Loe raamatut: «Я всегда тебя буду ждать»

Font:

Редактор Анна Абрамова

Корректор Анастасия Лобанова

Дизайнер обложки Софья Мироедова

ISBN 978-5-0062-6028-3

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Пролог

Над городом собрались тучи. Они ползли низко, почти над головами, сгоняя людей под крыши домов. Несмотря на ранний вечер, улицы словно вымерли. По крайней мере, в том месте, откуда мы начинаем повествование, почти никого не было. Никто не видел троих парней, нависших над неподвижным телом на грязном асфальте. Никто не слышал возмущённых возгласов хрупкой девушки. Она готова была расплакаться, но смотрела на обидчиков с отчаянной надеждой. Нападавшие этого не замечали. Или просто не придавали значения.

Высокие, спортивные ребята в модных брюках клёш и цветных рубашках окружили фигуру в чёрном. Они не были плохими людьми. Студенты МИСИ, комсомольцы и будущие строители коммунизма, они ввязались в драку, искренне веря в свою правоту.

Белобрысый Васька, с длинным носом и короткими белёсыми ресницами, был заводилой. Подскочив к священнику, он нагнулся, сунул ему под нос огромный кулак и прохрипел:

– Видишь это, опиум? Будешь знать, как за девчонками ухлёстывать. Я тебе покажу, как мне дорогу перебегать.

– Не тронь его, – вцепилась в мускулистую руку парня Даша, невольная причина скандала. Худенькая, на голову ниже Васьки, она смерила молодых людей разгневанным взглядом и обратилась к одному из них: – А от тебя, Вова, я такого не ожидала. Как тебе не стыдно?

Парень передёрнул плечами и невозмутимо проговорил низким голосом:

– Мне стыдиться нечего. Давно пора этих тунеядцев на место поставить. Будут знать, как обманывать трудовой народ.

– Это ты-то трудовой? – не унималась Даша. Серые глаза её яростно сверкнули. – Знаем мы таких трудяг!

Судя по тому, как напрягся Вова, слова девушки его задели. Он крепче сжал кулаки, на скулах проступили красные пятна.

– Не надо, Даша, – раздался негромкий голос священника. – Не нам осуждать молодых людей. Со своими грехами разобраться бы.

– Смотрите, кто заговорил, – вспылил Васька, задетый равнодушием своей жертвы. – Святошу из себя строишь! Только нас не проведёшь. Мы не старушки в платочках, повязанных по самые бровки, что вам последние сбережения относят. Мы комсомольцы, – с гордостью закончил он, ударив себя в грудь кулаком.

– Да лучше бы вы людьми хорошими были, – всплеснув руками, проговорила Даша и наклонилась к священнику. – Отец Георгий, у вас кровь. Вам к врачу надо.

На вид батюшке не было ещё и тридцати лет. Невысокий, коренастый, с чёрными как смоль волосами, завязанными в хвост, и небольшой бородкой, он появился в их районе несколько месяцев назад и сразу же понравился Даше. Спокойный, немного грустный, он рассказывал девушке о неведомых ей вещах, помогая справляться с проблемами и шаг за шагом меняя всю её жизнь. Его твёрдая вера в доселе неизвестного ей Бога проникла в девичью душу и пустила корни. И уже казались неважными встречи с подругами и многочисленными поклонниками, которые неизменно поджидали улыбчивую Дашу после работы. Те чутко уловили перемены в Даше и один за другим отходили в сторону. И лишь Васька продолжал упорствовать, не желая так просто сдаваться. Устроив ей несколько скандалов, которым позавидовали бы и темпераментные южане, парень сменил тактику. Васька затаился. Он наблюдал за девушкой, готовился, а узнав врага в лицо, позвал на помощь друзей. Те, возмущённые наглостью попа, тут же согласились и подкараулили парочку. В ход пошли кулаки. Со слезами на глазах Даша смотрела на молодых людей. Ведь они хорошие, она в этом была уверена. Просто глупые и горячие, сами не понимают, что творят. Жалко их, губят они себя. И батюшку жалко, пострадал он из-за неё. Побоялась она, трусишка, вечером одна домой идти, попросила проводить. А ведь отца Георгия дома дожидаются жена и дочка, маленькая Ксюшка. Волнуются, переживают.

С грустью взглянув на девушку, словно прочитав её мысли, священник поднялся с земли и отряхнул одеяние. Лицо его было в крови, левая рука висела плетью.

