Loe raamatut: «Чужая душа»

Пролог о множестве третьих лишних

I

– Ксюша, что ты так на меня смотришь? Ровным счетом ничего не случилось. Я тебе правду говорю. Ну что ты меня буравишь, как рентгеном? Все нормально… просто немного прогулялся. Ветер на улице… волосы растрепались. Все нормально, Ксюша, я тебя уверяю.

– Правда? А мне кажется иначе, Алеша. Ты, знаешь ли, бледен, как вот эта стена. Ее недавно оклеили белыми обоями, видишь?

– Да не слепой. Ладно… давай ужинать.

– И ты ничего не хочешь мне рассказать? Ничего?

Секунды молчания капали, как воск с горящей свечки. Наконец он сказал:

– Я встревожен. Я сегодня видел…

– Не будем! – вдруг перебила она. – Не стоит! Я погорячилась. Я поняла, о ком ты… Не будем портить аппетит, эта тварь того не стоит.

Он поужинал в молчании. Она неотступно наблюдала за ним, и, когда он отложил вилку и та, плавно соскользнув с края стола, ткнулась в линолеум, Ксения проговорила:

– И все-таки ты не должен держать это в себе. Расскажи, что она тебе наговорила.

– Не в словах Милы дело! – выдохнул он и вдруг поднял на нее отчаянно бледное лицо с тревожными антрацитовой черноты глазами…

II

– Уже утро. Ты не боишься, Алеша?

– Еще не разобрался.

– Ты не забыл, что нам надо ехать за кольцами? В ювелирном отложили. Твоя мать…

– Да чтоб ее! – буркнул он. – Твою мать, мою мать! Нет ничего несноснее и обременительнее ее заботы! Ты еще увидишь, как ловко она будет торговаться в магазине!.. Три года «челночничества» никуда не денешь, даже если теперь мадам катается на джипаре!

– Ты, Алеша, лучше поешь, – тихо сказала она. – День у нас сегодня ответственный. Все-таки два дня до свадьбы осталось.

III

– Алешенька, дай-ка я теперь примерю тебе, сынок! Ну аккурат по пальцу! У тебя пальцы тонкие, как у пианиста! А вот Кольке, мужу моему, твоему отцу то есть… ну никак не могли подобрать кольца впору! Колька, он же когда принял бригаду на лесопилке, так у него ручищи стали, что твои… эти… клешни у краба! Во Владивостоке…

– Тише, не говори под руку! – перебил он. – Сам знаю.

– Что знаешь? Ничего ты у меня не знаешь! Ты еще совсем ребенок у меня!

– Не говори глупостей, мама… какой ребенок? Мне уже двадцать три года.

– Вот именно, вот именно! А ты говоришь, что не ребенок. Да! Двадцать три года! Да я в твои годы еще в куклы играла, вот что! Алеша, – она осторожно оглянулась, кося взглядом, – а может, не надо оно, чтоб?.. Ведь эта твоя, Ксения которая, она же… ну, на четыре года тебя старше! К тому же еврейка!

– Да откуда ты взяла? Никакая она не еврейка.

– А, не скажи! Ты вот не знаешь, а я знаю. Ты и понять не успеешь, кто она такая, как опутают! Я этих жидов знаю! Без мыла в жо…

– Ну хватит тебе! Глупости какие, чушь собачья!! Евреи! Да по мне хоть коми-пермячка или корячка, все едино!

Перед его глазами тотчас же возник сосисочный палец родительницы, озабоченно покачивающийся в режиме маятника:

– Нет, ты, сынок, так не говори все равно! Без разницы – это когда помирать пора, а сейчас ты еще молодой, зеленый совсем! Еще жареный петух тебя в задницу не клевал, а Ксюшка твоя – она тертая, она знает, что почем.

– Я тоже знаю, мама. Отнеси в кассу одиннадцать тысяч пятьсот за кольцо, кстати.

– Не доведет она тебя до добра, не доведет. Видала я ее знакомых. Пробу ставить негде, да татуировка ишшо на плече, как у… Может, перенесем, сынок?

