Loe raamatut: «Вовсе не сказки»

Font:

Ничто в этом мире не вечно,
даже он сам.
Но, возможно, из-за переменчивости
в нем и случаются чудеса.
Вот на просторах планеты
шепчут о чем-то леса.
Кажется, просто от ветра,
но вслушаешься – голоса
на языке тебе незнакомом
о вечности говорят.
Звезды – точки над твоим домом —
для кого-то солнцем горят.
Или встретишь речные пороги,
глядь – лестница вьется ввысь.
Пусть вначале не видно дороги —
все равно к горизонту стремись.
Научись смотреть на жизнь шире
и, возможно, сама вселенная покажется тебе невероятно простой.
Знай, что каждая крошка пространства-времени в этом мире
не ничто.
2015

Дизайнер обложки Надин Баго

ISBN 978-5-0055-9056-5

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Рыбка

Лошадь тащилась по дороге, еле-еле переставляя ноги. Копыта почти не оставляли следов на твёрдой иссушенной земле.

Послеполуденное солнце и не думало прятаться за редкими облаками.

Ленду́н не встретил ни единого путника за последние несколько часов, с того самого времени, как выехал за пределы Марцкого уезда.

Впрочем, наверное, не стоит удивляться: народ в окрестных деревеньках сегодня предаётся безделью, отдыхая после завершившейся позавчера Кахницкой ярмарки. Вчера дорога, без сомнения, была забита повозками, мулами и волами, не говоря уж про пеших людей. Распродав свои товары и под завязку набрав чужих – хотя тут уж кому на что хватило – все торопились убраться по домам, разложить харчи по ларям, перемерить обновки, одарить детвору игрушками да лакомствами.

Он сам-то торговище пропустил, задержавшись на постое у пастыря (а правду говоря, у его премиленькой дочки), вот и ехал в Кахниц, к воеводе, только теперь. Но оно, может, и к лучшему: хоть решат всё без суеты, не отвлекаясь.

В лицо дохнуло прохладным ветерком, несказанно приятным в такую духоту. Парень оживился, вскинул темноволосую голову, отёр пот со лба. Синие глаза выхватили слабое мерцание за близлежащим леском. Вода…

Озерко, пожалуй, какое-то, или ручей… не всё ли равно…

Он потянул поводья, заставив коня сойти с наезженной дороги, и пришпорил его, направляя к деревьям. Животное недовольно зафыркало, задёргало головой, но подчинилось.

Через пару минут они уже были на опушке.

Редкие поначалу тени постепенно сгустились, принося долгожданное освобождение от жары, пусть и ненадолго: буковые заросли оказались довольно узкой рощей, огибавшей, как он и предположил, маленькое озеро, футов пятисот в поперечнике.

Лендун буквально слетел с лошади и кинулся к воде, на ходу сбрасывая одежду: вмиг и потёртые штаны, и пропотевшая полотняная рубаха, и расшитый жилет, и сапоги легли на берег неряшливой кучей. Путешественник немедля нырнул в прохладные волны с головой, уверенно рассекая воду размашистыми гребками, проплыл почти треть озера и вернулся обратно. Нехотя выбравшись на землю, Лендун убедился, что конь на месте. Отличная всё-таки зверюга, ничего не скажешь: вон как Жи́мбарь его обучил – без хозяина пить не станет. Парень подошёл ближе, огладил крутой вороной бок. Фирс снова зафыркал, кося тёмно-сизым глазом.

– Потерпи, дружок. Чуть позже напою. А там ещё часок и в Кахнице будем. Чай воевода ячменя не пожалеет, а? Барон-то выписал нам полное содержание. Неплохо, что скажешь?

Переливчатый смех, внезапно раздавшийся откуда-то из-за спины, заставил его вздрогнуть. Мокрая кожа покрылась мурашками.

Кляня себя за такую неосмотрительность, Лендун резко обернулся, выхватывая из приседельного мешка длинный кинжал.

