Loe raamatut: «Волшебная сумка Гермионы»

Font:

Глава 1

Кира замедлила шаг, а затем и вовсе остановилась перед витриной. Сумка была потрясающей! По прихоти оформителя замшевый аксессуар был небрежно брошен так, что чуть смялись бока, длинный ремешок превратился в запутанный клубок, а медная пряжка раскрылась. В этой небрежности не было нарочитости, она придавала сумке изысканность и грубоватый шик. Кира физически ощутила мягкость замши и прохладу металла. Ничем не украшенная, кроме этой самой пряжки и широких стежков, сумка была совершенно простой и фантастически шикарной.

Кира иногда бывала в этом переулке, но старалась не разглядывать витрины – в этих магазинах делать ей было нечего. Модели, выставленные здесь, ее не привлекали: все было маленьким, узким, и Кира думала, попроси она у продавца самый большой размер, одежда все равно будет мала. Она любила одежду удобную, просторную, без лишних деталей. Одним словом, эта улица дорогих бутиков не была предметом зависти и не разжигала неудовлетворенность. И вот только эта большая замшевая сумка поразила ее в самое сердце. Кира подошла вплотную к стеклу, пытаясь найти цену. «Понятно, – усмехнулась она, – не хотят пугать покупателей!»

«Покупатели» – симпатичные и яркие девушки – выскочили из стеклянных дверей, внезапно оглушив пустынный переулок смехом. Кира почему-то отпрянула от витрины, словно занималась чем-то предосудительным. Словно была голодной и подсматривала за обедающими. Одна из девушек оглянулась, встретилась с Кирой глазами и неожиданно сказала:

– У них сумасшедшие скидки!

– О! – только и вымолвила Кира.

– Да! И еще есть что выбрать! – прокричала девушка.

Она с подругами уже сидела в машине. Кира для вида еще покрутила головой, но, как только подруги отъехали, прибавила шаг. «Пора домой, дел полно…» – подумала Кира. Она сделала несколько шагов, застыла и решительно развернулась. Через минуту она стояла у прилавка:

– Покажите, пожалуйста сумку, ту, с витрины! – попросила продавщицу.

Та кивнула:

– Конечно, но имейте в виду, она – одна. Было всего четыре.

– У вас сейчас скидки? – осторожно спросила Кира.

– Да, до шестидесяти процентов. Не на все, но на многие предметы.

– А на эту сумку?

– Сорок.

– Хорошо, она мне очень понравилась, – улыбнулась Кира.

Она так до сих пор и не решилась спросить про цену. Понимая неразумность своего поведения, она не двигалась с места – ей во что бы то ни стало нужно взять в руки эту сумку.

– Вот, пожалуйста. Она большая, но легкая. Все внешние стежки выполнены вручную. Это обязательное условие при окончательной обработке. Компания старейшая, работает с начала девятнадцатого века. И этот тон замши считается фирменным.

Кира вертела в руках сумку – первое впечатление не было обманчивым, более того, вблизи на ощупь сумка была восхитительна – в ней были не только мягкость, легкость, она была совершенна в деталях, даже в самых мельчайших.

– Какая красота! – покачала головой Кира.

– И заметьте, удобная, прочная красота, – добавила продавщица.

Она давно уже разгадала Киру, поняла, что она вряд ли купит дорогую вещь. Что больше выдавало несостоятельность Киры – скованность, смущение, наличие в руках пакетов с бытовой химией или старый зонт, – было не важно. Продавщица профессиональным чутьем «считала» человека.

– Сумка сейчас стоит восемьдесят тысяч, это со скидкой, – произнесла она тихо и как бы по-дружески добавила: – Возможно, цена еще снизится.

– Да, это прекрасная вещь, – покачала головой Кира и вернула сумку, – спасибо. Я подумаю. Может быть…

– Конечно-конечно, – избавила ее от неловкой заминки продавщица, – когда покупаешь такую вещь, надо обязательно подумать.