– Да поздно уже! Пригласительные раздали, гостей пригласили, банкетный зал арендовали – все!! С концами!.. И ты, мама, не мельтеши, не суетись. Я уже не маленький, чтоб меня за ручку хватать и тащить. Взяла моду. «Маленький»! Какой я тебе маленький?

IV

– Добрый день. Гражданин Ельцов, Алексей Николаевич?

Он вздрогнул, пятнами стала проступать бледность, и ниточки бровей поползли медленно вверх:

– Да… я. Но в чем, это… простите…

– Гражданин Ельцов, проедемте с нами. Вам объяснят. Только на место приедем, и все объяснят.

– Товарищ милиционер, да как же так, да за что же моего сына?.. Он же… мухи же… даже…

– Да муха в деле и не фигурирует, тут вы абсолютно правы, гражданка. Пройдемте, Ельцов.

– Да что вы тащите его за руку! Не надо тащить, он ни в чем не виноват! У него свадьба завтра, а вы тащите! Да что же это такое в самом деле? Сынок, кто они? Это твои друзья над тобой подшутили, может? У дружка твоего, у Жорки Куценко, всегда идиотские шуточки были… помнишь, он ворону поджег и тебе в форточку пустил, когда ты к контрольной… Да что же это? Ксюшка, а ты что молчишь, дура!!

– Это недоразумение, – холодно сказала Ксения. – Это недоразумение. В чем причина задержания, товарищ старший лейтенант?

– Серьезная причина, серьезная. А остальное мы не уполномочены… не хватайте меня, гражданка! Разошлась! Костылин, подержи ее… ну чистый танк, так и прет! Садись, Ельцов! Давай!! Поехали!

– Да что же это такое? Забрали! Увезли! Это из-за тебя, стерва? Говори, говори! Почему его увезли! Твои дружки-бандюганы? Думаешь, я не знаю, с кем ты дружбу водишь, проститня подзаборная? У-у, швабра бесстыжая! Сиськи-то выпятила, думает, все без разбора к ней валиться будут! Вот и погубила!

– Вы не правы, Валентина Андреевна. Я не…

– Да что ты мне тут втираешь, жидовка пархатая? Тварь! Так просто его бы не!..

– Пошла на…, корова.

Валентина Андреевна выпучила глаза, став похожей на глубоководного краба. Развернувшись, Ксения сбежала по ступенькам ювелирного магазина и, горделиво выпрямившись, бросила свое элегантное тело в седой, клочками, холодный, влажный туман, ползущий по глухо гомонящей московской улице…

Глава 1

Проблема, вставшая передо мной, была поистине чудовищна. Только что шарпей Счастливчик, заведенный моим боссом, его супругой Валентиной и их отпрыском Потапом, сожрал несколько листов из важной документации, приложенной к только что раскрытому делу. Документы должны были отправиться в архив Родиона Потаповича Шульгина, моего непосредственного шефа, но в том виде, в каком оставили их челюсти ненасытной твари, это было решительно невозможно. И теперь мне предстояла серьезная и, что самое печальное, тягомотная миссия – восстановить все документы.

Разумеется, о мамаевом набеге Счастливчика босс еще ничего не знал. Он сидел в своем кабинете и шарил в Интернете. Я всегда удивлялась той чепухе, которую он оттуда выуживал. Удивительное дело: очень умные люди зачастую имеют глупейшие хобби. Они могут коллекционировать обертки от туалетной бумаги или с пеной у рта спорить об итогах тараканьих бегов. Интеллектуальнейшие люди остаются детьми до гробовой доски. Достаточно вспомнить Альберта Эйнштейна и его знаменитое фото с высунутым языком. Выражение лица на данном снимке не поддается описанию; наверно, даже калимантанский гориллоид в брачный период смотрелся бы гигантом мысли на фоне творца теории относительности. А ведь это один из выдающихся умов двадцатого века.

