Глава 10.
Калошин в добром расположении духа появился в своем отделении. Воронцов передал майору копию допроса шофера, возившего Мелюкова. Тот сразу углубился в чтение документа.
Прочитав, Калошин подозвал к себе Воронцова:
– Так, Константин, послушай, что я тебе расскажу об одном гражданине по фамилии Зеленцов. Работал он когда-то санитаром в психиатрической клинике. После «смерти» Шнайдера-Вагнера он вдруг перешел работать слесарем на автобазу в Энск, где стал обслуживать машину Мелюкова.
– Товарищ майор, как такое может быть: из санитаров – в слесари? – удивленно спросил Воронцов.
– Во-от! Правильно подметил! Не стыковка какая-то тут. Почему и зачем – мы спросим сами у этого гражданина. А вот что рассказал шофер, так… как его? Андреев… По его словам, машину постоянно кто-то эксплуатировал кроме него, это он замечал и по спидометру, и по датчику уровня топлива. Вот, например, он говорит о том, что как-то поставил машину в бокс буквально с нулевым показателем на этом измерителе, а утром оказалось, что в баке есть бензин. Было и наоборот, но тогда он считал, что кто-то сливает у него топливо. Спидометр тоже показывал не тот километраж. Андреев неоднократно жаловался Мелюкову, но тот предлагал не обращать на это внимания. В конце концов, шоферу стало понятно, что Мелюков в курсе, кто и зачем выгоняет машину из бокса и куда на ней ездит. А в один прекрасный момент он все-таки увидел, что на машине ехал Зеленцов, и рядом с ним сидел ни кто иной, как сам Мелюков. Получается, что днем он ездит по государственным делам, а ночью – по личным, и старается этого не афишировать. Что мы из этого имеем?
– Так «Победа» в деле проходит, видели же, что Кривец садилась именно в такую машину, – сказал Воронцов.
– Молодец! А вот Андреев ни в какую клинику не ездил. Значит?
– Кривец села в машину к Зеленцову! Но это было вечером. Как же шофер?
– А вот он говорит, что у него были внеплановые выходные, когда Мелюков никуда не ездил, а слесарь сам занимался машиной и Андреева отправлял домой.
–Так это что же? Мелюков был в курсе того, что происходило в клинике?
– Ну, это вопрос открытый, он мог ездить и по другим делам. А вот Зеленцов!.. Эта фигура что-нибудь да значит! Так что, собирайся, идем на встречу с оным гражданином.
Зеленцов оказался настолько колоритной фигурой, что и Калошин, и Воронцов буквально онемели при виде этого мужчины: бритая бугристая голова на мощных плечах, выпирающие надбровные дуги, глубоко посаженные глаза, массивный подбородок и длинные руки с огромными кистями – сошедший со страниц учебника по истории древний человек.
Но, видимо, Зеленцов привык к такой реакции на его внешность – он только усмехнулся:
– Чего надо? Говорите быстрее – у меня работы выше краев. – Заглянув в документы оперативников, нахмурился: – Опять насчет машины? Теперь эта «Победа», – он махнул головой в сторону бокса, где отливал блеском черный автомобиль, – другому принадлежит.
– Нам не это важно. Вы ведь ездили на этом автомобиле, когда Мелюков был жив? – спросил Калошин.
– Теперь уж чего скрывать! Было дело! Покойничек до женского полу был охоч – вот и возил я его по бабам. Всё больше по ночам, – протерев руки тряпкой, Зеленцов вынул папиросы и закурил. – Адреса этих дамочек вас интересуют? – плотоядно улыбнулся «питекантроп», как будто говорил не о женщинах, а о добыче.
– Давайте пока оставим их в покое, поговорим о другом, – остановил его майор. – Вы во время войны работали в психиатрической клинике санитаром, так?
– Ну, работал, и что с того? – нахмурился Зеленцов.
– А какую специальность вы имеете?
– Шофер я.
– А почему тогда вдруг пошли в санитары?
