Loe raamatut: «Тур поехавшей крыши»

Font:

⁂

Кеша галантно открыл дверцу машины, помог девушке выбраться на тротуар.

– Ну вот, здесь я живу! – она показала на красивый подъезд, украшенный лепниной, в которой стыдливо пряталась камера видеонаблюдения. – Может, зайдешь выпить кофе? Или, может быть, чего-нибудь другого? У меня много чего есть!

На такое откровенное приглашение Кеша, как настоящий джентльмен, мог ответить только утвердительно. Впрочем, он на что-то подобное и рассчитывал.

Эту девушку он подсадил полчаса назад, проезжая мимо ночного клуба. Девица была что надо – ноги от ушей, волосы до попы, круглые голубые глаза, не обремененные интеллектом, аппетитный бюст. Само собой, увидев на ночной улице такое чудо, Кеша не смог проехать мимо. Правда, когда она села к нему в машину, он заметил, что на безымянном пальце незнакомки красовалось обручальное кольцо.

И сейчас он невольно скосил глаза на это кольцо.

Перехватив его взгляд, девица усмехнулась:

– А, ты насчет мужа беспокоишься? Забудь, он по делам улетел в Штаты, вернется не раньше среды!

– А, ну если так, я всей душой! – обрадовался Кеша.

Через пять минут она открыла дверь квартиры, пропустила его вперед, щелкнула выключателем.

– Хорошо устроилась! – одобрил Кеша, оглядев просторный холл, мягко освещенный хитро спрятанными в потолке лампами.

В интимно приглушенном свете тускло отсвечивал узорный паркет, белели в нишах мраморные статуи.

– А, это все дешевка, новодел! – девица сбросила туфли, прошлепала босиком к полукруглой арке, обернулась и, сладко потянувшись, промурлыкала:

– Проходи в спальню, зайчик, я сейчас приду! Чего тебе принести выпить?

– Водку с мартини, смешать, но не взбалтывать! – процитировал Кеша классику.

– Тебя случайно зовут не Джеймс Бонд? – хихикнула она. – Ладно, будет тебе водка с мартини!

– Эй, а где у тебя спальня? – спросил Кеша удаляющуюся спину.

– Вон там! – она неопределенно махнула рукой на северо-запад.

Кеша отправился в указанном направлении, и, миновав несколько роскошно обставленных комнат непонятного назначения, обнаружил просторное помещение с зеркальным потолком и шкурой белого медведя на полу. Посреди этого помещения стояла огромная кровать в форме сердца, так что, скорее всего, это и была спальня.

Приключение обещало быть интересным.

Кеша быстро разделся, сдернул с кровати розовое кашемировое покрывало, под которым обнаружились черные шелковые простыни, юркнул под одеяло.

Вскоре в дверях появилась хозяйка.

Она успела переодеться – если, конечно, можно назвать одеждой короткий розовый халатик и розовые домашние туфельки с пушистыми помпонами. В руках у нее был поднос с двумя бокалами.

– Ты уже устроился? – проговорила она с милой улыбкой. – Молодец! Вот твое мартини…

Она поставила подносик на пол возле кровати, халатик при этом распахнулся, и Кеша с удовольствием увидел, что под ним ничего нет, кроме самой хозяйки.

Красотка непринужденно сбросила халатик, нырнула под одеяло и всем телом прильнула к Кеше.

На какое-то время он забыл обо всем на свете.

Опомнился Кеша оттого, что в его спину воткнулось что-то твердое и холодное. Неловко повернувшись, он вытащил из-под простыни большой черный пистолет.

– Это что такое? – проговорил он, тупо разглядывая оружие.

– А, это? – она опустила ресницы. – Это мой пистолетик… у каждой девушки должно быть оружие, правда? Ведь в наше время так много плохих людей!

– Ничего себе пистолетик!

– Но я люблю все большое! – она хихикнула, укусила его за мочку уха и прошептала: – Да брось ты его на пол! У меня мелькнула вот какая идея…

Идея оказалась очень интересной, и Кеша снова надолго потерял счет времени.

На этот раз его отвлекло от постельных забав более существенное событие.