Мой босс, конечно, не Эйнштейн, но тем не менее человек, бесспорно, обладающий аналитическим умом. Но это не мешает ему зачастую вести себя как дитя малое. В данный же момент босс всецело окунулся в две проблемы глобального масштаба, полностью закрывшие от него весь остальной мир. Первая проблема была сопряжена, естественно, с его сыном Потапом, которого по-простецки именовали Тапик. Так вот, Тапик, конечно, милый ребенок, но Родион окружил его таким ореолом заботы, что нормального человека начинает тошнить. Купил ему какую-то коляску с катапультой и сонм навороченных игрушек, в инструкциях к которым даже Валентина разобраться не может, не говоря уж о малыше!

Проблема номер два, вошедшая в покрытую кудрявыми локонами мудрую голову моего босса, была еще более несносна и непостижима. Мужчины вообще странные люди. Ругая женщин за просмотр мыльных сериалов, затяжные рейды по магазинам, болтовню по телефону и общую несознательность, они тем не менее с отрешенно озабоченным видом смотрят футбольные матчи, что лично у меня ничего, кроме недоумения, не вызывает. Двадцать два здоровенных мужика, на которых впору пахать на тракторах, носятся по полю и пинают несчастный затравленный мяч, которому некуда деться, кроме как в ворота.

Начался какой-то там чемпионат мира среди этих мячененавистников, и босс прилепился к экрану. Он смотрел он-лайновские трансляции матчей и при этом обсуждал перипетии игр по двум телефонам сразу. После, по их понятиям, глобальной схватки Англия – Аргентина он попытался обсудить ее даже со мной, через слово поминая некоего Бэкхема. Но номер не прошел. Босс, не оценив моего равнодушия, спрятался в своем кабинете, а через час вышел довольный и явно под коньячными парами.

– Есть такая старинная английская мудрость, – изрек он, назидательно воздев горе указательный палец, с видом умудренным и загадочным. – Так вот, англичане говорят, что в жизни настоящего мужчины есть три радости.

– Записывать? – спросила я оглушающе серьезно.

Босс передернул щуплыми плечами:

– Конспектировать! Так вот, первая радость, и самая главная, – это футбол.

Я саркастично улыбнулась.

– Вторая, – продолжал он, – это такая английская игра, называется крикет… в этой игре даже предусмотрено время для ланча и ужина. Так вот, крикет они называют второй радостью в жизни настоящего мужчины.

Я подозрительно посмотрела на него, неизбежно ожидая подвоха. У босса довольно своеобразное чувство юмора, и основное его своеобразие состоит в том, что оно крайне редко проявляется.

– А третья радость в жизни настоящего мужчины – это пиво, – закончил он.

– Позвольте, босс, – произнесла я, – вы сказали: футбол, крикет и пиво? Ладно, оставим думы о вашем излюбленном коньяке. Но если речь идет о настоящем мужчине, то как там насчет женщин?

– А как там насчет женщин?

– Ну да.

Он улыбнулся:

– Видишь ли, Мария, англичане в ответ на вопрос: «А как же женщины?» – с милой англосаксонской невозмутимостью отвечают: «Женщины? Да, припоминаю. Это после пива».

В ответ я могла только презрительно улыбнуться, а потом как бы между делом пересказать старинную английскую мудрость Валентине. Она ее живо оценила, что я поняла из остолбенелого выражения лица босса, с коим он бессменно проходил два дня.

…Я запустила уцелевшие от зубов Счастливчика документы в сканер, и тут взревел звонок у входной двери офиса. Предыдущий, с пятнадцатью мелодиями, сломался, и босс прикупил где-то нынешний, установленный всего два дня назад. Стоило чуть тронуть кнопку этого аппарата, и он рождал звук, который, верно, не смог бы выдержать даже Бетховен, хотя он и был глухим. Ума не приложу, где босс мог выкопать подобного монстра среди россыпей новых благозвучнейших систем.

Я включила видеофон. Да, верно. К нам, в офис детективного бюро «Частный сыск», кажется, пожаловал посетитель.

Точнее, посетительница.

