить Лекси отправиться на учебу, потому что ей надо ходить на лекции. Мер не простила бы себе, если бы ее подругу отчислили за прогулы из-за нее. Миссис Стюарт – единственный человек из прошлого Мередит – тоже приходит навещать мою девочку.

Я переехал в эту гребанную больницу, моюсь и ем здесь. К слову, больничная еда – полное дерьмо. Я изучил все меню: от арбузного желе до мяса неизвестного животного. Прикладываю голову к автомату, пока он наливает мне очередную порцию жижи, которую здесь называют кофе. Забираю свой стаканчик и возвращаюсь в палату. Выпив это дерьмо, беру в руки теплую ладонь Мер и начинаю свою ежедневную традицию:

– Привет, любимая. Я все еще здесь. После твоего выздоровления мы уедем к океану. В Австралию, как ты и хотела. Ты будешь учиться серфингу, а я буду пить рядом, потом посетим коренные народы. Это еще один пункт в нашем плане, поняла? Так что просыпайся поскорее, и мы начнем его исполнять.

Мер не пошевелилась. Я где-то прочитал, что с человеком, находящимся в коме, надо разговаривать. Сначала я болтал о всякой хрени, потом решил, что Мер должна знать, что я хочу быть с ней рядом, что мы – это навсегда. Если она захочет уйти от меня, то пусть проснется и скажет об этом. Целую ее ладонь и продолжаю плести всякую ерунду, когда в палату заходит Кайл. Не смотрю на его лицо, потому что знаю, какое выражение там увижу. Сочувствие и страх, но самое ужасное – смирение. Он будто сдался и согласился с врачами, что Мер может не проснуться. Если он что-то скажет, то я надеру ему задницу. Кайл подходит ко мне, кладя руку на плечо и привлекая к себе внимание. Он выглядит… свежо. Побрит, от парня пахнет одеколоном. Я уже, наверное, похож на пещерного человека.

– Привет, па, – здоровается Кайл. Он подходит к постели Мер, проводит по волосам девушки и добавляет: – И тебе привет, Мер-Мер.

Сын вновь смотрит на меня и тихо шепчет:

– Папа, давай выйдем. Нам надо поговорить.

Нехотя отпускаю руку Мередит, укладывая ее под одеяло, и иду за сыном. Парень как-то занервничал: плохой знак. Разминаю ноющие мышцы спины и шеи и кряхчу:

– Выкладывай Кайл, мне надо вернуться к Мер.

Поглядывая на прозрачные двери палаты реанимации, жду, когда Кайл объяснит все. Боюсь отвернуться, вдруг Мередит проснется? Я хочу быть первым, кого она увидит.

Кайл кладет руки на мои плечи, привлекая к себе внимание. Его глаза на мокром месте. Ну уж нет, к такому разговору я не готов. Пытаюсь сбросить его руки, но Кайл крепче меня сжимает.

– Ты очень бледный, пап, – говорит он. – Давай прогуляемся, тебе нужен свежий воздух и нормальная еда.

Качаю головой.

– Мы уже это проходили, – хриплю я. – Я никуда не уйду, поэтому не ходи вокруг да около. Что ты хотел?

Кайл тяжело вздыхает, прикрыв глаза, и после долгой паузы раскрывает карты:

– Приходила миссис Стюарт… в общем, ты знал, что Мередит оставила определенные инструкции на такой случай?

Я хмурюсь, не ответив. Мы никогда не обсуждали такие вещи, поэтому я не в курсе. Кайл жмурится и продолжает:

– В восемнадцать лет она подписала бумагу, в которой говорится, что мы можем держать ее на аппаратах жизнеобеспечения ровно три недели, а потом… Мередит должна быть отключена. У нас осталось шесть дней. На седьмой ровно в восемь вечера врачи будут обязаны выключить все аппараты.

Я падаю на колени. Весь ужас догоняет меня. Я опускаю голову, а слезы, обжигая глаза, текут по лицу. Кайл садится рядом и обнимает меня. У меня нас больше времени: сначала его отобрал мой отец, а теперь Мер.

– Что же она наделала? – навзрыд тараторю я.

***

Остался ровно пятнадцать минут.

Четверть часа до того, как Мер умрет.