– Так это только называлось, что санитар, а так – грузовик водил, возил продукты, в общем, полностью по хозяйству. Ну, и скручивал иногда буйных, – он так посмотрел на свои руки, что у Кости Воронцова холодок пробежал по спине.
– Почему не воевали?
– Так в финскую меня поломало, полкишечника вырезали, вот и комиссовали.
– Вы знали доктора Шнайдера?
– Так это и понятно, чего спрашивать-то? Я к его делам никакого отношения не имел!
– Ну, если спрашиваю, значит, считаю нужным, – сухо парировал Калошин. – А медсестру Пескову?
– Много их там было, всех не упомнишь, – Зеленцов бросил окурок на бетонный пол и с силой раздавил его.
– Но со Шнайдером работала лишь одна старшая медсестра – Анна Григорьевна Пескова. Вы не могли её не знать.
– Ну, значит, была такая, только мне всё равно, как её величают.
– Хорошо. Кривец Любовь Архиповна вам знакома?
– Нет. Что ещё у вас? Мне работать надо, – все больше хмурясь, пробормотал Зеленцов.
– Успеете, – Калошин тоже разозлился – беседа шла довольно туго. – Почему вы уволились из клиники?
– А это законом не запрещено! – Зеленцов недобро посмотрел на майора. – Не пойму я что-то – к чему вы клоните?
– Я вас пока просто спрашиваю, заметьте, без протокола. Дело ваше – отвечать или нет.
– Пугаете? Только пуганые мы! А почему ушел – это мое дело, и никого не касается! – Зеленцов поднялся.
– Ну что ж, раз вы не желаете отвечать прямо на мои вопросы, встретимся на нашей территории – выпиши, Костя, ему повестку на завтра. Жду вас, Игорь Денисович! И, пожалуйста, без опоздания.
На улице Воронцов глубоко вздохнул:
– Ну, товарищ майор, и тип, этот Зеленцов!
– Да уж, во всех отношениях! И сдается мне, что он оч-чень грязную работу у Вагнера мог выполнять! Ведь сразу сказал, что не имел к делам доктора отношения, а мы об этом и не спрашивали. Значит, многое знал! Потому и уволился! Других причин не вижу. Обычно, при больницах, наоборот, люди стараются держаться: сытно, тепло, особенно после войны. Он, тем более, с ранением живота. Тут тебе и медпомощь постоянная. Что ещё подметил?
– Да я, товарищ майор, знаете, на что обратил внимание? Вот про Пескову он говорил как-то расплывчато, а про Кривец – как отрезал – «нет» и все! Почему?
– Думаю, что о судьбе Кривец ему известно, потому и отрицает знакомство с ней – уверен, что некому опровергнуть его слова, а вот с Песковой сложнее: то ли она жива, и он это знает, или не знает ничего наверняка, поэтому опасается сказать правду. И ведь ответил о ней в настоящем времени! Скользкий тип, вот что я скажу!
Директор автобазы, напротив, очень охотно стал рассказывать о своих подчиненных. То, что шофер, возивший Мелюкова, ездит постоянно на допросы, его удивляло, так как, по его словам, был этот человек порядочным, дисциплинированным, и выполнял все, что ему приказывали, беспрекословно. А вот Зеленцов!..
– Я говорил товарищам из комитета, что очень он подозрителен, проверили, отпустили. Только возил он частенько начальничка по разным адресам, и все скрытно так!.. Даже диспетчера не предупреждали.
– Разве так можно?
– Так это же машина партийного работника, что хотел, то и делал!
– Как же бензин списывали?
– Да вот так! Крутились, как могли, на других раскидывали! – развел руками директор. – Попробуйте поговорить с Андреевым, мужчина покладистый, не то, что этот!.. – он кивнул в сторону гаража.
На вопрос, где и как можно найти шофера, сказал, что тот пока в отпуске, и назвал адрес.
Калошин оставил Воронцова побеседовать с другими работниками автобазы, а сам отправился к шоферу Андрееву, хотя совсем не надеялся застать того дома.