– Вы тут очень неплохо проводите время! – раздался в дверях спальни насмешливый голос.

Кеша повернулся на этот голос и увидел на пороге рослого широкоплечего мужчину в твидовом пиджаке, с бритой наголо головой и маленькими злыми глазками.

Кеша натянул на себя черную простыню и дрожащим голосом спросил свою неугомонную партнершу:

– Это еще кто?

– Где? – она повернулась и побледнела.

– Вася… – забормотала она, пытаясь спрятаться за Кешину спину, – Васечка, это совсем не то, что ты подумал…

– Да?! – бритый мужик ухмыльнулся. – Надо же! Не то? Вы, наверное, разрабатываете дизайн-проект нового загородного дома? Или, может быть, обсуждаете модели причесок?

– Это что – муж? – шепотом спросил Кеша. – Ты же говорила, что он вернется только в среду…

– Отстань, дурак, не до тебя! – отмахнулась от него красотка, и снова залебезила: – Ну, Васенька, это вышло случайно… сама не понимаю, как… это больше не повторится…

– Конечно, не повторится! – проговорил бритый обманчиво спокойным голосом.

В следующую секунду он наклонился и что-то поднял с пола, точнее, с медвежьей шкуры.

Кеша с ужасом разглядел в его руке тот самый пистолет, который не так давно нашел в постели.

– Вася, положи его! – истерично выкрикнула девица. – Ты же не хочешь…

– Именно хочу! – рявкнул муж. – Мне это надоело! Мне надоело каждый раз находить в твоей постели каких-то ублюдков! Я покончу с этим раз и навсегда!

Черный пистолет полыхнул огнем, и на простыне, прикрывавшей наготу красотки, расплылось красное пятно. Кеша скатился с кровати на пол и отполз в дальний угол комнаты, в ужасе глядя на пистолет и ожидая следующего выстрела.

Бритый, однако, не торопился его убивать.

Он посмотрел на Кешу с брезгливой усмешкой и процедил:

– А ну, выметайся отсюда, пока жив!

– Да, я сейчас… я немедленно… меня уже нет… – забормотал Кеша, поспешно собирая с пола свою одежду.

В дверях спальни он оглянулся и увидел белое, безжизненное лицо красотки и смятую, залитую кровью постель.

– Пошел вон! – рявкнул бритый, и через секунду Кеша уже скакал на одной ноге по коридору, пытаясь на ходу натянуть брюки.

Еще через секунду он уже был на улице. Брюки он кое-как надел, рубашку торопливо застегнул и даже сумел отдышаться. Правда, перед его глазами все еще стояло белое как мел лицо его одноразовой любовницы и залитые кровью шелковые простыни.

Кеша вдохнул холодный ночной воздух и прикрыл глаза.

Может быть, все это ему только померещилось? В конце концов, он видел эту женщину один раз в жизни и даже не успел спросить, как ее зовут…

Он подошел было к своей машине, и вдруг его кто-то окликнул:

– Иннокентий Антонович, можно вас на два слова?

Кеша вздрогнул и оглянулся.

В нескольких шагах от него была припаркована темная машина с опущенным стеклом, из которой выглядывал седой человек в неуместных ночью черных очках.

– В чем дело? – испуганно спросил Кеша.

Он хотел поскорее уехать и забыть ужасные события сегодняшней ночи, но что-то в голосе незнакомца заставило его застыть на месте. И еще то, что этот тип назвал его по имени и отчеству.

– Сядьте в мою машину, – приказал незнакомец не допускающим возражений голосом.

– Почему в вашу? Зачем в вашу? – забормотал Кеша. – У меня своя машина есть…

Однако ноги уже сами несли его к темной машине, и через несколько секунд Кеша уже осознал себя сидящим на пассажирском месте рядом с мрачным незнакомцем.

– Хорошо повеселились? – осведомился тот бесцветным голосом.

Кеша не ответил, да его ответ и не имел значения.

На какое-то время в машине воцарилось молчание. Наконец Кеша не выдержал и проговорил:

– Что вам от меня нужно? Откуда вы знаете, как меня зовут?

– Я не только это знаю, – охотно ответил седой. – Я знаю, где вы проведете остаток своей жизни.

