Гипнотизер. Реальность невозможного. Остросюжетный научно-фантастический роман-альманах из 6 историй

История вторая: На Байкал

Марокканский естествоиспытатель Ибн Баттута в 1360 году путешествовал по Индии. Он оставил упоминание о «трюке с веревкой», ставшем в последствии знаменитым примером могущества индийских факиров. «После пира один из артистов взял деревянный шар, в котором было несколько отверстий. Через них он продел веревку. Затем так швырнул шар вверх, что тот исчез из вида и там остался, хотя никакой видимой опоры не было. Артист приказал мальчику-ассистенту взобраться по веревке наверх, что тот и сделал. Он лез выше и выше, пока тоже не исчез из вида. Артист трижды звал его – ответа не последовало. Разозлившись, он взял нож, ухватился за веревку и тоже исчез в вышине. Затем с неба стали падать окровавленные фрагменты тела мальчика. Артист спустился на землю, его одежда была окровавлена. Он собрал куски убитого мальчика в мешок, пнул его, и тот зашевелился. Когда мешок развязали, из него вышел мальчик – целый и невредимый». Много лет этот трюк не давал покоя ни скептикам, ни доверчивым очевидцам. В течение веков многие, в том числе европейские путешественники, наблюдали его воочию. Наконец в начале 20 века одному из исследователей удалось заснять трюк на скрытую камеру. Когда пленку проявили, на ней не было ни веревки, ни мальчика, ни ножа. Был только факир, неподвижно сидевший на одном месте и гипнотизирующий публику.

Психотерапевт,

дмн В. Рожнов

Если ты в тупике – отправляйся путешествовать!

Весна принесла Евгению новые неожиданности. Первая из них: закрылась частная клиника, где он работал. Как говорится, бизнес пересилил медицину, начались разногласия между учредителями, и проект схлопнулся «в связи со сменой руководства». Лицензию у клиники не отозвали, и к работе психотерапевта Ромашова претензий не возникло, поэтому оставалась вероятность, что к осени учреждение возобновит работу и Евгения позовут на прежнее место. Женя, однако, не знал, стоит ли дожидаться у моря погоды или придумать что-то еще, например, поработать на себя, открыв кабинет психологической разгрузки.

Вторая неожиданность заключалась в том, что его многолетняя подружка Катерина собралась замуж. Не за него.

Известие Ромашова огорошило. На прошлой неделе они провели прекрасный уик-энд, а десять дней спустя Катя позвала на ланч и сообщила, что у нее скоро свадьба.

– Я его знаю? – только и смог вымолвить Евгений, прилагая усилия, чтобы не потерять лицо прямо там, в сумрачном зале кафе.

– Он один из спонсоров нашего Центра. Зовут Вадим. Разведен по причине бесплодности первого брака, но все еще мечтает о детях.

– А ты?

– А я, Женя, беременна.

– От него?!

– Да, – Катя вытащила кошелек и положила в бокал деньги за ланч (она всегда расплачивалась за себя сама). – Этот ребенок любимый и желанный, и у него будет обеспеченное будущее.

– А если его отец я?

– Исключено. Я уже сообщила новость Вадиму, и он обрадовался. Мы отнесли заявление в ЗАГС. Я хочу нормальную семью, разве не понятно?

– Все это слишком… скоропалительно.

– Прости, не думала, что новость тебя сильно заденет. Мы давно общаемся, и уйти, не сказав тебе, было бы некрасиво.

– Вадим знает обо мне?

– Нет. И, надеюсь, не узнает. Он человек, придерживающийся традиционных взглядов. Женя, прошу, не разочаровывай меня! Мы никогда и ничего не планировали на будущее, и нас это устраивало. Ты прекрасный друг и прекрасный любовник, однако сейчас в моей судьбе все резко изменилось, – Катя накрыла его руку своей, но Евгений непроизвольно отнял ее, в самый последний миг сделав вид, что поправляет сползающую с колен салфетку. – Это не твой ребёнок, не бери в голову.

– Ты не можешь быть уверенной.

