Loe raamatut: «Белая Бабочка»

Вот обрадовались звери!

Засмеялись и запели,

Ушками захлопали,

Ножками затопали.

Первое подозрение в том, что наступившее утро ничего хорошего ей не сулит, появилось у Нины в тот момент, когда в кофейной банке, в которой ещё что-то оставалось вчера, сегодня она увидела голое дно и кофейную пыльцу на стенках. Позитива не добавили и водные процедуры, а точнее возня с допотопным газовым водогреем. Содрогаясь под пульсирующими струями то ледяной воды, то крутого кипятка, она прокляла поочерёдно всех соседей по стояку поимённо, а заодно и всех амбассадоров здорового образа жизни из социальных сетей с их бездарными рекомендациями принимать для бодрости контрастный душ по утрам. Уже сидя на кухне, закутавшись в махровый халатик и отхлёбывая пресную жижу прямо из кофейной банки, в которой её и разводила, Нина услышала, как в коридоре с характерным скрипом отворилась дверь, отделяющая хозяйскую квартиру от того апартамента, где жила она сама, и раздались неумолимые шаги квартирной хозяйки.

Иоланта Францевна Феклистова была тем самым редчайшим исключением из любого правила, которое его только подтверждает. Она разрушала самые стойкие стереотипы самим фактом своего существования в наблюдаемой вселенной. В свои 90 с гаком, она никогда не жаловалась на здоровье и, даже будучи идейным ЗОЖ диссидентом, сохраняла абсолютно ясное сознание. Курила она папиросы, набитые какой-то злющей гадостью, которая судя по источаемому аромату тлеющего кизяка, состояла наполовину из верблюжьего помета. Возможно, даже более половины. И в неумеренных количествах поглощала не настой чайного, как полагается, гриба, а какую-то подозрительного сиреневого цвета жижу, которую называла Ликёром. Ортодоксальные зелёного стекла бутылки без этикеток после опустошения Иоланта Францевна с маниакальным упорством спускала в мусоропровод, не реагируя на возмущённые вопли соседей с нижних этажей. Облачена Иоланта Францевна была перманентно в спортивный нерегулярного цвета костюм на змейке. Нина поначалу пыталась понять порядок, в котором гамма нарядов менялась от классического индиго до легкомысленного розового, однако за полтора месяца знакомства систему уловить ей не удалось. Единственным непременным аксессуаром, который украшал шею почтенной дамы, был серебряный свисток на цепочке. То есть Нина думала, что это свисток просто потому, что она не служила на флоте, а на самом деле это была классическая военно-морская дудка боцмана. Этот самый свисток Иоланта Францевна имела обыкновение теребить, когда “строила планы”. Она так и говорила в те редкие моменты, когда Нина решалась её потревожить “своей ерундой”: “Не тревожьте меня своей ерундой, Ниночка – я строю планы”. И продолжала размеренно вышагивать туда-сюда по коридору, нещадно топоча по музыкальному паркету, что столь же нередко становилось темой для ора соседей, как и сбросы порожней стеклотары.

Предваряя появление Иоланты, в кухню выкатилось сизое облако табачного дыма. Затем, цокая по кафелю коготками, через дверной порог величаво перешагнул Фердинанд. Это был метис шпица с каким-то эпическим чудовищем собачьего рода, возможно, даже, с гиеной. Приличных габаритов псина, в родословной которой присутствие померанца выдавала только надменное выражение на морде и хвост помпоном. В довершение всего, Фердинанд был сукою. Не то чтобы он обладал скверным характером – характер у него был скорее дружелюбным, просто он был самкой собаки в буквальном биологическом смысле. Несколько раз, в начале знакомства Нина порывалась спросить Францевну почему у её питомца такая гендерно-недостоверная кличка, но природная деликатность, а главное наличие куда более актуальных вопросов, её останавливали.

– С добрым утром Ниночка, – выдохнула дымом Иоланта Францевна. Щемящее чувство тревоги у Нины только окрепло.