Я лежу с ней на кровати и глажу ее по волосам, целуя ее лицо. Хочу обнять, накричать, чтобы она открыла свои прекрасные глаза, но с губ срываются только признания в любви и постыдные всхлипы. К двери потихоньку сходятся все: врачи, Кайл, Лу, Лекси и миссис Стюарт. Друзья тоже хотят попрощаться с Мередит, но я не хочу их пускать. В итоге мне приходится подняться, когда заходят люди. Лекси и Кайл плачут и подходят к кровати. Лекси опускается перед Мер и шепчет:

– Спасибо, что стала мне подругой. Я люблю тебя, красотка, и буду очень скучать.

Кайл молча целует Мер в лоб и убирает с ее лица волосы. Качаю головой: так не должно быть. Лечащий врач подходит к аппаратам и открывает рот, готовясь объяснить, что они будут делать, но я рычу:

– Убирайтесь отсюда!

Лу подходит ко мне и мягко, но крепко удерживает меня за талию.

– Маркус, успокойся, – просит подруга. – Мередит все решила.э

– Мне насрать, – шиплю я, кидая на врачей злобный взгляды. – Свалите нахрен отсюда! Все вы!

Медсестра встревожено глядит на Мер, в то время, как врачи пытались меня остановить. Один из ординаторов тянется к пейджеру, но останавливается, увидев мою ярость.

– Мистер Монтгомери… – спокойно просит врач.

Делаю рывок вперед, рыча. Лу крепче меня сжимает, но я тащу ее за собой, как тряпичную куклу. Тычу пальцем в грудь доктора и угрожающим тоном предупреждаю:

– Ты не посмеешь! Я засужу тебя и твою больницу, вас прикроют, а тебя лишат лицензии. Я сделаю все…

– Пап…

– Маркус…

– Доктор Смит…

Кайл, Лу, Лекси и медсестра одновременно зовут нас. Их голоса звучат шокировано, и мы разворачиваемся. Мер открыла глаза.

Больше ничего не имело значения. Моя любимая жива и в сознании. Ее глаза испуганно метаются по комнате, осматривают присутствующих и останавливаются на мне. Я не шевелюсь, потому что опасаюсь, что ее взгляд будет отстраненным, что она не узнает меня. Но глаза теплеют, и я все понимаю.

Мередит помнит меня. Она любит меня.

Мередит

Не думала, что когда-то буду радоваться возвращению в нью-йоркский пентхаус. Я здорова, моей жизни больше ничего не угрожает, поэтому меня отпустили домой. Я бы предпочла уехать в Джексон, но пока с перелетами стоит повременить. Раны все еще ноют, но синяки почти полностью сошли. После вентилятора легких мне пришлось чуть ли не заново учиться говорить. Память, к сожалению, быстро вернулась. Я помнила все: каждый порез, удар и голоса родителей. Страшно осознавать, что я почти умерла. Мне было стыдно перед близкими, что я была готова к этому. Но что-то меня остановило от ухода.

Точнее будет сказать, кто-то.

– Давай ложись, – Маркус доводит меня до кровати и пытается уложить, но я сажусь. Маркус недовольно ворчит, но не напирает. – Я заказал еду. Пицца, бургеры и суши. Надо что-то еще? Хочешь салат или содовую?

Тяжело выдыхаю. Пусть я и выбралась из-под строгого контроля врачей, но не понимала, насколько утомительным может быть Маркус. Он стал настоящей наседкой и уже по пути от больницы до дома успел утомить меня. Но я его не винила: он нашел меня. Без сердцебиения. Если мне снились кошмары, то его и подавно они будут мучить.

– Маркус, – мягко зову его. Он наконец останавливается. Его глаза встречаются с моими, и я вижу заметную тревогу. – Поцелуй меня.

Мужчина подходит ко мне и, присев на корточки, исполняет мою просьбу. Его губы с невероятной нежностью накрывают мои. Маркус слегка расслабляется и кладет голову на мои колени.

– Прости, – шепчет он. – Я схожу с ума. Просто я не могу выкинуть из головы тебя в том озере…

Голос мужчины надрывается. Беру его подбородок, поднимаю и смотрю в его красивое лицо. Даже усталость ничуть не портит его красоту. Пробегаюсь пальцами по его челюсти и улыбаюсь.