– Матушка ждёт, – спокойным голосом проговорил он и обратился к Ваське: – Приходите завтра в храм, и мы поговорим. Люди должны разговаривать, а не кулаками вопросы решать.

– В милицию пойдёшь? – зло бросил Васька, сделав шаг назад. Поведение попа смущало его, хотя никакие силы не заставили бы признаться в этом друзьям. – Только тебе там не поверят, – предупредил он. – Нам поверят.

– Матушка ждёт, – повторил отец Георгий и отвернулся, совершенно не опасаясь нападения со спины. Даша двинулась за ним, с трудом сдерживаясь от того, чтобы не зарыдать в голос. На лице батюшки появилась улыбка. – Вот и я сподобился пострадать за Господа нашего Иисуса Христа. Не зря, значит, тружусь. А за друга своего не волнуйся, – сказал он девушке. – Он ещё придёт. Вот увидишь.

Васька и его друзья не слышали этих слов и идти за священником не собирались. Впрочем, колесо истории завертелось, и их мнения уже никто не спрашивал.

Глава 1

Васька с нескрываемой завистью посмотрел на друга. Вот это самообладание! Не подумаешь, что волнуется. Перекидывается шуточками с одногруппниками, заигрывает с молоденькой аспиранткой и привычным громким голосом требует добавки в институтской столовой. Словно это самый обычный день.

Консультация закончилась, и, перепрыгивая через ступеньки, приятели спустились на первый этаж. Там возле доски со списками абитуриентов крутились будущие студенты. Рядом висел плакат: «Учись строить будущее!» Под ним прилепился набросок кособокой деревенской халупы – очередная шуточка третьекурсника Петьки Федотова. К вечеру рисунка не будет, но сейчас он красуется у всех на виду, вызывая усмешки ребят и возмущённые комментарии преподавателей. Завхоз дядя Сёма ловко маневрирует на стремянке, выравнивая портрет Ленина. Эти стены так долго были их домом, что Васька невольно замедлил шаг. Он будет скучать по студенческой жизни. Потом. Когда окажется в светлом будущем. В том, что оно наступит, юноша не сомневался. Хотя…

– Сегодня решается наша судьба, – с деланым безразличием проговорил Васька. Но голос дрогнул, и парень смутился.

Его собеседник лишь передёрнул плечами и самоуверенно заявил:

– Волнуешься, что ли? Это ты зря. Наше с тобой будущее уже решено. Всё будет так, как мы захотим.

– Тебе легко говорить. Твоя мать – заведующая магазином. И с деканом она на короткой ноге. Ребята их на днях в ресторане видели.

Васька говорил без злости, просто напоминая известные факты. Несмотря на то что с Вовкой они дружили с первого класса, парень всегда понимал, что не ровня ему. Это только на съездах твердили про равенство и братство да в газетах писали. В жизни всё иначе. Перед сыном завмага были открыты все двери, а ребёнку швеи и слесаря приходилось прилагать усилия для того, чтобы получить те блага, что Вовка имел от рождения и абсолютно не ценил.

Вовка лениво потянулся, провожая взглядом хорошенькую первокурсницу, и беззаботно протянул:

– Что ты волнуешься? Дружище, ты лучший студент потока. Помяни моё слово, останешься в Москве возводить олимпийские объекты. Всех перспективных специалистов в столице оставляют. Сам знаешь, сейчас инженерами не разбрасываются.

– Хочешь сказать, в провинции перспективные специалисты не нужны? – обиделся Васька, который, в отличие от товарища, не кичился московской пропиской.

Вовка сделал шаг назад и театрально заломил руки.

– Дело первостепенной важности – не упасть в грязь лицом перед представителями капиталистических держав, кои, безусловно, будут присутствовать на Олимпийских играх тысяча девятьсот восьмидесятого года, – в точности скопировав манеру речи старенького лектора, любителя поговорить на тему предстоящих игр, сказал Вовка.

– А ты, стало быть, тоже в столице останешься? – Слова друга успокоили Ваську, и он впервые за день широко улыбнулся.

– А в этом можешь даже не сомневаться, – самоуверенно заявил Вова и толкнул толстую деревянную дверь, ведущую на улицу.

В глаза ударил солнечный свет, и приятели прищурились. Компания девушек, неспешно гуляющих по широкой дорожке возле института, замедлила шаг. Одёргивая коротенькие ситцевые платья и поправляя волосы, девчата с улыбками посматривали на друзей, приглашая тех сделать первый шаг. Вовка едва заметно усмехнулся, скользнув взглядом по юным созданиям. Васька фыркнул и сбежал по ступенькам.