– Здравствуйте Иоланта Францевна, – Нина привстала. – Вы отлично выглядите.

Это не была наивная лесть. Старушка действительно выглядела отлично. Отлично от обыкновения – она была явно встревожена. Она смотрела прямо в переносицу Нине задумчивым немного взглядом, вместо того, чтобы, как по обыкновению, сканировать помещение глазами.

– Ниночка, я попрошу вас погулять с Фердинандом сегодня. Вот, возьмите.

И положила поводок-рулетку на край кухонного стола. У неё была странная для Нины причуда ничего не передавать из рук в руки, однако на фоне остальных причуд она меркла.

– Да, конечно, я как раз уже собиралась на улицу.

Иоланта Францевна подняла бровь.

– Уже собирались? Вам на собеседование к 12. Не рановато?

– Да, пока я только в магазин – кофе кончился, – Нина взглядом показала на банку в руке.

Фердинанд тем временем, подцепив лапой, снизу открыл дверцу кухонной тумбы и углубился в изучение содержимого мусорного ведра.

– Угу, – Иоланта Францевна развернулась, было, уходить, однако, на полушаге продолжила разворот и, достав из кармана шуршащий пакетик, положила его рядом с поводком.

– Это для «комментариев», – Нина в ответ кивнула.

– И ещё, – Иоланта Францевна воздела артрозный палец к потолку, проследила направление взглядом, удовлетворенно хмыкнула и, уже глядя снова Нине в переносицу, добавила: «Я знаю вас недолго, Ниночка, однако, за это короткое время Вы произвели на меня впечатление очень ответственного, пунктуального и добросовестного человека. Вы знаете – я не склонна нагнетать попусту, однако, – Иоланта перевела указующий перст на Нинины голые коленки. – УчЕреждение, куда я вас рекомендовала – это очень серьезное УчЕреждение.

Францевна всегда осмысленно налегала на несуществующую букву “е” в слове “учреждение” с таким сосредоточенным выражением на лице, будто это было имя собственное, писалось с заглавной буквы и имело ещё какой-то глубинный сакральный смысл, кроме общепринятого.

– И я прошу вас – постарайтесь произвести на него то же самое впечатление что и на меня.

На кого “него” Нине понятно не было, т.к. на карточке, которую позавчера принесла ей Францевна с известием, что Нина “обрела шанс, доступный лишь немногим” сделать блистательную карьеру, ничего, кроме адреса написано не было. И поэтому, Нина здраво рассудила, что впечатление ей производить придётся на все “учЕреждение” в общем.

– Я постараюсь, Иоланда Францевна, – и Нина изобразила намёк на книксен.

– Постарайтесь, – изрекла старуха и удалилась в свою часть дуплекса.

Когда 6 недель тому назад Нина сидела в позе глубокого разочарования на чемодане в пустой однушке в Колпино, она не могла и подумать, что спустя несколько дней переедет в исторический Генеральский дом, из окон которого открываются великолепные виды на Московский проспект и парк Победы. Собственно, из квартиры Иоланты Францевны этих видов замечательных не открывалось вовсе, а открывались, наоборот, во внутренний двор, но это обстоятельство не могло отравить ощущения элитарной избранности, которым Нина непринуждённо поделилась уже со всеми своими немногочисленными друзьями, знакомыми и посторонними людьми из числа “френдов”, в изобилии пасущихся в социальных сетях. Особенно яростно Нина делилась, конечно, с Викой – закадычною подругою своей, которая собственно притащила Нину в Петербург из Костромы, точнее, если соблюдать географические подробности – из городка с ёмким для носителей русского языка названием Буй. Притащила и буквально через месяц коварно бросила. Оставила одну на съёмной квартире, скоропостижно очаровав какого-то угрюмого типа. Про этого типа Нине было известно только, что у него свой дом на окраине Колпино, и он имеет какое-то отношение к МБА, а зовут его Искандер. Однако, в суетные подробности о том, к какому именно МБА из несметного числа организаций, гордо носящих это наименование, имеет отношение Викина “главная любовь всей жизни” Нина посвящена не была. Что-то международное, приблизительно, среднее между боксёрской ассоциацией и бизнес-администрацией. Тем не менее, Нине фартило, как, наверное, и должно по справедливости фартить всем сиротам. Риэлторша, приехавшая на квартиру забрать ключи, дамой оказалась разбитной, из категории “за словом в карман не полезет”. Вняла Нининым мольбам и не стала выселять её немедленно. Наоборот, она покопалась в своей записной книжке, форматом и толщиной, более напоминавшей гроссбух, выудила из него изрядно потрепанный флаер.