Кеша понимал умом, что нужно помалкивать, однако собственный голос предал его:

– Где же? – спросил он испуганно.

– На зоне, Иннокентий Антонович, на зоне! – жизнерадостно ответил незнакомец. – Правда, могу вас утешить – это продлится недолго. Не потому, что вас выпустят по условно-досрочному освобождению, а потому, что вы долго там не протянете.

– По… почему? – спросил Кеша несколько невпопад.

– Потому что вы, Иннокентий Антонович, извиняюсь, слабак! На зоне вас очень быстро сломают. Знаете, как поступают на зоне с такими слабаками?..

– Я не о том… – Кеша сглотнул и попытался взять себя в руки. – За что меня посадят? Я не совершил ничего противозаконного…

– Как за что? – незнакомец изобразил голосом и лицом искреннее недоумение. – За убийство, конечно же!

– Какое убийство? Я никого не убивал!

– Да уж будто! – незнакомец усмехнулся. – Вы только что вот в этом самом доме убили свою случайную знакомую Алису Сергеевну Петуховскую.

– Да никого я не убивал! – заверещал Кеша и попытался выбраться из машины. – Это меня чуть не убили, а я… я даже не знал до этой минуты, как ее зовут!

– Сидите! – прикрикнул на него седой. – Сидите, если не хотите загреметь на зону! На месте преступления сотни ваших отпечатков, а самое главное – ваши пальчики остались на орудии убийства!

Кеша похолодел: он вспомнил, что действительно держал в руках тот чертов пистолет…

– Кажется, до вас дошло, – спокойно проговорил его собеседник. – Значит, вы готовы к серьезному разговору.

– Разговору? – растерянно переспросил Кеша.

И тут для него забрезжила слабая надежда. Если этот страшный человек хочет с ним о чем-то говорить, значит… значит, для него еще не все потеряно! Значит, есть шанс остаться на свободе!

– Совершенно верно, – седой как будто прочитал его мысли. – У вас есть еще шанс.

– Говорите! – выдохнул Кеша. – Только… только попрошу вас, снимите свои очки, а то мне как-то неуютно…

Незнакомец хмыкнул, придвинулся к Кеше и снял свои черные очки. Глаза под очками оказались удивительно яркими, как будто в них горели два раскаленных угля.

– Что… что я должен сделать? – пролепетал Кеша.

– Вот это уже нормальный разговор! – удовлетворенно кивнул седой. – А то – никого не убивал! Не совершал ничего противозаконного! Слушать противно! Да нет такого человека старше трех лет, кто бы не совершил ничего противозаконного!

– Только можно попросить вас… – Кеша вжался в сиденье. – Наденьте ваши очки…

– То снять, то надеть… ладно, бог с вами! – он снова надел очки и начал деловым тоном: – Вы бываете дома у Андрея Януарьевича Хвалынского…

– Бываю… – пролепетал Кеша. – Но позвольте, причем тут Андрей Януарьевич?

– Будьте любезны не перебивать! – прикрикнул на него седой. – Если вы хотите остаться на свободе, вы сделаете вот что…

Он понизил голос и говорил довольно долго.

По ходу его монолога Кешины брови удивленно поднимались все выше. Наконец седой замолчал.

– Если я это сделаю… – проговорил Кеша растерянно. – Откуда я знаю, что вы меня оставите в покое?

– Очень просто. В обмен на ту вещь, которую вы принесете мне от Хвалынского, вы получите пистолет со своими отпечатками. И сможете поступить с ним, как вам заблагорассудится…

В голосе своего страшного собеседника Кеше почудилась легкая насмешка, в глубине его несчастной головы мелькнула мысль, что этот тип запросто может его обмануть, но сил не было сопротивляться.

– Я согласен! – сказал Кеша быстро и выскочил из машины.

– Это черт знает что! – со слезами в голосе воскликнула Лола. – Нет, ты только посмотри на это безобразие!