– Я выхожу замуж за Вадима, это решено.

– Поздравляю, – вымолвил он.

Катерина вздохнула:

– Мне кажется, ты сейчас не готов к семейной жизни. У тебя проблемы, трудности с работой. Разумеется, ты все преодолеешь, я даже не сомневаюсь в этом. Ты всегда справляешься с любым вызовом, но мне не хочется тебя обременять сверх того, что ты уже взвалил и несешь на своих плечах.

Евгений уставился на пеструю столешницу, ища систему в беспорядочных белых, бежевых и голубых квадратиках смальты. Утешая его после смерти родителей, Катя вовсю раскручивала запасной вариант. Впрочем, чего он хотел? Она никогда не принадлежала ему безраздельно.

– Почему ты не сказала раньше? Про Вадима.

– В позапрошлое воскресенье я хотела тебе намекнуть, но повод так и не подвернулся.

Ромашов вспомнил их последнюю ночь, как они беззаботно смеялись, сидя перед раскрытой в первомайское утро балконной дверью. Да, повод для разрыва и впрямь найти было трудно. Если бы тогда Катя сказала, что ждет ребенка, еще не известно, как бы он отреагировал… А сейчас? Что он чувствует сейчас? Гнев, ревность или все-таки облегчение?

– Надеюсь, мы останемся добрыми друзьями?

– Не вижу препятствий, – Евгений заставил себя улыбнуться.– Ты бросала меня и раньше. Правда, всегда возвращалась.

– На этот раз я не вернусь, но мир профессионалов довольно узок, и нам придется пересекаться так или иначе. Было бы замечательно, если бы мы могли изредка консультировать друг друга или созваниваться.

– Конечно, – он снова улыбнулся.– Но приглашение на свадьбу мне не присылай. Я не приду.

– Обиделся, все-таки. Мне жаль. Поверь, дело не в тебе. И если ты передумаешь…

– Извини, в настоящий момент у меня нет денег на шикарный подарок. Такой, какой ты заслуживаешь после стольких лет нашей… дружбы.

В его интонации прорвался горький сарказм, и Катя засобиралась, хватаясь за сумочку.

– Я пойду, – она встала. – Передавай привет Тане. Как она?

– Хорошо.

– Есть прогресс?

– Мы над ним работаем.

– Ну и замечательно, – Катя, секунду поколебавшись, протянула руку и потрепала его по голове, словно маленького. – Прощай, Женя, не держи на меня зла!

Он откинулся на спинку стула и смотрел ей вслед, думая, что неизвестный соперник отхватил себе красотку. И умницу. И очень целеустремленную женщину, которая умеет добиваться всего, что захочет. Женщину, которую он сегодня потерял навсегда.

Евгений прислушивался к своим ощущениям, анализируя всплывающие мысли. На душе скребли кошки, и было обидно, что отставку ему дали столь будничным тоном между вторым и десертом, но жгучей, сшибающей с ног ревности он все же не испытывал. Только недоумение и растерянность.

Евгений привык к Кате, особенно за последние полгода. Она поддерживала его, выслушивала, давала советы, отвлекала от горьких размышлений. Он по-прежнему считал это терапией и «постелью для здоровья», хотя определенные звоночки нет-нет да и звучали. Он откладывал важные разговоры на потом, отмахивался, ему всего хватало, но Кате, как оказалось, нет. И нет ничего плохого в том, что девушка за тридцать наконец нашла достойного мужчину, способного дать ей больше, чем был готов дать Ромашов – безработный старый друг с непонятным «родовым проклятием» в анамнезе. Их история закончилась. Страсть давно прошла, а любовь так и не родилась.

А может, Катя все выдумала? Дешевый глупый способ заставить его ревновать и сделать определенный шаг – неожиданно для себя Евгений ухватился за эту мысль. Три вечера подряд он тайно караулил Катерину у офиса, проверяя, куда и с кем она возвращается, но лишь убедился, что подруга не соврала. Ее встречал какой-то хмырь на «Мерседесе». Катя улыбалась ему и целовала в губы, а в пятницу хмырь преподнес ей огромный букет роз. Сомнений не осталось: Катя сделала свой выбор. Ему следовало смириться и выкинуть ее из головы. Даже если она носит его ребенка, то никогда в этом не признается. Не стоит разрушать ее счастье.