– Записывай давай – это агентство нанимает домашний всякий персонал с проживанием – домработниц, сиделок и нянь. Для домработницы ты не подойдёшь определённо, квалификация не та. В няньки без рекомендаций тебя тоже не возьмут.

Трезво оценивая свои карьерные перспективы, Нина живо представила себя персонажем компьютерной стрелялки, блуждающим по бесконечным 3D коридорам, только с ночным горшком вместо бластера, и скорчила соответствующую гримасу.

От агентессы это не ускользнуло.

– Это совершенно не обязательно! Там разные бывают клиенты, может, академик какой-нибудь оказаться престарелый или писатель. Тебе и забот всего-то – ему с восторгом вслух читать его же белиберду, как он Сталина выручал, да кашку заваривать. Кашку-то умеешь?

Нина кивнула – “могу кашку, могу… восторгаться тоже смогу… наверное, я фантастики много читала”.

Что и говорить, но уже через два часа Нина препиралась в домофон с вялым охранником на тему, что «перерыв обеденный уже 10 минут как закончился и не для того квалифицированный персонал через весь город в Парголово пёрся, чтобы на морозе под закрытой дверью танцевать, если персоналу этому назначено». В списке для поквартирного обхода, который после двух часов допроса с пристрастием и улаживания бумажных формальностей получила Нина в агентстве, Иоланта Францевна Феклистова, как заказчик услуг сиделки с проживанием, занимала почётное первое место. Единственной для эксклюзивного приоритета причиной было то, что означенная Иоланта Францевна футболила всех соискателей уже долгих полтора года, некоторых даже заочно. Поглядев на кандидатку через дверной глазок, она говорила “Вы мне не подходите, дорогуша”. На этом собеседование заканчивалось. И хотя соглашение по подбору персонала Иоланта Францевна регулярно продлевала, а на счёт агентства поступали платежи, иначе, чем «богомерзкой старухой» в агентстве Феклистову никто в разговорах между собой не называл.

Стоя у огромной полуторастворчатой двери, многократно небрежно окрашенной и, настолько старой, что поверхность её покрывала благородная сеть кракелюров, достойная украшать полотно Тициана, Нина деликатно, но настойчиво крутила барашек механического дверного звонка.

На пятидесятом, приблизительно, обороте, когда терпение сиделки-новобранца стало сдавать, а на пальцах отчётливо проступили зародыши будущих мозолей, за дверью раздались шаги. Потом возня. Что-то грюкнуло и дверь приоткрылась на длину цепочки. Нину просканировали пытливым взглядом через образовавшуюся щель, куда затем протиснулась мохнатая собака.

– Я сиделка, Нина меня зовут. Нина Белая. Из агентства. Мне адрес дали, сказали, что в любое можно время приходить. Ну вот я и пришла… в любое. Извините, если не вовремя, – выпалила Нина на одном дыхании.

Собака и Старуха молча оглядывали кандидатку. Фердинанд последовательно обнюхал Нинину сумку, дверной косяк, затёртый кафельный пол, Нинины сапоги.

– Кострома? – спросила старуха.

