Loe raamatut: «Сказки под глинтвейн»

Человек из скрипичного дома

В солнечный мартовский день Стера слушает сказку.

– Однажды…какое полное надежд слово. Пожалуй, я начну с него.

Однажды на окраине Ногинска появится новый дом. У этого дома будет дверь, обвитая ветками из кованого железа, в центре которых как странный цветок, или бабочка, попавшая в паутину, повиснет маленькая старая скрипочка. У неё не будет струн, да и сама она лишь символ.

В этом доме поселится компания – разнохарактерная, обаятельная и абсолютно бешенная. Там будет только один, вечно хмурящийся и задумчивый, со здоровой иронией, нелюдь.

– Нелюдь? – уточняет Стера, чуть улыбнувшись.

– Нелюдь, демон, нечисть, – кивает мужчина, тоже улыбаясь углом рта, – но не очередной. С вашими легче и игры их примитивные, – и продолжает свою импровизированную сказку дальше, – компания будет бесчинствовать в своих хулиганствах, а их задумчивый хозяин просто будет гулять по Городу Химер и изучать его. Шутка ли, целый город, в котором такое скопление живых мифов?

Сентябрь устилает дороги радужным и шуршащим ковром из листьев. Солнце заинтересованно смотрит с высоты на события внизу. Свежо и ветрено.

Ведьмы, сталкиваясь с гостем города, невольно склоняют головы в знак радости и почтения. Некоторые лукаво стреляют взглядами из под ресниц. Впрочем, безрезультатно.

Ведуньи, коих здесь гораздо меньше, внимательно вглядываются в него и вздыхают, – чем грозят незнакомцы такой силы, им известно не понаслышке.

Остальные спешат сообщить хранительницам и Главе.

В общем, суета поднимается неимоверная. Лишь люди не чувствуют ничего и не видят близких перемен в человеке из скрипичного дома. Но ведь так всегда, правда? Пока не опалит, не кричат.

Пока его «люди» исследуют Ногинск в своей манере и с дружелюбным любопытством знакомятся с местными Другими, Дух ищет.

Ищет проблески Творчества.

– И что он будет делать, когда найдёт? – мрачнеет демонёнок. Эта сказка пленит её и настораживает.

Рассказчик барабанит пальцами по столешнице, – это зависит от тех, кого он найдёт.

В комнате становится тесно от расположившихся на стенах образов. А были ли стены? Теперь не понять. Вместо них ожившие видения, выходцы истории. Вольготно и уютно застыли яркими картинами.

Напротив Стеры горит золотистым светом дверь со скрипкой. По левой стене картина с замершим на полпути мужчиной в тёмном и дорогом пиджаке поверх рубашки навыпуск.

– Он ищёт и находит. С десяток музыкантов и два десятка художников из школ, море бумаго – и сайто- марателей, тысячу ловких переводчиков. И троих Настоящих. Одного художника-самоучку, одного музыканта со старой гитарой, и одну Мастерицу.

Незнакомец осторожно ловит истории их жизней и раскладывает хрупкие листки на столе. Часть из них светло-жёлтая, тоненькая как кленовые листья, некоторые грязно-бордовые и пахнут засушенными цветами и коньяком. Ещё стопка – разноцветная охапка со звенящими нотами музыки на них. И последняя – светло-сиреневая с болезненными красными разводами, что пахнет ирисами, лесом и осенними дождями.

– Занятно, – бормочет он и внимательно всё просматривает.

Кленово–жёлтая история вся из уходов и поисков. Кажется, этого Мастера ничто не способно пригвоздить к месту, но также ничто уже не способно ранить. Ему нужно новое сокровище, тема для картин.

Чтец ищет девушку, чьё воображение и жизненные коллизии могут на время остановить уже выдыхающуюся кочевую душу и подарить вдохновение. Он бросает в лёгкий сон девушки осколок чужого рисунка. Рисунок приживается и оплетает чужие грёзы.

Бордовое шуршание с засохшими цветами. Терпкость коньяка. В этой жизни уже давно нет неожиданностей. Этому Мастеру нужно событие.

Хозяин дома вызывает одного из своих слуг и отсылает его с поручением.

