Loe raamatut: «Исповедь детдомовки»

Посвящается всей той боли, что я пережила.

Спасибо вам за опыт.

Глава I

Обменная монета

Давай познакомимся? Меня зовут Наташа, мне двадцать пять лет. Я второй раз в браке, и у меня двое прекрасных детей. Я часто пишу свои размышления на листочках или в заметках телефона – привычка не делиться с окружающими своими размышлениями.

Поздно ночью мне в голову пришла гениальная мысль – объединить их все в одно целое, собрав маленькие кусочки жизни в одну большую историю и поделиться ей с тобой.

Наверное, стоит начать с того, кто я? Родилась я в 1996 году в Украине. Со слов бабушки, была суровая зима, за окном валил густой снег, дороги были заметены и добраться до роддома была фактически невозможно. Раньше положенного срока, я появилась на свет без каких-либо отклонений, что довольно удивительно. Сами потом поймете почему.

Мне было всего пару месяцев от роду, когда моя бабушка по отцовской линии приняла решение перевезти нашу семью из Украины в Россию, чему Анна Петровна была сказочно рада. Да, знакомься. Это моя биологическая мать. В дальнейшем я буду обращаться к «родителям» только по именам, потому что считаю их лишь биологическими производителями. Почему? Сейчас объясню.

Представь себе на секунду вот такую ситуацию. В бедную деревню Украины приезжает новенький ягуар, и из него выходит молодой симпатичный парень со статной женщиной. Слухи о приезде «богатенького паренька» разлетелась быстро, и Анна, не теряя времени, решила охмурить пацаненка. Хотя сама на тот момент была в гражданском браке и воспитывала сына четырех лет.

Она быстро разузнала, к кому именно он приехал, втерлась в доверие и затащила выгодную партию в постель. Спустя время, она заявила о своей беременности, и Андрей, как мужчина благородных кровей, повел её в ЗАГС, где они благополучно заключили свой брак, скрыв сей факт от бабушки.

История об их браке всплыла, когда бабушка приехала забирать Андрея от родственников: Анна была на внушительном сроке беременности и скрывать это было невозможно. Поездку пришлось отложить, из-за угрозы прерывания беременности Андрею пришлось остаться на Украине.

Выйдя за Андрея, Анна надеялась избавиться от меня. Во время беременности были постоянные запои, сидения в горячих ваннах, сильные физические нагрузки.

Да, я не самый желанный ребенок. И как вы догадываетесь, жизнь у меня была несладкой.

Ведь Анна хотела устроить себе жизнь, выйдя замуж по расчету, но моё рождение испортило ей все планы.

Когда я родилась, мы переехали в Москву и стали жить в одной из квартир бабушки. Мы редко с ней виделись, так как она работала в МИДе и постоянно была в разъездах по загранице.

Бабушка хорошо зарабатывала, поэтому полностью содержала семью своего сына. Из-за отсутствия работы «родители» начали искать развлечения, ведь с детьми было скучно сидеть, а душа требовала веселья.

Анна увлекалась черной магией и вступила в сообщество «Белое братство»¹. Там она нашла себе единомышленников вовлекла туда Андрея. После вступления в ряды общины, из дома

________________________________________________________

Секта также известна под названием "Великое Белое Братство» и и "Международный институт души Атма". Сами сектанты называют себя юсмалианами.

стали пропадать вещи: старинные сервизы, книги, мебель… короче все, что имело ценность. Однажды бабушка обратила внимание на странное поведение сына и пришла к нам домой. В тот момент мы с братом дома были одни, и она застала нас голодными, побитыми и грязными. В срочном порядке она взяла отпуск и увезла нас из той квартиры к своему супругу и стала разбираться со своим сыном.

С нами ей было тяжело. В 90-ые, был большой дефицит и достать продукты первой необходимости было крайне тяжело. Она отстаивала огромные очереди с двумя детьми за куском масла и бутылкой молока. Какая она молодец, правда? Но как бы не так.

Будучи взрослой, я не раз слышала от нее эту историю, и порой она меня даже раздражала. Ведь каждый раз, чтобы показать какая она «крутая», будучи в пьяном угаре, она припоминала историю о том дне, как она стояла и плакала в очереди.