Вот так после майских праздников Евгений Ромашов в один момент оказался у разбитого корыта на всех фронтах. Утешало одно: звонки от «серьезных людей» по поводу Саниного миллионного долга вдруг резко прекратились. Поначалу он с опаской входил в подъезд и не бродил по темным переулкам. Дорогу переходил исключительно на зеленый, внимательно оглядываясь по сторонам, а за рулем вел себя не в пример аккуратно. Сменил не только адрес, но и все номера телефонов. Однако дни шли, и ничего не происходило.

Сначала Женя решил, что бандиты затаились, вычислив его связи в Следственном Комитете. Потом подумал, что брать с них нечего, поэтому их оставили в покое. Ромашов стал осторожно наводить справки, и выяснил, что Вениамина Калугина, которому задолжал брат, недавно взорвали в собственном автомобиле. Разборки в стиле диких девяностых периодически возвращались на улицы города, вот и тут какие-то обиженные враги постарались. В сфере, что курировал Калугин, начался передел, и прессинг бесперспективных должников на время прекратился.

Если честно, Евгений устал от ударов судьбы. Он старался жить «в отсеке сегодняшнего дня» (ключевое понятие психотерапевта). Что толку смаковать травмирующие ситуации и беспокоиться о том, что не наступило? Ромашов ежеутренне напоминал себе, что прошлого уже нет, а будущего пока нет, он живет в настоящем, и акцент следует ставить исключительно на текущем моменте. А что у него на повестке?

На повестке был косметический ремонт в просторной двушке, где они поселились с Таней после того, как обменяли его студию и квартиру родителей на жилплощадь рядом с метро. Записанные на отца фирму и имущество Таня, увы, потеряла, но небольшая разница от продажи того, что оставалось, позволила закупить мебель для нового жилища и поменять обои. Правда обои эти Жене пришлось клеить самому – после закрытия клиники приходилось на многом экономить. Но он не унывал, знал, что сумеет заработать – вот только отдохнет немного.

А еще на повестке стоял вопрос, как быть дальше с Таниным лечением. После смерти бабушки у нее наступило ухудшение, и старые методы больше не работали. Требовался иной, неожиданный подход. Поэтому однажды утром Евгений вошел в кухню и сказал Тане, сидевшей за столом:

– Знаешь, что мы будем делать этим летом? Мы поедем в путешествие!

– Куда? – поинтересовалась Таня беззвучно, четко артикулируя губами слоги.

Артикуляция вошла у нее в привычку, потому что постоянно возникали ситуации, когда писать было несподручно. Евгений ее отлично понимал, как и Зойка, навещавшая подругу еженедельно.

– Нам с тобой требуется перемена мест, – Евгений небрежно присел на край стола. – Поедем искать твоего призрака.

Таня недоверчиво свела брови.

– Ну да, я по-прежнему не верю в колдовство, но верю в способность человека к самоисцелению. Если тебе постоянно снится один и тот же человек, почему бы не найти симметричное решение? Умные люди советуют: если жизнь зашла в тупик, бери последние деньги и отправляйся в путешествие. Мы отправимся в Иркутск!

Таня рисовала старика постоянно. Ее альбомы пестрели его изображениями во всех ракурсах. Он то хмурился на зрителя, то глядел в пол-оборота, сохраняя загадочную хитринку во взгляде, то танцевал в экстазе, потрясая огромным бубном. Женя с особенным интересом разглядывал детали шаманского облачения. Больше всего его поражала шапочка с огромными рогами.

– А он не может быть каким-нибудь артистом? – спросил он однажды.

Таня энергично замотала головой, а потом принесла огромную косметичку (то есть Женя думал, что это косметичка, а оказалось – обычный кошель, полный невообразимой всячины). Она достала оттуда деревянную курительную трубку с зарубками и протянула дяде.

