− И по фон Герцену, − сказал отец, когда Гордеев закончил речь. – Командование дало новую задачу. Его нужно вывезти в квадрат с северной стороны города и доставить в Москву. Сделать это нужно будет через две недели после вашего прибытия в Краков, в среду в десять часов вечера. Во вторник накануне он уже будет должен рапортовать насчет нашего резидента, поэтому у вас срока две недели не более, чтобы убедить его в том, что в его штабе русских разведчиков нет. Когда он отправит донесение, то его можно будет брать. Поймаем птицу – половину самой сложной работы по Польше будет сделано. Он слишком много знает, поэтому так важен для нас. Все ясно?
− А что с прикрытием? Если фон Герцена нужно будет вывозить…, − спросил Андрей.
− Будет прикрытие. Радист, который в живых остался из Димкиного отряда, находится у партизан недалеко от Кракова, там несколько наших человек помимо партизан есть. Мы ему все передали и в назначенное время они будут вас прикрывать. Только фон Герцена надо бы так, по-тихому по максимуму вытащить, дабы вы смогли уйти спокойно. Недалеко от нужного квадрата есть усадьба красивая, туда часто верхушка правящая отдыхать ездит к хозяевам, приемы всякие устраивает. Вот и сделать бы так, чтобы в этот вечер вы с фон Герценом там были. А там уже мы вас вытащим на пару с ним, − проговорил отец.
− Сделаем, Александр Васильевич, − ответил Гордеев, и отец пожал ему руку.
– Ну а теперь с богом, ребята. – сказал отец и по очереди обнял нас.
Выходя из кабинета, я услышала, как отец сказал, обратившись к Андрею:
− Андрей, сынок, верни мне мою дочь. Она все, что у меня есть.
− Верну, обещаю, − ответил Андрей и вышел к нам в коридор.
− Ну что, все готовы? – спросил Гордеев.
Мы все утвердительно кивнули, и уже через пол часа большой крылатый друг уносил нас в сторону Польши.
Находясь в самолете все молчали. У каждого в голове, наверняка, в это время кружил назойливый рой из самых тяжелых мыслей. Каждый из нас понимал, что мы летим, скорее всего, в один конец и поэтому в эту самую минуту, когда еще можно было спокойно подумать, каждый из нас прощался со всем тем, что проносилось под железным брюхом самолета. Прощался с уютными улочками Москвы, прощались с людьми, которые остались там и уже с той секунды, когда наш самолет взмыл вверх, отчаянно молили бога о том, чтобы мы вернулись. Всегда бойкая Нинка начала плакать, нервно вытирая рукавом предательски текущие слезы, выдающие то, что она не такая уже и прошибаемая, какой хотела казаться. Сидящий рядом Туз притянул ее к себе и что-то сказал на ухо, от чего она рассмеялась сквозь слезы и стукнула его кулаком в плечо. Я усмехнулась, понимая, что обаяние Туза подействовало и на эту королевну, которая все нос воротила от него, пока была в штабе. Сидящий рядом Андрей взял мою руку в свою и крепко сжал, давая понять, что все будет хорошо и от этого его жеста мне стало легче. Поглядев на него, я положила ему голову на плечо, закрыла глаза да так и сидела до того самого момента, когда загорелась лампочка, оповещающая нас о том, что мы находимся над местом назначения. Мы быстро встали и поглядев друг на друга подошли к зияющей внизу черной пропасти и по очереди ступили в неизвестность, именуемую судьбой.
Внизу нас уже ждали наши ребята, которые помогли нам быстро спрятать парашюты и отвели нас глубоко в лес, где мы должны были дожидаться того времени, когда утром по пролегающей рядом дороге поедет машина Штольца и Миллер. Усевшись подле костра, мы быстро перекусили свой нехитрый ужин и выпив крепко заваренный чай устало опустились подле поваленного дерева. Спустя пару часов послышался треск и к нам подошли еще двое ребят, которые должны были провести Туза и Нинку к городу.