– Ты стал колючим, – усмехаюсь я. – Такой необузданный и дикий.

– Скорее депрессивный и усталый, – парирует он.

Привлекаю Маркуса в еще один поцелуй, поднимая его на ноги. Мужчина все же укладывает меня на кровать, а сам устраивается между моих ног. Он ведет себя очень осторожно, не задевает меня и не прижимается к моему телу. Беру его руку и прижимаю к своему сердцу. Дыхание Маркуса замирает: мужчина прислушивается к моему сердцебиению. Понимая, что мышца сокращается, он успокаивается.

– Ты сделал все для меня, я жива, я дышу, – говорю я, соединив наши лбы. Трусь носом о его и покрываю мелкими поцелуями каждый миллиметр его лица. – Мое сердце бьется. Оно живет ради тебя, а с остальным мы справимся. Потому что я люблю тебя, хочу прожить всю жизнь рядом с тобой, Маркус Монтгомери. Ты – мое все.

Я вижу, как в его глазах скапливаются мелкие слезинки. Все, через что мы прошли, стоило того. Каждая боль и каждая радость, все слезы и улыбки, взлеты и подъемы, препятствия и испытания. Мы оказались вместе. Несмотря на невозможность этого союза, мы любим друг друга.

Маркус проводит пальцами по моему лицу и хриплым, полным слез, голосом шепчет:

– Люблю тебя больше жизни, ты знаешь?

Я киваю. Не хочу плакать сейчас, пусть мое сердце и болит от сильного чувства. Мои руки передвигаются на его твердую классную задницу и сжимают ее. Маркус игриво усмехается и спрашивает:

– Ты случайно не уточняла, когда мы можем заниматься сексом?

– Я уж думала, что ты и не спросишь, – с настоящим облегчением говорю я. Несмотря на боль в теле, я изголодалась по близости. То есть действительно изголодалась. – Я расскажу, но для начала принеси мне еды. Я голодная, как волк.

– Все для тебя, любовь моя.

Эпилог

– Маркус, я должна произнести речь, – задыхаясь от возбуждения, шепчу я. – Либо давай без прелюдий, либо отойди от меня, мерзавец!

Мы, два взрослых человека, заперлись в женском туалете университета, как озабоченные школьники. Губы Маркуса блуждают по моему декольте, пока руки требовательно двигаются к киске. Тянусь к его ширинке, желая расстегнуть эти дурацкие штаны и насадить себя на твердый член своего мужчины.

– Ну уж нет, до конца выпускного максимум – вторая база, – хрипит он.

Я злобно рычу, уже собираясь исполнить свой непристойный план, но вдруг в дверь кабинки, где мы находимся, стучат. Быстро закрываю ладонью рот Маркуса, чтобы незваный гость не узнал, чем здесь занимаются. Конечно, наши отношения уже давно не тайна, но я бы не хотела, чтобы кто-то знал, что мы решили уединиться в университетском туалете.

– Эй, голубки, – стук повторяется, и я узнаю голос Лекси. – Прекратите. Мер должна произнести речь. Потрахаетесь в Джексоне.

Маркус хихикает, и мы выходим. Лекси качает головой, увидев мои взъерошенные волосы и помятую мантию выпускника. Маркус выходит следом. Смотря на моих близких, мое сердце сжимается от любви.

– Дайте мне минутку, – сдавленно прошу я.

Маркус чмокает меня, а Лекси кивает. Я оглядываю себя: на брови остался шрам после истязаний Квентина, но в целом все раны затянулись бесследно. Не для разума, но с этим справляется психотерапия. Я не особо изменилась внешне. Возможно, изгибы тела стали более женственными, хотя я и не набрала в весе. Волосы подросли, скулы стали острее. Я действительно стала женщиной за эти четыре года, но главное различие между мной сейчас и той отстраненной девочкой – счастье. Неподдельный блеск в глазах и радостная улыбка. В моей жизни появились люди, которые любят меня. Они заботятся обо мне. Я годами не могла никому отдавать свою любовь, скрывала ее в своем сердце, а сейчас… она изливается из меня и заставляет чувствовать себя превосходно.