Да, многие стояли, и никто своим детям, внукам об этом не тычет в лицо при любом удобном случае. Сделал, молодец, зачем попрекать этим?

Сейчас мои рассуждения такие, потому что я сама стала мамой. Я бы и не такое сделала ради детей, если бы потребовалось. И уж тем более не припоминала бы в каждой cсоре, какая я героиня.

Да, бабушка у меня не с простым характером. Она любит, чтобы ее либо хвалили, говорила какая она молодец или какая она бедная и несчастная. «От тщеславной героини до синдрома жертвы» – ее диагноз, как по мне.

Эпиком стал разговор с братом. Я спросила его о том времени:

– Стас, можешь подробнее мне рассказать, о том как было сложно в девяностые?

– В смысле? – спросил он.

– Ну, бабушка постоянно мне рассказывает историю о том, как отстаивала очередь за молоком и маслом, а ты стоял рядом и горько плакал.

– Наташ, не было такого. Ты чего? Она работала в МИДе у нее были связи и стоять в очередях не про нее.

Её времяпрепровождение с нами быстро закончилось. Отпуск подходил к завершению, нас нужно было куда-то девать, а также вытаскивать наших «родителей» из секты. Решение было принято быстро. Чтобы перекрыть все выходы и входы к этой секте, она продала квартиру в Москве, взамен купила однушку в Подмосковье. Почему однушку для четверых людей? Оказалось, что за «баумнской» квартирой тянулись огромные долги. За все время «родители» не платили по счетам, только занимали деньги у знакомых по всей столице. После продажи Московской квартиры, большая часть денег ушла на раздачу долгов, а на остаток была куплена и отремонтирована скромная однушка в Подмосковье. Сына бабушка пристроила на работу к мужу в компьютерную компанию под названием «Формоза», Анна продолжала сидеть со мной в декрете, брата пристроили в детский сад.

Вроде бы все хорошо звучит: «стали жить мы дружно»… Но, к сожалению, все оказалось не так радужно. «Родители» перестали пить, начали жить как полноценная семья. Но это продлилось недолго, Анна снова начала спиваться, таща Андрея за собой на дно. Бабушка старалась все исправить, обеспечивая их жизнь финансово, проводя беседы и надеясь на то, что деньги пойдут на меня и брата. Но все деньги утекали рекой алкоголя по их глотке.

Став взрослой, я поняла, что её покупки и подачки выглядели как «пожертвования».

Наверное, это связанно с тем, что моей бабушке, (Наталье Игоревне), было всего 16 лет, когда родился мой биологический отец. Его воспитывали Наталья Игоревна и её мама. Согласитесь, когда мама четвертый раз выходит замуж, это сильно подрывает ее авторитет в глазах сына. Плюс ко всему, она никогда не участвовала в его жизни, потому что нужно было самой учиться, строить личную жизнь и карьеру. Его воспитанием в основном занимались подружки Натальи Игоревны и родственники. Когда он подрос и забот с ним стало меньше, она брала его с собой на работу в круизы и, если к бабушке подкатывал очередной «хахаль», она просила Андрея называть её по имени. «Я тебе не мама. Я твоя подружка Наташа». Так в голове моего «отца» сложилась картинка, что она ему не мать, а «денежный кошелек, подружка», которая никогда его не бросит.

А бабушка продолжала искупать свои грехи разными способами. «Андрюша, не надо служить, там будут обижать», – говорила она и отмазала его от армии, купив военный билет. Не доучился? Бог с ним. Оплачивала даже экзамены, чтобы он получил диплом учителя математики. Не подумайте, он был не глуп, у него был математический склад ума, он умел все грамотно рассчитывать, и его тяга к программированию проявилась еще в детстве, но вырос к сожалению озлобленным мальчиком. Бабушка до сих пор себя корит за то, что не была с ним строга и исполняла каждый его каприз. Но что сделано, того не вернешь. Время не повернуть вспять…

Флешбек тоже жизнь…

Вернемся в прошлое. Детский сад. Помню его фрагментами. Я не знаю, кем по образованию была Анна, но каким-то чудесным образом она устроилась работать в садик помощницей поварихи.