Глаза упёрлись в груду валунов, небольшим мыском вдававшуюся в озеро. Девичье хихиканье доносилось именно оттуда.

Не обнаружив вокруг никого, кто бы собирался на него напасть, юноша, продолжая озираться, быстро натянул одежду и осторожно, с оглядкой, направился на странно манящий звук.

За обточенными водой и временем камнями его взору открылась неожиданная, но чудесная картина.

На мелководье сидела, плескаясь и хохоча, прекрасная полуобнажённая девушка. Длинные светлые волосы искрились под лучами солнца. Кожа, едва тронутая загаром, казалась гладкой как у статуи. Хотя за последнюю это существо бы никто не принял: слишком уж она была живая.

Лендун судорожно сглотнул, остановившись, как вкопанный, не в силах произнести и слова. Просто стоял и смотрел, как по юному телу стекают прозрачные капли, как трепещут на ветерке соломенные пряди.

Вдруг дева обернулась, уставившись прямо на него. Смех смолк. Цвета или выражения её глаз на таком расстоянии было не различить, но она удивилась, это уж точно.

Так они и взирали друг на друга в полном молчании несколько минут.

Красавица пришла в себя первой.

– О! Приветствую тебя, путник! Не ожидала увидеть сегодня кого-нибудь в моих владениях.

Парень дёрнулся, неуверенно забормотал, отворачиваясь, чтобы не видеть её наготы.

– Приношу мои искренние извинения, леди. Я не знал… не предполагал, что тут кто-то есть, иначе бы не потревожил… простите!

Краем глаза он заметил, что она отмахнулась от его извинений, как от чего-то несущественного, будто его дерзкое появление не стоило слов.

– Что привело тебя сюда, путник? Здесь нечасто кого-то встретишь, – девушка улыбнулась, разводя ладонями воду, доходившую ей почти до груди.

– Я… э… я… – Лендун никогда не страдал косноязычием, но сейчас был смущён, – я просто… хотел охладиться. Жарко сегодня, вы не находите? – он снова опустил глаза.

– Да, пожалуй, – она пожала плечами. – Так чего ты ждёшь? Поплавай.

– Да я, в общем-то, уже, – парень качнул головой в сторону валунов, – там.

– А, понятно. Из Кахница едешь?

– Нет, наоборот, туда. Воевода…

Его слова перебил громкий всплеск где-то на середине водоёма. Бросив туда взгляд, Лендун увидел блеск чешуи на спине большой рыбины.

– Ого! Ничего себе! Вы видели?! Карп, кажется, и преогромный. Вот вкуснятина… м-м…

– Ты тоже любишь рыбу? – немного удивлённо спросила его собеседница. – Тогда постой, сейчас…

Развернувшегося вслед за этим зрелища ему не забыть никогда.

Над отражавшими голубизну неба волнами взметнулись три длиннющих, тонких как хлысты сине-зелёных щупальца, изгибаясь в воздухе, нырнули в воду и через миг показались обратно, вытягивая наружу серебристую чешуйчатую тушку.

Снова послышался нежный, словно звон фарфоровых колокольчиков, смех.

– Погляди, – радостно воскликнула девушка, – с первого раза…

Щупальца потянулись к берегу. На краткое мгновенье над поверхностью озера показалось всё тело русалки: извивистое, змеиное.

Неведомая сила словно сдула его с места. Лендун не помнил, как перебрался через завал, как взобрался на коня, как покинул зловещую рощу.

На воеводинское подворье он влетел абсолютно белый, не в состоянии связать слов. Впрочем, медовая настойка леди Джеммы – хозяйской жены – за пару дней подняла его на ноги. После о купании в Девичьем пруду – как местные называли то озерко – юноша старался никогда не вспоминать, хотя изгнать образ прекрасного золотоволосого чудовища из своих снов ему так и не удалось.

Итала́нния подтянула рыбу поближе, вцепилась в тушу изящными ручками с острыми коготками.