– Ну что еще… – недовольно заворчал Леня Маркиз и нехотя поднялся с дивана, – ну опять тебе неймется…

На дворе была ранняя осень, и хоть солнце изредка и присутствовало на небосклоне, и деревья стояли в золотом уборе, но, перефразируя поэта, хоть «очей очарованье», но пора все же «унылая», и Леня был слегка недоволен жизнью. Да еще и шею где-то продуло, так что самое милое дело было поваляться в выходной на диване в тепле и попить чайку с лимоном.

Ага, дождешься от нее, как же! Воды простой – и то не допросишься!

Леня тяжко вздохнул и поплелся в гостиную, откуда раздавались Лолины негодующие вопли и лай Пу И.

Леня Марков, известный в специфических узких кругах под аристократической кличкой Маркиз, потому захандрил, что в делах его наблюдался небольшой застой. В июле-августе Леня по этому поводу не волновался – лето. Все Ленины клиенты, то есть те господа, которым требовался для деликатных поручений ловкий неболтливый человек, способный решить проблему быстро, без лишнего шума и насилия, а также по возможности не привлекая внимания полиции и других подобных органов, были людьми обеспеченными. Другие к нему и не обращались, поскольку гонорары за свои услуги Маркиз брал астрономические. И эти люди в августе делами не занимались, разве что только в экстренных случаях.

Однако прошел август, минул сентябрь, начало октября, а специальный мобильник для связи с клиентами молчал. И Леня немножко забеспокоился – уж не распускает ли кто-нибудь о нем порочащие слухи? Он очень дорожил своей репутацией в деловых кругах.

Можно было бы, конечно, не ждать у моря погоды, а обдумать какую-нибудь операцию и, пока суть да дело, с блеском ее провернуть. Ведь Леня Маркиз был мошенником, самым лучшим, мошенником высшей лиги и экстра-класса. Сам про себя он без ложной скромности утверждал, что некоторые его операции вошли бы в учебник для начинающих мошенников. «Если бы кому-нибудь пришло в голову такой учебник издать», – ехидно добавляла в таких случаях Лола.

Лолу Леня нашел буквально на улице – не потому что она там жила, а случайно. И взял ее в помощницы. Они прекрасно дополняли друг друга, ведь Лола была актриса, а стало быть, умела перевоплощаться. Театр она бросила (из-за собственной лени, утверждал Маркиз) и тратила теперь свое время и силы на то, чтобы воспитывать Леню и помогать ему в его трудной работе. Впрочем, работы-то как раз сейчас и не было.

Не было звонков от клиентов, и не было никаких мыслей по поводу предстоящих операций. Леня раздумывал так и этак, прокручивая в уме различные комбинации – выходило все не то.

И поэтому он находился в подавленном настроении. Оттого и шея болела, ведь, как известно, все болезни от нервов…

Лола, напротив, была довольна, что не дергают и не заставляют представляться то старухой-нищенкой, то уборщицей, то официанткой. Она с огромным удовольствием окунулась в заботы о собственной внешности и общение со своим ненаглядным чихуахуа по кличке Пу И, в которого вложила всю нежность бездетной женщины.

В прихожей Лене навстречу попался угольно-черный котище. Кот был большой и пушистый. На груди у кота была белая манишка. Кота Леня подобрал на лестнице собственного дома, когда у того был скверный период в жизни, и назвал Аскольдом в честь своего старого учителя, погибшего незадолго до этого. Иногда кот смотрел с таким выражением, что Леня всерьез задумывался о переселении душ.

– Аскольдик, – страдающим голосом спросил Леня, потому что шея при неудачном повороте головы отозвалась болью, – ну что там они еще придумали?

Аскольд дернул плечом, как будто буркнув: «Ах, не спрашивайте меня ни о чем, вообще оставьте в покое, сами разбирайтесь!» И ушел.

Леня вздохнул и открыл дверь в гостиную.

Гостиная у Лолы была оформлена в желтых тонах. Тепло-персиковые обои, светлый натуральный паркет, мебель под орех и золотистые переливчатые занавески.

При таком интерьере комната казалась залитой светом, даже когда за окнами не было солнца. Еще у Лолы было много красивых комнатных растений – огромный фикус в углу, вьющаяся лиана и какой-то цветок без названия, который по весне выпускал дудку с гроздью розовых колокольчиков размером с кофейную чашку. Сейчас цветок скучал, голый и поникший.