Утро начиналось с того, что она с железными бидонами шла в магазин, набирала молоко, и мы шли в сад. Если мне не изменяет память, проработала она там недолго. Ее уволили за пьянство и опоздания на работу. С этого момента моя жизнь поменялась. Я часто оставалась в садике последним ребенком, потому что за мной не хотели приходить или… просто забывали о моем существовании. Пару раз мой брат пытался меня забрать, но ему не отдавали меня, потому что он был слишком мал. Я не раз ночевала с охранницей в садике, которая делилась со мной своим ужином, ночевала у воспитательницы дома или у соседей. Сейчас вы подумаете, как такое возможно? Поверьте, тогда раньше мало занимались неблагополучными семьями.

В детском саду я была проблемным ребенком: нервная, крикливая. Чаще всего забивалась в угол и молчала весь день. Играя с детьми, могла навредить себе или другим. К примеру: играя в догонялки, вписалась челюстью в угол детского стола так, что вывихнула зуб, и его пришлось удалять. Последствия: во взрослой жизни была искривлена челюсть полностью. Года в четыре меня повели в парикмахерскую прокалывать уши. Анна тогда заплатила пятьдесят рублей за это, а бабушка подарила мне золотые серьги в виде розочек. Что я сделала первым делом, когда пришла в садик? Правильно, начала хвастаться. Одному мальчику, видимо, это не очень понравилось, и в знак протеста он дернул меня за сережку так, что надорвал мне ухо. Крови было много, и день закончился в приемном покое. Дома Анна сидя на кухне покуривая сигарету, обмусоливала эту ситуацию со своей подругой:

– Надо было этого мальчика укусить.

– Ань, ну, не лучший совет ты даешь ребенку.

– Да она все равно тупая, не поймет.

Я Анну все-таки послушала и на следующий день в садике прокусила обидчику ногу до крови. Потом мальчика в другой сад перевели. От меня, наверное, подальше.

Вообще о моем состоянии здоровья особо не беспокоились. Привести меня в сад с высокой температурой было нормой. Однажды к тихому часу я стала плохо соображала, жаловалась на сильную головную боль. Воспитатель вызвала скорую и оповестила родителей. По приезду фельдшер осмотрела меня и сделала укол. Она была еще тем «подарком жизни», сделав мне укол так, что впоследствии развился абсцесс.

Судя по медицинской карте, первую операцию мне сделали в шесть лет. В тот день Анна тащила меня в сад, а я в очередной раз жаловалась на свое состояние здоровья.

– Заткнись, тварь, опять придумываешь, – сквозь зубы отвечала она на мою мольбу.

– Мам, мне сидеть больно, честно.– плача говорила я

Она положила меня на стул и, оголив мою пятую точку, только замахнулась рукой, чтобы всыпать мне по попе, но обомлела от увиденного. На моей ягодице зиял огромный абсцесс черного цвета. Вместо детского сада она в срочном порядке повезла меня в больницу, где ей огласили вердикт:

– Срочно оперировать.

Помню, что после слов врача она так плакала, обнимала меня, целовала… В тот момент я почувствовала себя счастливым ребенком. Ведь она делала, то что я так от нее хотела. Проявление любви.

Меня забрали в палату и стали готовить к операции.

– Раздевайтесь, – сказал врач.

Я стояла, краснела и не хотела этого делать при чужом дяде. Врач понял мое смущение, поэтому позвали медсестру. Она помогла мне раздеться, надела на меня огромный хлопковый халат и носки на подвязках. Выглядела я мягко говоря придурковато. Меня провели в операционную, медсестра помогла мне лечь животом на стол, в операционную стали заходить врачи.

– Холодно, – тихо пожаловалась я.

– Потерпи чуток, – успокаивала медсестра.

Врачи стали привязывать мне руки, и я начала вырываться и плакать.

– Не беспокойся, так надо, – гладя меня по голове, говорила медсестра.

– Зачем? – испуганно спросила я сквозь слезы.