Впрочем, разобраться в этом сразу мне не удалось. Лицо, пожаловавшее к нам в офис, по габаритам напоминало трехкратного олимпийского чемпиона Александра Карелина, но уж никак не слабую женщину. Габариты посетительницы явно превышали нормы лица женского пола. По крайней мере если это лицо не входит в женскую лигу рестлинга, забавы которой комментирует Николай Фоменко.

На ее легкую серую ветровку пошло ткани не меньше, чем на чехол для легкого танка.

– Добрый день, – сказала я. – Вы по какому вопросу?

Дама, встав в профиль, косо уставилась в глазок видеокамеры с тем выражением, с каким дикарь мумбо-юмбо смотрит на заработавший радиоприемник. Мне пришлось вторично поинтересоваться, кого это принесло в нашу скромную контору, и лишь тогда колосс в ветровке окончательно развернулся, показав в дверном глазке свое круглое лицо, и проговорил неожиданно тонким голосом:

– Шульгина Родиона Потаповича я могу видеть? Частного детектива… Э-э-э… детективное бюро «Частный сыск», правильно у вас тут на табличке написано?

– Правильно, – сказала я.

– Так я могу войти? – трогательно улыбнувшись, поинтересовалась посетительница.

– Можете, – сказала я, прикидывая, влезет ли клиентка в дверной проем так, чтобы не сломать дверные косяки, – прошу вас, входите. – И я тронула на панели кнопку, деблокирующую замок двери.

Госпожа Ельцова проникла в двери нашего офиса с первой попытки. То, что она сделала это бочком, не считается. Увидев меня (я вежливо поднялась ей навстречу), она пискляво затарахтела что-то о крайней неотложности своего дела и о том, что время не терпит.

– Дело идет о жизни и смерти, – проговорила она, и ее толстые щеки подпрыгнули. Меж этих массивных щек длинный коршуноподобный нос казался ненужным вислым придатком.

– Вы еще не знаете, что…

– Простите, – прервала ее я, – все дело в том, что вам следует пройти в кабинет моего босса.

Госпожа Ельцова неуклюже потопталась на месте.

– Правда? – произнесла она с нотками отчаяния. – Ах, ну да… вы же не можете быть Шульгиным… это же мужчина, как я сразу не… не того.

Я связалась с боссом и, когда он, с неохотой оторвавшись от монитора, дал по селектору отмашку звать посетительницу, подошла к двери его кабинета и отворила ее, пропуская госпожу Ельцову. Она ввалилась в дверной проем с грацией тяжеловеса, отдавив мне ногу. Проникнув в кабинет, слониха неуклюже извинилась и стала осматриваться по сторонам, не замечая невзрачной фигуры босса, едва видневшейся из-за массивного стола.

– А ваш шеф… он скоро придет, да? – спросила она.

Родион смотрел, кажется, иронично. Мне же было совсем не до смеха: своим пудовым касанием посетительница разболтала мне супинатор на левой туфле, быть может, он даже лопнул. Так что, по всей видимости, новую бутиковую пару обуви предстояло отнести на свалку.

Сказать, что я была раздосадована, – это просто ничего не сказать.

После того как визитерша уселась на диван, предназначенный специально для посетителей, босс все-таки обнаружил свое присутствие в кабинете.

– Чем я могу быть вам полезен? – вежливо осведомился Родион Потапович, подозрительно косясь на издыхающий под телесами клиентки диван. В свое время этот диван выдерживал нагрузки просто-таки гигантские, к примеру, на нем сидел банкир Краснореченский по прозвищу Толян Два Центнера со всей охраной в придачу.

Но наша посетительница, верно, входила в еще более грозную весовую категорию.

– Уф… Родион Потапович?

– Совершенно верно, – учтиво подтвердил босс и даже голову склонил в знак согласия. – С кем имею честь?

– Меня зовут Валентина Андреевна. Валентина Андреевна Ельцова. Уф!..

– Очень приятно, Валентина Андреевна. С чем же вы к нам пожаловали?

– Я попала в чудовищную ситуацию, Родион Потапович, – объявила Валентина Андреевна и промокнула уголок левого глаза платочком. – Невероятную просто.