– Ты только посмотри на это! – заорала Лола, увидев своего компаньона.

На широком подоконнике между кактусом и отцветающей азалией сидел большой разноцветный попугай. Попугай был породы ара и очень красивый. Когда-то, в позапрошлую зиму, в морозном феврале попугай влетел в открытую форточку. Да так и остался у них жить, потому что, хоть прилежная Лола и развесила по кварталу объявления о том, что найден говорящий попугай, никто на эти объявления не отозвался. Леня утверждал, что это неспроста, что хозяева попугая не хотят его брать назад, потому что птица наглая и противная.

Сердобольная Лола и слышать не хотела, чтобы отдать попугая в детский уголок или в зоопарк, птицу решили оставить в качестве третьего питомца и назвали Перришоном.

Тут-то компаньоны хлебнули лиха. Во-первых, попугай оказался совершенно невозможным в быту. Он расклевывал семечки и посыпал шелухой пол в кухне. Он опрокидывал свою мисочку с водой на голову проходящих хозяев. Он выражался нецензурными словами и обзывался по всякому поводу и без повода. Он подучивал Пу И разным хулиганским штучкам. Кота он побаивался – тот, если его разозлить, мог и перья из хвоста повыдергивать, но Аскольд держался индифферентно и сразу же дал понять Лоле, что присматривать за наглой птицей не нанимался.

Когда попугай понял, что из дому его не выгонят, он обнаглел окончательно и взял моду гадить на Ленины умопомрачительно дорогие пиджаки. Правда, Лола пыталась утверждать, что делает он это исключительно из любви к порядку, дескать, она, Лола, никак не может заставить Леню убирать одежду в шкаф, так может Перришон сумеет его перевоспитать…

В результате от Маркиза попало всем, даже коту, а Перришону вообще обещали свернуть шею и зажарить.

Понемногу в квартире установилось перемирие, звери хулиганили в пределах нормы, но буквально за последнюю неделю с попугаем снова начались проблемы.

– Опять, – вздохнул Леня, посмотрев в окно.

Перришон сидел на подоконнике неподвижно, как будто был не живой птицей, а фигуркой, что устанавливают в садике на даче, наподобие гнома, ежика или лягушки. Он пристально смотрел в окно.

А там, за стеклом, прямо напротив, на наружном карнизе сидела ворона. Ворона была даже симпатичной – яркие глаза-бусинки и растрепанный хохолок. Сидела она также неподвижно и смотрела на попугая долгим, влюбленным взглядом.

– Перри, у тебя это так и не прошло? – удивился Леня.

– Дур-рак! – ответил попугай, не отрывая глаз от вороны.

– Вот так вот, – в голосе Лолы звучала самая настоящая злость, – вот как он теперь разговаривает!

– Это любовь, – констатировал Маркиз, – ничего не попишешь. Лолка, наш попугай влюбился!

Это началось с неделю назад. Ворона расположилась сначала на дереве, что напротив окна, затем перебазировалась на карниз. Она каркала что-то, потом замолчала. Перришон тоже смотрел на нее молча. Эти взгляды были так красноречивы, что Лола закрыла в доме все окна, оставив только малюсенькие щелочки. Влюбленные не могли соединиться и от этого страдали. Ворона покаркала немного и улетела. И вот теперь явилась вновь.

– Я этого не вынесу! – простонала Лола. – Ну сделай же что-нибудь! Видеть не могу эту уродину! Ой!

Попугай сорвался с подоконника и бросился к Лоле с намерением сильно ударить клювом, она едва успела закрыться руками.

– Перри, она пошутила! – Маркиз отогнал попугая. – Лолка, следи за словами, ты оскорбила его нежные чувства!

– Кар-ра… – нежно проворковал попугай, вновь взгромоздившись на подоконник, – Кар-рина хор-рошая…

– Красивое имя, – одобрил Леня, подсаживаясь на подоконник.

При этом пришлось сдвинуть азалию, на что Лола негодующе зашипела, прямо как кот Аскольд, когда наступят на хвост.

– Была у меня одна знакомая Карина, – мечтательно продолжал Маркиз, – такая, знаешь… фигуристая… – он обрисовал в воздухе нечто, напоминающее восьмерку.