– Чтобы ты не дергалась во сне, – тихим голосом продолжала она.

Мне поставили капельницу и попросили подсчитать до десяти. Один. Два. Три. Четыре. Я уснула. Даже помню, что мне снились. Будто я сижу дома перед телевизором и смотрю любимый мультик «Симпсоны», а вся больница – страшный сон.

Очнулась я от наркоза в палате под тремя одеялами, меня жутко трясло то ли от холода, то ли от наркоза, жутко болело горло. Позже узнала, что это была трубка для вентиляции легких.

К вечеру ко мне пришла Анна, подписала бумаги и забрала меня домой. Почему так сделала? Не знаю, но явно не из-за материнских чувств ко мне, возможно, боялась, что я пожалуюсь медперсоналу на нашу семью и у нее будут проблемы. Дома на меня забили болт, за раной никто не ухаживала, поэтому благодаря «любви» Анны у меня на память остался офигительный рубец на ягодице.

По мимо «любви» ко мне, Анна с Андреем часто проявляли ее друг на друге. Не стесняясь меня и брата, они ругались, громили квартиру или уничтожали друг друга. Так как брат был по старше и мозговитее, он сбегал из дома, оставляя меня одну. А мне в свою очередь попадало во время их разборок. Все, что оказывалось у Анны под рукой, летело в Андрея: будь то чугунная сковородка или старинная икона с металлическим подрамником. Когда я понимала, что накал ругани дошел до предела, я взбиралась на верх шкафа и начинала громко плакать. Анну это раздражало:

– Иди успокой свою маленькую тварь, – обращаясь к Андрею, кричала она.

Анна частенько любила унизить или упрекнуть меня моим существованием:

– Мне тебя в коленях не дали зажать. Я тебя ненавижу. Чтоб ты сдохла.

И все в таком духе.

Вы не представляете, как это было больно слышать. Родная мать говорит это своему маленькому ребенку. Мало того, что говорит, так еще и показывает своим отношением.

Когда была маленькой, во всем винила только себя. Я виновата, что они ругаются, я виновата в том, что появилась на свет. Я ненавидела себя.

Лучом надежды в моей жизни была бабушка, которая забирала нас с братом на выходные к себе в Москву. Это были самые беззаботные для нас дни. Нас баловали, любили, кормили сладостями. Это был просто рай. А когда выходные заканчивались, за нами приезжала Анна (чаще всего в пьяном угаре) и требовала нас отдать ей. От страха я пряталась за диваном и молилась о том, чтобы хоть еще немного побыть рядом с бабушкой, но у нее не было выбора: ей нужно было работать, а с нами оставаться она долго не могла. Ей работа была всегда важнее, и я считала в детстве это нормой.

Когда выросла, мне хотелось найти ответы на вопросы. Почему она не забрала нас? Почему оставила у родителей-психопатов? Тогда я спросила у бабушки:

– Почему ты не забрала меня от них? Ты же видела, что они не меняются.

Но бабушка находила тысячу оправданий. То ее супруг был против меня, то на работе не давали разрешения, то школа слишком далеко. Обидно? Сейчас да, но будучи ребенком я не обращала внимания ведь за горой украшений, подарков, сладостей я этого не замечала и считала нормой. Ребенком я многих моментов не понимала и считала свою бабушку второй мамой. Я так в принципе ее и называла: «Мама Наташа». Я искреннее ее любила: от нее я получала, то чего мне не давала Анна.

Несмотря на обеспеченную бабушку, мы с моим братом находились за чертой бедности. Проживали в маленькой однушке, комната в которой визуально была разделена шкафами: левая зона предназначалась для нас с братом, правая – для «родителей». Слева стояла двухъярусная кровать, которую подпирал поцарапанный шкаф, а напротив кровати стоял рабочий стол. В правой зоне располагалась «кровать», сделанная из старого красного дивана и спрятанная за длинным сервантом. Напротив, кровати стоял небольшой шкаф с огромным старым телевизором, а еще трехколесный черный перекатной столик. Комнату украшали настенные красные ковры (те, в которые можно часами залипать), плакаты техники и шторка из бисера. Кухня была маленькая, квадратов, наверное, шесть. Но в ней помещалось старое красное кресло, кухонный стол и серо-белый кухонный гарнитур, а под окном был встроенный «мини-холодильник», где чаще всего Анна прятала выпивку…