Клуб ДОСААФ располагался в старом здании, прилегающим одной стеной к трибуне местного стадиона. На низком крыльце стоял высокий мужчина в форме танкиста без погон. Ерохин поздоровался и представился. Танкист, полковник в отставке, оказался руководителем клуба.
– Юрьев, Егор Константинович! – пожал крепко руку. – И что, товарищ капитан, привело вас ко мне?
– Вы, наверное, слышали об убийстве девушки в лесопарке? – тот кивнул. – У нас возник вопрос по поводу стрелявшего. Поэтому, я опишу вам все обстоятельства, при которых был сделан выстрел, а вы выскажите свое мнение.
Выслушав внимательно Ерохина, Юрьев задумался. Потом, потерев подбородок, сказал:
– Таких стрелков мало, согласен. Из своих никого не назову – слабы для такого выстрела, если только случайно?.. Но ведь тот, кто шел убивать, если я правильно понимаю, знал, что попадет. Ведь так? А иначе, зачем все это затевать?
– Тут вы, я думаю, правы. Жаль, что никого не назвали. Хотя, хорошо, что у вас таких нет, – Ерохин улыбнулся и протянул руку для прощания.
– А вы знаете, я вдруг вспомнил, что мне мой предшественник рассказывал об одном таком стрелке. Да-да, точно! Мы с ним как-то были на охоте, стреляли на спор, что-то у нас не заладилось, вот он тогда и сказал, что до войны в этот клуб, он тогда назывался Осоавиахим, ходила одна женщина, стреляла так, что мужики только руками разводили. Талант у этой бабы был от Бога. Какими только эпитетами мой друг тогда её не наградил! Вот с кем вам надо было разговаривать!
– Послушайте, – Ерохин заволновался, – так дайте же мне его адрес!
– Адрес у него простой: городское кладбище… – с едва заметной грустью произнес Юрьев.
– Черт! Как жаль!.. – капитан разочарованно вздохнул, потом, встрепенувшись, спросил: – А архив? Архив где?
– Какой архив, то здание, где он был, горело, когда немцы пришли. Ничего не осталось!.. Только я, знаете, что подумал? Ведь кто-то из тех, кто ходил до войны в этот клуб, могли остаться в живых?
– Но как их найти? – развел руками Ерохин. – Если только…. Послушайте, а вы не могли бы организовать какую-нибудь встречу, ну, скажем, ветеранов Осоавиахима? Понимаю, это займет время, вас отвлечет от дел, но… очень надо!
– Да я понимаю! Попробую что-то сделать! Убийство – это серьезно! Давайте ваш телефон, как что-то сделаю, сообщу сразу вам.
Увидев на пороге своей квартиры капитана Ерохина, Вера Долгушина даже обрадовалась.
Она пригласила Владимира в комнату, которая просто поражала обилием цветов. Заметив удивление капитана, девушка улыбнулась:
– Красиво? С детства люблю цветы, особенно домашние. Муж ворчит, что всё свободное пространство занимают, но я не отступаю, – говоря это, она ходила с небольшой лейкой и, аккуратно поднимая пальцами листья, тонкой струйкой подливала воду в горшки.
– Я согласен с вами – это красиво, – а, увидев за шкафом детскую кроватку, спросил: – и ребенок доволен?
– Он ещё очень мал, ему только год. – Она присела на стул напротив Владимира, посмотрела прямо в глаза: – Я говорю обо всем этом, чтобы оттянуть другой разговор.
Ерохин понимающе кивнул.
– Давайте попьем чаю, так будет легче разговаривать. – Вера показала рукой на кухню: – Пойдемте туда, там тоже уютно.
Разливая янтарный ароматный чай по чашкам, она, не дожидаясь вопросов капитана, сказала:
– После прошлого разговора с вами, я поняла, что поступила неправильно. Оксану уже не вернешь, а, для того, чтобы найти виновного в её смерти, вам надо знать все. Я расскажу, что знаю о ней.
