Tsitaadid raamatust «Жизнь и вечность. 15 бесед о смерти и страдании»
Мы должны учиться у каждого живущего или умершего человека: дурного – избегать, добру – следовать.
Вот что я хотел сказать о сострадании. Это не: «Ах, ах! Бедненький! Голубчик мой!» Это просто: «Ты мне не противен, я твоей болезни не боюсь».
Как правило, люди совершают самоубийство – я не говорю о каких-то крайних случаях, когда на самоубийство решаются, чтобы избежать пытки, например, – с тем, чтобы убежать от жизни. Самоубийство совершается, когда человек теряет самообладание.
Если говорить о суде, меня поражает в Евангелии притча о Страшном суде, где не говорится о том, что ты будешь судим по тому, во что ты верил, как ты верил, а только по одному признаку – был ли ты человеком? Накормил ли голодного? Отдел ли ты голого? Дал ли приют бездомному? И так далее
И когда после урока она выходила, я ее остановил и сказал: «Не отчаивайся никогда!»
В зрелые годы мы не можем осуществить прекрасную и полную содержания юность, а в старости мы не можем явить Богу и миру то, чем мы могли быть в годы зрелости
Разве не проводим мы дни своей жизни так, будто наскоро, небрежно пишем черновик жизни, который когда-то перепишем начисто; будто мы только собираемся строить, только копим все то, что позднее составит красоту, гармонию и смысл? Мы живем так из года в год, не делая в полноте, до конца, в совершенстве то, что могли бы сделать, потому что «еще есть время»: это мы докончим позднее; это можно сделать потом; когда-нибудь мы напишем чистовик. Годы проходят, мы ничего не делаем – не только потому, что
: «Предпринимая что-либо, я не нуждаюсь в надеждах; упорствуя в своих действиях, не нуждаюсь в успехах
через смерть любимых мы уже до некоторой степени вошли в ту вечность, где они живут. Если наши сердца верны, мы уже вместе с ними
смерть очень редко встречают вдумчиво, спокойно, как событие жизни, исполненное смысла. К ней скорее относятся как к предельному ужасу, который нужно забыть, не обращать на нее внимания, пока она не охватит и не одолеет нас