– Реликвия деда! – Евгений отлично ее помнил. – Молодец, что хранишь. Тебе знакома ее история?

Таня кивнула и, схватив карандаш, быстро написала на обратной стороне альбомного листа: «Я рисую Василия, сына побратима нашего прадедушки. Он белый шаман».

Евгений посчитал, что эта версия ничем не хуже других. Навязчивые сны и видения – это не проявление мистических потусторонних сил, а обычная реакция ума на события жизни и скрытые желания. То, что Таня соединила старую трубку и свой кошмар, свидетельствовало, что она готова излечиться. Подсознание само подсказывало ей способ, как устранить проблему «достойным образом». Вроде как заговорить она сможет, выполнив некое условие. Совершив, к примеру, паломничество.

– Знаешь, как его звали?

«Эрдыней, – написала Таня. – Фамилию не помню. Надо разузнать».

– Разузнаем, – Женя улыбнулся, – на что иначе созданы архивы?

В учебниках по психиатрии описывался классический случай, когда парализованному мальчику приснилась икона Богородицы и велела отправиться в паломничество в некий монастырь, чтобы поклониться ей. Родители мальчика привезли больного ребенка по указанному адресу, и во время молебна перед иконой парализованный встал. Церковь объявила это чудом, но наука, разумеется, считала медицинской ошибкой, когда лечащий врач не распознал истероидный характер паралича, приняв его за органическое поражение. Плюс – проявление самогипноза, когда ожидание наложилось на молитвенный экстаз. Ромашов считал, что случай с Таней вполне укладывается в эти рамки.

Он навел справки и выяснил, что снайпера, служившего вместе с его дедом, звали Эрдыней Саэрганов. После войны он жил в Иркутске, где и умер в 1997 году. У Саэрганова был сын по имени Василий, но в начале двухтысячных Василий квартиру в Иркутске продал и уехал в неизвестном направлении. Дальше следы терялись, но зацепка сама по себе была немаловажной. Каким бы скептиком себя Женя не считал, но слова цыганки «Василий вам поможет» не шли у него из головы.

Он долго не знал, что делать с очередным совпадением, решение зрело в нем исподволь, и наконец приобрело конкретные черты. Этим утром он решился.

…Племянница поставила перед Ромашовым дымящуюся чашку кофе.

– Благодарю, – он сделал глоток. – Побратим твоего прадеда жил в Иркутске. Что нам мешает туда поехать и расспросить соседей по старому адресу, где сейчас его сын Василий? Соседи знают куда больше обычной паспортистки.

– Почему? – спросила Таня. Ее глаза горели предвкушением, но она словно боялась поверить.

– Раз ты рисуешь шамана постоянно, с ним надо встретиться. Когда у Зои экзамены в училище?

Таня неопределенно дернула плечом.

– Так выясни. И поинтересуйся, не желает ли она составить нам компанию.

Непосредственная Зойка, хоть и вносила небольшую нотку хаоса в его размеренную жизнь, но ее энергия, бившая через край, шла на пользу Тане. Племянница воспряла духом, почти не грустила и часто выбиралась на улицу. А еще Зоя учила ее готовить, и с каждым разом у Тани получалось все лучше. Желудок Евгения ощущал перемены за ужином и не мог их не приветствовать.

Как и Татьяна, Зоя тоже с восторгом согласилась отправиться в большое путешествие, только попросила Женю встретиться с родителями и убедить их отпустить дочь. Для Ромашова это не явилось проблемой. Он произвел на семейство Калашниковых самое положительное впечатление, и разрешение было получено.

В путь они отправились через месяц. Евгений заказал билеты, забронировал гостиницу, наметил список подходящих городов для посещения. Из Иркутска он предлагал перебраться в Листвянку, где находился Совет шаманских общин.