Вера откусила кусочек печенья, но сделала это скорее машинально, раздумывая, как лучше начать свой рассказ.
– Понимаете, все об Оксане думали только плохое, а ведь никому и в голову не приходило, что у неё жизнь была, ох, какая несладкая! Отец её умер, когда она была крохой. Мать второй раз вышла замуж. – Она посмотрела на Ерохина: – Вы партийный? – получив утвердительный ответ, продолжила: – Оксанин отчим тоже был коммунистом, но только для людей, а в своей семье он оказался сущим дьяволом, извергом. Мать у Оксанки была – не пойми что, хоть и очень красивая. Мне трудно судить, я знаю о ней только со слов самой Оксаны. Но то, что она рассказала мне, достаточно для её осуждения. Так вот… То, что происходило в этой семье, любому нормальному человеку переварить сложно.
Вера встала из-за стола, подошла к окну, потрогала занавеску. Видно было, что она очень нервничает. Потом повернулась к Ерохину:
– Пообещайте мне, что без особой нужды вы никогда не обратите во вред памяти Оксаны все, что узнаете от меня. Иначе, я себе не прощу, что открыла её тайну.
– Я даю вам честное слово – только в интересах дела. Поверьте, у нас умеют замалчивать любые тайны, а у нас их не так уж и мало.
– Я верю вам… Одним словом, стал этот отчим в какой-то момент заглядываться на подрастающую девочку и, в конце концов, просто однажды изнасиловал её.
Ерохин поперхнулся чаем:
– Как так?
– Да вот так!.. – на глаза девушки навернулись слёзы: – Видели б вы Оксанку, когда она это рассказывала – у меня до сей поры сердце щемит от боли за неё. Но это было только началом. Мать, как ни ужасно это прозвучит, все узнала, но дочери приказала молчать – материально они стали жить с этим извергом уж очень хорошо. А до войны сами знаете, как жилось. Видимо, деньги мамаше мозги и свернули.
Ерохин не мог произнести ни слова – его как будто обухом по голове ударили.
Вера продолжала:
– Когда Оксана созрела, как женщина, ну, вы понимаете, она забеременела. Представляете: пионерка – и беременная?! Это было настолько чудовищно, что она попыталась покончить собой, но мать успела вовремя, вынула девчонку из петли и решила вопрос по-своему: нашла бабку, которая за очень хорошие отчимовы деньги сделала ей подпольный аборт. То, что она пережила у этой бабки на кровати, даже представлять не хочу. А тот монстр решив, что теперь вообще никакой опасности в плане беременности не существует, продолжил свое грязное дело. Мать только совала дочери колечки, тряпки красивые, просила терпеть. Сломалась девчонка тогда, опустила руки и терпела. Но забеременела во второй раз!.. Вот ведь как бывает, одним рождение ребенка и по закону не дается никак, а тут… Истерзанное тело, и вот, пожалуйста!.. И уж во второй раз Оксанка едва осталась живой, а когда очухалась, решила убить этого гада, и мать заодно… Только жизнь распорядилась по-другому: попал этот сволочь в сталинскую мясорубку – расстреляли его. А Оксанка осталась жить с матерью, понемногу пришла в себя, а вот мужиков возненавидела лютой ненавистью. Да и с матерью у неё не было больше ни любви взаимной, ни доверия… Хорошо, что та быстро прибралась на тот свет, а то, уж не знаю…
Капитан почувствовал, что у него трясутся руки – настолько его поразил рассказ Веры.
Девушка достала из буфета маленький графинчик с водкой, налила в небольшие рюмки. Выпили, не закусывая, и надолго замолчали.
Ерохин, лишь благодаря выпитому, наконец, немного придя в себя, смог задать Вере вопрос:
– А как же Хохлов? Ведь они вроде бы собирались пожениться?
– Тут не все так просто… Виталий очень давно был влюблен в Оксану, но она, скорее, играла в чувства, хотя к нему относилась лучше, чем к другим. Это было обусловлено, видимо, тем, что он сумел своей искренней любовью расположить её к себе, но потом она переменилась вдруг и по отношению к нему. Спросите, почему? Не знаю, правда!