– Молодые люди, а вы на танцы сходить не хотите? – прокричала самая бойкая из девчонок, полноватая блондинка с вздёрнутым носиком.

– Не танцуем, – буркнул Васька, не поворачивая головы.

– Я слышала, у вас сегодня распределение. Волнуешься? – Блондинка улыбнулась, открыв белоснежные зубки. – А ты не волнуйся. Я с тобой хоть на край света пойду. Ты только позови меня. – На последних словах голос девушки дрогнул, в нём послышалась мольба. – Я пойду за тобой, – пообещала она.

– Какой ещё край света? Земля круглая. Чему вас только в школе учат? А ещё комсомолка, – отрезал Васька и поспешно покинул территорию МИСИ.

Распределение должно было состояться после обеда, и друзья, не сговариваясь, повернули в сторону парка. Несмотря на браваду, оба нервничали, поэтому предпочли провести последние часы неизвестности вне стен альма-матер.

– Зря ты так с ней, – проговорил Вовка, когда девушки скрылись из виду. – Хорошая она девочка. Отцу пару раз помогала в больнице, врачом стать хочет.

– Вот и женись на ней, раз хорошая, – продолжал накручивать себя Васька. – А мне такие не нравятся.

– Знаем мы, какие тебе нравятся, – беззлобно поддел Вовка, понимая, о ком говорит товарищ.

Молодые люди подходили к метро. Народу было много, пришлось сбавить скорость. Переговаривались на ходу, то повышая голос, чтобы перекричать гул толпы, то понижая его до шёпота.

– Ничего ты не понимаешь, – огрызнулся Васька, ослабив душивший его галстук. – Она мне, можно сказать, в душу плюнула. Вот объясни мне, что ей надо. Молодой, перспективный, замуж зову. Чем этот поп лучше? Почему она по вечерам с ним прогуливается, а от меня словно от огня бежит?

Вспомнив коренастого батюшку с кротким взглядом, Вовка поморщился. Думать о той встрече не хотелось. Он понимал, что был прав. Поддержал друга в его праведном гневе. Слово-то какое – «праведный». Старое, изжившее себя. А почему-то именно оно на память пришло. Васька с ума сходил по Дашке, только о ней и говорил, жениться собирался. А тут этот поп появился. Задурил девчонке голову. Пришлось вмешаться. Не мог же он оставить друга одного? Логика железная. Откуда тогда чувство, что нырнул в канализацию? Хотелось отмыться.

– Я с Дашей говорил, – признался он. – Встретил её на днях.

Вовка не стал уточнять, что специально поджидал девушку после работы.

– Обо мне, что ли? – строго спросил Васька. – Не надо было. Сам свои проблемы решу.

– Ты решил уже. Руку попу сломал, между прочим. Хорошо, он в милицию не пошёл, а то плакали бы наши дипломы и назначения.

– Так ты ради этого ходил?! – Васька резко затормозил и повернулся к спутнику. Две пары голубых глаз уставились друг на друга, не мигая. Мимо шли люди, толкая юношей и ругаясь, но они этого не замечали. Всё их внимание было сосредоточено на безмолвном диалоге. Наконец Васька охрипшим голосом озвучил свои мысли: – А ты что же, боялся, что поп в милицию пойдёт? За свою шкуру дрожал?

– За тебя переживал, дурак, – тут же вспылил Вовка, отчасти из-за того, что приятель был прав: он струсил. Если бы об этом проступке стало известно в деканате, можно было надолго забыть об олимпийских объектах и о вступлении в партию.

– А ты за меня не волнуйся, – оттолкнув собеседника и презрительно посмотрев на него, отчеканил Васька. – Я выкручусь. Не впервой. Домой лучше иди. Тётя Тамара наверняка деликатесов прикупила ради такого случая. Тебе ведь можно не ожидать распределения, ты и так знаешь, что из Москвы не уедешь. Вот и празднуй!

Васька понимал, что говорит обидные слова. Знал же, что у друга тяжёлые отношения с матерью, но остановиться не мог. Обида клокотала внутри и требовала выхода. И всё равно на кого. Да хоть на Вовку. Он везунчик, всегда выйдет сухим из воды.