– Если в Совете нам не помогут, посетим Ольхон, он там рядом. Остров Ольхон считается сакральным центром шаманизма, про Василия могли там слышать, – сказал Евгений девушкам во время одного из совместных вечеров, который они посвятили обсуждению всевозможных нюансов. – Еще можно заехать в Тункинскую долину, знаменитую «местами силы», и съездить в Улан-Удэ в Иволгинский дацан, где хранится нетленное тело ламы Итэгелова.

– Лама тут совершенно ни при чем, – живо возразила Зоя. – Буддисты не имеет отношения к бурятскому шаманизму. Таниного лекаря надо искать исключительно на западном берегу Байкала!

– Почему?

– Я об этом читала, – важно ответила Зоя. – В Прибайкалье шаманизм исчезающая религия, ее постепенно вытесняет буддизм и ламаизм. Но репрессии по отношению к шаманам начались как раз на восточном берегу, и наиболее известные чудотворцы, изгнанные с родных мест, переходили зимой по льду через Байкал на иркутскую сторону, которая до сих пор остается шаманской. В годы Советской власти языческие практики были сведены к минимуму, конечно, но, тем не менее, сохранились, а ныне активно возрождаются.

– Ладно, как скажешь, – согласился Евгений. – А не найдем шамана из рода Саэргановых, так дух-хранитель вполне может передать эстафету своему коллеге.

Дело было еще и в том, что к огромному своему неудовольствию Ромашов обнаружил: путешествовать по России весьма затратно. А поскольку средствами они располагали ограниченными, пришлось проявлять изворотливость. Женя надеялся убедить племянницу, что для исцеления им сгодится любой бурятский шаман (желательно, первый попавшийся), да и сам воздух священного озера способен оказать целебный эффект.

Настало время отъезда, и началась предстартовая суматоха, закончившаяся, только когда они обнаружили себя среди таких же нетерпеливых туристов на крутом трапе, ведущем в салон самолета.

– Как здорово! – воскликнула Зойка, распахивая на верхней площадке руки, словно пытаясь обнять вечернюю зарю в московском небе. – Мы летим на Байкал!

Стюардесса, проверявшая посадочные талоны, приветливо ей улыбнулась.

Таня тоже улыбалась, любуясь густыми тенями, ложащимися на светлый аэродромный бетон. Ее не пугала ночь, проведённая в неудобном самолетном кресле. Она уже любила все, что ей предстояло увидеть и испытать – без всяких исключений.

Женя мысленно потирал руки. Волшебная байкальская сказка обязательно должна была сработать и избавить несчастную от немоты. Он прокручивал в памяти слова, которые собирался произносить на борту и в первые часы после приземления. Новый виток терапии его племянницы должен был вот-вот начаться.

Ах, если бы он знал, какой нелегкий и удивительный путь им всем предстоит пройти, прежде чем они смогут обрести искомое!

Иркутск-листвянка

Из аэропорта Ромашов с девушками добрались до отеля на такси. Они закинули вещи в двухкомнатный номер, больше похожий на маленькую квартирку с кухней и прихожей, и отправились знакомиться с городом. Несмотря на сравнительно ранний час (с учетом разницы во времени и шестичасового перелета в Иркутске было начало десятого), улицы были раскалены, словно адские сковородки, но никто из них не желал быстро сдаваться и прятаться в отеле под кондиционеры.

Зойке все было интересно: и набережная, по которой гуляли местные жители, и памятник царю Александру напротив здания Российского географического общества, и Знаменский монастырь, где был расстрелян Колчак, и новомодный Квартал, похожий на Московский Арбат. Таня держалась чуть спокойнее, но и с ее губ не сходила возбужденная улыбка, а шепот звучал чуть менее напряженно, чем обычно.

Иркутск поразил москвичей контрастами. Вот только что они шли по широкой центральной улице с высотными домами, и вдруг, свернув за угол, оказывались на пустыре, где, пугая провалами окон, скособочилось недостроенное здание. В таком виде оно находилось давно, и на третьем этаже среди исчерканных граффити успела прорасти березка. За пустырем тянулась деревенская улочка с потемневшими рублеными избами и грунтовой дорогой вместо тротуара. Беспорядочная груда дров высилась прямо посреди дороги, и они обходили ее по зарослям крапивы и лебеды. Далее следовал еще один поворот, и путешественники опять обнаруживали себя на опрятным проспекте с магазинами, кафе, фонтанами и новенькими лавками. Над всем этим великолепием сияли золотом купола недавно отреставрированной церкви.