− Ну что, конфета, не прощаемся, − сказал мужчина и увидев, что на мои глаза накатили слезы, притянул к себе и поцеловал в лоб. – Не плач, Оль, все будет хорошо. Ты главное фон Герцена обведи вокруг пальца, чтоб и думать забыл о войне глядя на тебя. А за нас с Нинкой не переживай, я в Кракове как свой буду, и она подле меня не пропадет, не бойся.
− Да я знаю, просто страшно так чего-то, − проговорила я.
− Не бойся, ты справишься, − подойдя ко мне и обнимая проговорила Нинка первые добрые слова в мой адрес за все то время, что мы были знакомы.
− И ты, майор, береги девчонку, − строго проговорил Туз пожимая руку Андрею.
− Давайте, ребята, устройте немчуре там спектакль, вся надежда на вас, − сказала Нинка, обнимая всех по очереди и уже через мгновение она, Туз и двое наших ребят скрылись за безмолвным покрывалом ночного леса.
− Из скольких человек охрана будет состоять у немцев? – спросил Гордеев обратившись к командиру небольшого отряда наших солдат.
− Они едут так, чтоб не привлекать внимание. По дорогам посты везде, поэтому они не особо ожидают того, что их кто-то перехватит. Даже мы сюда едва смогли пробраться к вам. Как змеи ползли лесом два дня, − сказал помощник командира, высокий парень по имени Николай.
− Ладно, надо поспать пару часов хотя бы, поэтому отбой пока, − строго сказал Гордеев и мы все замолчали.
Проснулась я уже тогда, когда утреннее солнце поднялось довольно-таки высоко. Мужчины уже давно не спали и сидели в напряженном ожидании нужного часа. Андрей подошел ко мне и протянул кусок хлеба и еще теплый чай.
− Ну что, фрау Миллер, готова играть? – спросил он на немецком языке.
− Готова, барон Вернер фон Штольц, − в тон ему ответила я и он засмеялся.
− Оля, ты главное помни, что Миллер − невозмутимый агент немецкой контрразведки. То, на что любая другая женщина среагирует проявлением эмоций, эта дама просто будет стоять и смотреть. Помни это.
− Я постараюсь. Не подведу тебя, обещаю, − ответила я.
− И еще, фон Герцен ответит за Димку. В Москве, куда мы его вытащим, ему мало не покажется, ты сама знаешь, как работаю наши люди с такими, как он. Для него это будет самым страшным отрезком его жизни, помни об этом в тот момент, когда будешь готова впиться ему в горло, дабы отомстить, − проговорил строго мужчина, прекрасно понимая, что моя мысль о том, чтобы самой пустить пулю в лоб этому гаду может свести на нет все, что мы готовили.
− Я буду держать себя в руках. Даю слово, − ответила я.
− Хорошо. А теперь переодевайся и пора начинать. Скоро появится машина, − сказал Андрей и так же отошел в сторону, чтобы надеть на себя образ немецкого репортера.
Достав из рюкзака красивый костюм, я быстро надела его, туго затянув поясом свою талию, дабы придать ей соблазнительный изгиб. На ноги натянула красивые кожаные сапоги на низком ходу. Поглядывая в небольшое зеркало сделала макияж и прическу, и наклеив небольшую мушку на щеку была вполне довольна результатом. На меня из зеркала смотрела молодая соблазнительная немка и подмигнув ей я вышла к мужчинам. Андрей и Гордеев уже были тоже переодеты в свои костюмы и при виде меня только присвистнули.
− Фрау Миллер, вы необычайно хороши, − сказал Андрей и подойдя ко мне поцеловал мне галантно руку.
− Да уж, фрау так фрау, − проговорил довольно Гордеев.
− Едут! – в этот момент донесся окрик часового, и все заняли свои позиции.
