Loe raamatut: «Ищу того, не знаю кого»

1

– Батюшка-царь, – я уперла руки в бока, сверля отца взглядом. – Тебе головушку-то многомудрую не напекло, нет?

– Что батюшка, что батюшка? Я уж, между прочим, тыщу лет, как царь-батюшка! – Кощей Трипетович стянул со сверкающей лысины золотой венец и без всякого почтения отшвырнул его в сторону. – Отдохнуть хочу. Вот ты, Еленушка Кощеевна, по мирам мотаешься. Науки всякоразные постигаешь. Развлекаешься, как в голову взбредет. А я тут, понимаешь ли, чахну! Тыщу лет уж чахну! В общем, давай, душа моя. Принимай царство. Я, может, тоже хочу всякие эти… круизы. И чтоб под пальмами загорать!

Я скептически окинула родителя взглядом.

– Куда тебе загорать-то, батюшка? Ты ж и так сушеный.

– Никакого уважения, – пожаловался царь, обернувшись к моей матушке, и та часто-часто закивала. А потом со вздохом перевел взгляд на меня и ласково объявил, – Пороть тебя надо, Еленушка.

– Так поздно, батюшка, – не менее ласково откликнулась я.

– Учиться никогда не поздно! – наставительно откликнулся отец, подняв костлявый узловатый палец. А потом вкрадчиво добавил, – а можешь таки замуж выйти… а чего? Дела на мужа спихнешь, а сама живи как привыкла. Главное, наследника-то царству роди. Наследник-то царству Кощеевой крови нужен! Оно ж и дело-то нехитрое. Раз-два, родила – и гуляй себе дальше, сколько душеньке угодно! А?

Ну вот и ясно, для чего все затевалось. Старая песенка…

Вся беда в том, что одна я у батюшки, и других детей не будет. Вообще-то и не беда это никакая. Бессмертный же он у меня! Как правил тыщу лет, так и еще б тыщу лет правил. На кой ему наследники, спрашивается? А вот уперся. Вынь да положь ему наследника. Я-то и не против в наследство вступить. Но не прямо нынче же! Знаю, крестьянские девки к моим годам не только замуж выйти, а и нескольких детей родить успевают. Да я-то не крестьянская какая девка! Колдунья потомственная как-никак. И жизнь у меня будет долгая. И краса моя никуда не денется. Так к чему спешить зазря?

Сказала, однако же, о другом.

– Где я тебе жениха возьму, когда одна нежить с нечистью кругом?

Вообще-то, по справедливости говоря, в царстве нашем живут и люди, хоть и не так много. Просто наше царство – единственное, где у нежити да нечисти с ними равные гражданские права. И ответственность тоже! В общем, это значит, что, с одной стороны, никто на них просто так не охотится, с насиженных мест не гоняет и честно нажитое (или честно же уворованное) имущество не отнимает. А с другой стороны, им тоже безобразить почем зря супротив закону не дозволяется. А набезобразил – так будь добр оплатить штраф. Батюшка-царь казну пополнить никогда не прочь.

А иначе-то никак. Иначе б все лешаки, кикиморы, духи неупокоенные и прочие, сколько их есть на белом свете, к нам бы эмигрировали. Вообще бы житья не стало.

– Так не мне, а себе. Это во-первых. Во-вторых, я тебе пошто по мирам-то мотаться разрешил? Мало тебе женихов там? А то вон – лук заговоренный возьми да стрелу пусти. Кто-то да найдется.

Я скептически вскинула бровь.

– Серьезно?

– А чего? – батюшка откинулся на троне, вальяжно облокотившись об один подлокотник. – Проверенный метод. Вон, царь Берендей всех троих сыновей так женил.

– Угу, – мне, в отличие от отца, все время разговора приходилось стоять. Ненавижу, когда он вот эдак призывает! Будто я холопка какая. Стой навытяжку и радуйся, что хоть с ноги на ногу переминаться дозволено, потому как дочь царская. – А ничего, что от того проверенного метода Берендею две невестки кривые на один глаз достались, а третья вообще лягушка?

– Василису не трожь! – тут же вскинулся батюшка. Ну конечно, былую любовь его и словом не задень. – А старшие невестки, так подумаешь, окривели. Зато женихов вон каких отхватили!

– А мне кривого не надобно! – я топнула ногой.

– А ты не дерзи отцу!

– А если отец глупости говорит?

– Не сметь! – на этот раз батюшка, кажется, осерчал всерьез – потому как на этих словах ударил своим посохом с черепом на навершии о пол – и тотчас рот у меня сам собой закрылся, а язык точно отнялся.

– Р-расспустилась! – рыкнул царь в тишине, снова медленно поднимая посох. А я могла только в ужасе смотреть на это, понимая, что назад пути нет. – Чтоб нынче же надела кокошник…

– И бусики! – робко подала голос матушка. Она меня много лет пытается заставить одеваться “по-девичьи”, но батюшка раньше ее в этом не поощрял – все ж я Кощеевой крови, не какая-нибудь там… девица на выданье!

– И бусики! И вперед – женихов искать! Чтоб еще до того, как луна сменится, жениха в дом привела!