С лёгким недоумением она глядела вслед стремительно убегавшему парню.

Странный какой! И попробовать не захотел. Наверное, вспомнил что-то важное, вот и заторопился.

Хмыкнув, девушка тут же выбросила его из головы.

Белые клыки впились в ещё дёргающегося карпа, располосовав ему бок. По гладкому подбородку, капая на грудь, потекла водянистая рыбья кровь.

Мусор

Замок одобрительно пиликнул на сигнал ключ-карты. Дверь в квартиру родителей с шипением сдвинулась в сторону, открыв длинный неширокий коридор.

Уна шагнула внутрь и поморщилась: смешанный запах жареной рыбы, какой-то выпечки и дешёвой парфюмерии бил в нос с такой силой, что вызывал резь в глазах.

Девушка лёгкой походкой пересекла прихожую, остановившись на пороге гостиной слева.

Как и следовало ожидать, они были дома.

Отец развалился на потёртом коричневом диване, растёкшись обрюзгшим телом по засаленным подушкам, и уставился в проекцию головизора. Прибор был совсем новым, последней модели, с поблёскивающими синими боками и чёткой картинкой, только упаковочную плёнку так до конца и не удосужились снять. Шёл очередной сериал про некое внешнее вмешательство. Впрочем, не интересно…

В дальнем углу, у лакового беленького трюмо, изукрашенного золотыми вензелями и завитушками, сидела мать, с энтузиазмом разбирая очередную гору доставленных покупок. Бесчисленные пузырьки, баночки и тюбики с косметикой громоздились на маленькой столешнице душистой розовой горой. На спинке стула и передвижной вешалке рядом висели, перекрывая друг друга кофточки и юбочки, шубки и платочки, жакеты и кружевные трусики. На фоне этой пёстрой массы хрупкую, даже, пожалуй, измождённую фигурку золотоволосой женщины было почти не разглядеть. У её ног и вокруг тоже толпились пакеты и коробки: обувь, посуда, гаджеты и прочий «весёленький» хлам из телемагазина, если повезёт, то пару книжек попадётся. И повсюду обёртки и ленточки, бумага, целлофан, куски фибры и пенопласта, чеки и этикетки.

Уна неодобрительно покачала головой: и как они умудряются всё так захламить всего за пару дней?!

– Мам, пап, привет! Всё сидите тут, как сычи.

Мамуля резво развернулась на своём ярко украшенном насесте – ну точно птичка, преувеличенно радостно улыбнувшись, помахала ладошкой.

– При-и-ве-ет! – и снова уткнулась в зеркало.

Отец что-то буркнул под нос, но даже глаз на дочь не поднял, продолжив набивать рот рыбными палочками из пристроенной на коленях глубокой миски.

– Вот сидите вы, – не смутившись, продолжила девушка, – а, между прочим, за Требойном сегодня так чудесно, даже дыхательные аппараты не нужны, – она положила гермомаску на комод. – Да взгляните же, вон, видно…

За длиннющей бойницей окна, и правда, виднелась широкая полоса бледно-голубого неба милях в шести к востоку, прямо за первым кордоном. Лентой прорезая привычную красновато-серую муть, она вилась до самого горизонта, сливаясь там с морем.

Ни одна голова не повернулась.

Вздохнув, Уна принялась за дело: выкатила из кладовой держатель, нацепила на него здоровенный мусорный пакет кислотно-оранжевого цвета и начала уборку. Мятые упаковки и недоеденные куски еды так и сыпались в рыжее чрево.

Снова запикал замок.

Через коридор, не заглянув в зал, торопливо прошла сестра, скрывшись на кухне.

Уна нахмурилась. Нагнувшись, она подняла очередную картонку, бросила её в пакет, потом внезапно замерла, задумавшись, с подозрением глянула на кухонную дверь. Оставив на время работу, она пошла взглянуть на Поли.