Ромашов не был знатоком собственной страны, ориентировался куда лучше в окрестностях Лондона, чем за Уралом. Однажды на конференции кто-то упомянул, что ездил по обмену опытом в Красноярск, и тогда это показалось ему ужасно далеко, на самом краю света, где вечные снега, закутанные в меха бородатые охотники и волки, воющие по ночам. К своему стыду, Женя и Иркутск представлял себе большой деревней, и сейчас совершенно растерялся, осознав, что живет в удивительной и огромной стране. Шагая по старому Иркутску, он поймал себя на мысли, что этот город по-настоящему не оценен соотечественниками. Они предпочитают открывать экзотическую Камбоджу или бюджетную Турцию, а ведь дома их ждут совершенно потрясающие уголки.

Осмотрев окрестности и выпив квасу из бочки (такие в Москве остались только на старинных фотографиях), они зашли в исторический музей, где у Ромашова была назначена встреча с научным сотрудником. Худощавая женщина с короткой стрижкой и горящим энтузиазмом взором охотно поделилась с ними собственными изысканиями. Имена иркутчан – ветеранов Великой Отечественной войны были ей прекрасно известны. Знала она и про Эрдынея Саэрганова.

– Эрдыней Галсанович был очень колоритной личностью, – рассказала она. – Он ушел на войну добровольцем и, поскольку был метким охотником, его сразу определили в снайперы. Товарищи прозвали его «Шаманом», потому что парень, несмотря на молодость – в 1941 году ему исполнилось всего 19 лет – был невероятно удачлив. Эта необъяснимая везучесть, конечно, помогала ему выжить на фронте, но еще и породила опасную в атеистическое время славу «колдуна», за что начальство Эрдынея не жаловало. Несмотря на огромное количество побед, гораздо больше, чем у его коллеги снайпера Василия Зайцева, Саэрганов так и не был представлен к звезде героя, да и медалей у него немного.

– А что вы скажете о его сыне, Василии? – поинтересовался Евгений. – И как с ним можно связаться? С ним или с другими потомками Саэрганова. Мы были бы рады адресу или любым иным контактам.

– К сожалению, о потомках Эрдынея мне ничего не известно, – замялась сотрудница музея. – Вы писали, что ваш дед служил с Саэргановым и вы восстанавливаете историю семьи, но увы, помочь ничем не могу. Деревню Ендуково, где жили родственники Эрдынея, расформировали еще при Хрущеве, а старый квартал в Иркутске с домом Василия Эрдынеевича снесли в 2003 году. Куда он после этого переехал, я не знаю. Говорили, что вообще из Иркутска выехал.

– А правда, что Василий тоже стал шаманом, как и его предки? – влезла Зойка.

– Ходили слухи, – к удивлению Ромашова не стала отрицать историк, но, заметив скепсис на его лице, поспешила закончить разговор.

– Это ты ее спугнул! – упрекала его потом Зойка. – Уверена, она могла бы нам много чего интересного рассказать. А ты стоял прям такой ехидный, что у нее аж глаз задергался.

– Я тут ни при чем, – возразил Евгений. – Не привыкла она вести откровенные беседы на такие темы. Одно дело, если про фольклор рассказать или обычаи коренных народов, и другое – рекламировать чьи-то услуги. К тому же, я слышал, шаманский дар не передается по крови, духи сами выбирают, с кем общаться. А если люди не принимают их выбор, тогда у них начинается «шаманская болезнь».⁶ Если Василий был внуком шамана, это не означает, что он автоматически стал таким же шаманом.