– Но ведь у неё кто-то появился другой, хотя, судя по вашему рассказу, это не совсем так… То есть, заменить Хохлова, как потенциального жениха, никто не мог. Так?
– Да. Мне кажется, что она порвала отношения с Хохловым из-за их близости. Она, по-моему, поняла, что не сможет жить с мужчиной, вот и все! А насчет другого… Это очередной «обманутый» ею. Да, так она мстила за свою поруганную честь. От неё у многих головы кружились! – при этих словах капитан усмехнулся, вспомнив себя. – Видели бы вы её в компании: все взгляды только на Оксанку! Это она и использовала в своих интересах – мужику голову сносит, а она – раз! – и к другому! Один даже семью бросил ради неё, а когда она его отшвырнула, он чуть руки на себя не наложил, хорошо, жена спасла – простила беднягу.
– А фамилию этого мужчины вы можете назвать? – заинтересовался Ерохин.
– Почему нет? Эта история в свое время весь город взбудоражила, ох, и проклинали бабы тогда покойницу! Бедная, бедная!.. Сколько терпела и так умерла!.. – Вера вдруг заплакала горько, навзрыд.
Ерохин подошел к ней и осторожно обнял за плечи. Сегодня он не дал воли своим чувствам – это было бы кощунством и по отношению к покойной Оксане, и к горю её подруги, которая искренне жалела девушку, потерявшуюся среди людской подлости и предательства.
С трудом успокоившись, Вера налила ещё водки и первая выпила. Они с Ерохиным ещё немного поговорили. Капитан показал фотографию мужчины из комнаты Оксаны, но она его не опознала и добавила, что с таким Оксана никогда бы не стала встречаться. Попрощавшись, Ерохин отправился по адресу, который девушка ему дала. На листке было написано: «Ясевич Семен Михайлович» с указанием улицы и дома.
Ясевич жил в частном доме довоенной постройки, но выглядевшем ухоженным и опрятным, такими же были и прилегающий к дому сад и просторный двор.
Первой Ерохина встретила большая собака, которая буквально рвалась с цепи, задыхаясь в яростном лае. Стукнула дверь, и на крыльцо вышел довольно симпатичный, невзирая на большие залысины и крупный нос, мужчина в тренировочном костюме и накинутой на плечи фуфайке. Отогнав пса, он подошел к калитке. Ерохин представился. Мужчина, оглядываясь, буквально выскочил к капитану. Схватив его за рукав, потянул к небольшой скамеечке у соседних ворот.
Плюхнувшись на крашеные досочки, похлопал ладонью рядом с собой:
– Вы ведь насчет Оксаны пришли? У меня жена дома, давайте здесь поговорим? – он заискивающе посмотрел в глаза Ерохину, тот пожал плечами и устроился рядом.
– Меня уже спрашивали относительно наших отношений с Оксаной, я вроде бы все рассказал… – Ясевич отломил ветку и стал чертить ею на мокрой земле. – Что ещё можно сказать?
– Вы рассказывали оперативникам из милиции? – тот кивнул. – А я из другого ведомства, если вы заметили. Начните ваш рассказ самого начала: со знакомства с девушкой. И как можно подробнее.