У двери в кухню была стеклянная зеленая ручка, через нее можно было видеть, что происходит за дверью, чем в принципе мы частенько пользовались с братом. Санузел соответствовал габаритам квартиры, небольшой и убитый, прокуренный и пропитанный запахом кошачьего туалета. В двери туалета была сделана прорезь для домашних питомцев, которых было около десяти. У Анны был фетиш таскать кошек то с кладбищ, то с улицы. Чуть позже брату на день рождения подарили собаку (дополнение к нашему зоопарку), породы карликовый пудель и дали кличку «Джумаджи». Задается вопрос:

– Как такое количество живности и детей питалось и жило в одном помещение?

Я не особо помню. Но в моей памяти остался запах кошачьей мочи, который был абсолютно везде. Порой в квартире было невозможно дышать. Кошки были повсюду, и если лоток был забит, то они справляли нужду на наши вещи и мебель. Самое интересное: у кошек всегда была еда. А вот нас с братом периодически морили голодом. Анна не любила стоять у плиты, но если такое случалось, то это был либо какой-то праздник, либо перерыв между запоями. К примеру, я отчетливо помню Новый год. Наверное, это был единственный праздник, когда мы отмечали как настоящая семья. Андрей наряжал елку, пока Анна мельтешила на кухне: варила холодец, резала салаты и запекала курицу в духовке. Мы в тот момент с братом в праздничных нарядах бегали по квартире и радовались приближающемуся празднику. Когда садились за стол, слушали поздравительную речь президента, нам наливали вкусную газировку, и мы как взрослые чокались бокалами. Наверное, будет звучать странно, но вкус той газировки я помню до сих пор. Виноградный… одновременно приторно-сладкий и немного отдающий кислинкой. Мелочь, но тогда она вызвала у меня большое количество радости и счастья. После мы пошли гулять на улицу с соседями в ближайший парк и на огромном фонтане строили огромного снежного пса.

Иногда Анна баловала нас вкусными завтраками. Рецепт одной из вкусняшки был очень прост – это когда молоко, яйца и сахар взбиваешь, обмакиваешь белый хлебушек и жаришь на раскаленной сковородке. Однако есть и грустный момент, связанный с готовкой Анны. История, которая могла стать для меня фатальной.

Помню, взрослые снова поругались… Мы с братом сидели на кухне, ели картофельное пюре с жареной курицей. Анна курила около окна и возмущенно жаловалась своей подруге на неудачный брак и мужа-дебила. В какой-то момент я поняла, что порцию, которую она мне положила, я не осилю:

– Мам, я не хочу кушать, – тихо сказала я

Она презрительно на меня посмотрела, закатила глаза и крикнула в сторону двери:

– Андрей, иди покорми свою дочь.

На кухню зашел спокойный Андрей. Посмотрев на меня, он молча взял в кулак мои волосы и стал бить лицом о тарелку. Продолжалось это до тех пор, пока из моей головы не начала сочиться кровь. Увидев это, он швырнул мою голову на стол и вышел из кухни. Дальше сумбурные воспоминания. Крик. Меня тащат за руку в ванную комнату (как я передвигалась сама не понимаю), моют мою голову в воде, вытаскивают осколки из лба, залив все зеленкой и налепив большой кусок пластыря, бросили около «родительской кровати». Анна ушла на кухню прикладываться к бутылке, а я продолжала сидеть у кровати и смотреть в потолок. Андрей придвинулся ко мне ближе и тихо прошептал:

– Надо было тебя добить, тварь.

Честно? Я ждала смерти. Я хотела, чтобы это все закончилось.

В тот вечер никто не вызвал мне скорую, никого не волновало, умру я или нет. Сейчас на моем лбу вдоль виска находится внушительный глубокий шрам, напоминающий тот страшный ужин, который мог стать для меня последним.