– Нет, ты непробиваемый какой-то! Может, генеалогия в шаманском ремесле играет и малую роль, однако случается и такое, что дар переходит в одной семье через поколение, от отца к внуку. Духам лень долго искать приемлемого кандидата, и они останавливаются на подходящем наследнике из того же рода. И вот еще что я скажу: потомок участника Великой Отечественной должен быть не просто талантливым в своем ремесле, но и порядочным! Отец-герой не мог воспитать сына-прохиндея. Для нас это очень важный момент.

– Так я не спорю, – проговорил Евгений, примиряющее поднимала руки и бросая взгляд на племянницу.– Мы здесь именно за этим, поэтому поиски продолжаются. Верно, Таня?

Таня с энтузиазмом закивала.

– Завтра поедем в Листвянку, в Совет Шаманских общин. Там обязаны знать про всех местных шаманов.

– Ты хотя бы там не стой столбом, загипнотизируй их, чтобы нам непременно выдали адрес и телефон Василия! – потребовала неугомонная Калашникова.

Ромашов усмехнулся:

– Буду действовать по обстоятельствам.

Вечером Зоя читала им вслух книжку о шаманизме, специально скачанную в поездку.

– В основе религиозных представлений бурят лежит вера в духов природы и трехслойное пространство Вселенной, – просвещала она притихшую Таню, лежащую на соседней кровати, в то время, как Евгений звенел посудой и шуршал пакетами на кухне. – В Верхнем мире обитают божества тэнгрии, творцы всех живых существ. Срединный мир – это мир людей. Их жизнь считается испытательным сроком, когда каждый должен совершенствовать себя и свои умения. В нижнем мире обитают зловредные духи и духи-писари, заносящие в Скрижаль Судьбы мысли и деяния людей. От этих записей зависит, кем переродится душа после смерти: птицей, зверем, растением, насекомым или камнем.

– Похоже на буддизм с его переселением душ, – сказал Евгений, появляясь на пороге комнаты. – Чай хотите? Только что заварил.

– В такую жару? – Зоя сморщилась.

– На Востоке именно в жару принято пить чай, – наставительно произнес он.

Таня молча поднялась и направилась на кухню. Зоя, прихватив книжку, отправилась за ней.

– Чай не буду, – заявила она, – просто воды попью. Холодной.

Евгений вытащил из холодильника бутылку минералки и наполнил стакан. Зоя поблагодарила и, отхлебнув пузырящуюся жидкость, удовлетворенно вздохнула.

– Прежде чем начать есть и пить, бурят, чтящий традиции, уделяет часть пищи и напитка духам, бросая или брызгая каплю на землю или в очаг, – продолжила она чтение спустя минуту. – Если он идет куда-то, то отрывает от своей одежды кусок и привязывает к сэргэ – коновязи великого духа, которая может быть священным деревом или специальной подставкой, тем самым выказывая уважение владыке местности.

– На фотографиях в интернете я видел много таких «коновязей», – подтвердил Евгений, закусывая чай печеньем. – Деревья увешаны лоскутами и ленточками до такой степени, что не видно листьев. Наверно, для самого дерева это неполезно.

– И все же, учитывая местные обычаи, при себе всегда надо иметь какой-то лоскуток, – посоветовала Зоя. – Читала, что туристов шофер не раз отказывался везти дальше, пока те не поклонятся местному духу. Иначе авария случится.

– С местными лучше не спорить, – прохрипела Таня.

Зоя допила минералку и дочитала страницу:

– Человек в системе шаманизма рассматривается как часть космоса, а его болезни и смерть определяются богами и духами. Если болезнь послана каким-либо духом, от него можно откупиться жертвоприношением. Считается, что от сильного душевного потрясения, испуга или страданий душа может частично выйти из тела. Человек становится вялым, неразговорчивым, начинает болеть, то есть, говоря современным языком, получает психическое расстройство или вовсе лишался рассудка.

– Вот это интересно, – Евгений даже про чай забыл. – И как они поступают в подобных случаях?

– Тут сказано очень кратко: шаман камлает и возвращает сбежавшую душу.

– В Совете шаманских общин подскажут, что нам делать, – прошептала Таня.

– Всенепременно! – заверила ее подруга.