Старшенькая сидела за столом сгорбившись, так, что белокурые пряди скрывали склонившееся лицо. Тонкие, как у матери, руки, трясясь, откупоривали какую-то баночку.

– Привет! Поли, что ты…

Девушка не договорила: подойдя ближе, она сразу разглядела, что держит сестра. В плоской круглой ёмкости колыхался густой зеленовато-голубой гель.

Не раздумывая ни секунды, Уна выхватила банку из дрожащих ладоней и понесла её к мешку с мусором.

– Ты больше не станешь это есть. Никогда. Мы же говорили…

Ответом был какой-то нечеловеческий то ли вой, то ли стон. Поли вцепилась ей в волосы, едва она шагнула в гостиную.

Уна попыталась вырваться, развернулась, споткнулась от очередного толчка. Баночка вылетела из разжавшихся пальцев и ударилась в стену, расплёскивая по ней содержимое. Сестра забыла об обидчице, кинувшись к разлитой лужице. Инстинктивно отступив назад, Уна вдруг налетела на что-то и неловко упала, задев спиной головизор.

Прибор покачался на тонкой ножке и рухнул, проекторный конус погас.

Охая, потирая ушибленные места, девушка поднялась на ноги.

Звериный рёв отца потряс комнату.

На голову Уны опустилась блестящая бита светлого дерева.

Чёрные волосы взметнулись, череп вмялся под ударом и лопнул: во все стороны разлетелись окровавленные костяные ошмётки.

Девушка рухнула на пол. Мёртвые серые глаза уставились в светящийся точками диодов потолок.

Мужчина, перестав обращать на неё какое-либо внимание, отшвырнул биту, завозился у головизора. Выправив основание, он пощёлкал пультом. Смутная прерывистая картинка, видимо, удовлетворила его. Вернувшись к своему лежбищу, толстяк снова плюхнулся на него, замер, почти не моргая, вперился в экран.

У стены, слизывая остатки слизеподобной жижи, хихикала Поли. Закончив, она совершенно остекленевшими глазами обвела комнату, наткнулась взглядом на тело сестры и икнула.

Мать обернулась только на её прямое обращение, словно и не слышала предшествующего шума.

– Ма-а-м!

Пошатываясь, девица встала, подошла ближе к трупу. Присеменила и мать, непонимающе хлопая глазами. Её старческий рот с растёкшейся яркой помадой сложился в манерно-удивлённую «О».

– Куда… куда её теперь, – Поли снова икнула, – лежит тут… Забрать хотела… Я, может, заработала, – она криво ухмыльнулась. – Да, заработала.

– Молодец, доченька, молодец, – мать и чирикала, как воробышек. – Наверное… наверное… я не знаю… Бось, подскажи, – она обернулась к мужу.

Тот скосил взгляд, фыркнул, почесал живот, размазывая по светлой футболке кусочки серо-розовой мозговой массы, и коротко отмахнулся.

Мать вздохнула, отвернулась, пожевала губы, потом заметила оранжевое пятно.

– Вот же, – она ткнула пальцем в пакет, – сегодня и сборщики будут.

По-прежнему качаясь, Поли смотрела то на сестру, то на мусорку, потом почмокала, сглатывая мешающую слюну, и кивнула.

Опустив держатель пониже, они вдвоём кое-как запихнули тело вниз головой в мешок, расправили стенки: ноги не влезали даже в согнутом положении. Покрутив их то так, то этак, они переглянулись, почти синхронно вяло пожали плечами и завязали стяжки как есть – бантиком на торчащих щиколотках. После вывезли мусоросборник в коридор, мать вернулась к прерванному перебиранию вещей, а дочь свалилась рядом с отцом, тоже прилипнув к голограмме.

Примерно час спустя входная дверь открылась.

Во внешней галерее стояла строгая, затянутая в тёмно-серый комбинезон женщина. У её коленей, подобно служебной собаке, замер компактный робоперевозчик.