Выйдя из магазина, Кира ощутила запах влаги. Она еле успела добежать до своей старенькой машинки, когда грянул гром и полил дождь. Оказавшись в замкнутом пространстве, вдохнув знакомый запах духов, мужниного одеколона, освежителя воздуха и почему-то укропа, Кира улыбнулась. Ей не суждено пока владеть сумкой, в которую она влюбилась с первого взгляда, но, что удивительно, жизнь от этого хуже не казалась. Наоборот, было чувство, что вот-вот случится что-то необыкновенное, хорошее. Словно прикосновение к красивому аксессуару было волшебством.

Если пройти вдоль реки, а потом подняться на пригорок, то первое, что вы увидите, будет невысокий кирпичный дом с коричневыми ставнями. Дом особой красотой не выделялся, но рядом с ним стоял дуб. Огромный и развесистый, он накрывал кроной дом, придавая картине значительность. Летом в окнах дома полоскались белые занавески, зимой – горели огни, привлекая теплом уюта. В этом доме и жила Кира Стрельцова. Когда-то на этом месте стоял дом ее бабушки. Из тех деревенских домов в три оконца и с полом вровень с землей. Когда бабушка умерла, а Кира вышла замуж, домик снесли и поставили вот этот новый – небольшой, но уютный. Пока дом строили, Кира была озабочена только одним – как бы не спилили или не повредили дуб. Ей казалось, что без дуба жизни в этом месте не будет. Муж сначала смеялся, потом сердился. Потом махнул рукой – дуб огородили штакетником на все время строительства. А потом, когда все закончилось, стало ясно: дуб – неотъемлемая часть дома, пейзажа и вообще жизни. Под дубом пили чай, нянчили дочку, ссорились – мирились, сидели вечерами, глядя на реку.

Не только дом по наследству достался Кире. От бабушки ей достались светлые волнистые волосы, большие серые глаза, широкие скулы и фигура не тоненькая, но крепкая, подтянутая. Родственники, кстати, очень удивлялись этому сходству с бабушкой – на отца и мать Кира вовсе не была похожа. Да и характером она была скорее в бабушку. Та в деревне слыла женщиной решительной, но абсолютно не скандальной, скорее тихой. Привычное деревенское занятие выяснять отношения через забор, припечатывая оппонента метким словцом, бабушку никогда не привлекало, она все делала спокойно.

Домой Кира добралась только к вечеру: пробки на летних московских дорогах были явлением привычным. Кира водила машину недавно, поэтому старалась быть аккуратной, всех пропускала, желтый сигнал светофора считала строго запрещающим. Муж частенько смеялся над тихоходностью жены и пытался доказать, что на автобусе было бы быстрее, но Кира получение водительских прав и покупку старенькой малолитражки считала важным личным завоеванием и на насмешки не обращала внимания. Только старалась обязательно поспеть к вечеру, к моменту, когда муж приедет ужинать.

Забрав дочку из садика, Кира купила хлеб и обязательный бублик для Лены.

– Мама, ты ведь никогда не забываешь про бублик? – Дочь уже вгрызлась в красно-коричневую корочку.

– Никогда не забываю, – согласилась Кира.

– И про сырки – тоже.

– Как можно забыть про сырки! – воскликнула Кира. Сырки в шоколаде – это было самое лучшее лакомство. Впрочем, Кира однажды обманула Лену.

– Это то же самое эскимо. Только вкуснее.

– Нет, вкуснее эскимо не бывает, – боднулась тогда головой Лена.

– А ты попробуй… – посоветовала Кира.

Так и осталось невыясненным – поверила ли дочь маме, но сырки, как и бублик, не переводились теперь в доме.

Кира никогда не читала книг по педагогике, не смотрела передач на эту тему и, что самое главное, не прислушивалась к рассуждениям окружающих. Она искренне полагала, что инстинкты нормальной матери не позволят причинить вред ребенку. А конкретные шаги, действия, методы вырабатываются в каждой семье свои, в зависимости от особенностей подрастающего человечка. Кире приходилось нелегко – Антонина Васильевна, ее мать, была педагогом. И набор штампов, при помощи которых должны были строиться отношения, культивировались ею со страшной силой. Но Кира спокойно и твердо отстаивала свою точку зрения.