Блестящая черная машина не спеша ехала по лесной дороге. Ее неспешность не была связана с тем, что ее пассажирам не хотелось прибыть пораньше в место назначения либо же хотелось насладиться красотами окружающей природы смотря в окно автомобиля. Машина ехала так потому, что сидящие в ней люди были достаточно осторожны и это выдавало в них прирожденных разведчиков. Когда нос автомобиля поравнялся с нами двое солдат толкнули спиленное дерево, и оно упало, преграждая путь нашим гостям. Ребята вышли к машине и направив дуло автоматов на нее открыли двери, заставив троицу выйти наружу. И все бы ничего, да только Гельмут резко выкинув руку вперед сделал выстрел, задев при этом одного из ребят, Миллер же и Штольц попытались убежать, но были обстреляны. Штольца убили сразу наповал, Миллер же ранили в плечо. Солдаты застрелили Гельмута и подошли к Миллер, которая стояла, облокотившись о дерево и закрывая рану на руке. Я с ужасом наблюдала за всей этой молниеносно нарисованной кошмарной картиной не в силах издать ни звука. Когда один из солдат подошел к женщине и приставил к ее голове пистолет, то она упала на колени и заливаясь слезами начала молить о пощаде.
− Я умоляю вас, только не убивайте. Я еще так молода и красива, чтобы умирать так рано! Прошу вас, сжальтесь! – молила красавица на чистом русском, ползая у ног солдата.
Меня при виде этого начала колотить дрожь, и я тихо сказала Андрею:
− Ну как так, может взять ее в плен?
− Какой плен! Она сбежит и провали всю операцию нам.
− Но она же женщина, Андрей! Она же просит пощадить ее! – проговорила я.
Присев на колени, я закрыла уши руками, дабы не слышать плача девушки, которую должна была сыграть.
− Стреляй! – строго сказал Андрей неуверенно стоящему над женщиной молодому солдатику.
Солдат, по-видимому, тоже не мог убить молодую красивую немку и оглянулся на Андрея, тем самым подписав себе приговор. Вмиг женщина воспользовалась ситуацией и выхватив из своего сапога нож вонзила его в бок солдата, от чего тот рухнул на землю, обливаясь кровью. Его командир, в это время оттаскивающий тела в лес, быстро выхватил пистолет и пустил пулю меж глаз Хильзы Миллер. Девушка упала на спину с открытыми глазами, последний свой взгляд подарив бесконечной синеве небесного простора, куда отправилась ее порочная душа. Я подошла на трясущихся ногах к ней и присев подле закрыла ей глаза.
− Никогда не смотри на внешность и пол противника, Ольга. Перед тобой нет сейчас женщин! Есть звери, которые напали на нашу землю и не более того, − проговорил Андрей, резко подняв меня на ноги, чем привел сразу в чувство. – А теперь быстро в машину!
− У нас проблема, − хрипло проговорил Гордеев подходя к нам с серым лицом от боли.
Переведя взгляд на его руку, мы увидели, что его ранило. Андрей быстро осмотрел рану мужчины и сказал:
− Кость не задета. Пуля прошла навылет. Сейчас перебинтуем и поедем.
Проделав всю процедуру и накрепко забинтовав Гордееву руку, мы помогли ему сменить рубаху, которую нашли в машине в чемоданах и быстро сев в машину отправились в путь, оставив за собой наших ребят, которые зачищали следы побоища.
− Черт, мы потеряли пол часа, − выругался Андрей, поглядев на часы.
− Это пол беды, посмотри на него, − сказала я, указывая на бледного Гордеева.
Мужчина сидел и по его виду было видно, что нанесенная рана хоть и была не смертельной, но доставляла ему значительную боль.
− Что будем делать? – спросила я с ужасом поглядев на Андрея.
− Ищи в салоне сумку Миллер, быстро, − сказал мужчина и я, пошарив по салону, на полу увидела небольшую дамскую сумку.
− Есть, − ответила я.
− Миллер любительница коньяка. Ищи, бутылка должна быть,−напряженно проговорил мужчина, ведя автомобиль к назначенному месту.
Порывшись в сумке среди разных дамских штучек я и правда нашла небольшую бутылочку немецкого коньяка.
− Теперь, Оля, начинай вживаться в образ Хильзы. Сейчас ты выпьешь немного, чтобы от тебя несло алкоголем, и ты, Гордеев проделаешь то же самое. Когда приедем, нужно сделать вид, что вы пьяны до безобразия. Тебя, Гордеев отведут к себе в комнату, до завтрашнего дня будешь там, я думаю придешь в себя. Ну, а мы с Ольгой сами пока справимся. Все понятно? – сосредоточенно спросил Андрей и мы утвердительно кивнули.