– Это я усвоил, продолжайте, – кивнул босс. – В чем суть вашей проблемы, гражданка Ельцова? Я вас очень внимательно слушаю.

Ельцова подозрительно оглянулась на меня. Ее щеки снова подпрыгнули.

– А… – начала она.

Родион поспешил ее успокоить:

– Не волнуйтесь. Это Мария, моя ассистентка и компаньон. Если у нас все сложится, то ваше дело будет вести она, а за мной – лишь информационное и аналитическое обеспечение. Так что говорите смело.

– Но… как же…

– Валентина Андреевна, я понимаю, что вы хотите открыть вашу проблему минимальному числу людей, но Мария как раз и попадает в этот необходимый минимум.

– Да, да, – кивнула она. – Хорошо.

Я уселась на диване в некотором отдалении от нее. Откровенно говоря, мне хотелось, чтобы у нас не «сложилось», пользуясь обтекаемыми формулировочками босса. Эта перекормленная Валентина Андреевна не понравилась мне с первого раза. Не люблю чрезмерно мясных людей. Они или очень добрые, или очень злые, но в любом случае от них очень много шума и треснувшей мебели.

– Родион Потапович, вы, наверное, слышали об убийстве Таннер… вдовы банкира Таннера из Немецкого банка? – проговорила Валентина Андреевна.

Родион нахмурился. За последнее время он слышал мало чего, что выходило за границы очерченных мною двух основных тем: Тапика и чемпионата мира по футболу-2002.

Я пришла к нему на помощь:

– Вы должны были слышать, босс. По телевизору и в газетах… да и весь Интернет, верно, наводнен. Это, кажется, было совсем недавно? Позавчера, не так ли?

Ельцова закивала:

– Да, да. И в этом убийстве обвинили моего сына. Теперь он находится в следственном изоляторе. Но он никого не мог убить. Он неспособен на убийство, он с детства очень мягкий и душевный человек… он…

– Валентина Андреевна, – мягко прервал босс сетования госпожи Ельцовой, стремительно и верно переходящие в обычные старушечьи причитания, – успокойтесь и излагайте все по порядку. Может, вам стакан воды? Сигарету, сигару?

– Н-нет. Спасибо. Со мной бывает… вы не обращайте внимания. Если только… коньяку? Стопочку, и…

– Это можно. – Босс, как фокусник, извлек буквально из ниоткуда бутылку «Хеннесси», ловко кувыркнул ее в руках, наливая. – Мария, будь любезна, передай Валентине Андреевне.

Ельцова выпила и продолжила:

– У него, если бы все сложилось иначе… сегодня должна быть свадьба. Понимаете? А ее, Татьяну Оттобальдовну, мою старую подругу, убили за два дня до свадьбы Алеши. И его… представляете, и его обвинили в ее смерти… в том, что он убил ее, Таннершу… Таню Оттобальдовну! Понимаете?

– Пока что нет, – терпеливо сказал босс. – Вы излагайте, Валентина Андреевна, не волнуйтесь. Все нормализуется. Коньяк хороший.

Коньяк-то, может быть, был и хороший, но он не внес ясности в тот вопиющий сумбур, что, по всей видимости, бушевал в голове нашей массивной гостьи. Гражданину Шульгину с его аналитическим складом ума и прекрасно подвешенным языком хорошо говорить: излагайте. А у Ельцовой получалось плохо. Давил жир, давил страх, на сердце лежала большая холодная жаба.

Сказать, что говорила она бестолково, – это ничего не сказать. Иногда у меня создавалось впечатление, что она говорит с нами на чужом языке. Сумбур вместо четко изложенной событийной последовательности. Впрочем, каков человек, так и построена его речь, я уже неоднократно в этом убеждалась.

Родион хмурился и стучал пальцем по столешнице.

Однако же по прошествии какого-то времени нам удалось усвоить то, что Валентина Андреевна пыталась до нас донести. При этом во время рассказа Ельцовой босс залез в Интернет и выудил оттуда, надо полагать, гораздо больше, чем из бессвязного рассказа колышущейся посетительницы.