Посох снова ударился о пол, и меня точно вихрем подхватило на миг. Я схватилась за голову. Это же… это…

Да он с ума совсем спятил никак!

Если батюшка посохом ударил – так никто, в Навьем царстве рожденный, ослушаться не может. И отменить такой приказ уже никак нельзя – даже сам Кощей того не умеет. Теперь – вынь да положь ему жениха, пока луна не сменится!

Виски чем-то стиснуло, голову придавило непривычной тяжестью. Я принялась лихорадочно ощупывать волосы… так и есть! Кокошник! У меня на голове – кокошник! Да еще высоченный какой-то…

На шее что-то сомкнулось удавкой, и я схватилась за горло. Впрочем, хватка тут же ослабла – и на грудь мне упали разом несколько низок ярко-красных бус.

Да он издевается!

– Б-батюш-ш-ка!! – кое-как прохрипела я наконец.

А Кощей Трипетович, кажется, сообразил все-таки, что натворил – и отвел виновато взгляд.

– Ну… прости, доча. Погорячился малость. Так ты ж иначе бы до морковкина заговенья мужа не привела! А я не молодею, чтоб ты знала!

И не стареет тоже, между прочим! Впрочем, сказать мне тогда хотелось совсем не об этом. Но то, что хотелось, царям не полагается говорить. Даже если оный царь тебе родителем приходится.

Так что развернулась я резко – да и пошла из тронного зала к себе, печатая шаг и покачивая кокошником.

В путь-дорогу собираться.

2

Злобно шипя сквозь зубы, я старательно работала напильником. Между прочим, делать это совсем не так просто, когда пилишь что-то на собственной голове!

Все дело в том, что снять проклятущий кокошник не удавалось никакими силами. Ну и как я, по мнению батюшки, например, спать должна? Да я даже переодеться нормально не могу с этой штукой на макушке!

И главное, помочь мне никто не берется. Я уж ко всей дворне и челяди с топором подходила, просила срубить с меня эту гадость. Да хоть верхушечку самую! Будет кокошник пониже – хоть дверные косяки цеплять перестану! А все шарахаются почему-то и глаза пучат. Говорят, больно вид у меня с тем топором нехороший. И вообще, мол, над царской дочкой оружие заносить – за такое и самому головы лишиться недолго.

Вот и приходится самой… пилить. Своими белыми ручками.

И чем я, спрашивается, занимаюсь? У меня, между прочим, три высших образования!

Ну, в первый-то раз батюшка в академию в одном из миров послал – на некромантский факультет, понятное дело. Надо ж было родовые способности осваивать. А потом я сама поступала – уж больно студенческая жизнь понравилась.

На третий раз вовсе в мир без магии пошла – интересно же, как люди так живут! И как их лекари вообще лечить умудряются, без целительской-то магии. Оказалось, там у них наука целая для этого имеется, да не одна! В магической-то академии никто б меня, потомственную некромантку, на целительский факультет, ясное дело, не взял бы. А там – запросто!

Батюшка, конечно, говорил, что дурь это все и блажь одна, и ни к чему оно мне вовсе. Но я-то вся в него пошла – такая же упрямая! Ему ж и самому, как втемяшится что в голову, так никакими силами ту дурь не выбьешь. И сколько раз ему оно боком выходило – не сосчитать. Одна история с Василисой чего стоит…

А теперь вот – наследника ему. В отпуск, видите ли, желает, так надо чтоб на троне кто подменил хоть на век-другой. Эх, надо было мне самой соглашаться, пока не поздно было… вот только я всегда отлично знала, что меня батюшка за наследницу не считает. Он-то сына хотел, а как я родилась, так сплюнул и стал внуков ждать. Всю жизнь меня этим изводил! И как матушка только его терпит?

Вся беда в том, что никакой наместник власть в Навьем царстве не удержит и границ не обережет – потому как посох Кощеев колдовской только его слушается… ну и меня вообще-то тоже.

Напильник чиркнул в последний раз, и здоровенная красная штуковина упала к моим ногам. Голова показалась невероятно легкой. Победа!

И тут же будто зашевелилось что в волосах. Я с ужасом подняла руку – пощупать, а потом, не веря себе, кинулась к зеркалу.

На голове у меня стремительно отрастал кокошник. Выше прежнего!

Ну… батюшка! Ну удружил! Вечно как ляпнет чего, не подумав, как шарахнет своим посохом – а там расхлебывай кто хочет!

– Маланья! – я мрачно обернулась к горничной, что все это время скорбно причитала, стараясь, однако, держаться подальше от меня, такой злобной и напильником вооруженной. – Одежу подай… да не сарафан, дура! Как я его надевать буду, по-твоему? Мужское платье неси. Портки мои… да-да, вот те, груботканые, иномирные. Рубаху давай с пуговицами. И камзол.

Поминутно сотворяя обережный знак и продолжая бормотать что-то про мое бесстыдство, Маланья кинулась исполнять приказание.