Нина удивлённо кивнула. Да, а откуда Вы… – она не успела закончить вопроса как почувствовала, что поднявшаяся позади неё на задние лапы собака ощутимо толкнула её передними. Цепочка звякнула расслабляясь.

И старуха со словами: «Заходи, заждались» – распахнула антикварную дверь.

Споро собравшись и закинув за плечи дежурный рюкзачок, Нина с Фердинандом живенько скатились по лестнице с 6 этажа и, преодолев сопротивление гидравлического доводчика, десантировались в солёную кашу из грязной ледяной шрапнели, покрывающую мостовую. Небо хмурилось. Две мамочки в длиннополых пуховиках форсировали лужу, стараясь идти по сухому берегу из оплывших сугробов, толкали коляски вброд. Фердинанд был хорошо воспитан, попыток убежать никогда не делал, город знал на отлично и на всех с Ниной прогулках был более инициативным гидом-проводником, чем домашним животным, следующим за хозяйкой. Поначалу Нина не ходила за Фердинандом след-в-след, но после нескольких случаев, когда, игнорируя предложенную траекторию, она заходила то в тупик выстроенных из плотно друг к другу припаркованных машин, то упиралась в какую-нибудь аварийную копань, огороженную сеткой и вынужденная возвращаться, постепенно освоилась в роли ведомого. Немногочисленные в столь ранний час автомобили проносились мимо в аэрозольном тумане грязной жижи пополам с жидкой грязью. На поводок брать Фердинанда Нина не стала. Удерживая задницу Фердинанда, увенчанную хвостовым помпоном в поле своего зрения и машинально выбирая места посуше для каждого следующего шага, Нина попыталась сосредоточиться на предстоящем ей интервью в загадочном “УчЕреждении”.

Предложение “делать карьеру” было внезапным, но не было неожиданным. Иоланта Францевна с завидной регулярностью затевала с Ниной “душевные” беседы за чашкой ароматного чая. А иногда вдруг останавливая во время уборки каким-нибудь вопросом, так, что заставала Нину или в неудобной позе или в неустойчивом равновесии на стремянке с пипидастром в вытянутой руке. Вопросы, которые Иоланта Францевна задавала, были в массе своей “сложные”, но не было такого случая чтобы Нина, даже с немалым для самой себя удивлением, не находила что ответить. Нина была твердо убеждена, что раньше, когда-то давным-давно, ещё при советской власти, Иоланта Францевна была генеральшей и работала в КГБ, обязательно в каком-то номерном управлении контрразведки. Кого-бы ещё могли интересовать словесные портреты и биографии учителей истории, преподававших Нине эту науку в Буёвском интернате и отношение к актуальной повестке Бильдербергского клуба одновременно. Но такие вопросы частыми не были. Обычно Нина пересказывала свою эмоционально насыщенную сиротскую биографию. Было даже, что и всплакнула пару раз – расчувствовалась. Тогда Иоланта Францевна подходила к ней и, обнимая за плечи, прижимала носом к серебряному свистку на своей груди. Она просто молча гладила Нину по спине. Молча. Гладила и все. В такие моменты Нине очень хотелось чтобы у неё была такая же бабушка. Такая же, как “генерал контрразведки КГБ” Феклистова Иоланта Францевна. Да что уж там – лучше, чтобы прямо она и была, чтобы вдруг это неожиданно выяснилось. В другие моменты душевного общения, Нине хотелось: провалиться на месте от смущения, спать, стать невидимкой, лето, чипсы, грызть ногти и т.п.

Карточку с адресом «УчЕреждения» Иоланта Францевна принесла Нине в среду на прошлой неделе. Они сидели на кухне за круглым столом, покрытым клеёнкой с весёлыми паровозиками, в бронзовой пепельнице тлела папиросина, ладошки грела, источая ароматы восточных пряностей бульонная чашка в красный горошек, а Нина пересказывала содержание своего сна. Иоланта Францевна и прежде очень живо интересовалась содержанием Нининых снов, однако только тех, которые случаются сериями со сквозным, связывающим несколько частей сюжетом. Или повторяются с незначительными изменениями. И особенно тех, в которых Нина была не собою, а кем-то другим. Даже, что совершенно необъяснимо, порою давала подсказки, если Нина на пересказе зависала.