Взгляд посетительницы прошёлся по огромному оранжевому пакету. Маленькие ступни в высоких синих кедах, высовывающиеся из его зева, не могли остаться незамеченными. Служащая моргнула, приподняла бровь, скривив губы, но почти сразу лицо приняло прежнее отстранённое выражение.

Сканер в её руке просигнализировал о готовности отчёта: «90% органических веществ».

– Биологический мусор. Забирай, – скомандовала она роботу. – Топка номер 6.

Пирожки

Варево в котле пузырилось и булькало. Странно тёмный пар поднимался вверх и стелился по потолку клубами, образуя маленькие рукотворные тучи. Впрочем, эти стены видывали и не такое.

Старый дом, выстроенный из серого необтёсанного камня, с дубовыми балками перекрытий и грязным дощатым полом вообще не создавал впечатления чьего-то постоянного жилища. Скорее пещера, нора, в которую приходится забиваться по необходимости.

Крохотные слюдяные окошки почти не пропускали свет, а уж сейчас, в сумерках, вообще казались не более чем трещинами в стенах. Развешенное тут и там оружие – луки, топоры, дубинки, короткие копья, пару дрянных мечей – отбрасывало кривые тени под пляшущими огоньками свечей. Серый мохнатый тулуп у двери в этих неясных отблесках походил на зверя, отчего-то вцепившегося в каменную кладку.

Вулф помешал рагу деревянной ложкой на длинной резной ручке, подсыпал трав, перемешал снова и принюхался. Да, готово, пожалуй.

Он вытащил из сваленной у печи груды посуды глубокую глиняную миску – чёрную с красным узором рун, присмотрелся, поплевал на неё и протёр потрескавшуюся глазурь рукавом рубахи. После до краёв наполнил тарелку кусками тушёного мяса.

Затушив верхний огонь в кривой печке, Вулф поставил миску на неожиданно добротный для этого места стол из полосатой древесины, уселся на трёхногий табурет и принялся за еду, изредка обжигаясь и фыркая.

Стук в дверь заставил его поднять голову.

– Валяйте, заходите, – голос прозвучал более хрипло, чем обычно. Он покрутил шеей и кашлянул.

В дом вошли двое мужчин: шериф Хантер со старшим сыном. Наследника и смену всюду за собой таскает. Вулф ухмыльнулся, обнажив белые крепкие зубы.

– Приветствуем тебя, маг-комиссар, – визитёры раскланялись, не слишком, впрочем, подобострастно.

Вулф ограничился лишь коротким кивком в ответ.

– По округу пошли слухи… – шериф замялся, – сам понимаешь. Мы хотели бы узнать, правда ли это.

– Почём я знаю, чего народ болтает, – пробормотал мужчина между очередными ложками пищи. – Спрашивай прямо, Хантер, не юли. Не люблю.

– Ну да. Кхм. Маг-комиссар Вулф, правда ли, что вы уничтожили двух ведьм, изводивших ближайшие деревни? – он сглотнул и выжидающе уставился на негостеприимного хозяина.

– Ха! – Вулф снова ухмыльнулся, скривив лицо, отчего оно сделалось похожим на смятую бумагу – глубокие морщины давно стали его спутниками, только жёлтые глаза по-прежнему выглядели молодыми. – Вон там, сам убедись, – он кивнул в дальний угол комнаты, скрытый тенями.

Шериф подошёл к столу, взял грязный подсвечник с зажжённой свечой и шагнул к указанному месту. Тут же отшатнулся, не сумев сдержать дрожи. Его сын вдруг странно позеленел, закрыл рот руками и, безуспешно борясь с рвотными позывами, выскочил на улицу. Послышались противные утробные звуки.

– Тьфу ты, кусты мне испортил, дьявол побери, – выругался маг. – Рано ты всё-таки его с собой стал брать на службу.

– Ничего, – отмахнулся Хантер, – пусть привыкает. Не в столице живём.