Чаще всего, когда Анне было влом готовить, она покупала нам дошираки. И при том чем острее, тем лучше. Все в детстве читали книгу «Все тайное становится явным»? Где мальчик выкинул кашу на улицу, и она попала на шляпу прохожего?

Думаю, да.

Когда Анна отлучилась с кухни, я быстро встала на подоконник и вывалила эту дрянь за окно. Спустя пару минут в квартире раздался звонок. Там стояли две девушки, которые громко возмущались, что им на голову прилетела лапша быстрого приготовления. Анна долго перед ними извинялась и, когда закрыла за ними дверь, громко крикнула на всю квартиру:

– Где ты, маленькая тварь?! Я тебя сейчас уничтожу.

Забившись под кровать, я зажмурила глаза и перестала дышать на мгновенье, в надежде, что она меня не найдет. Через пару минут криков и матерных слов в мой адрес, она спустилась на колени и вытащила меня за ноги из-под кровати. Я стала громко плакать и молить о пощаде:

– Мамочка, пожалуйста, не надо. Я так больше не буду.

Но она тащила меня за ногу на кухню и продолжала кричать:

– Жрать не хочешь, сука, – закричала она и ударила меня головой в стол.

Я вскрикнула от боли и схватилась руками за голову. Анна резко остановилась и вышла на пару минут из кухни. На крик прибежал брат и встал рядом со мной. Она зашла обратно, держа в руках топор:

– Клади руки, тварь, сейчас я тебе их отрублю. Нечего выкидывать еду на улицу! – замахиваясь топором, кричала она.

Я стала громко плакать и умолять этого не делать, но при этом послушно положила руки на стол. Она схватила меня за запястье и стала примеряться топором. Мой брат с полными глазами слез не выдержал этот и встал передо мной:

– Мам, умоляю не делай этого!

Она посмотрела на него озадачено, обняла и сказала:

– Ладно, ради тебя не буду.

Хотя бы его она любила.

Когда родители уходили в запой, мы с братом оставались одни без продуктов и средств существования, а так как он был меня старше меня ответственность за все нес только он.

Помню, как-то летом родители ушли в очередной запой. Стас напросился подрабатывать в местную лавку арбузов и дынь.

– Вечером буду дома, никуда не выходи, никому не открывай. Поняла? – поучая меня. спросил Стас.

– Угу! – Ответила я

Брат ушел, а я целый день провела за просмотром телевизора, пока к вечеру не отключили свет. В тот день в городе произошла авария на электростанции. Я испугалась и решила надеть на себя все, что было под рукой, и пойти искать брата на улице. Стала кричать на всю улицу:

– Стас!

Он же не мог далеко уйти работать? Неужели он меня бросил?

Детский мозг в голове фантазировал ужасные картинки, а темнота на улице прибавляла ужаса. Темный двор, я иду одна и зову брата. Наверное, он меня ругал, когда нашел, я, к сожалению, этого не помню. Зато помню вкус жареной картошки с яйцами, которую он приготовил для нас. Мы смотрели мультики, ели и наслаждались спокойствием в доме.

Он не был плохим братом, хоть и разница в возрасте сказывалась на нашем отношении к друг другу. Вообще, будучи маленькой, я мечтала, что, когда вырасту, выйду за него замуж. Ведь он такой у меня красивый.

Периодически он играл со мной в войнушку. Мы жарили хлеб на газовой плите, макали в масло с солью и представляли, что находимся где-то в лесу, а это полевая еда. Так как комната была визуально поделена шкафами, мы распределили наши военные территории. Я растягивала одеяло на «родительской» стороне, а он – на нашей. Это были стены нашей базы. Из конструктора мы слепили себе пистолеты, а остальные игрушки служили нам гранатами. Сквозь смех и детские писки мы кидались в друг друга игрушками и озвучивали звуки автоматной очереди.

Еще одним развлечением нашего двора была игра в фишки, битки и соты. Какие же были времена! Стас умело обыгрывал друзей во дворе и притаскивал домой огромные пакеты различных пластиковых кружочков. Рельефные, с покемонами и героями различных мультфильмов… Я с жуткой завистью сидела дома и рассматривала его пожитки, но самыми легендарными считались черные пластиковые биты с перламутровыми рисунками «Мортал комбат».