Отхлебнув коньяк из бутылки, я едва смогла перевести дыхание, настолько крепким было это пойло, другим словом я не могла назвать его. Отдав бутылку Гордееву, я откинулась на сиденье и спустя пару минут по моему телу разлилось приятное тепло, навеивая на меня такое необходимое мне сейчас спокойствие. Посмотрев на Гордеева, я поняла, что ему тоже стало легче.
− Вот значит, как кстати бывает то, что в твоей сумке может оказаться бутылка коньяка, − со смехом проговорил Гордеев.
− Да уж, вредная привычка Миллер спасла ситуацию, − ответил Андрей.
Подъезжая к городу, мы оказались у главного поста охраны и протянув свои документы с облегчением вздохнули, когда немецкий солдат вернул нам их назад, и отдав честь пропустил нашу машину. Когда наш автомобиль въехал на территорию города, я была поражена красотой этого места. Все вокруг говорило о том, что этот город его жители очень любили и берегли. Старинная архитектура зданий, чистые мощеные улицы, невысокие причудливые дома и небольшие магазинчики, за окнами которых можно было разглядеть озабоченных покупателей. Все это могло бы сойти за картину относительно мирного времени, если бы не снующие туда-сюда патрули и …люди. Понурые люди в тоскливых одеждах серых цветов с неизменным сосредоточенным выражением лица своим обликом выдавали на все сто то, что здесь, в этом старинном городе, как и везде, где ступала нога гитлеровской чумы, царил страх. Страх за свою жизнь, страх за жизнь и будущее детей, страх за это прекрасное место, которое стало оплотом насаждения нацистских убеждений в Польше.
− Дом, в котором мы остановимся – за поворотом, приготовьтесь. Фон Герцен, скорее всего, уже там ждет нас, − сказал Андрей и немного замедлил скорость автомобиля.
− Черт, − выругался Гордеев и расстегнув верхние пуговицы на рубашке взъерошил волосы на голове, придавая себе облик пьяного человека.
Я тоже расстегнула верхние пуговицы на пиджаке и рубашке, дав таким образом доступ к обзору своей груди в красивом кружевном бюстгальтере, вытащила несколько локонов из прически и кинула их небрежно на плечи и покряхтев придала голосу едва слышимую хрипотцу напряженно стала смотреть на приближающийся двухэтажный старинный особняк, возле которого уже стояла машина и несколько военных. Один из них был в офицерской форме, и я тихо спросила у Андрея:
− Это фон Герцен?
− Да, − ответил он, заезжая в высокие кованые ворота нашего дома на ближайшие две недели.
Машина остановилась, и офицер, галантно открыв дверцу автомобиля с моей стороны, подал мне руку. Я на мгновение закрыла глаза и придя в себя начала партию, которая знаменовала собой новый отрезок моей жизни в образе немки-обольстительницы. Приподняв юбку выше колена, я выставила свою наполовину оголенную ногу, сделала вид, что едва могу выйти из автомобиля и, наигранно спотыкнувшись, через мгновение повисла на шее у офицера, изображая из себя пьяную дамочку без тени стыда.
− Ох, простите, господин фон Герцен, − проговорила я, цепляясь за его шею и делая вид, будто бы сейчас упаду. – Мы с моим другом немного перебрали в пути. Дорога такая длинная была, было так скучно и вот, результат, − добавила я, указывая рукой на Гордеева, которому Андрей помогал выбраться из машины.
Офицер едва взглянул на Гордеева, поскольку его в этот момент больше интересовала моя персона, висящая у него на шее. В этот момент он рассматривал меня, а я его. Передо мной был высокий мужчина лет сорока, крепкого телосложения, с орлиным носом, пронзительными синими глазами, четко очерченными скулами, точеным подбородком и четко прорисованной линией губ. Мой мозг работал в этот момент как машина, сам по себе, делая свою работу, душа же просто выла, осознавая то, насколько близко ко мне находился виновник моей боли и виновник смерти моего Димки. Собрав всю волю в кулак, я привела мысли в порядок и взялась за работу. Кокетливо прикусив свою губку, ярко накрашенную красной помадой я осторожно отстранилась от немца и проведя рукой по его плечу развернулась к Андрею и сказала томным голосом:
− Дорогой, у тебя появился соперник.