– Мама, в тебе педагог борется с бабушкой. Педагог требует подчинения и репрессий, а бабушка допускает мягкость и вседозволенность. Отсюда и неровность в вашем общении, – как-то сказала Кира.

Кира не ссорилась с мамой, но дочку от себя старалась надолго не отпускать. Несмотря на занятость, она успевала заниматься с ней, играть и, самое главное, болтать обо всех смешных пустяках, которые так важны для детей.

Кира загнала машину во двор, но в дом они с Леной не спешили. И это тоже была их традиция – посидеть, посмотреть на реку, пошептаться о всяких смешных секретах. Кира не могла бы жить без этих минут. Она присела на старенькую лавочку у забора, взяла на колени дочку, обняла, вдохнув родной запах.

– Тебе не холодно? – спросила она Лену.

– Нет. Я тебя люблю, мам, – ответила та, удобней устраиваясь на коленях у Киры.

Река, косогор в цветах, небо в легких облаках – все пахло легко, радостно, словно бы кто-то окропил все душистым неизведанным одеколоном, а потом наслал прохладный ветерок. Кира смотрела на пейзаж, знакомый с малолетства, и ощущала совершенно непонятное счастье. И это не было счастье покоя и определенности. Это было счастье, от которого сильнее стучало сердце и мурашки бегали по спине. «Надо ужин приготовить. Картошку разогреть и мясо в духовку поставить… – думала Кира, а сама слушала разговор дочери и тут же мысленно восклицала: – Какая она маленькая и смешная! Но уже свои проблемы, такие женские, такие трогательные! Как же здорово у нас! И река, и лето! Ах да, и сумка – какая классная! Вот бы купить! Но ведь дорогая. Даже представить себе невозможно, какая дорогая!»

Кира вслух рассмеялась своему настроению: «Что это со мной?! Глупости какие в голову лезут!» Она отпустила Лену, потом встала, сорвала какой-то мелкий цветок, растерла в ладонях его пахучую зелень и поспешила в дом. Какой-нибудь психолог, наверное, смог бы объяснить ей связь между красивой вещью, надеждой обладать ею, между летним настроением и совершенно неожиданным всплеском решимости. Но психолога рядом не было, и Кира, удивляясь самой себе, отправилась готовить ужин.

Муж прибыл ровно в восемь – Виктор никуда никогда не опаздывал.

– Как хорошо! – Кира чмокнула мужа в щеку. Тот ответил ей хмурым «угу» и вопросом: «Где Лена?»

– Она у себя рисует. Но завтра будет у мамы. Дня два пробудет.

– А что ей, дома плохо? Или тебе снова некогда? – Тон был по-прежнему суров.

– Почему? Мама соскучилась. Мне пришлось даже в детском саду ее отпрашивать.

– Не нравится мне этот детский сад.

– У нас нет вариантов. У меня две работы. Я и так при любом удобном случае забираю ее пораньше.

Кира три раза в неделю работала в районной поликлинике и раз в неделю убирала в одной семье.

– Много ты там подработаешь… – проворчал муж.

– Все равно, деньги пригодятся.

Кира быстро накрывала на стол.

– Ты только приехала? – Муж выглянул в окно.

– Минут сорок назад. В магазин заехала, потом в сад за Леной.

– А днем где была?

– Ездила за порошком и чистящим средством.

– В Москву? Ближе не продают?

– Пришлось ехать в Москву. Там фирменный магазин. Специальные средства.

– Зачем они нам?

– Не нам, это для уборки у Вороновых.

– А сами не могут купить?

– Они оплачивают мне бензин, это часть работы.

Кира, видя, что муж никак не придет в спокойное состояние, подвинула тарелку.

– Помидоры у нас в этом году выросли! Надо будет лечо закрыть.

Виктор ел молча, но ложка уже стучала тише, движения стали не такими резкими.

Кира, улыбаясь, посмотрела на мужа и вдруг произнесла:

– Знаешь, я сегодня такую вещь видела!

Муж молчал.