В Листвянку они выехали следующим утром. По пути девицы беззастенчиво вытягивали шеи, пытаясь рассмотреть мелькающую средь высоких деревьев Ангару. Евгений и сам едва удерживался от того, чтобы не последовать их примеру. Светловолосый таксист, привыкший возить туристов из Иркутска в музеи Тальцов и Листвянки, охотно делился информацией о жизни и истории края. Ромашов заслушался.

Листвянка, считающаяся главным байкальским курортом, была местечком дорогим, где все рассчитано на богатых иностранцев и щедрых туристов. Однако таксист был настолько любезен, что не только подсказал, где тут можно вкусно и относительно недорого отобедать, но и остановился по пути, чтобы показать главную достопримечательность Листвянки – Шаман-камень.

– Это вершина подводной скалы, разделяющей Байкал и Ангару, – пояснил он. – Говорят, если скала разрушится, то воды озера хлынут стремительным потоком и смоют Иркутск. А вообще, с этим камнем связано много легенд. Когда-то с его помощью местные мужчины проверяли верность жен. Привозили женщину на лодке и оставляли на камне на ночь. Если к утру волны не смыли ее, значит, жена была мужу верна. Ну, а если смыла, туда ей и дорога.

Листвянка раскинулась на обеих берегах Ангары, круто взбираясь по склону распадка. Прибайкальский хребет в нижней части густо порос лесом, и разноцветные крыши частных домишек выглядывали из зелени в самых неожиданных местах. Слева темно-синяя гладь озера-моря плавно перетекала в дымчато-серый горизонт, а справа смешивалась с бирюзовой Ангарой. На противоположном берегу виднелась станция Кругобайкальской железной дороги и кажущийся крошечным паровоз.

Таксист тем временем продолжал рассказывать:

– Если желаете попасть на левый берег и прокатиться по КБЖД на паровозе, купите билет на паромом. Моста в Листвянке нет, хотя поселок делится рекой надвое. Зимой вода замерзает, и через пролив открывается автомобильное движение прямо по льду. Когда я впервые выехал на такую дорогу, было очень страшно. Лед на Байкале прозрачный, видно аж до самого дна. Но потом гляжу, впереди тяжелый грузовик едет. Думаю, раз его выдерживает, то меня и подавно. А вообще, Байкал считается идеальной могилой. В нем обитают уникальные рачки, которые едят все. Именно благодаря им вода такая чистая. Тело, попавшее в озеро, полностью растворяется за трое суток, а остов легкового автомобиля за три месяца. Поэтому утопленников тут не ищут – бесполезно.

Расставшись со словоохотливым таксистом, Ромашов с девушками поднялись по ступеням в новенькое здание Союза Прибайкальских Шаманских общин. Там их встретили приветливо, выдали красочный проспект с «визитными карточками» именитых и доступных для общения шаманов, рассеянных по западному берегу, но дальше приемной не пустили.

На рисунок Тани вежливые дежурные тоже взглянули, но отделались общими фразами. Про шамана Василия Эрдынеевича тут не слышали. Только одна женщина в очках и строгом костюме с бейджиком снизошла до пояснений:

– Все ольхонские и бурятские шаманы подразделяются на девять степеней посвящения в зависимости от достигнутого ими уровня знаний. Ваш шаман на рисунке – это посвященный седьмого уровня, его титул в переводе означает «получивший железную корону с оленьими рогами».

– Он может лечить? – спросил Евгений.

– Конечно. Лечить, посвящать в шаманы начинающих и камлать во все миры. Но таких сильных шаманов немного. В нашем проспекте указаны имена двух мастеров седьмого уровня. Один из них живет в Ольхонской общине, а второй в Иркутске. Но, никакого Василия Саэрганова с таким титулом мы не знаем, скорей всего, это какой-то самозванец. Если начистоту, – женщина вздохнула, – деления на степени посвящения условны, а атрибуты в виде железной короны никто из современных шаманов не носит, это дело прежних времен. Скорей всего, вы неверно поняли информацию из Интернета.