− У меня соперники в каждом городе, куда бы мы не приезжали. Не обращайте на нее внимание и простите за столь нелицеприятный вид моей спутницы, − строго проговорил Андрей, слегка подтолкнув меня к дому, давая понять, что мне пора идти внутрь. – И, если вы не против подождать, я разберусь и спущусь к вам, − добавил Андрей, обращаясь к фон Герцену.
− Да, конечно, − ответил офицер и обратился к стоящей рядом девушке в форме горничной, − Камилла, покажите комнаты нашим гостям и позаботьтесь, чтобы никто ни в чем не нуждался.
Молоденькая худенькая девушка в строгом платье, белом переднике и чепчике кивнула одному из солдат и тот, захватив наши чемоданы, понес их внутрь. Девушка же взяла мою сумку из салона и тоже направилась в здание. Андрей с Гордеевым покачиваясь проследовали за ней. Я же, быстро повернувшись к машине, подошла к дверце и наклонившись в салон, открывая обзор для стоявшего сзади офицера на мои соблазнительные формы, вытащила оттуда недопитую бутылку. Затем быстро повернулась к мужчине, с похабной улыбкой разглядывающего мой зад, обтянутый тесной юбкой, улыбнулась и прочирикала, показывая бутылку:
− Пардон, но это мое. Здесь такого сокровища не найти, − сказала я и отпив из бутылки немного коньяка, поправила вырез на своей груди, чем привела офицера в замешательство, и развернувшись пошла прочь, покачивая бедрами, совсем как учила меня Софья.
Зайдя в дом я даже внимания не обратила на обстановку, поскольку уже едва держалась на ногах. Горничная помогла мне подняться на второй этаж и провела меня в комнату. Здесь уже был Андрей и до меня только дошло, что мы с ним будем жить вместе. Немного опешив, я кинула взгляд на стоящую в ожидании указаний горничную продолжила играть свою роль. Поглядев на огромную кровать в дальнем углу комнаты я, засмеявшись, подлетела к ней и рухнув на нее томно проговорила:
− Дорогой, иди сюда. Я хочу, чтобы ты мне компанию составил, − сказала я и перевернувшись на живот поманила Андрея рукой.
Горничной стало неловко, и она даже спрашивать не стала, нужно ли нам что-то, просто покраснела и вылетела в коридор, закрыв за собой дверь. Только в коридоре стихли шаги я измученно села на кровати и устало выдохнула.
− Бог мой, как она так живет…жила, − тихо проговорила я, имея ввиду Миллер.
Андрей осторожно выглянул на улицу из окна, затем проверил комнату на наличие прослушивающих устройств и удостоверившись, что все чисто сказал мне:
− Хорошо вжилась в образ. Прям лучшей актрисы и не найти. У фон Герцена глаза на лоб вылезли, когда ты повисла на нем со своим полуобнаженным декольте.
− Меня сейчас вырвет, − проговорила я, не в силах более сдерживать то пакостное чувство, которое я испытала, находясь подле немца.