Кувырок чужой жизни обеспечен. Выйдет ли Мастер из него обновлённым или сломанным зависит только от него самого.

Цветные листы звенят обрывисто и обещающе, но слишком беспечно. Музыкант далёк от того мира, который пытается представить. Ему нужна реальность. Незнакомец усмехается и скидывает записи Маэстро на электронную почту одного предприимчивого человечишки с амбициями и деньгами.

Последнюю историю больно брать в руки. Ирисы пахнут тонко и притягательно.

Детскость поведения, мудрость некоторых, ещё не оконченных сюжетов рассказов и рисунков, чутьё на правду и принципы борются в душе, заставляя падать от боли и подниматься с сумасшедшей частотой… – мужчина ненадолго умолкает.

– Что получает Мастерица? – Спрашивает демонёнок. Любопытство и тревожное предчувствие заставляют сердце Стеры биться чаще.

Рассказчик сочувственно улыбается, глядя на дочь демона, и той становится не по себе. Сказка переходит свои границы.

– Ей достаётся Роль, – он взмахивает рукой, и листы с историей осыпаются с потолка сиреневым и красным снегом, – очень неприятная.

– У тебя не получаются добрые сказки, – качает головой Стера, не глядя на своего гостя.

– У меня нет права на добро.Только на уроки.

Комнату медленно засыпает бумажным снегом. Из под сиренево-красных сугробов вырастают ирисы.

Один Смысл

—Мой вам совет, Озёрный, выберите другую тему для защиты диплома, – ректор протянул мне заявку обратно. Я покачал головой.

Тимофей Сергеевич посмотрел на меня с беспокойством и усталостью: за время работы педагогом, а позже – в кресле ректора, он видел десятки самоуверенных способных студентов. Одни из них добивались успеха, другие летели в пропасть. Но для каждого из них чуткий профессор находил место в своём сердце и на стене кабинета.

– Одумайтесь, вы не найдёте единства между русским фольклором и английскими легендами и сказками. Сходства – да, но единство – нет. Это другой менталитет, другие культурообразующие части.

– Я верю, что найду, – лаконично ответил я, глядя ректору прямо в глаза.

– Хотя бы перепишите заявку на русскую и английскую классику – не сдавался Тимофей Сергеевич, – Там больше шансов.

–Нет. Я хочу защищать диплом именно по этой теме.

– Артур… – Начал ректор. Тимофей Сергеевич посмотрел через плечо, на стену выпускников, оперся руками о спинку своего кресла и снова посмотрел на меня.

Я закатил глаза: если он перешёл на имена, значит не отступится. Но и я не собираюсь менять своё решение.

– Артур, своим упрямством вы ставите на себе крест. Вы очень способный и талантливый литературовед, но эта тема… вы не защитите по ней диплом. Она провальная.

Началось. Отеческий взгляд, строгий тон, тревога за мою судьбу в застывшей у кресла фигуре: профессор хотел меня спасти, уверенный в неудаче моей идеи.

"Когда же вы поймете, Тимофей Сергеевич… Если одному человеку что – то кажется невозможным, это не значит, что другой не сможет найти способ добиться того же.

Люди привыкли мыслить массово – если один не может, остальные тоже потерпят крах. Может я прав? Может на этой огромной стене появится газетная вырезка с заметкой об открытии, а не фотография с пометкой "ушёл из профессии" как самый мягкий приговор? А может вы сами пытались когда-то, у вас не вышло и теперь, много лет спустя, удержав карьеру, вы стираете грустный эпизод из памяти?" – из уважения к старику я не стал делиться своими мыслями с ним.

–Интуиция подсказывает мне другое. —спокойно ответил я.

– Ладно. Если решили вырыть себе могилу, пожалуйста – ректор с горьким разочарованием махнул рукой и подписал заявку. Я удовлетворённо кивнул и вышел за дверь. Кажется, на мне только что поставили крест.Ну да ладно.

Я всегда знаю, что делаю. И не меняю своих решений, даже если есть сомнения в целесообразности задуманного. Но в этот раз у меня даже сомнений не возникало.