Так вот, позавчера ночью, а именно в двадцать три тридцать, в своей квартире была обнаружена мертвой вдова известного когда-то в Москве банкира Таннера – Татьяна Оттобальдовна Таннер. Ее обнаружила горничная, пожилая женщина с трескучим именем Римма Маратовна Ищеева. К тому же – близкая подруга покойной.

Хозяйка дома была застрелена в упор из пистолета с глушителем.

Дверь и окна дома были тщательно заперты. Помимо Риммы Маратовны и Татьяны Оттобальдовны в квартире никого не было. Таким образом, вырисовывался классический случай так называемого «убийства в закрытой комнате».

Однако были свои «но».

Римма Маратовна утверждала, что в этот вечер, в вечер смерти ее хозяйки, в гости к Татьяне Оттобальдовне приходил гость. Им и был Алексей Ельцов. Ищеева утверждала, что в последние несколько месяцев этот молодой человек был частым гостем Татьяны Оттобальдовны, особы значительно старше его. Естественно, суровая горничная, наперсница покойной Татьяны Оттобальдовны, не одобряла подобных визитов. Сама же Римма Маратовна, ярая мужененавистница, полагала всех мужчин мерзавцами и негодяями, от коих порядочной женщине не приходится ожидать ничего хорошего.

Впрочем, в полном соответствии со своей фамилией Римма Маратовна Ищеева что-то постоянно рыла и подозревала и соответственно расценивала эти отношения Таннер и Ельцова как неестественные и несколько раз говорила об этом и самой Таннер, и Валентине Андреевне Ельцовой, матери Алексея.

Оказалось, что Ищеева, Таннер и Ельцова знакомы издавна. Все трое в свое время вместе учились в институте. Старые подруги, однокурсницы… но судьба – дело коварное. Одной повезло в жизни больше, другой меньше, и потому одна имела многомиллионное состояние, а вторая работала у нее прислугой, третья же выручала из СИЗО своего сына, попавшего туда из-за первых двух.

Но было и еще одно обстоятельство. Самое главное. О нем наша визитерша говорила с полузакрытыми глазами, полными слез. Ее щеки мелко дрожали.

– Почему же – его?.. Мне она – тоже кое-что… оставила… так и меня давайте… в СИЗО, а? Ну!

Одним словом, Валентина Андреевна наконец-то донесла до нас, что после смерти Таннер было, разумеется, вскрыто ее завещание и установлено, что практически все ее состояние, исчисляющееся весьма приличной суммой, завещано не куму, не свату, не брату, а – Алексею Ельцову собственной персоной.

Разумеется, после обнародования этого факта Ельцов был арестован и посажен в СИЗО по обвинению в предумышленном убийстве Татьяны Оттобальдовны Таннер. Был мотив, были показания Ищеевой, по которым Ельцов имел все возможности расправиться с Таннер, и место и время, – что же еще надо? Санкция на арест была получена молниеносно.

– Он не мог… не мог, не мог убить Татьяну, – стуча зубами, выговорила Ельцова, – она же его на руках качала. Он у нее на коленях сидел, когда мы все жили в одном подъезде. Он ее тетей Таней называл, с пеленок знал… как же – убить? Правда, почти все уверены в том, что убил именно Алеша. Все улики против него: он был у Тани Таннер в вечер ее смерти, ушел от нее приблизительно в половине десятого или около того и уже в десять часов был дома.

– А когда, Валентина Андреевна, обнаружили труп Таннер? – тут же спросила я. – Ведь вы уже упоминали, так?..

– В… в одиннадцать. То есть нет, в половине двенадцатого… да. Экспертиза установила, что Таня умерла в районе одиннадцати вечера. Но Алексей был дома уже в десять! Он не сидел у нее до ночи! Да и что ему сидеть где-то по ночам? Ему к свадьбе нужно готовиться. Сегодня… сегодня должна быть. Понимаете?

– Тут сложно не понять, – проговорила я, – а есть кто-нибудь, кто мог бы подтвердить, что Алексей в десять вечера уже был дома? Есть тот, кто мог бы обеспечить ему алиби?