Закрыв рот рукой, я стремглав понеслась в смежную ванную, где меня стошнило. Переведя дух после того, как меня вывернуло наизнанку, я умылась холодной водой из-под крана и почувствовала себя немного лучше. Взяв на туалетном столике зубную щетку, я выдавила на нее остро пахнущую ядреной мятой пасту и яро вычистила зубы, словно пытаясь с них содрать привкус такого любимого Миллер коньяка. Никогда не понимала женщин, которые пьют алкоголь, который предназначен, как мне казалось, исключительно для мужчин. Затем, скинув с себя костюм, я с наслаждением приняла холодный душ, который смыл с меня остатки опьянения и нацепив висевший на вешалке пушистый халат вышла в комнату. Андрея в комнате не было. Оглядевшись, я увидела стоящий в стороне чемодан Миллер и открыв его, начала перебирать вещи. Вытащив наружу красивое синее платье, я натянула его на себя, подметив, что размеры у нас с ней были одинаковыми. Платье село на меня как влитое, а значит в ближайшее время забота о нужной мне одежде отпадала сама собой. Покопавшись в ее огромном чемодане, я вытащила наружу еще четыре таких же красивых наряда, один строгий костюм, три пары обуви и небольшую шкатулку, открыв которую я ахнула. В ней лежали драгоценности женщины. Пара браслетов и колье, несколько пар сережек и колец, которые были самыми что ни на есть произведениями искусства. Еще в чемодане был флакон ее любимых духов, несколько пачек сигарет, перчатки, плащ и всякие женские мелочи, без которых ни одна красавица не могла обходиться. Поглядев на все эти сокровища, мне стало не по себе, поскольку это великолепие знаменовало собой понимание того, насколько бренны мы в этом мире. Всего каких-то пару часов назад Хильза Миллер была обладательницей всего этого, а теперь ее тело было равнодушно ко всей этой мишуре, мирно тлея под кронами деревьев безмолвного леса. Сев на кровать, я провела рукой по предметам и мне в голову пришла мысль, что я начинаю бояться себя. Всего несколько месяцев назад, когда был жив Димка, для меня было бы кощунством надевать вещи женщины, которой я собственноручно закрыла остановившиеся глаза. А сейчас я равнодушно смотрела на это, испытывая даже какое-то триумфальное вожделение, ощущая, что первая видимая мною смерть фашистской зверюги знаменовала собой начало моей вендетты во имя моей погибшей любви и давала мне силы двигаться дальше. Повесив одежду в шкаф и разложив остальные предметы по ящикам, я так же разобрала чемодан Штольца, отметив про себя то, что парочка относилась к любителям изысканных и дорогих вещей.
Спустя четверть часа в комнату вернулся Андрей и устало опустился в стоящее подле стола кресло.
− Одна сотая сделана, − проговорил он и окинув меня взглядом спросил. – Ты как?
− Нормально, насколько это может быть при данных обстоятельствах, − сдержанно проговорила я и налив из хрустального графина воду выпила ее залпом. – Как там Гордеев?
− Уже получше. Я его перевязал и отдал твой коньяк. До завтрашнего утра будет как огурчик со своей рукой, − ответил мужчина.
− В этом доме кто-то кроме нас еще есть? – тихо спросила я.
− Да, в другом крыле живет немецкий архитектор, Йозеф Шульман, близкий друг фон Герцена, поэтому он будет очень часто появляться здесь. А помимо него еще горничная и две кухарки.
− Они польки?
− Да.
− А хозяева дома кто?
− Польские евреи были хозяевами. Но так как всех отправили в гетто, то дом перешел в распоряжение немецкого командования.
− Андрей, это же и гетто здесь рядом, − проведя по лбу ладонью и издав томительный стон проговорила я.
− Рядом, Оля, рядом. Аушвиц всего в шестидесяти километрах, − сосредоточенно ответил Андрей и поглядев на меня добавил, − приляг, отдохни немного, вечером в ресторан пойдем. Фон Герцен пригласил. Нужно вливаться в это проклятое окружение. Там наш резидент будет скорее всего тоже, нужно понаблюдать за ним. Когда я отойду от тебя, ты отвлеки немца чем-то, на танец пригласи или в карты сыграй. Держи только на расстоянии его, Штольц и Миллер хоть и неприкосновенные персоны здесь, но чем черт не шутит.
− Я поняла, сделаю все как надо, − тихо ответила я, зайдя за ширму и стаскивая с себя платье.
Накинув на тело халат, я вышла и неуверенно посмотрела на Андрея. Он, словно поняв по моему взгляду, что меня тревожило, сказал усмехнувшись:
− Я на диване лягу, не переживай.
− Да нет, я не поэтому так на тебя посмотрела. Наоборот, спать в одной постели будем. Кровать большая, места предостаточно. Зачем рисковать. Вдруг горничная решит внезапно войти или еще что, а Штольц и Миллер, которые славятся своей страстью друг к другу, по разным углам разместились. Так не пойдет, – строго сказала я и улеглась на кровать, похлопав по другой половине, давая понять, что Андрей может лечь подле меня.