Он снова посветил в угол, более тщательно осматривая два лежащих там женских трупа – старый и совсем юный – зверски изрубленных и искромсанных.

Шерифа передёрнуло от отвращения, но, надо отдать ему должное, он сумел удержать себя в руках.

– Значит, всё?! – в вопросе было больше страха, чем в реакции на увиденное. А ещё надежда.

– Всё. Всё.

– И они больше… ну, того… не восстанут опять.

– Не-ет, – Вулф прищурился и приподнял миску с остатками варева. – Вот. Как положено. И сердца, и печёнки. Доем всё – и баста. Ну, животом помаюсь, может. Не желаешь кусочек?

Хантера едва не вывернуло.

– Нет. Благодарю, – сумел выдавить он и сплюнул набежавшую густую слюну: пахло, на удивление, сносно.

– Короче, тебе осталось только прибраться. Сожги эту дрянь и закопай где подальше, – маг махнул рукой на остатки тел. – Больше не поднимутся, даю слово.

– Благодарю вас, маг-комиссар, от всего нашего селения и округа. Вы многим спасли жизнь этим.

– Да-да… – Вулф снова зачавкал, прихлёбывая подливку к рагу, шериф перестал его интересовать.

Хантер потоптался немного, потом решился:

– Э-э… Вулф, но как вы их?

Мужчина с неохотой оторвался от еды, вздохнул.

– Как? Да как полагается, вон, – он посмотрел в сторону двери, где под тулупом стоял прислонённый к стене топор с длинной рукоятью: изрезанная заклинаниями поверхность казалась особенно тёмной на фоне остро наточенного блестящего лезвия. – Замки? Напутали они там, конечно, знатно. Паучихи настоящие. Но стоит дёрнуть за правильную верёвочку…

– Понятно. А доказательства?

– А кому они нужны? Тем матерям, у которых эти монстры похитили сыновей и дочерей? Они и так знают. И они получили своё возмездие. Впрочем, – маг прицокнул зубом, – есть кое-что. Протектору должно хватить…

Шериф проследовал глазами за взглядом Вулфа.

На старинном комоде стояла наполненная пирожками корзинка. Некоторые пирожки разломились, и можно было различить их страшную начинку – отрезанные детские пальцы. Рядом валялся потрёпанный хлопковый чепец, алый, словно заря.

Апельсин

– Нам конец, – Гафарро опустил подзорную трубу и безнадёжно помотал головой.

Внизу, под стенами замка, сейчас было спокойно: войско его сумело отбить две атаки почти без потерь. Нападавшие до сих пор не смогли продвинуться ближе сотни ярдов до окружавшего цитадель рва и каждый раз отступали. Теперь же они готовились выложить последний козырь. И какой!

– Нет, чародей, с этим даже тебе не совладать, – он печально взглянул на своего советника, озиравшего окрестности. – Не устоит моё королевство. И откуда они его только откопали?! Я думал, всех давным-давно извели, и вот нате вам…

Старый маг, казалось, не обратил на его слова какого-либо внимания. Он пристально и неотрывно вглядывался в горизонт, откуда начинал наползать новый серый вал: герцог решился на очередной бросок. Вражеская пехота, хоть и изрядно потрёпанная за предыдущие несколько суток, всё ещё поражала своей многочисленностью.

Впрочем, это не слишком пугало: Крумленд набирал своих воинов из всякого сброда, без оглядки на их силу или умения, лишь бы шли вперёд да оружие удержать могли, а храбрости и злобы им придаст зелье Барбезы. Вот дрянь же! Переметнулась-таки. Не иначе как она и приволокла это чудовище. Тьфу!

Дорреной отвёл глаза от маленьких вспышек, разрывавших серость плотного утреннего тумана. Чтоб тебя!

– Я не стал бы впадать в отчаяние, ваше величество. Всегда можно найти способ побороться.