– Потрясающую сумку! – продолжила Кира. – Вроде бы ничего обычного, но она такая… такая…

Виктор посмотрел на жену исподлобья. Кира улыбалась.

– Я даже объяснить не могу, почему она мне так понравилась!.. Замша такая мягкая, такая шелковистая… И запах нежный, не такой, как у кожи… А еще на ней пряжка большая, как будто с вензелем!

Виктор отставил тарелку.

– Положить добавки? – вскочила Кира. – Так вот, я увидела ее в витрине, а потом не выдержала и зашла в магазин узнать, сколько она стоит…

– Картошку не клади, мясо только. Немного, – перебил ее Виктор.

– Хорошо, – машинально кивнула Кира, – так вот, знаешь, сколько она стоит?! Ты даже не представляешь сколько!

Кира замолчала и, улыбаясь, посмотрела на мужа. Тот ел медленно, погруженный в свои мысли. Обнаружив, что жена молчит, он поднял глаза.

– Сколько?

– Она стоит восемьдесят тысяч. Это – со скидкой.

– М-м-м, – промычал Виктор больше для виду.

Ни удивления, ни восторга, ни возмущения он по этому поводу не выказал. Кира рассмеялась:

– Слушай, а давай купим мне эту сумку?! Я понимаю, что это бред! Но… Слушай, у нас же, наверное, отложены деньги? Я потом заработаю. Родственница Вороновых искала помощницу. Я еще могла бы у нее убирать. Вить, правда, давай мне эту сумку купим?!

Муж отреагировал на эти слова, как гуси на гром.

– C ума сошла! Чокнулась! Где это видано! Белены объелась! – зашипел, он, потом вскочил из-за стола и забегал по кухне. Кира уставилась на мужа.

– Погоди, что ты яришься? Ну нет – так нет! Я же просто сказала! Мне хотелось тебе рассказать, что я видела! А ты ругаешься!

– Да дура ты, если вообще о таких вещах говоришь! Восемьдесят тысяч! – Виктор выскочил из кухни.

Кира посмотрела ему вслед, потом сложила грязную посуду в раковину и налила себе чаю. Сейчас ей было и ужасно обидно, и неудобно: дочь была рядом в комнате и все слышала. И хоть девочка была маленькой, Кира мучительно страдала и от тона мужа, и от его слов. «Хорошо, что она побудет у мамы! Лучше, чем видеть отца в таком настроении!» – Внезапно исчезли силы, радость и легкость. И дело было не в отказе купить эту сумасшедшую сумку, дело было в том, что дочка стала свидетельницей ссоры и что никто не хотел ее, Киру, выслушать, разделить удивление и восторг. Конечно, этот разговор для подруги, но почему же она всегда внимательно слушает мужа, когда тот жалуется на плохое масло для двигателя или дорогие рыболовные снасти? Ей совершенно все равно, где клюет щука, но она помнит, что это интересно мужу. Да, сумка за восемьдесят тысяч – это инопланетная роскошь, но и о ней можно было поболтать. Кира сама понимала, что она никогда не пойдет на такую трату. У них полно проблем: дом подновить, дочке одежку покупать, маме помогать. Какие там сумки за безумные деньги? Но как иногда хотелось выйти за рамки привычно-разумного. Даже если это всего-навсего сумка.

Поздно вечером, когда уже была рассказана очередная история про Лягушонка, который жил в саду у дуба, и дочка почти спала, Кира не спешила из детской. Она исправно каждый вечер, как бы ни устала, присаживалась на край дочкиной кровати и придумывала маленькую историю. Истории были смешными, Лена их обожала и засыпала после них спокойно и без капризов. Потом они с Виктором пили чай на кухне, разговаривали, делились новостями. Этот «чайный час» был самым спокойным в их отношениях. Виктор мог даже рассказать что-то забавное. И Кире именно в этот час казалось, что их семейная жизнь вполне удалась – ведь все, как у людей и даже лучше. Но сегодня она не спешила на кухню, где шумел чайник. Что-то мешало ей как ни в чем не бывало улыбаться. «Почему он так себя ведет? Какое он имеет право называть меня дурой, швырять посуду, не отвечать на мои вопросы? Откуда эта злость и вечное раздражение? Да, у него плохой характер, но мог бы иногда сдерживаться!» – думала она, сидя рядом с заснувшей дочкой.