Поначалу-то, как я из последнего путешествия вернулась, от меня вся челядь шарахалась да обережные знаки творила – негоже, мол, девке по-мужски одеваться… а мне понравилось. Удобно же! А уж в дорогу лучше и вовсе не придумать.

3

– Нет, ну можешь себе представить! – все еще кипятилась я, неторопливо покачиваясь в седле. – Поди, значит, туда, не знаю куда – да найди себе того, сам не знаю, кого! А еще кокошник этот дурацкий! И бусики!!!

Игрунка грациозно переставляла копыта, никак не реагируя на злобное пыхтение всадницы. Ей не привыкать – характер у меня тот еще. Вся в батюшку, говорят.

Игрункой – это я свою кобылу так прозвала. Видала когда-то в своих странствиях зверька с таким названием – сам с пальчик ростом, да такой милый! Вот совсем таким же милым мне когда-то и показался жеребенок… игреневой масти. Рыжий-рыжий, только с гривой и хвостом белого золота, да с белой же проточиной на морде.

В наших-то конюшнях сроду одних вороных скакунов разводили. Где ж это видано, чтоб сам Кощей да войско его на иных каких разъезжали!

Да только породу нам Иван-царевич в свое время попортил. Ну, не сам, понятно, попортил, а жеребец его… но тут батюшка, конечно, сам виноват был. Покрал чужую жену – так и не жалуйся, что муж ее потом за своим явился, да злющий, как упырям нашим не снилось. Вот пока царевич-то по подземельям да башням замковым мыкался, Василису свою искал, конь-то его всех наших кобыл и успел покрыть. Ох и ругались потом конюхи, когда от чистокровных навских черных кобылиц жеребята всех мастей понародились! С тех-то пор нет-нет да появляются в наших конюшнях вот такие “неправильные” лошадки.

Поводья приходилось придерживать одной рукой. Потому что в другой был топор.

Зря я, конечно, поручила Маланье чересседельные сумки собирать. Но ведь не в первый раз! И в конные путешествия по Навьему царству, да и по другим землям, мне не впервой было отправляться. Вещи первой необходимости, походная одежда на смену, еда кой-какая… я-то пропитание себе везде добуду, да в пути мало ли что случится.

А вот оружия я с собой не вожу. К чему? Я колдунья, мое оружие – чары.

В общем, в этот раз рявкнула я Маланье, чтоб собрала все “как обычно, с учетом обстоятельств”. Сама не знаю, что сказать тем хотела, говоря по чести. Обстоятельства-то они ясные, да только как их учтешь?

А уже в дороге, изрядно удалившись от родных краев, поняла, что одна из сумок как-то больно уж жестко в бедро впивается. Прямо мочи никакой нет.

Реку Смородину, означающую границу наших владений, я к тому моменту уже миновала. Замок-то наш недалече от границ Навьего царства – это на случай, если кто к нам не с добром придет, так чтоб царь с его посохом волшебным да войском всегда поблизости был. С иных-то сторон к нам ниоткуда и никак не пробраться, только через Смородину путь из людских земель и есть.

Попробовала, не спешиваясь, заглянуть в суму – да так и обомлела. Потому как в суме, побрякивая да полязгивая, лежали себе топор и напильник. Те самые, которыми я кокошник укоротить пыталась. Ну… Маланья, ну голова! Учла, значит, обстоятельства!

Еще не до конца веря своим глазам, я извлекла топорик и покрутила его в руках. Вот и что с ним делать теперь? Выбрасывать? Да вроде и… жалко как-то. Может, в пути впрямь сгодится на что. А нет – так селянам каким подарю, все польза будет.

Я попыталась запихать топор обратно в суму, но запихиваться он как-то не желал. Еще и суму – хорошую, кожаную! – ненароком кромкой порезал. Тьфу! И как с ним теперь быть?

Может, попробовать вес облегчить да попросту привязать к седлу – тогда и бить так не будет? На пробу я выпустила из левой руки струйку зеленоватого тумана и попробовала окутать им свою внезапную поклажу. Это магия моя так проявляется – болотным туманом да огоньками, спасибо матушке. Еще глаза обычно зеленью светятся, когда чары творю – это уж по Кощеевой линии, отцово наследие.

Хм… нет, надо не весь облегчать, а только топорище, причем так, чтобы в разные стороны его все-таки не болтало…

Так, окутанная болотным туманом, с горящими глазами, с топором в руке и печатью тяжких раздумий на челе, я и въехала в первую деревню на пути от родного Навьего царства.

И первый встреченный в том селе человек оказался ражим мужиком богатырского роста.

Не… ну на жениха-то не сгодится, пожалуй. Староват будет. Да и женат к таким годам, поди. Хм… и чего это он так глаза на меня вытаращил?

– Н-ну? – сверля мужика взглядом и на ходу прикидывая баланс топорика, нарушила молчание я. – Женихи в селе есть?

Мужик, все так же пуча глаза, отчаянно замотал головой.

– А если найду? – так же вкрадчиво поинтересовалась я.

Мужик внезапно рухнул на колени.

– Никак нет, ваш благородие! – заголосил он, отбивая зачем-то земные поклоны. – Все повывелись!

Хм…