– Ну, что ж, постараюсь… – он протяжно со всхлипом вздохнул. – Знакомство было довольно банальным: я шел в магазин, она вышла из телефонной будки, попросила разменять двадцать копеек. Я размена не нашел, просто дал ей двушку. Она протянула руку, чтобы взять монету, дотронулась своими пальчиками до моей руки, и меня, как током, пронзило. Уже и забыл, что так бывает! – опять вздох. – Сразу же представился ей, сам от себя такой прыти не ожидал. Она не стала ломаться, тоже назвалась. Я в тот день получил премиальные – я инженером на хлебозаводе работаю – ну и пригласил её в ресторан. Она согласилась. Встретились вечером у её дома, я на такси подъехал. Никогда не позволял ни себе, ни жене шиковать, а тут!.. голову напрочь снесло! Себя не помнил, жене что-то соврал, и понесло меня!.. В ресторане все на нас смотрят, а меня от гордости аж прёт! Что ты-ы! Такая деваха ко мне в танце прильнула! Ну, завертелось у нас – не остановить! Понимаете, – Ясевич стыдливо помялся, – мы с женой привыкли… ну, как бы это правильно сказать? – традиционно, что ли? Так, изредка полюбимся, по-быстрому, и спать!.. А Оксана!.. Господи!.. – с протяжным стоном произнес он. – Это фейерверк! Это девушка-праздник! Я ночь тогда с ней не уснул. Она столько сил в меня вложила и тут же вытянула их! Но какое это было счастье! Только тогда я узнал, что бывает всё по-другому. Верите, на жену до сей поры смотрю, как на… нет, слова не подберу… Не могу с ней после Оксаны! Она хоть и обижается, но куда ей деваться? Да и мне теперь тоже доживать с этой женщиной век… – мужчина опустил голову.
Ерохин неприязненно посмотрел на него:
– Послушайте, Ясевич, вы так говорите, будто на вас кандалы! Ведь ваша жена родила вам детей, простила вам предательство, а вы так о ней!.. Это уж совсем не по-мужски!
– А что делать?! – шепотом прокричал тот. – Я Оксану забыть не могу!
– Разведитесь, в конце концов! Как любит говорить мой начальник: «Умный борется со страстью, глупец становится её рабом»! – Махнул рукой: – Ладно, достаточно соплей и эпитетов! Рассказывайте дальше! Что было после той, незабываемой, ночи? – с сарказмом спросил капитан.
– Да не было больше ничего! Ходил за ней, как тень, а она отталкивала меня, гнала…
– У вас не возникала мысль отомстить ей?
– Отомстить? Не-ет, ну что вы! Ударить хотелось, когда она смотрела на меня презрительно и хохотала. – «А я бы тебя ударил» – подумал Ерохин. – А убить!.. Я ведь до последнего момента всё надеялся, что она вернётся. Узнал, что жениху отставку дала, воспрял духом!
– Она что-нибудь о себе рассказывала?
– Когда?! Мы ведь только… ну, сами понимаете…
– Хотя бы в ресторане?
– Нет, там я ей всё комплименты говорил, ну, и она отвечала тем же!
– Поня-ятно…
– Да не можете вы этого понять! У нас ведь как с женой? Вдруг не запланированная беременность? А сейчас, когда дети взрослые, так вообще стали бояться этого. А с Оксаной!.. Что меня поразило? Она была настолько раскована, раскрепощена, не зажималась, была даже бесстыдна в чем-то! Я тогда удивился, думал, что все женщины боятся, как моя жена. Ан не-ет! Вот с кем я понял, что значит летать!
Ерохин представил себе девушку в объятиях этого сластолюбца, и передернулся. Потом довольно жестко перебил воздыхания Ясевича:
– Главное, во время и правильно приземлиться… Ладно, что ещё можете рассказать? Знаете кого-нибудь из тех, кто ухаживал за девушкой? Ведь были такие?
– Она осторожничала со всеми, вот только со мной получилось чуть не в открытую. С кем встречалась – не скажу, не знаю, хоть и следил за ней. Только вот не так давно встретились случайно на улице, она поздоровалась, даже спросила, как у меня дела. Вот тогда я увидел у неё на пальце перстень – очень дорогой и очень красивый. Я такой как-то в журнале видел. Спросил: откуда? Она засмеялась и сказала, что есть ещё мужики на свете. Вот так!
Посмотрев на фотографию мужчины, которую Ерохин показал, Ясевич отрицательно покачал головой, сказал, что никогда его не видел.
В этот момент с крыльца дома послышался женский оклик. Мужчина резво подхватился и, спросив, есть ли ещё у капитана у нему вопросы, побежал домой.
Ерохин брезгливо сплюнул и поспешил уйти прочь.