Из детской она вышла, когда Виктор ушел в спальню. Кира прошла на террасу и постелила себе на старом диване. Впрочем, ей не спалось, она прислушивалась к плеску воды, который доносился из окна, и пыталась уговорить себя не обижаться на мужа. «Ну что же он так? Может, на работе что случилось? Может, проблемы, а я не поинтересовалась?» – ворочалась она с бока на бок. Но уже то, что она ушла спать на террасу и за весь вечер не подошла к мужу, говорило о том, что произошло что-то такое, что вряд ли вернет их жизнь в привычное русло.

Было около пяти утра, когда Кира проснулась, села за стол и достала дочкины карандаши и альбом. Какое-то мгновение она сидела в задумчивости, потом аккуратно принялась выводить тонкие линии. Еще через час она из старых газет вырезала ножницами большую выкройку. Когда Виктор встал на работу, Кира делала первые стежки.

– Завтрак, – односложно сказал муж.

– В холодильнике, – так же ответила жена.

Муж хлопнул дверью и уехал. Жена даже не подняла головы. Закончив шить, она разбудила Лену, покормила и отвела в детский сад. Вернувшись, достала стремянку и полезла на антресоли. Затем из большого старого чемодана вытащила тяжелое кожаное пальто. «Сгодится!» – сказала она вслух, и почти целый день провела, распарывая старые пыльные швы. Часы пробили четыре часа дня, когда она разложила по стопочкам все лоскуты. В пять она была в магазине, покупая специальную иглу и прочные нитки. В восемь появился голодный муж, но ужина на столе не было. Жена, закрывшись на террасе, что-то делала.

– Мы есть будем? – осторожно спросил он.

– Я – нет. Ты – если хочешь, там в холодильнике что-то осталось вчерашнее. Сам разогрей.

Виктор потоптался у дверей террасы:

– Кир, да ладно тебе…

– Мне – ладно? – вскинулась Кира, но тут же рассмеялась, – мне сейчас некогда. Занимайся сам.

– Лену покормила?

– Она у мамы.

Муж отступил.

Поздно ночью Кира наконец разогнула затекшую спину. На столе перед ней лежала небольшая сумочка, почти точная копия той, что она видела в магазине. Конечно, приглядевшись, там можно было найти не десять, а сотню отличий. Но все равно то, что сделала Кира, можно было с полным правом назвать сумкой.

«Сутки. Почти сутки. Мне понадобились сутки, чтобы сшить сумку. Да, эти чертовы стежки неровные, и подкладки нет, и вместо пряжки большая медная пуговица от какого-то древнего кителя. И все равно это сумка.

Кира встала и прошлась по террасе. Она словно выпала из реальности на это время. И ссора с мужем, и обида, и все, что так угнетало, так давило и тянуло книзу, куда-то исчезло. Так приятен был азарт дела, творчества! Так приятно было видеть эту сумку сейчас перед собой. «Я, конечно, с ней никогда не пойду. Буду хранить всякие мелочи. Тем более ремешок немного неровный получился. Но все равно здорово получилось! Надо теперь Леночке детскую сумочку попробовать сделать!» – Кира вдруг почувствовала, как сон валит с ног. Она завела будильник, легла прямо на одеяло, накрылась пледом и тотчас уснула.

Вороновы занимали большой дом в соседнем с Вяземкой поселке. Кира Стрельцова случайно познакомилась с Людмилой Вороновой, когда дежурила в поликлинике. За разговором об эпидемии гриппа они провели почти двадцать минут, а потом вдруг выяснилось, что ехать им в одну сторону.

В машине было уютно, тепло, и Кира с благодарностью сказала:

– Спасибо, что предложили довезти. Хоть вам и крюк делать.