Злость гнала Ваську вперёд. Туда, где почти месяц назад его иллюзии были окончательно разбиты. Ведь он жениться хотел, а она!.. Идут, переговариваются, чуть не за ручки держатся. Дашка вся так и светится. Словно внутри неё горит огромная яркая лампочка и освещает весь мир вокруг. Именно это и поразило Ваську сильнее всего – счастье, которое излучала девушка. Он и не выдержал, не железный ведь. Сбил попа с ног мощным ударом в челюсть, пнул пару раз. Даже обидно стало, что долгогривый такой квёлый и сдачу дать не может. Руку ему сломал. А ведь и убить мог, если бы не Даша, бросившаяся на его защиту. Такая малышка, а не побоялась троих крепких парней. Тем хуже для него. Значит, серьёзно у неё. Не играет.

Васька давно вышел из метро. Ноги сами его несли к тому месту. Обычная улица, похожая на сотни других. Те же лавочки, неказистые деревья, серые, мрачные дома. А ещё купол храма, видневшийся невдалеке. Золотой, с крестами, стремящимися в небо. И это в атеистической стране, считавшей религию пережитком прошлого. Идея пришла в голову внезапно, да так и не успела укорениться. За спиной послышались шаги, и Васька резко развернулся.

– Поп, – выдохнул он, глядя на тёмную фигуру перед собой.

– Отец Георгий, – улыбаясь краешком губ, проговорил недавний знакомый, левая рука которого неподвижно висела на перевязи.

Васька сжал кулаки и, злобно сверкая глазами, смотрел на мужчину в шаге от него.

Глава 2

Тамара Павловна Петрова была довольна своей жизнью. Она ещё молода, не дурна собой, занимала хлебную должность и вызывала зависть подруг, которые могли лишь мечтать о таком.

Трёхкомнатная квартира в центре Москвы сверкала чистотой и уютом. Тамара не брезговала сама заниматься домашними делами, искренне считая, что настоящая коммунистка должна успевать всё. Столовое серебро начищено до блеска, на югославской стенке ни пылинки, дорогой фарфоровый сервиз на двенадцать персон, гордость хозяйки, ежедневно вынимался из-за стекла и протирался мягкой тряпочкой. О кулинарных способностях Тамары Петровой ходили легенды. Благо заведующей магазином «Океан» было несложно достать любой деликатес. Да и сама женщина соответствовала статусу: ухожена, со вкусом одета, модно причёсана и накрашена. Вряд ли хотя бы один человек в мире, включая супруга, видел Тамару Павловну растрёпанной или неряшливой.

– И как только ты всё успеваешь, Томочка? – с плохо скрываемой досадой спрашивали подруги, нетерпеливо ожидая, когда идеальная Петрова даст слабину.

– Главное, всё правильно распланировать, – самодовольно улыбаясь, отвечала та и искренне верила в свою правоту.

В последние дни налаженный распорядок дал сбой, и Тамара, привыкшая, чтобы всё шло по плану, растерялась. Затем она взяла себя в руки, проявив присущую ей активность в щекотливом вопросе взаимоотношений Влада и Даши. Именно об этом и шла речь в квартире Петровых в тот момент, когда Васька встретил отца Георгия на уютной улочке родного города.

– Томочка, а ты не преувеличиваешь? – Алексей Михайлович, высокий, худощавый, с седыми короткими волосами и голубыми глазами, излучающими нежность и щенячью преданность, растерянно посмотрел на супругу. Последние двадцать лет он работал педиатром в детской поликлинике, и его абсолютно всё устраивало. В отличие от жены, он довольствовался крошечным кабинетом и сварливой медсестрой, которая души не чаяла в начальнике.

– Я их сама видела. Своими собственными глазами, понимаешь? Лёша, я просто дар речи потеряла. – Глядя на эту крупную женщину с волевым подбородком, сложно было представить, что она способна удивляться. – Наш сын и эта вертихвостка!

– Томочка, ты же говорила, что тебе нравится эта девочка, – попробовал возразить Алексей Михайлович. – Даже хвалила её.

Глаза Тамары округлились, отчего морщины на высоком лбу прорезались чётче.

– Я говорила, что она парикмахер хороший. И не буду этого отрицать. – Надо отдать должное, Тамара Павловна никогда не отказывала людям в похвале, если они того заслуживали. – Но видеть её в качестве невестки в собственном доме я не намерена.

– Томочка, а ты не слишком строга к ней? – прошелестел Петров, протягивая руки. – Она ведь молодая девушка. В их возрасте и надо влюбляться и радоваться жизни.

– Я пять лет хожу в эту парикмахерскую и наслушалась историй про её поклонников. – Тамара рухнула в кресло, которое жалобно заскулило под её габаритами. – И я не желаю видеть Владлена в толпе её кавалеров.