В моменты, когда брат уходил из дома, и я оставалась одна с пьяными родителями, мне приходилось выживать. Чтобы себя прокормить себя, я попрошайничала на улице и периодически подворовывала мелочь в детской раздевалке. Осуждаете? Пускай. Я пыталась выживать и делала это как могла… В магазинах воровала дешевые булочки себе на завтрак, а когда родители детей сдавали деньги на школьные нужды, таскала из журнала по мелкой купюре. Может быть, моя учительница младших классов знала, что это я, но никогда не говорила мне и всему классу, что сумма стала меньше. Я и так была изгоем, а, узнав правду, могли до смерти заклевать за воровство.

На меня настолько не обращали внимания «родители», что я могла себе позволить гулять на улице до позднего времени. Какая разница? Меня дома никто не ждал. Гуляла я с друзьями по двору. Развлечения у нас зависели от времени года. Зимой мы прыгали по гаражам или катались в большой деревянной катушке. Объясню, как это было. Мы находили строительную деревянную катушку, выбивали в середине пару балок и залезали внутрь. Там были металлические распорки и за них было удобно цепляться. А теперь представьте: двое или трое шестилетних детишек внутри этой штуки катятся в поле. Психи! Зато как нам было весело. Прыганье по гаражам было не менее безопасным занятьем, но нас это не останавливало. И крыши у нас под ногами проваливались, и мы соскальзывали вниз, падали, ударялись, бились, царапались и рвали одежду. Но однажды, я прыгнула с крыши в снег так, что чуть ли не лишилась жизни. Я стояла по пояс в снегу и смотрела на штырь, который торчал передо мной. То есть, я как шашлычок могла насадиться на эту арматурину. После той ситуации я завязала с зимним развлечением.

Летом мы играли в ножики и лазали по деревьям, ходили на заброшенный госпиталь КГБ и придумывали различные страшилки про сатанистов. (Кстати, его снесли в 2015 году).

Во дворе мы нашли заброшенный гараж «ракушка» и устроили там тайный штаб. Для ребенка иметь что-то сокровенное, о чем знает только узкий круг лиц, было самым неописуемым достижением. Так как мы были детьми, фантазия играла у нас очень бурно. Поэтому мы придумывали различные истории, рассказывали их друг другу и свято верили в них, а наш штаб был нейтральной территорией, куда никто не мог проникнуть.

Помню один день, когда я была в центре внимания своей компании. Анна дома проводила различные обряды с книжками, свечами и картами. Рисовала пентаграммы на полу, жгла свечи и раскидывала карты. В ее закромах я нашла потрепанную книгу «Черной и белой магии». Там было много различных рисунков и прочей магической хероты. Стащив книгу из дома, я стала хвастаться ребятам во дворе.

– Гляньте, что я нашла у себя дома, – восторженно сказал я друзьям, показывая им книгу.

Мы целый день как ненормальные бегали по двору с палками, рисовали круги на земле и читали непонятные заклинания. В тот день ко мне было притянуто большое количество внимания, я считала себя центром вселенной. Это было безумно приятное чувство – на мгновенье стать значимой среди всех. Но спустя пару дней ребятам надоела эта игра, и мы сожги книгу от греха подальше.

В детстве у меня была близкая подруга Оля. Она познакомила меня с заброшенным госпиталем и местными байками, которые я потом рассказывала друзья во дворе. Подогревала мой интерес рассказами о том, что там бродят сатанисты, которые воруют детей и вырезают им сердца. Как они проводят обряды, сжигая животных и поедая их органы. А мне ведь интересно.

Господи, какая же я была идиотка!

Меня тянуло на всякие дебильные приключения, и я не осознавала последствии совсем.