– Но это же дракон! – Гафарро не скрывал ужаса. – Каменнокожая огнедышащая тварь. Какой солдат устоит против пламени, а? Лошади, вон, уже храпят, слышишь? Чуют этот мерзостный запах… Спасибо, хоть он нелетающий.

– Вот! – волшебник многозначительно поднял вверх палец. – Нелетающий. Вы тоже заметили, мой господин. Значит, глаза меня не подвели. Хм. А что ещё удаётся разглядеть?

Король прищурился, с подозрением глядя на собеседника, но разглагольствовать не стал. Вскинув трубу, он уставился на тёмное пятно в центре подбирающегося всё ближе войска.

– Дракон… немолодой, ползёт медленно, но на дыхалке, это, как по мне, не сказывается: вон как пыхает… Зеленоватый, полоса жёлтого по хребтине… В длину ярдов пятнадцать. О, погоди-ка… а крылья-то у него есть, только крохотные, недоразвитые.

Маг так громко хмыкнул, что король вздрогнул и резко обернулся.

– Что?! Ты что-то придумал?

– Да есть мыслишка, – кивнул Дорреной. – Скажите мне, ваше величество, а что у нас по запасам продовольствия? Точнее, что есть из фруктов?

– Из фруктов?! – брови правителя взлетели почти к границе волос. – Ну ты выбрал время… – он осёкся, глянув на суровое серьёзное лицо своего советника, – ладно… если оно так надо… Что там у нас? Фрукты… Их, сам знаешь, немного. Ну, разве что яблок мешков пять. Сливы сушёные – дюжину вязанок. Виноград уже весь перемяли на брагу. Хм… Варенья разного, правда, вдосталь. А, вот ещё пару ящиков апельсинов: как раз перед первым нападением привезли, я и забыл.

Волшебник расплылся в улыбке.

– Апельсины, говоришь? Вовремя. Ох, как вовремя! Тащите всё к требушетам!

Король изумлённо открыл рот, крутнул головой, кинув взгляд на уже различимого и без увеличительных стёкол монстра, снова повернулся к магу.

– Ты в своём уме?! Какие ещё апельсины?

– Тащите, кому говорю! Не теряйте времени. Надо успеть до того, как они подойдут слишком близко.

Отдав распоряжения несколькими короткими фразами, Гафарро отложил подзорную трубу и тяжело уселся на мешок с песком, прислонившись к зубчатой стене башни. Закрыв лицо ладонями, он горестно вздохнул.

– Спокойней, ваше величество. Может, через несколько минут битва вообще закончится, ага, – Дорреной довольно потёр руки. – Послушайте-ка… Нам важно, жизненно важно, чтобы как можно больше апельсинов попало в дракона, слышите. Чем больше, тем лучше. Как это сделать – вопрос не ко мне. Вы тут у нас лучший в этом деле. Можно с камнями перемешать, можно как есть… не важно. Сами решите. Только попасть вы в него должны не позднее, чем он приблизится на сто тридцать – сто сорок ярдов. Пламя у него бьёт на тридцать. А тут уже и наши стоят. Так вот чтоб не зацепило, понимаете?

В глазах короля зажёгся интерес и, что важнее, надежда.

– Но что этот обстрел нам даст?

– Э, потом объясню. «Не уверен – не обещай», как говаривал мой учитель, благословенны будут его кости. Коли выйдет, так уж выйдет.

Гафарро поднялся, хлопнул мага по плечу.

– Ладно, доверюсь твоим знаниям, друг мой. Тем более, что нам остаётся? Значит, говоришь, по дракону бить?

– Ага, в морду, по глазам – самое лучшее.

Из-за узкой дверцы в стене выбежал запыхавшийся солдат, таща ящик сладко пахнущих оранжевых, словно солнце, плодов. За ним следовал ещё один.

– Вот, ваше величество, ваша мудрость, всё что есть.

– Туда, – король махнул рукой в сторону двух высоченных требушетов, занимавших большую часть площадки третьего яруса под обзорной башней. – С гравием перемешайте. Я сейчас, – он оглянулся. – Дай бог, твои хитрости сработают, чародей, – и он устремился к лесенке, ведущей прямо вниз.