Лола фыркнула, но Маркиз махнул за спиной рукой – не мешай, мол, в сторонку отойди, у нас мужской разговор.

– В принципе, как мужчина мужчину, я могу тебя понять, – вкрадчиво говорил Леня, – но видишь ли, Перри, дружище, ваша любовь, она… ну, у вас нет будущего.

Попугай посмотрел удивленно и захлопал крыльями. Ворона за окном сделала то же самое.

– Ты хочешь сказать, что вы оба – птички? – догадался Леня. – Ну да, вроде бы есть по два крыла и клюв… Но, как бы это сказать… я в зоологии не силен, ну, в общем, в природе это выглядит так, как если бы Пу И влюбился в белую медведицу!

– Господи! – Лола схватилась за сердце и плюхнулась на диван.

– Кр-ретин! – рявкнул попугай, после чего повернулся к своей возлюбленной и закаркал что-то нежное.

– Вот видишь! – заметила Лола. – Он ничего не слушает, он даже каркать научился.

– Ну, так открой окно, пускай он летит на крыльях любви! – предложил Леня, обидевшись на «кретина».

– Да ты что, – испугалась Лола, – скоро холода наступят, а попугай – птица южная, он же замерзнет. И, кроме того, Ленечка, я вовсе не уверена, что он хочет улететь. Скорей всего она, эта нахалка, хочет влезть в нашу семью…

– Угу, хочет совратить нашего невинного мальчика, – поддакнул Леня. – Лолка, это в тебе говорят свекровские чувства.

– Что ж, прикажешь и свадьбу им устроить? – окончательно разозлилась Лола. – Купить невесте белое платье и фату? Ворона в фате – это круто!

– Ну, не расстраивайся, – Маркиз примирительно погладил свою боевую подругу по плечу, – я уверен, это у них скоро пройдет… И мы заживем по-прежнему.

– Твоими бы устами… – простонала Лола и ушла в ванную, чтобы поднять настроение.

Маркиз понял, что чаю с лимоном ему в этом доме сегодня не дадут, и решил сам о себе позаботиться. Перед уходом он сделал щелочку в окне пошире.

– Пролезть не пролезешь, но хоть поцелуетесь, – сказал он вороне.

Показалось или нет, что ворона ему подмигнула?

Кеша припарковал машину не во дворе, а на улице. Ему было неуютно. С тех пор как он разговаривал позапрошлой ночью со страшным незнакомцем в черных очках, Кеша потерял сон и аппетит, он вздрагивал от шагов, раздававшихся сзади, а когда на лестнице собственного дома сосед, подойдя неслышно, дружески хлопнул Кешу по плечу, тот едва не упал в обморок.

В витринах магазинов Кеше мерещились страшные рожи, они гримасничали и насмехались над ним. Спина у Кеши каменела, ему казалось, что ее неустанно сверлит чей-то тяжелый недобрый взгляд. То есть он прекрасно знал чей – того неприятного типа, что пугал его приговором и зоной за убийство, которого Кеша не совершал.

«А ты докажи!» – звучал в ушах ненавистный пугающий голос, и Кеша понимал, что выхода у него нет, ему нужно сделать то, что велел этот человек, только тогда появится у него маленький кусочек надежды, что удастся избежать зоны.

А сделать нужно было вот что. Зайти в гости к Андрею Януарьевичу и взять у него золотые часы-луковицу. И принести их тому страшному человеку.

Кеша даже в мыслях не употреблял слово «украсть». Хотя именно это и велел ему сделать тот человек. Но, в конце концов, Кеша решил выбрать меньшее из двух зол – лучше быть вором, чем сидеть за убийство, которого не совершал.

С детства Кеша считался мальчиком-из-приличной-семьи. Его приличная семья включала маму и бабушку. И еще кота Васисуалия. Отца Кеша помнил плохо. Он оставил их с мамой, когда Кеше не было и трех лет. Это бабушка так выражалась – оставил. Не бросил, не сбежал, не ушел к другой женщине, а именно оставил. Бабушка всегда употребляла только это слово, так что Кеше представлялось в детстве, что они с мамой сидели в большом пакете, и папа оставил его на вокзальной скамейке, торопясь на поезд.