Территория госпиталя была огромная и занимала порядка 60 га. Если смотреть с высоты птичьего полета, то выглядел он полукольцом, имеющий ответвления. Везде разная высота этажей: в одной части здания – семь, в другой – двадцать. Ещё несколько этажей уходило в землю. По рассказам местных жителей, стройку забросили в 1991 года. Планировался реабилитационный центр госпитального вида на 3000 тысячи койко-мест. Так как строили для военных целей, после прекращения стройки долгое время вывозили оттуда бумаги, аппаратуру и тд. По территории, да и в принципе за забором ГОСА (так местные жители называли это место), валялось огромное количество стройматериалов. При постройке участвовало пять кранов. Разбирали их постепенно, последние демонтировали в начале 90-х, но предпочли оставить мостовой на том месте, где он замер в последний раз. Высотой он был в три-четыре этажа, а крепкую конструкцию удерживала бетонная плита с тросами около шасси.

Старшие ребята часто развлекались на этом кране. Найдя пожарный рукав, они привязали его к стреле крана – получилась импровизированная тарзанка для экстремалов. Когда их там не было, мы с Олей частенько на ней катались. Я до сих пор помню ощущения полета. Когда земля, деревья у тебя под ногами, и ты летишь. Чувство свободы, хоть и мимолетное, втягивало как наркотик. Всегда думала, почему взрослые боятся всего на свете? Да потому что, будучи ребенком, ты не осознаешь, какие могут быть последствия и травмы. К сожалению, или к радости, кататься нам удавалось не так часто, как хотелось бы. Поэтому мы находили другое развлечение рядом с ГОСом. Около заброшенного здания находилось небольшое озеро, у которого было странное название «Му-му». По рассказам, там утонула корова, поэтому к озеру и прилипло такое прозвище.

Многие там не купались из-за страха утонуть и увязнуть в иле, поэтому местные ребятишки мастерили плоты и плавали на его поверхности. Брался деревянный паллет, на котором перевозят грузы, в него напихивались пустые пластиковые бутылки (чем больше – тем лучше). Мы с Олей подрезали свободный плот и катались на нем вдоль озера, но в один из жарких июльских дней нашу идиллию нарушили мальчишки. Они требовали, чтобы мы отдали им плот:

– Девкам нечего делать на нашем плоту! – Кричали они.

– А ты попробуй отбери! – Кричали мы в ответ, высовывая языки и передразнивая их.

В ответ на такое нахальство мальчишки вплавь до нас добрались и опрокинули с плота. Мы, поверженные и промокшие, выползли на берег. На улице стояла адская жара. Ничего лучше в голову не пришло, как пойти на кран и посидеть в кабинке крановщика: обсохнуть и передохнуть. Поднявшись на вверх, мы сняли вещи и развесили их по кабинке. Повесив свою мокрую футболку, я вгляделось в поле и не смогла оторвать своего взгляда. Поля… Они не имели ни конца, ни края, цвета были такие насыщенные! И этим завораживали моё детское мышление. Я смотрела вдаль на голубое небо, которое соприкасалось с цветочным полем, переходя из голубого в красный, зеленый, жёлтый…

Вообще Оля была лидером в нашей паре и постоянно любила говорить о себе. Какая у нее классная жизнь и тому подобное. Чтобы совсем показать свое превосходство, она приглашала меня к себе домой. Приходя к ней домой, я сидела и наблюдала за тем как, она играет в Sims на компьютере. Жила она в частном секторе не далеко от квартиры моих «родителей». Дом у нее был двухэтажный, голубого цвета, отделанный пластиковым сайдингом. У окон белые резные наличники, серая черепичная крыша и маленький придомовой садик в виде яблони и вишни. Хорошо помню ее комнату, которая находилась на втором этаже. В ней постоянно был бардак из ее вещей и детских игрушек. В комнате было все, что нужно маленькому ребенку: большая кровать, вместительный шкаф с зеркалом во всю дверь, угол для игрушек и рабочий стол с компьютером. У нее была любимая собака – старенькая такса, с которой мы часто гуляли. Казалось, у нее действительно была идеальная жизнь: своя комната, где она могла закрыться от взрослых и побыть одной, заботливая бабушка, которая постоянно меня кормила и давала с собой горстку сладостей… Я считала ее самой крутой, ведь у нее было то, чего не было у меня.