С таким настроем я произношу выпускную речь. Но на празднование я не остаюсь, потому что мы с Маркусом уезжаем в Джексон. Я не была там с начала учебы. Сперва я лечилась после… Квентина, потом активно занималась в университете, а на каникулах мы много путешествовали. Первый совместный отпуск провели на пляже Карибского моря. Уединенный домик, свой пляж, высокий забор, скрывающий нас от людей. Много романтики, пина-колады, секса и купания нагишом. Рождество и Новый год мы встретили в Австралии, где занимались серфингом. Каждое лето мы путешествовали по Европе. В общем, до Джексона мы так и не добрались.

Конечно, Маркус не вернулся домой после моей травмы и смерти Квентина. Его не было ровно сутки, а на следующий день он вернулся с чемоданом, сумкой и заявил, что переезжает. Тогда у нас возникли проблемы с Лекси. Она все время… натыкалась на нас. Маркус отказывал сдерживаться, да и я тоже, поэтому мы не ужились втроем в этом огромном пентахусе. Я не хотела жить без любимого, просыпаться без него по утрам, поэтому он придумал решение. А точнее купил квартиру, где сможет жить Лекси. Она небольшая, и Маркус не подарил ей ее, но лишь потому, что Лу надрала ему задницу, когда он заикнулся об этом. Обожаю эту чертовку! Когда я не могу вправить мозги Маркусу, то Лу с удовольствием объясняет ему на доступном языке все. Такие случаи бывают только в случае переизбытка заботы. Маркус не до конца избавился от своей привычки быть наседкой. Но я счастлива с ним. Безмерно. Маркус Монтгомери – мой мир, все, что мне надо.

– О чем задумалась, красавица? – мой мужчина целует меня в шею, наклонившись через сидение.

– Эй, следи за дорогой! – пищу я.

Мы подъезжаем во двор. Дом кажется такой родной, что на сердце теплеет. В уголках скапливаются слезы, и едва машина останавливается, я выхватываю ключи у Маркуса из рук и бегу к своему дому.

– Спасибо, что помогаешь нести вещи, – бурчит он позади меня. – Зачем тебе столько вещей на пару недель? Женщины…

Пропускаю мимо ушей его ворчания и уже направляюсь в нашу спальню. Дом остался таким же, как в тот день, когда я приехала. Знала бы я, как изменится моя жизнь здесь! Провожу рукой по перилам, придаваясь воспоминаниям. Все события, которые мы пережили вместе. Я и Маркус.

Уже подхожу к спальне, как вдруг Маркус оттаскивает меня от нее и, перекинув через плечо, уносит вниз. Хмурюсь и спрашиваю:

– Какого черта ты творишь?

Маркус напрягается под моим телом и не отвечает. Он что-то скрывает от меня?

– Эй? – протягиваю руку и сжимаю его зад, привлекая к себе внимание. Ну ничего, я узнаю, что в спальне. – Если ты меня и кормить не собираешься, то я возвращаюсь на тусовку в честь выпускного!

Маркус хмыкает, будто я сказала какую-то шутку. Провоцировать его у меня получается редко, но манипулировать своим мужчиной совместная жизнь меня научила. Так что я не такая уж безнадежная влюбленная дурочка.

В дверь стучат. Мы ждем гостей?

– А вот и еда приехала.

***

Маркус заказал настоящий праздничный ужин: вино, дорогая еда. Мы даже ели за столом, как приличные люди. Он странно молчит, и мои подозрения только увеличиваются. Что-то здесь не так.

– Я в туалет, – громко объявляю я.

Маркус кивает, уставившись на свой бокал. Вместо того, чтобы идти в туалет, я бегу на второй этаж. Мне удается добраться до спальни, я дергаю дверь и почти захожу внутрь, однако меня снова останавливают крепкие мужские руки.

– Ах ты, врушка! – бурчит Маркус. – Не могла потерпеть хотя бы еще полчаса?

– Не люблю, когда мне врут, – бросаю я, извиваясь в его руках.

Мужчина ослабляет хватку на моей талии и целует в макушку. Он открывает дверь и подталкивает меня внутрь. На полу расстелена дорожка из лепестков роз. Мои глаза тут же расширяются, и я замираю на месте. Маркус тоже останавливается, не тащит меня вперед и дает шанс, чтобы я пришла в себя. Дорожка из роз не единственное, что появилось в спальне. С потолка висят наши совместные фотографии. На некоторых я была одна и впервые их видела. Где-то я сплю, где-то учусь стоять на серф-доске, где-то дурачусь. Дорожка из лепестков ведет на балкон.