Впрочем, такие мысли посещали его недолго. Отец уехал куда-то в другой город и присылал оттуда деньги на Кешу. Бабушка никогда отца не ругала, но если заходила о нем речь, голова ее вскидывалась вверх, отчего взгляд получался надменный, и острый подбородок торчал вперед слишком воинственно. Кеша уже знал, что таким образом бабушка выражает пренебрежение. Еще он с детства запомнил слово «мезальянс». Это бабушка так отзывалась о браке своей дочери, беседуя со старинными подругами за чашкой чая, когда думала, что Кеша ее не слышит.

«Взяли в приличную семью, – ахали подруги, – без роду, без племени… а он…», – дальше они укоряюще качали головами.

В конце концов Кеша не выдержал и спросил у матери, что же все-таки отец сделал такого, что бабушка его так ненавидит.

Мама повела себя странно. Вместо того чтобы ответить сыну на четко заданный вопрос, она затряслась, потом зарыдала и даже начала биться головой о стену. Прибежала бабушка и плеснула на нее водой, потом обняла и повела на диван. Мама долго еще кричала на бабушку, что испортила ей жизнь, бабушка отвечала тихо и с достоинством, Кеше было плохо слышно из-за плотно закрытой двери. Тем не менее, он испугался такой маминой реакции и больше уже никаких вопросов не задавал.

Мама много работала, Кешиным воспитанием занималась бабушка. Она водила его по музеям и театрам, заставляла читать умные книжки. Телевизор подвергался в доме остракизму, про компьютер бабушка и слышать не желала.

Кеша пошел в школу поздно, потому что был маленький, болезненный и худосочный, бабушка не одобряла спорт и закаливание. Бабушка по-прежнему вела его по жизни железной уверенной рукой, критиковала его приятелей, часто беседовала с учителями. Учился Кеша неважно, с ленцой. Но переползал из класса в класс, благодаря бабушкиной неустанной заботе.

Мама много ездила в командировки, чаще всего в Москву, и лет в тринадцать Кеша снова подслушал ее серьезный разговор с бабушкой.

– Ты пригласи его на чай, – говорила бабушка, – или на обед… Я хочу на него посмотреть…

– Ни на чай, ни на кофе, ни на обед, ни на ужин! – отвечала мама зло. – Ты думаешь, я полная дура и не усвоила урока? С меня хватило первой попытки, больше я не совершу такой глупости – знакомить тебя с человеком, которого люблю!

– Тот был тебе не пара! – закричала бабушка. – Это был…

– Ага, мезальянс, – издевательски отвечала мама, – а тебе не приходило в голову, что в своих непомерных амбициях ты лишила ребенка отца?

– Ты тоже не слишком принимаешь участие в его воспитании, – слабым голосом ответила бабушка.

На миг Кеше стало жалко бабушку – она постарела, сгорбилась и не получалось уже у нее вскидывать голову и смотреть надменно и высокомерно. Но когда бабушка стала перечислять Кешины мелко-хулиганские поступки, ему стало скучно подслушивать, и он улепетнул из дому, пока не засадили за уроки.

Школу Кеша закончил весьма посредственно, и мама схватилась за голову. Нужно было срочно куда-то пристраивать этого оболтуса.

С такими оценками нечего было и думать о приличном институте. И тут наступил бабушкин звездный час.

Она возродила старые связи, поискала по знакомым и пристроила Кешу в Институт культуры на библиотечное отделение.

– Да там же одни девчонки! – рассмеялась мама.

Оказалось, нет, на курсе было много таких же охламонов, как Кеша, чьи родители слишком поздно поняли, что их ребенка запросто могут забрить в армию, если они немедленно не пристроят его хоть куда-то учиться.

Именно там Кеша познакомился с Андреем Януарьевичем Хвалынским. Выяснилось, что Андрей Януарьевич был когда-то давно знаком с Кешиной бабушкой. И даже, по рассказам бабушки, был в нее когда-то влюблен – невинной детской влюбленностью, потому что был гораздо моложе. Не то он был братом ее подруги, не то племянником ее соседки – Кеша не вникал в бабушкины подробные рассказы. Важно было то, что Андрей Януарьевич сделал научную карьеру и преподавал в Институте культуры историю печатной книги и древних рукописей.