– Одну минуту! – перебил меня босс. – Валентина Андреевна, скажите, а вообще Алексей часто задерживался у Таннер? Бывало?

– Да… бывало… он даже ночевал два раза. Да я и сама к ней хожу! Но это же не повод для убийства, правда? – выговорила Ельцова. – А что завещание, так я об этом ничего и не знала, и Алеша ничего не знал… наверно.

– Хорошо. Вы говорите, что ему нужно было готовиться к свадьбе? Дома его, нужно полагать, ждали вы?

– Нет… он со мной не живет.

– Давно?

– Года два или два с половиной уже.

– А с кем он живет?

– С Ксенией… на которой должен был жениться. Вот она… она может подтвердить, что он пришел в десять часов.

– Это и есть невеста?

– Д-да.

– Значит, она может подтвердить и соответственно у него есть алиби? – констатировал Родион Потапович.

– В том-то все и дело, что есть… она может подтвердить! – сказала Ельцова, комкая в пальцах платок и промокая им лоб и виски.

– Может, значит, – выговорил босс. – А кто она, эта Ксения? Если ваш сын женится на женщине, вы должны хотя бы ее знать.

– Его… его… даже не знаю, как ее назвать. Ее зовут Ксения Кристалинская.

– Красивое имя.

– Да, она… вся такая. Вот она с ним живет, – остолбенело выговорила Валентина Андреевна. – Я никогда не одобряла выбора Алеши, она ведь старше его то ли на четыре, то ли на пять лет и такая, знаете ли, Родион Потапович… прожженная, бывалая. Тертая жизнью. Такая дамочка, которая только и тянет из него наличность.

– Наличность? Алексей много получает?

– Он на нескольких работах… он вообще очень трудолюбивый… к тому же Алексей еще и подрабатывает… манекенщиком в Доме моды Алдошина, модельное агентство у которого. Ну, этот Алдошин известный, его ведь даже Пугачева знает.

Родион глянул на меня. В моде он был не силен.

– Да, – сказала я, – известный человек. Не Жан-Поль Готье и не Том Форд, конечно, но все же, все же…

Валентина Андреевна тяжело вздохнула, а потом выговорила решительно:

– Я всегда говорила, что эта Ксения… что ничего путного с ней не выйдет… не выйдет.

Родион спросил:

– Так, значит, эта Ксения Кристалинская подтвердила, что ваш сын был дома уже в двадцать два часа? Это обеспечивает ему алиби, таким образом, он никак не может являться убийцей вашей подруги, Татьяны Оттобальдовны Таннер. Я все верно изложил?

– Да… она так сказала. Правда, мне показалось… мне показалось, что следователь ей нисколько не поверил. Когда ее допрашивали, я при этом присутствовала. Она отвечала на вопросы неуверенно, как будто колебалась. Хотя обычно она очень уверенно говорит и за словом в карман не лезет! – Во взгляде Валентины Андреевны вспыхнули и неистово метнулись недобрые искорки, которые ясно дали мне понять, что госпожа Ельцова куда худшего мнения о без пяти минут жене своего сына, чем хочет показать. – А у следователя, знаете ли, она то мялась, то косилась на меня, то глазищи свои дурные на него пялила!

– На следователя?

– Да, на следователя! У меня такое подозрение, Родион Потапович, – массивное тело Ельцовой подалось вперед, в сторону босса, – у меня такое подозрение, что она хочет, чтобы Алексея засудили. Чтобы это проклятое убийство повесили на него. Вот так. А когда его арестовали, она вела себя со мной грубо и нагло, а потом и вовсе послала… – И Валентина Андреевна, понизив голос, уточнила, куда именно послала ее Ксения.

Родион растянул губы в суровой усмешке:

– То есть вы инкриминируете ей не только применение непарламентских выражений, но и…

– Простите?