− Как скажешь, дорогая, − с усмешкой сказал Андрей и прилег рядом, повернувшись в мою сторону.
Андрей лежал совсем близко и меня эта близость совсем не пугала, даже наоборот. Смотря в серые глаза мужчины я как под действием гипноза успокаивалась. Затем я улыбнулась и проговорила, едва сдерживая улыбку:
− Андрей Владимирович, думали ли вы когда-либо, что будете лежать с Соколовой в одной постели?
− А ты, Соколова, могла себе такое представить? – засмеявшись спросил Андрей и протянув руку погладил меня по щеке.
Я на удивление для самой себя не отпрянула, а едва уловимо потерлась щекой о его ладонь. У меня еще в университете было такое чувство рядом с этим человеком, будто бы я знаю его целую вечность. Возможно, поэтому я и вела себя так смело по отношению к нему. Смело и безобразно.
− А помнишь, как ты на экзамен пришла в чулках, переполненных шпаргалками? – тепло спросил мужчина.
− Помню. А как ты догадался тогда?
− Когда ты шла, то из-под твоей юбки доносился шорох, будто бы там мыши скреблись. Пройди ты хотя бы в метре дальше от меня, я бы и не заподозрил, а так как тебе пришлось обходить тогда парту, то этот шорох и привлек мое внимание.
− И ты заставил бабу Лену, нашу техничку, идти со мной в туалет и проследить, выбросила ли я, как ты там тогда выразился…труды долгого ночного бдения…в унитаз.
− Да, было время. Спокойное, мирное время, − грустно проговорил мужчина.
− Мама твоя рассказала мне о Жанне, − неуверенно сказала я, не зная, можно ли затрагивать эту тему.
− Да, довелось пройти через такое. Я тогда был сам не свой.
− Она сказала, что я тоже сыграла свою роль в твоей так называемой любовной реабилитации, − кокетливо приподняв бровь сказала я.
− О да! Ты в первую очередь! Я три раза из-за тебя на увольнение подавал ректору, но тот был неумолим – работай и все тут.
− А я перевестись хотела в другой университет, но отец отругал меня тогда и сказал, что если еще раз такая мысль в голову придет, то перекроет мне все ходы и мне ничего не останется, кроме как пойти работать санитаркой. Пути господни неисповедимы, так бы сейчас сказала моя бабушка, − тихо ответила я и закрыв глаза придалась сну.
Ближе к вечеру тактичная горничная разбудила нас тихим стуком в дверь, давая нам понять, что через час нам уже нужно быть в ресторане на ужине. Наспех приняв душ, я принялась натягивать на себя не только новое платье, но и маску Хильзы Миллер. Надев красное платье из ее гардероба и соорудив замысловатую прическу а-ля Вивьен Ли, я подкрасила ресницы, подвела губы неизменно кроваво-красной помадой и дополнив свой образ пурпурным боа вышла к Андрею, который тоже уже был облачен в подобающий для его роли образ.
− Ну, что, фрау Миллер, готова? – спросил Андрей, подавая мне руку.
− Как сказать, − неуверенно ответила я, беря его под руку.
− Справишься. После твоего утреннего представления, я понял, что ты справишься со всем даже лучше, чем я предполагал.
− На утреннем представлении я была пьяна и поэтому смогла такое вытворить, а на трезвую голову даже не знаю, − сказала я и скривилась.
− Ладно, выбор у нас невелик, так что, − поцеловав меня в лоб Андрей открыл дверь нашей комнаты, и мы с ним направились в ресторан.
Черный камин, бар и обтянутый красным шелком потолок, пол отделанный под грубо обработанное дерево, ковры в сочетании с графитовыми шторами и бордовая обивка мебели, плюс привычные для такого стиля фотографии харизматичных немецких фрау придавали этому месту − оплоту вечернего безделья сливок офицерского состава немецкой армии, вальяжно-интимную обстановку. Таким предстал перед нами с Андреем ресторан в который любили захаживать те, кто считал себя на тот момент не только в Кракове, но и во всем мире, людьми высшей расы.