– А может, у них всё серьёзно?

Алексей Михайлович редко спорил с женой и совершенно не умел этого делать. Да и вряд ли кто сможет переубедить мать, защищающую своего единственного и горячо любимого сына.

Тамара не слушала доводов супруга, вспоминая встречу молодых людей. Она как раз собиралась зайти в «Локон» подровнять стрижку, благо парикмахерская находилась в соседнем здании, и можно было отлучиться с работы, не опасаясь, что об этом будет доложено выше. Парочка, оживлённо спорившая на ступеньках парикмахерской, её не заметила. Разговора Тамара не слышала, но по жестам и выражению лица сына многое поняла, а точнее говоря, додумала. И никто не мог переубедить её, она знала, что права. Сын пытался удержать девушку, но та оттолкнула его и, сказав что-то обидное, поспешила вернуться в зал. Со своего места Тамара видела, как Владик дёрнулся, словно от удара, и побледнел. Материнское сердце почуяло беду и рванулось на помощь «несчастному мальчику», как Петрова до сих пор частенько называла сына.

– Они ругались прямо посреди улицы. Это как низко надо ценить себя, чтобы выяснять отношения на людях! Владлен так и крутился возле неё, только что не умолял. А эта дрянь ещё и хвостом крутила.

– Ругались – значит, помирятся, – философски изрёк Петров. – Томочка, боюсь, что в данной ситуации мы ничего не сможем сделать, – спокойно сказал он, с жалостью глядя на супругу.

Но Тамара вовсе не выглядела побеждённой, напротив, её глаза светились триумфом.

– Я уже сделала, – разгладив на коленях полы халата и бросив гордый взгляд на мужа, заявила она.

Алексей Михайлович отошёл к окну и, пристально всматриваясь в лицо Тамары Павловны, настороженно поинтересовался:

– Томочка, что ты сделала?

– Я их разлучила, – отчеканила она, не мигая.

Негромко, одними губами, муж повторил:

– Тома, что ты сделала?

Ответ последовал тут же, но не от супруги. В коридоре послышался шум, хлопок двери и приглушённая ругань. На пороге комнаты появился Вовка. Его голубые глаза, обычно смеющиеся, метали молнии, голос срывался от ярости.

– Это твоих рук дело? – Не разуваясь, юноша прошёл в комнату и навис над матерью.

На лице Тамары не дрогнул ни один мускул.

– Владлен, немедленно сними ботинки, – скомандовала она. – Или сам будешь убирать всю эту грязь.

– Собачку надо было назвать этой кличкой, – сжав кулаки, процедил молодой человек.

Он не любил, когда мать называет его полным именем, а вне семьи предпочитал представляться Владимиром.

– Сынок, что происходит? – Алексей никогда не видел сына в такой ярости. В этот момент мальчик был по-настоящему страшен. На миг возникло ощущение, что он собирается ударить мать. – Мне кто-нибудь объяснит, в чём дело? – взмолился доктор, растерянно глядя на близких.

– Речь идёт о том, что твоя жена отправила меня в Тмутаракань, – ледяным голосом проговорил Вовка. – Какой-то там Оскол. То ли старый, то ли древний. Слышал о таком городе? И я нет. А в ближайшие три года мне придётся там жить! – Взяв вазу с тюльпанами, стоявшую на столе, он прицелился и… фарфоровый сервиз на двенадцать персон, гордость хозяйки дома, шумно разлетелся на куски. С ненавистью глядя на мать, юноша процедил: – Сама уберёшь.

Парень выскочил из комнаты и хлопнул входной дверью, известив супругов о том, что они остались в квартире вдвоём.

Тамара, на протяжении всей тягостной сцены не потерявшая самообладания, обиженно поджала губы.

– Я это ради него сделала, – сказала она и осторожно, чтобы не пораниться, принялась собирать осколки вазы и фарфора.

Алексей Михайлович молча ушёл в спальню, так ничего и не ответив Тамаре. Она этого не заметила, погружённая в собственные мысли.

Солнце садилось, когда две девушки возвращались с деревенского кладбища, держась за руки. У водонапорной башни подруги ненадолго остановились, чтобы умыться и глотнуть сладкой ледяной воды. Привязанный неподалёку бык завистливо посмотрел на них и громко замычал, словно просил напомнить хозяйке забрать его во двор – ночью на лугу холодно.

– Ночевать к нам пойдёшь, – скомандовала Любочка, высокая, статная, с румяными щеками и горящими чёрными глазами. – Мама сказала, чтобы я не оставляла тебя одну.