– Ну вы же сказали, что она послала вас по известному адресу. Впрочем, это ничего не значит. Вы полагаете, что у нее может быть заинтересованность в худшем для Алексея исходе дела. Это уже серьезное заявление, но серьезность такого поворота дела пока что не подтверждена фактами, Валентина Андреевна. Вообще, откровенно говоря, подставлять своего суженого за два дня до свадьбы – явление экстраординарное. Хотя в нашей сумасшедшей жизни бывает и не такое. Вот что, Валентина Андреевна, – Родион Потапович неспешно раскурил сигару, – каковы мотивы заинтересованности Ксении в осуждении вашего сына? Я приношу извинения за такое скверное допущение, но предположим, что его осудят, тогда какие выгоды будут от этого Ксении?

Валентина Андреевна поджала губы:

– Как – что? У него есть своя квартира, от бабушки досталась. Есть накопления, сбережения. И это завещание Таннер к тому же!

– Мне кажется, – сухо сказал Родион Потапович, щурясь, – она и так получила бы доступ ко всему этому безо всякого криминала и подсудных дел. Ведь она не далее как сегодня, по вашим же словам, должна была выйти за Алексея замуж, не так ли?

– В принципе да, но…

– Хорошо, – осторожно прервал ее Шульгин, – вот что, уважаемая Валентина Андреевна. К сожалению, а может, и к счастью, наша работа строится не только на эмоциях и сантиментах. Наш разговор зашел несколько дальше, чем того требует первоначальное ознакомление с вашим делом. Я так понимаю, вы хотите составить договор с нашим агентством для расследования этого дела?

– Да, конечно… да, – закивала Ельцова. – Да за сына я готова отдать… все… все готова…

– Все – это излишне, – сказал Родион. – Я думаю, вам следует передать нам аванс в размере трех… хорошо, двух с половиной тысяч долларов. В зависимости от дальнейшего хода дела это составит треть или четверть от полного гонорара. Как вы это находите, Валентина Андреевна?

– Все готова, – машинально повторила Валентина Андреевна, но в ее уши уже проникли отзвуки от названной Родионом суммы, – вы… не… я… конечно. Я даже принесла с собой аванс, который… Вот. Полторы тысячи долларов. Я женщина бедная, Родион Потапович, но для спасения своего сына готова отдать все… Вот – тысяча и еще – сто, еще сто, тут, правда, уголок оторван…

– Валентина Андреевна, мы не в детском саду, – сказал Родион, и в его голосе промелькнула нотка раздражения, – если вы намерены выделить в качестве аванса тысячу пятьсот долларов, то мы имеем право с такими условиями не согласиться.

– Но у меня… нет при себе столько наличных.

– А я и не говорю, чтобы сейчас, – сдержанно улыбнулся босс. – Аванс – понятие растяжимое. Мария составит необходимый договор, мы его подпишем и не будем больше об этом. Оставим подобные разговоры.

– Я женщина… без особых стредств к существованию, практически бедная, – конвульсивно повторяла Ельцова, – но… сына ради… Я наняла адвоката, маститого… дорогого адвоката… это он посоветовал к вам, чтобы…

– Он посоветовал, позвольте? – переспросил босс. – А как, разрешите полюбопытствовать, фамилия этого достойного человека?

– К-ко-во? – прокуковала Валентина Андреевна, качнувшись вперед.

– Адвоката, – невозмутимо пояснил босс.

– Ах, адвоката, – пробормотала Ельцова. – Да, конечно… Самсонов его фамилия… Самсонов.

– Благодарю вас.

– Он сидит в машине… если хотите, я его сюда приведу. Он хороший адвокат, он сказал, что не все так…

– Нет, спасибо, на сегодня пища для размышлений у меня имеется, – сказал босс. – Вот что, Валентина Андреевна, будьте любезны, вернитесь в свою машину и подождите там Марию. Она встретится с вашим адвокатом и более подробно рассмотрит детали этого дела. В зависимости от сделанных ею выводов наше агентство предпримет те или иные шаги. Хотя нет, подождите в приемной пока. Мария, – повернулся он ко мне, – договор составлен?

– Распечатывается.

– Прекрасно. Валентина Андреевна, просмотрите, пожалуйста, и, если вы со всем согласны, поставьте вот здесь свою подпись. Да. Заранее благодарю.