Родители всегда хотят научить своих детей одним и тем же истинам. Географическое положение, обстановка в стране и язык не играют роли. Поэтому я уверен, что найду единство. Неважно, будет это один образ, мотив или строчка – но что-то одно, неизменное, должно быть. Вот почему я пошёл на литературоведа. Стоит ли говорить, что дома был скандал. Как часто бывает, у родителей на меня были другие планы.

– А, Единомысл! – Услышал я за спиной и улыбнулся. Ко мне шёл, улыбаясь до ушей, мой друг и полнейший раздолбай, Ричард. Хотя, он не любил своё имя, считал это блажью родителей – историков и просил либо придумать ему прозвище, либо звать просто: Рич. Последнее ему подходило: отец Рича писал диссертации для одного из канадских университетов и семья ни в чём себе не отказывала.

–Привет, Рич!

– Ну как, Тимо (так у нас за глаза называли ректора) отговорил тебя? – поинтересовался с надеждой друг, закидывая мне руку на плечо.

В ответ я усмехнулся, засовывая руки в карманы, – нет.

–Чёрт! – Расстроился он, но тут же фыркнул. Настроение Рича менялось также как отражения в неспокойной воде и это оживляло пространство вокруг него.

– Впрочем, ты всегда непреклонен. Нашёл хоть одну зацепку? – Уже серьёзно спросил он.

Вот, что я люблю в моих друзьях, так это то, что они не пытаются меня отговаривать.

– Ммм… – Неопределённо начал я. Признаваться в том, что пять лет не дали фактов,только теории, не хотелось, но врать же бессмысленно.

– Понятно. Тебе помочь?

– Хорошая идея. Свежий взгляд. Может, ты что-нибудь найдёшь, – обрадовался я.

Если честно, Рич уже не первый раз предлагает мне свою помощь, но я не хотел его грузить. Сейчас ситуация другая – у меня почти не осталось времени.

– Ок, когда забираемся в сказочно – фольклорные дебри? – Потёр руки Рич.

– Чем раньше, тем лучше.

*****

Мы сидели у меня дома. Я пролистывал страницы электронной книги на ноутбуке, а Рич рядом шуршал одной из энциклопедий. Вокруг царил такой бардак, как будто табор цыган искал золото в книжном шкафу, в результате чего этот шкаф выпотрошил, образовав Эверест из книжных груд на полу.

Рич бесился, но терпел. Через четыре часа, когда мы оба тёрли глаза и готовы были уснуть лицом в книги, он сказал – Гиблое дело, брат. Я всегда молчал, но теперь говорю открыто: тема бездоказательная. Неужели ты так…

– День за днём, все 5 лет, – кивнул я.

– Либо ты сумасшедший, либо прав, – задумчиво сказал он. Неожиданный вывод. Я поднял глаза на Рича и задумчиво потёр подбородок.

– Я согласен быть кем угодно, лишь бы отыскать единство, – медленно проговорил я, возвращаясь к чтению.

– Эта цель… когда ты её себе поставил? – спросил Рич, устроившись на полу, и подложив под голову какой-то том. Понятно, читать надоело, потянуло на разговоры. Или он действительно хочет понять? Я отложил ноутбук в сторону и ответил

– Когда услышал от матери, что люди слишком разные, чтобы понять друг друга и жить в мире до конца времён. Странно, что ты раньше не спрашивал.

– Думал, сам расскажешь, – пожал плечами Рич, – Знаешь, весь курс считает тебя психом, – хихикнул он.

–Ого!

Я был удивлён. Я настолько ушёл в книги, свой поиск и сдачу зачётов, что совершенно забыл об окружающем меня мире и людях. Вернуть к действительности меня мог только Рич и то ненадолго. Что он и делал с завидным терпением и регулярностью.

– А ты, если честно, тоже готов выписать мне направление в психбольницу? – я повернул голову к другу. Шея сильно затекла, и это движение далось мне с трудом и болью.

– Псих ты или нет, но я тебя уважаю за то, что ты прёшь вперёд к своей цели, и тебя ничто не способно остановить, – ответил друг, – Правда, меня частенько бесит, что ты как глухонемой, с трудом возвращаешься в реальность, – хмыкнул Рич.

