Она принялась обнимать Олега, а когда он назвал Настю своей подругой, то и её. Проводила гостей в дом, накрыла на стол. Олег сразу предупредил тётку, что Настя немая и девушка наслушалась Дарьиных сочувствий.

Они уплетали домашние пироги, одновременно Олег расспрашивал тётку, которая приходилась родной сестрой его матери, про здоровье и житьё. Дарья жаловалась, что здоровье подводит уже и переводила разговор на самого Олега. Мужчина уверенно рассказывал тётке, что у него всё хорошо, свой бизнес по ремонту машин. О том, что «бизнес» замешан на угонах и последующих продажах запчастей Конев умолчал.

– А чего к матери не съездишь, племянник? Она истосковалась вся. Писала недавно мне, что на сердце у неё беспокойно становится, стоит о тебе подумать…

– Ага, истосковалась, – буркнул Олег. – С хмырём этим водку глушит, себя не помня, не то, что меня…

– Эх, ты, Олежка! – с упрёком протянула тётка. – Хмырь-то, отчим твой, то есть, уже полгода, как помер. А сестричка с тех пор ни-ни, ни капли в рот не берёт. На работу устроилась, на хлебозавод их местный.

– Да ладно?.. Ну, раз так – съезжу к ней. Вот только дела кое-какие улажу. Тётка Дарья, у тебя Настя погостит пару дней, не против ты? Мне по бизнесу порешать вопросы надо, а девчонке переговоры эти – скука одна. Что её с собой тащить? Лучше пусть воздухом свежим подышит.

– Да я, Олежка, только рада буду – мне веселей. Вот, только, Насте наверное, скучно в нашей глухомани будет.

– Ничего, потерпит, – Конев исподлобья глянул на девушку, которая смотрела на него, удивлённая таким поворотом событий, но протестовать не пыталась. – Я утром на станцию уйду…

– Племяш, а чего ты, бизнесмен, а не на колёсах? – перебила любопытная Дарья.

– Так… это… машина в ремонте. Вот, съезжу, заберу заодно, и вернусь.

Вечером Дарья постелила свежее бельё на свободную кровать. Но Олегу, вознамерившемуся юркнуть в неё, сунула в руки два одеяла и подушку.

– На сеновал ступай.

– Чего вдруг?

– Здесь Настенька ляжет. А ночами тепло ещё, тебе на сеновале в самый раз ночевать.

– Тётка Дарья, да кровать широкая, поместимся.

– Вот, то-то и оно: поместишься… Привыкли все сейчас во грехе жить… неженатыми… Там, в городе у себя, что хочешь твори, а здесь нечего блудить!

Олег фыркнул, сгрёб одеяла и, пряча усмешку, отправился устраиваться на ночлег в добротный тёткин сеновал.

Ночь раскинула на полотне чёрного неба крупные золотые звёзды. Аромат высохшей травы дурманил и кружил голову. Конев в сотый раз повернулся на другой бок, пытаясь отогнать навязчивые мысли о соблазнительных изгибах Настиного тела. Он уже подумывал плюнуть на тёткин запрет и пробраться в избу, когда услышал тихое шуршание совсем рядом. Настя, укутанная в халат, которым снабдила её Дарья, осторожно пробиралась в полумраке к месту ночлега мужчины.

Конев притворился спящим. Глаза девушки постепенно привыкли к сумраку, она увидела мужчину и опустилась рядом на одеяло. Олег старался дышать глубоко и ровно, играя свою роль, но хватило его ровно до того мига, когда тёплые губы Насти коснулись его твёрдых горячих губ.

«Надо же – сама пришла!» – удивлённо подумал мужчина, и непривычная нежность хлынула в душу от этой мысли.

Руки бандита обхватили талию девушки. Олег посадил Настю на себя сверху, ладонью надавил ей на спину, вынуждая наклониться, чтобы поймать губами её рот. Пока их языки сплетались в поцелуе, мужчина стянул с девушки халат, а с себя футболку и трико. Он ощущал, как Настя дрожит, хотя ночь стояла тёплая, но эта дрожь позже прошла под напором его ритмичных движений.

До рассвета Олег ласкал Настю и не мог насытиться ею. Он ещё не привык к её молчанию, но вновь и вновь признавался самому себе, что это заводит. Никаких притворных неестественных стонов, никаких криков фальшивого удовольствия. Настя лишь хватала ртом воздух, словно рыбка, выброшенная на берег.

– Рыбка, ты моя, золотая… – шептал девушке Олег между поцелуями, ощущая пульсирующую дрожь её наслаждения…

Она выскользнула из его объятий, когда стало светать. Бесшумно прошмыгнула в дом. Олег вышел следом, сладко потягиваясь. Пришло время отправляться в путь.

Павел Иванцов размеренно колотил грушу, представляя на её месте Олега Конева. Ещё недавно он и подумать не мог, что ввяжется в такое дерьмо. Не иначе – бес попутал! Решил, что подзаработает по-быстрому, машину новую возьмёт… А всё повернулось так, что и денег не заработал, и трясётся теперь, как осиновый лист, от того, что Смирнов узнает про его участие в похищении Насти. Одна отдушина – прийти поздно вечером в опустевшую «качалку» и выпустить пар, представляя на месте тренажёра для отработки ударов голову Конева.

Иванцов в очередной раз, в сердцах, стукнул по груше, а в следующее мгновение сильный удар со стороны сбил его с ног. Нападавший, не дав ему опомниться, нанёс ещё несколько ударов по лицу и телу, превращая сильного мужчину в беспомощную тушу. Это была не поставленная боксёрская атака, а матёрое бандитское нападение. Так умеют бить те, кого драться учила суровая жизнь на улице, а не тренер в спортзале. Охранник Смирнова захрипел, безуспешно пытаясь вывернуться из жёсткой хватки набросившегося.

– Не дёргайся, если жить хочешь, – Иванцов, наконец, узнал Конева. – Кто Смирнову убить хочет?

– Не знаю, – голос перетрусившего Павла срывался. – Я не думал, что убить… Каждый раз разные приходили… Я никого из них не знаю… Мне сказали, что делать, кого из охраны ещё подкупить можно… Я всё сделал… Я ж просто бабла хотел, я не знал…

– Это тебе за Штыря!.. А это за Настю!.. – на Иванцова обрушился град отточенных ударов, которые наверняка оборвали бы его жизнь, если бы не голос, донёсшийся от двери:

– Не пачкайся о его жалкую душонку, Конев! Мы с ним сами разберёмся, – голос говорившего звенел властными стальными нотками, так что Олег замер, а затем медленно повернулся.

На входе в зал стоял Родион Смирнов собственной персоной. Справа и слева от него два амбала направляли на Конева стволы пистолетов. Олег бегло окинул взглядом качалку, хотя и без этого знал, что здесь ему деться некуда: пришьют как муху.