Пристроив Кешу в институт, бабушка посчитала свою жизненную задачу выполненной, стала прихварывать, резко постарела и через некоторое время тихо и незаметно умерла ночью во сне. Она оставила письмо для мамы, где просила прощения за все, а также денежный вклад, который завещала Кеше.

Мама поплакала над письмом, а после похорон объявила Кеше, что выходит замуж и переезжает в Москву. Кеша такой поворот событий только приветствовал, поскольку мама обещала содержать его до конца учебы.

Андрей Януарьевич его опекал и отличал от других своих учеников, ведь Кеша был мальчиком-из-приличной-семьи. Делал он это ради памяти бабушки, а не потому что Кеша был вдумчивым и старательным студентом. Учился Кеша и тут с ленцой, ему было скучно. Но приходилось сопровождать иногда профессора Хвалынского домой и слушать его долгие разговоры. Профессор хотел иметь любимых учеников и последователей, свой кружок почитателей среди студентов и аспирантов. Но из этого ничего не получалось. Потому что профессор Хвалынский был непроходимым и неизлечимым занудой. Возможно, он и любил свой предмет, и знал его досконально, но лекции его были скучны, как железнодорожное расписание. Он не умел увлечь аудиторию, и даже самые положительные девочки-отличницы признавались, что от его монотонного голоса у них болят зубы.

Когда Кеша с грехом пополам закончил институт, профессор рекомендовал его в одно солидное научное издательство. Кеша и за то был благодарен – с его дипломом можно было найти работу только в районной библиотеке.

Мама резко урезала субсидию, правда, ее муж подарил Кеше на окончание института свою старую машину.

Денег катастрофически не хватало. Кеша продавал бабушкины безделушки и книги, некоторые оказались редкими. Оттого и навещал он изредка Андрея Януарьевича, что тот давал ему мелкую работу – съездить оценить кое-что из книг, продать…

Старик тоже жил бедновато, но тщательно скрывал, что продает вещи и книги. Кеша немножко поджуливал и брал себе больше денег, чем договорные комиссионные.

Но все это была капля в море. Старик был одинок, его замужняя дочь жила в Штатах, с зятем он не очень ладил, оттого и переезжать не хотел. Квартира его была буквально набита антиквариатом. Правда, профессор утверждал, что по-настоящему ценных и дорогих вещей у него нет, просто они дороги ему как память, но Кеша подозревал, что Андрей Януарьевич говорит так нарочно, из опасения, что ограбят.

Профессор радовался его приходу, и Кеша иногда мечтал, что старик умрет и оставит все ему – и квартиру, и мебель, и книги. И Кеша все это продаст и заживет по-человечески.

Сколько раз он с сожалением выпускал из рук какую-нибудь мелкую вещицу – бронзовую статуэтку, фарфоровую табакерку, эмалевую рамочку для фотографий, когда так хотелось сунуть их в карман! Продать знакомому перекупщику и прогулять потом эти случайные деньги в ресторане или в клубе!

Вспомнив про ночной клуб, Кеша поежился. Именно там позавчера и началась его полоса неудач. Черт дернул его подсадить ту девицу! Если бы не она, ничего бы не случилось, Кеша никогда не встретился бы с тем страшным человеком с горящими глазами.

Мелькнула вдруг какая-то свежая мысль, но Кеша не успел ее поймать, все заполнил страх перед тем типом. Нужно скорее отдать ему часы, тогда Кешу, может быть, оставят в покое. Он и так уже извелся за эти два дня. Андрей Януарьевич вчера не смог его принять – у него, видите ли, был массаж! Одной ногой в могиле, а туда же, массаж ему подавай!

Кеша решительно нажал кнопку домофона.

– Заходите, Иннокентий! – профессор всегда звал его на «вы».

В квартире все было по-прежнему. Кеша обул мягкие войлочные тапочки и прошел вслед за хозяином в кабинет – поговорить, обменяться свежими новостями.