– Да ничего страшного. Кира, я вот что хотела спросить: вы же местная? Здесь всех знаете. А мы люди новые, построились только недавно. Не подскажете, может, кто ищет работу? Мне очень нужна помощница по хозяйству – двое детей, дом не очень большой, но я еще и работать пытаюсь. Времени совсем нет. Может, в поликлинике уборщицы хотят подработать. Ну конечно, хотелось бы человека хорошего, аккуратного. Об условиях договоримся.

Кира задумалась.

– Я поспрашиваю. У мамы соседка на пенсии. Я ее знаю, опрятная женщина.

Остаток пути они проболтали о детях.

Через неделю Виктор пришел домой злее обычного. Кира слышала, как он ругался с кем-то по телефону, потом долго кого-то уговаривал, потом отбросил телефон и пришел на кухню.

– Что-то случилось? – Кира посмотрела на мужа. Она задала вопрос по привычке, совершенно не ожидая ответа. Виктор обычно отмалчивался.

– Да, завтра не выхожу на работу.

Кира разволновалась не на шутку. Они взяли небольшой кредит, рассчитывая на заработок Виктора.

Кира позвонила Людмиле Вороновой:

– Если вы не возражаете, я могу попробовать у вас поработать.

– А как же поликлиника?

– Я там по сменам. Как раз и получится полная рабочая неделя.

Людмила Воронова не спросила о причинах такого решения. В глубине души она была рада, что в ее доме будет именно Кира – та понравилась ей и спокойствием, и аккуратностью.

Обязанностей у Киры было немного – уборка дома. Она приезжала, когда в доме почти никого не было, и спокойно пылесосила, мыла и начищала все три этажа. К вечеру Кира уставала, но за эту работу Людмила платила ей очень хорошо. К тому же требовала, чтобы Кира передохнула, перекусила. И вообще, отношения между женщинами сложились удивительно гармоничные. Ни одна из них не забывала о своем положении, но обе при этом сохраняли искренность и непосредственность.

Будильник поднял Киру, но до конца разбудить не смог. Наскоро собравшись, Кира побежала на автобус – в таком сонном состоянии сесть за руль она не решилась.

– Что это в тобой, Кир? – Людмила впустила ее в дом. – На тебе лица нет.

– Не выспалась, – отвечала та, проворно надевая халат и доставая из стенного шкафа ведра, швабру и емкости с бытовой химией.

– Что так? – улыбнулась Люда.

– О, не то, что ты подумала, – махнула рукой Кира, – я шила. И порола. Потом опять шила.

– Господи, да что же ты такое шила?

– Не поверишь, сумку.

Воронова рассмеялась:

– А зачем? Можно же купить.

– Можно. Но не всякую.

Кира не стала рассказывать душещипательную историю про поход в магазин.

– Ты хоть покажи, что получилось.

– А вот она, я ее сегодня с собой взяла. Надо что-то вроде пряжки подобрать. Пуговица больно страшно смотрится, – Кира протянула Вороновой сумку.

Та повертела ее в руках, закинула на плечо.

– Ты сама ее сшила?

– Да, сначала нарисовала, потом выкройку из газеты сделала, потом из тряпки сметала, потом пальто старое распорола. Что могла – на бабушкиной зингеровской машинке прострочила. Остальное – руками.

– А здорово получилось, и смотрится неплохо. Ну вот углы, конечно, не очень ровно получились.

– Там не только углы, там многое надо переделать.

– Слушай, – Людмила поднесла сумку к окну и еще раз внимательно оглядела, – а вообще здорово. Ты сама фасон придумала?

– Нет, не совсем. Я видела одну, но та была большая и закрывалась как охотничья.

– Как ягдташ.

– Да, точно. Я никак слово не могла вспомнить. Старые деревенские иногда называли «ташка».

Людмила продолжала рассматривать сумку, она попыталась вывернуть ее наизнанку.

– Порвешь. Кожа хоть и хорошая, но старая, – остановила ее Кира.

– Да, видно. Вся в заломах и местами белесая. А представляешь, если взять новую, мягкую?

Кира пожала плечами:

– Конечно, а еще нормальные нитки, иглы, ножницы. Тогда, может, что и получится.