–Спасибо, друг! – С чувством сказал я.

– Было бы за что, – устало улыбнулся Рич, – Ладно, – тяжко вздохнул он и поднялся со своей «подушки» – В бой!

Мы поменялись местами – теперь он за ноутбуком, а я за книгами. Минут через пять друг подал голос, – Знаешь, лимерики немного похожи на частушки… – заметил Рич, сам себе удивляясь.

Я ошарашено посмотрел на него.

– На приличные. – Уточнил Ричард.

–На приличные – да, – улыбнулся я, – но цели разные: частушки поют, чтобы только посмеяться.

– А лимерики зачем читают?

– Лимерики и нонсенсы читают детям не только для смеха, но и для того, чтобы дети выучили бесконечные правила этикета, и в то же время, знали чувство меры в этом. По крайней мере, я так понял.

– Знаешь, так начнёшь читать эти нонсенсы, лимерики, бессмыслицы – и стереотип об английской чопорности и излишней серьёзности вылетает из головы.

– Да. Это вообще полный бред. О чопорности. Это успешно доказывает не только детская литература, но и британские актёры. Такой же бред и то, что абсолютно все русские пьют, курят, устраивают дебоши в заграничных отелях и умеют изъясняться только на пальцах, когда дело доходит до общения с иностранцами.

– Ну, тут уж… одна треть русских точно такие.

– Но не все же.

– Почти все, кто попадает в поле зрения иностранцев на отдыхе.

Тут мне нечего было ответить. Рич не стал дальше спорить, и мы углубились в чтение.

*****

Прошло ещё…честно, я не помню, сколько ещё прошло. Когда я вместо страниц и монитора посмотрел в окно, там брезжил рассвет. Рич спал, закрыв лицо книгой. На коленях у него лежала другая книга. Уже на автомате, и особо не вникая в свои действия, я взял её и стал читать то, что бросалось в глаза:

«Художник – варвар кистью сонной

Картину гения чернит.

И свой рисунок беззаконный

Над ней бессмысленно чертит.

Но краски чуждые, с летами,

Спадают ветхой чешуёй,

Созданье гения пред нами

Выходит с прежней красотой.

Так исчезают заблужденья

С измученной души моей

И возникают в ней виденья

Первоначальных, чистых дней»

– « Возрождение « …Пушкин… – машинально заметил я, и уже собирался кинуть книгу в одну из груд на полу, но тут я вспомнил одну вещь.

Мы с Ричем специально отбирали книги, касающиеся русского фольклора, сказок и английской детской литературы. А тут Пушкин. И я понял бы, если бы это были его сказки. Но стихотворения? Получается, книга сама перекочевала в нагромождение отобранной нами литературы. Это знак, в этих строчках заключён ответ на мой вопрос. Надо только подстроить образы под ситуацию!

Я наверно выглядел безумным, потому что, когда Рич проснулся и увидел меня, он сказал

– Всё, съехал.

–А? – отозвался я, возвращаясь на грешную землю и с трудом соображая, что от меня хотят.

– Слушай, давай прогуляемся, и зайдём куда-нибудь поесть. У тебя же опять сосиски или суп с рыбой? – скривился он

. Я говорил, что моего друга начисто испортили дорогой едой? Нет? Теперь будете знать.

– А ты гурман, тебе изыски подавай – я устало потёр глаза.

– Значит, я угадал, – Рич поднялся с пола.

– Да, о великий! – Я шутливо поклонился и тоже поднялся с пола, – Кстати, ты какую тему взял для защиты диплома? – поинтересовался я, когда мы, лавируя между книгами, пробирались к двери.

– Буду про тёзку в английской литературе рассказывать. Образ Ричарда Львиное Сердце в английских легендах и литературе.

– Но это будет слишком коротко, разве нет? – я нахмурился, открывая дверь, – про него не так много написано.

– Мороки меньше, – отмахнулся друг, – я тут вообще узнал, что могу оказаться его потомком, – проворчал он.

– Родители не оставили свои поиски в архивах и докопались до правды? – улыбнулся я, вспоминая этих энергичных, уже не молодых людей. Мы вышли из подъезда.