Её спутница молча кивнула, думая о своём. В прошлом месяце Наташе исполнилось восемнадцать лет. Праздновать не стали. Бабушка, единственная родная душа, тяжело болела, и девушка буквально разрывалась между работой и уходом за старушкой. Три дня назад бабушка Маша умерла, и Наташа осталась совсем одна. Несмотря на заботу друзей и соседей, её не покидали тяжёлые мысли. Что делать? Как жить дальше?

Наташа была хороша собой, хоть и не догадывалась об этом: высокая, худощавая, с косой до пояса и зелёными глазами. Деревенские парни поглядывали ей вслед, предпринимая неловкие попытки пригласить скромницу на свидание. Та лишь улыбалась в ответ, тепло и открыто. До сих пор её сердце ни разу не забилось в ответ на восхищённые взгляды. Это наполняло душу тихой грустью и делало будущее неопределённым. Ничто не держало её в деревне, кроме страха сделать первый шаг.

Наташа остановилась и улыбнулась краешком губ, впитывая в себя открывшуюся картину, словно нарисованную рукой гениального художника. Внизу под горой вилась узкая чистая речка, впадающая в искусственный водоём, у берегов которого часто можно было встретить рыбаков с удочками и сетями. Изумрудно-зелёные луга простирались на многие километры. Вдали виднелись разноцветные крыши домов соседней деревеньки. Ещё дальше, если приглядеться, можно было заметить трубы заводов, нелепыми рогами стремящиеся ввысь. Наташе не хотелось туда смотреть. Она предпочла бы забыть о том, что в получасе езды от них есть город с серыми высотками и холодными, суетливыми улицами. Всё её существование было сосредоточено в селе Нижнеатаманском, где она жила с малых лет вместе с любимой бабушкой. И эта деревня вовсе не умирала, как твердили дикторы по радио. Она была живой и тёплой, а город казался чужим и равнодушным. Но именно мысли о городе не покидали девушку.

– Пошли, – поторопила подруга, потянув Наташу за рукав лёгкой кофточки, – мама ждёт.

– Хочу запомнить этот вид. Я раньше не замечала, как здесь красиво. А ты?

Но Любочка не разделяла настроения Наташи и не замечала тут никакой особенной красоты. Эту гору она помнила с самого детства. Зимою с неё катались на санках и лыжах – с радостными визгами летели вниз, падая на ходу и врезаясь в снежные сугробы. Летом и осенью ходили по грибы и ягоды в лес, росший на склоне. А ещё тут было деревенское кладбище, и приходилось несколько раз в месяц убирать могилки.

– Гора и гора, – пожала плечами Любочка и поёжилась от холодного ветра. – Ещё налюбуешься. Пошли домой. Мама борща приготовила.

– Я в город завтра еду, – мысленно попрощавшись с родными местами, проговорила Наташа.

– Правильно, – поддержала её Любочка, – тебе поступать надо. Сколько можно в магазине и за грузчика, и за поломойку работать? Я бы тоже в город поехала, да Андрейка к ребятам ревнует. Подашь документы в училище, а с сентября учиться начнёшь. Может, и общагу дадут.

– Я у дяди жить буду. Если не выгонит. – Наташа повернулась к Любочке и заглянула ей в глаза. – У меня дядя в городе есть. Бабушка перед смертью о нём сказала. Они много лет не виделись.

– Вот как! – Любочка сжала руку подруги так, что на тонкой коже остался след пальцев. – Я об этом ничего не знала. Мама не говорила, что у бабушки Маши был ещё один сын. Я думала, что дядя Петя единственный ребёнок.

Глаза почуявшей тайну девушки заблестели. Её воображение тут же нарисовало романтическую картину любви, полной печали и страданий, которая на долгие годы разлучила сына с матерью.

– Я только боюсь, что дядя не примет меня, – робко призналась Наташа.

Ветер шевелил волосы на её висках, и Любочка невольно подумала, что подруга не представляет себе, насколько она в этот момент прекрасна.

– Мы тебе всегда будем рады, – полуобняв Наташу, проговорила Любочка.

При мысли о предстоящей разлуке хотелось плакать. Девушек связывала настоящая дружба, из тех, когда расстаться – всё равно что разделить душу надвое. Ночью Любочка уткнётся лицом в подушку, чтобы не разбудить домашних рыданиями, но сейчас она улыбалась, всеми силами стараясь поддержать Наташу. Только излишняя суета в движениях выдавала её грусть.

⠀