– Откуда?… – шепчу я.

– Лу очень хороший друг, – так же тихо отвечает Маркус.

На ватных ногах иду дальше и оказываюсь на балконе. Тогда у меня перехватывает дыхание: он весь уставлен огромными вазами с алыми розами. Их, наверное, не меньше тысячи. Даже балки обвязаны розами. Открыв рот, я поворачиваюсь к Маркусу, желая поцеловать его и поблагодарив за эту красоту, как вдруг он опускается на одно колено.

– Маркус… – шокировано выдыхаю я.

– Да, любимая, – мой мужчина достает из внутреннего кармана своего пиджака коробочку цвета «тиффани», и я едва устаиваю на ногах. – Я хотел сделать еще четыре года назад, но думал, что ты пошлешь меня куда подальше. Плохое начало, черт возьми.

Слезы застилают мои глаза, дыхание сбивается. Не может быть… Маркус делает глубокий вдох и говорит:

– Мер, моя любимая девочка, ты – самое дорогое, что есть в моей жизни. Я долго пытался держаться от тебя подальше, но сейчас понимаю, что лишь зря тратил наше время. Мы всегда были предназначены друг другу, и я это понял не сразу. Прости, я просто идиот. Я смотрел на тебя через призму прошлых обид и боли. Я пытался ненавидеть тебя, честно. Возможно, так было бы и проще, однако я эгоист, который не хочет отпускать тебя. Ты изменила меня, помогла открыться и стать лучшим человеком, отцом и мужчиной. Я никогда не буду тебя достоин, но я буду стараться делать тебя счастливой, как ты – меня. Ты – свет моей жизни, ты – мой мир. Я хочу пройти с тобой через все: брак, беременность, дети, пеленки, внуки. Я люблю тебя, поэтому…

Маркус открывает коробочку, и я вижу в ней кольцо из белого золота с большим бриллиантом посередине и россыпью маленьких на ободке. О мой Бог, оно прекрасно! Мужчина берет мою руку, целует ее и продолжает:

– Мередит Ван дер Меер, окажешь ли ты мне честь и выйдешь за меня замуж?

Я долго пялюсь на кольцо, пытаясь осознать, реальность ли это. Хочу что-то сказать, но язык меня не слушается, и я могу лишь кивать. Много раз. Маркус облегченно вздыхает, надевает кольцо мне на палец и поднимается на ноги.

– Да! – наконец выдавливаю я и кидаюсь ему на шею. – Люблю тебя больше жизни, больше всего на свете! Я буду счастлива стать твоей женой.

Маркус впивается в мои губы и поднимает в воздух. Поцелуй будто становится слаще после предложения.

Черт, я только что стала будущей миссис Монтгомери!

Отрываюсь от его губ и гляжу ему в глаза, плача. Маркус смахивает слезы с моего лица и спрашивает:

– Надеюсь, это слезы счастья, моя любовь?

– И безмерной любви, любимый, – лепечу и снова целую его.

Если бы мне пришлось снова пройти через весь ужас, чтобы быть вместе с Маркусом, то я бы согласилась без раздумий! Он стоит того, мы стоим того. Любовь не всегда дается легко, она иногда требует жертв, что бы не говорили люди. С нашей предысторией по-другому быть и не могло. Мы нашли в себе силы преодолеть все, и это было не зря. Мы раскрыли все тайны, избавились от страшных призраков прошлого и построили крепкие отношения, потому что…

Мы любим друг друга.

Конец

Благодарности от автора

Черт… я это сделала!

Хочу сказать всем спасибо за поддержку, особенно Шарлотте Харви, которая была со мной с самого начала.

Было трудно, потому что написание этой истории выпало на непростой период моей жизни. Это вторая книга на моей авторской полке, и я безумно счастлива! Маркус и Мередит стали для меня особенными. Я очень трепетно отношусь к ним и ко всем героям этой истории. Кайл, Лекси и Лу определенно сделали большой вклад в повествование.

Просто спасибо всем вам за прочтение! Люблю и обнимаю каждого!