– …И тут, – рассказывала Нина – в калитку мужчина, такой, неприятный заходит, и несёт он в руках … э-э-э…

– Кейс алюминиевый, – подсказывает Францевна.

– Да! – продолжает Нина, – а я к нему руки протягиваю и говорю что-то на иностранном языке.

– Vaclav, nehaj. V hiši so zaslonski agenti, – говоришь?

– Ага, что-то в этом роде, а что это означает?

– Да ничего, просто “добро пожаловать, проходите в хату”, а дальше что было?

Дальше ничего не было, потому что до прошедшей среды Нина на этом месте всегда просыпалась. Но тем памятным вечером Нина рассказала, что произошло дальше во сне, который она доглядела до логического конца в ночь со вторника.

Иоланта Францевна встала. Выпрямилась. Сделала пару шагов в сторону прихожей. Остановилась, вернулась и взяла из пепельницы тлеющий окурок. Затянулась и пристально посмотрела на Нину сквозь табачный дым. Нина отхлебнула чаю. Несколько мгновений Феклистова колебалась, а затем решительно пошагала к допотопному телефону. Этого аналогового монстра Нина сторонилась, инстинктивно полагая, что, если замешкаться и недостаточно быстро выдёргивать палец после набора очередной цифры, обратным ходом диска палец может и оторвать.

О чем Францевна говорила по телефону было не понятно. Да Нина, собственно, и не прислушивалась, переключившись с чая на Фердинанда. Однако, несколько раз, повышая голос, Феклистова повторила довольно отчётливо:

– Надо ускоряться! 100%!

Когда она, наконец-то, вернулась на кухню, Фердинанд угомонился, а Нина домывала посуду. В руке у Иоланты Францевны была серая картонная карточка с тиснёным на ней адресом – «Коли Томчака, 9»

На кассе минимаркета, несмотря на раннее утро, уже собрался нервный народ. Какой-то упитанный дядька в полицейском костюме протиснулся сквозь скопление граждан с корзинками и теперь обсуждал какие-то свои полицейские вопросы с кассиршей в хиджабе. Обстановка накалялась, покуда самый отважный и нетерпеливый клиент не заорал истошным фальцетом: “Откройте вторую кассу, пожалуйста!”. Нестройным гулом его поддержали остальные ходоки. Откуда-то из подсобки выбралась дама в жилетке с лицом, олицетворяющим вселенскую скорбь и как выражался последний меченый генсек Советского Союза, “процесс пошёл”. Нина взяла пакет кофе, салфеток и сухарей к чаю. На обратном пути к дому она прибавила шагу и, погруженная в свои мысли что надеть на собеседование из предметов своего скудного гардероба, как-то упустила из виду, когда осталась в одиночестве. Она уже прикладывала таблетку ключа к домофону, когда до неё дошло, что верный Фердинанд куда-то запропастился. Нина поставила рюкзак с покупками на скамеечку и оглядела двор. Фердинанда видно не было нигде. Возле третьего подъезда буксовала грязная Газель, пытаясь припарковаться в сугробе. Возле первого, с упорством обречённого, долбился дворник в оранжевом жилете.

Как правило, прогулки с Фердинандом проходили по традиционному сценарию собачьего чата и неожиданностей не сулили. Фердинанд пробегал актуальную новостную ленту из меток, оставленных другими животными – какие-то «посты» изучал тщательно, некоторые, даже, «лайкал». Особую признательность Нина испытывала за то, что собачье заочное общение происходило в поле зрения и ей не приходилось долго разыскивать собачьи «комментарии», чтобы собрать их в пакет.