Взяв под руку Андрея и прильнув к нему с видом мартовской кошки, я окинула взглядом зал, наполненный дымом дорогих сигарет, запахом вина вперемешку с ароматом дорогих духов присутствующих здесь женщин и неизменным эмоционально окрашенным звучанием немецкой речи. Завидев нас в дверном проеме фон Герцен подал знак официантке и, девушка сразу же подошла к нам, указывая на столик, к которому мы были приглашены.
− Великолепно выглядите, мисс Миллер, − приговорил офицер, вставая и целуя мою руку.
− О, дорогой Вальтер, для вас я просто Хильза, − ответила я, присаживаясь к столу.
− Хильза не любит официоз, особенно когда находится среди мужчин, − с усмешкой сказал Андрей, обращаясь к Герцену.
− Что еще не любит такая очаровательная красавица? – прищурив глаза спросил фон Герцен, наливая нам в бокалы шампанское.
− Красавица не любит выкладывать сразу все карты на стол, − с подтекстом ответила я, не желая, чтобы расспросы такого рода продолжались.
Немец повел бровью и сменил тему.
− Давайте сначала обсудим вопрос, из-за которого вы сюда прибыли, а затем уже уделим внимание отдыху. Вы не против? – сказал он, окинув взглядом меня и Андрея.
− Отчего же. Работа прежде всего, − проговорил серьезно Андрей, закуривая сигарету.
− Вас, я так понимаю, командование направило сюда для того, чтобы вы опровергли информацию о том, что среди моих офицеров есть российский резидент, − сказал фон Герцен.
− Опровергли, или подтвердили, − улыбнувшись сказала я, поняв, что немца не очень радует тот факт, что его самого и его окружение проверяют.
− Вы считаете, что среди ваших людей все чисто? – выпуская густой клубок дыма спросил Андрей.
− Вероятность всегда существует. Но, я уверен, что мои люди чисты. Чего не скажешь об окрестностях Кракова. Там, я думаю, для вас найдется очень много интересных экземпляров. Их, конечно, найти нужно сначала, − ответил фон Герцен.
− Искать на улице – это ваше дело, дорогой Вальтер. Наша первостепенная задача – выявить пробоину в самом центре днища судна, − прочирикала я, едва сдерживая улыбку.
− А у вас острый язычок, − ответил фон Герцен, явно недовольный моей репликой.
− Не жалуюсь. И почему вы так уверены во всех ваших людях?
− Всех присылали мне централизованно. Все проверенные люди.
− А окружение? Штатный персонал? Порой среди мелких сошек можно найти крупную дичь, − не сбавляя обороты давила я на немца.
− Нет, все чистые.
− Странно, вы так это уверенно твердите, что мне хочется проверить еще больше, − ответила я.
− Это ваша работа. Препятствовать не буду, − сверкнув в мою сторону глазами сказал фон Герцен.
В этот момент заиграла музыка и Андрей, извинившись перед немцем, пригласил меня на танец.
− Ты что творишь? – строго спросил шепотом мужчина, делая вид, что нашептывает мне что-то приятное на ухо.
− А что? – недоумевая спросила я.
− Ты зачем в него въедаешься прям?
− А тебе не показалось странным, что он так свое окружение обеляет?
− Нет. Это его обязанность, защищать своих людей. Ведь он знает, что если мы найдем кого-то, то первыми погонами, которые полетят, будут его собственные. Ведь это и его упущение, что враг пробрался так близко. Они предпочитают разбираться с этим самостоятельно. Мы с тобой по типу наших особистов сейчас для фон Герцена.
− А если нет? Не думаю, что фон Герцена пугает проверка. Ты видел, как он напрягся, когда я сказала о штате? Что-то там есть у него такое, что он предпочитает скрывать. Уверена.
− Мы не за этим сюда приехали, − улыбаясь и целуя меня в щеку проговорил Андрей.
− А я приехала сюда за всем. Если у этого черта есть что-то такое, что держит его в напряжении, то нужно об этом знать. А вдруг это что-то поможет нам в перспективе в нашем деле? Сам знаешь, внимание к мелочам…
− …прямой путь к успеху, − продолжил мою фразу с улыбкой Андрей. – И запомнила же. Я только один раз эту фразу моего отца произнес в университете, а ты уже и запомнила.