Дорреной, кряхтя и еле-еле передвигая ноги – колени, будь они неладны, направился туда же, но в обход, по внутренним галереям и переходам. Когда он, наконец, добрался до этих ужасающе громадных, похожих на журавлей-переростков убийственных механизмов, всё уже было готово. Оставалось дождаться, пока цель окажется на расчётном расстоянии.

Эти несколько минут прошли в тишине, только под отдающиеся в затылке тревожные вздохи.

Монстр был уже совсем рядом: можно было разглядеть даже резные чешуйки на толстых боках. Запашок стоял препротивный: гнилостный, плесневый и неживой, он заставлял лошадей в авангарде громко ржать и вставать на дыбы. Тошнотворно. Ну, зато теперь можно найти плюс в том, что они все уже сутки не ели.

Вокруг чудовища тесными рядами топали наёмники и бандиты герцога Крумленда. Вилы, копья да топоры – вот что нёс этот грязный сброд в качестве оружия. Да, их бой не предполагает благородства, что уж…

А самого зачинщика-то и не видать. Да и ведьму свою при себе держит, наверное. Тьфу, пропасть! Заварили же бучу!

Дракон дыхнул, выпустив из приоткрытой пасти струю болотно-жёлтого огня: до рядов готовых ринуться в атаку защитников дворца и королевства оставалось двести ярдов. Ещё немного… и ещё…

Требушеты вскинулись, посылая вперёд маленькое цитрусовое облако, казалось, неспособное даже пощекотать шкуру ползущей на них твари.

Несколько мелких камней попали в бойцов противника, наставив им синяков и вызвав тем самым злорадный смех. Но вдоволь поиздеваться над слабостью удара у них не вышло.

Апельсины чвакались о твёрдый драконий панцирь, разлетаясь ошмётками. Едкий ароматный сок защекотал глаза и ноздри зверя. Он затряс головой, зафыркал, пыхая серым дымом, потом вдруг вздыбился и завертелся, чихая и кашляя, как подорванный.

Каждое «А-а-пчхи» сопровождалось выбросом пламени, выкашивающим всех тех, кто по злому року оказался поблизости. Душераздирающие крики горящих людей, визги, гомон и толкотня тех, кто пытался увернуться и убежать от огненной смерти, наполнили поляну.

Герцогское войско расползалось, как изношенная ткань, разрываясь в самых неподходящих местах. Паника накрыла мятежников с головой.

Дракон, не переставая чихать и вертеться волчком, раздирая себе горло передними лапами, кинулся назад, в сторону лежащего в нескольких милях отсюда озера.

Несколько почти демонстративных наскоков королевской конницы довершили дело: широкая полоса земли устлалась трупами, остальные в ужасе бежали.

Принюхиваясь к странно приятному, несмотря на действительное происхождение, запаху жаренного мяса, витавшему в воздухе, Гафарро отошёл от требушетов и приблизился к магу.

– Как?! Что за магией ты их начинил, если такая мелочь смогла обратить в бегство настоящего дракона? Апельсины… кто бы мог догадаться…

Дорреной потупился. Смущённо подняв на короля глаза, он объяснил:

– Видите ли, ваше величество, давно, ещё до того, как я поступил на службу к вашему величеству, мне всяким приходилось заниматься, чтобы выжить, знаете ли, добыть пропитание. Лекарствовал я, в общем. А жил там, в Ильфании, почти у границы с Болотищами, ну и вот. Кто ко мне только не ходил, за медицинской помощью-то, значит. Он молодой тогда был ещё. Подросток, считай. Да и вреда мне не делал. Помогал я ему, чем мог, вот и знаю…

– Да что знаю? Кому помогал-то? Говори толком…

– Так кому… дракону вот этому, да. Аллергик он, с детства. Цитрусовые на дух не переносит.