Loe raamatut: «Вся жизнь – игра»

Пролог о зажравшемся богатом человеке

– Откровенно говоря, меня мало интересует, кто что об этом думает. И еще меня раздражает, когда говорят: «Нам бы его проблемы». Обмен проблемами – вообще удел демагогов и долбозвонов. Если честно, моя жизнь – это моя жизнь плюс жизнь моей семьи, а житье-бытье всех прочих мне глубоко по барабану. Меценатство, которое придумали все эти проворовавшиеся банкиры, благотворительность, эта богадельня для дебилов – все это только пустые слова, а если в этих словах есть какое-то содержание, то оно уж явно не то, что декларируется. Каждый усердствует только для себя, и если сегодня я помогу какому-нибудь условно неимущему, а со мной что-нибудь случится, то завтра этот гребаный неимущий – условно неимущий – будет читать газетенку со статейкой о том, как красочно меня пристрелили, и веселиться от души. Упарываться со смеху.

– Ты, Леша, говоришь тут о демагогах, а между тем сам демагог, каких мало.

– В самом деле? Ну, коньяк развязывает язык. А что ты не пьешь? Это не какое-нибудь пойло, а самый настоящий, из Парижа, за триста евро.

– Да нет, благодарю. Ты же знаешь, я не люблю коньяк…

– …и лакаешь водку!

– Ну что ж? Водка полезна, она расширяет сосуды. А у тебя, Леша, избыток желчи. И вообще – ты неважно выглядишь, несмотря на все свои австрийские горнолыжные курорты и Ниццу. Да и эта самая… откуда ты приехал полмесяца назад? Из Мексики, что ли? Ладно. У тебя скоро день рождения, тридцать пять лет, а ты брюзжишь, как будто тебе уже полтинник стукнул. Или семьдесят. Вот что, Леша: давай-ка отметим твой юбилей по-человечески. Безо всяких поездок в Париж и Мексику – нечего просаживать бабки за бугром. Устроим хорошенькую бухаловку на даче. По-русски, по-нормальному.

– Ну что за «бухаловка»? Мне уже не двадцать лет, чтобы вот так…

– А мне даже не тридцать пять, а гораздо больше, Леша! Но я не ною и не заглядываю в паспорт, чтобы освежить в памяти, сколько же, собственно, мне лет. И вообще, Алексей… может, ты рано отошел от дел? Все-таки ты еще молод и полон сил, чтобы вот так паразитировать на собственных достижениях прошлых лет. Нельзя же успокаиваться на достигнутом.

– Это такая же демагогия. Я собирался перебираться на ПМЖ в Германию, но подумал, что я там сдохну. Получить же швейцарское гражданство сложно. В Штаты после одиннадцатого сентября, когда развалились их нью-йоркские небоскребы, не хочу соваться. Да и вообще не хочу уезжать из России насовсем. Тут хоть весело. А вот Боря Брайтман свалил-таки в свой Израиль, а теперь развлекается не по-детски. Война. Я вот что придумал. Есть такое дело, мне рассказали: игра. Одним словом, классная постановочная имитация любой ситуации. К примеру, один мой знакомый, Мишка Берг, заказал себе разгром немецкого гарнизона в оккупированной деревне. Он был в роли партизана, немцы были самые настоящие. Была там белобрысая «немка-переводчица», которую «партизаны» Берга трахали. Ее изображала одна элитная проститутка. Берг доволен был – сил нет! Говорит, такого кайфа даже от кокаина не ловил. Хорошо играют, немцы натуральные, он к ним в плен попал, и они его пытать начали, конечно, пытали не на полную катушку, но побили прилично. По-немецки говорили, все чинно. Полная имитация. Мишка Берг даже испугался, когда его вешать потащили. На грудь табличку повесили – «Это есть русски партизан». В петлю Мишку сунули. А тут «партизаны» налетели, отбили Берга. Из гранатомета по фашистскому штабу стреляли, все как полагается. И что же ты думаешь – Мишка два года как импотент, а ту «переводчицу» дунул за компанию с «партизанами» за милую душу. Натянул по самое не могу, доволен был – сил нет!

– И во сколько ему баловство это влетело?

– Да что-то в двадцатку или в четвертак.

– Ты имеешь в виду – двадцать или двадцать пять тысяч долларов?

– Ой, ну только не надо говорить, что, дескать, с жиру бесятся, на ветер такие деньжищи выбрасывают, а в это время по всей стране голодают-увядают дети и многострадальные бомжи…

– А ты не юродствуй. Ну и что – этот твой Мишка?

– А что? Он спросил, сколько будет стоить, если он закажет угон самолета?

– Ну, и?..

– Ему сказали, что это вряд ли. Но уж если совсем сильно приспичит, то можно попробовать пробить такую игру, но это… это не менее чем в полмиллиона долларов встанет. Вот такая игра.

– Да, хорошая игра, Леша. И что, ты думаешь в нее поиграть, что ли?

– Почему нет?

– Действительно. При доходе в несколько миллионов долларов в год можно позволить себе всякие прекраснодушия, проще говоря, извращения от нечего делать.

– Ты так говоришь, как будто я чужие бабки собираюсь спускать.

– Да нет, Леша. Теперь-то они уже отмытые, свои. Но все равно – совесть нужно иметь, тебе и твоему Бергу, который начальный капитал составил на рэкете и утюгах с паяльниками, чем он своих должников пользовал, немчура несчастная!..

– А что ты имеешь против Берга? Он, между прочим, мой компаньон. Такой же полноценный, как, скажем, Мавродитис.

– Мавродитис? Ну, этот древнегреческий герой вообще особой строкой в бюджете прописан. Так что можешь мне о нем даже не напоминать. Это надо же такое имя-отчество наворотить: Телемах Одиссеевич! Правда, и хуже бывает, надо заметить. У меня есть один знакомый армяшка, так того и вовсе Гамлетом зовут. Он даже дом себе в Дании по такому случаю купил. Теперь вот на замок копит.

– Ехидный ты человек.

– Ну что ж, не без того. Ну так как с днем рождения, Леша? Мне вообще приходить или – во избежание скандала – лучше не стоит?

– Нет, ну что ты спрашиваешь? Конечно, приходи. Только, ради бога, без выходок. Без динамитных шашек в торте, как говорится, и без пьяных попов на столах.

– Так без этого твоя жизнь станет окончательно скучна. Хуже не придумаешь. Ладно. Ты сейчас куда?

– В аэропорт. Сегодня из Англии Ленка с матерью приезжает. С тещей, стало быть. Думал, что она подольше там поотвисает, дал ей денег, нормально так дал – а вот все равно едет обратно. Ей сколько ни дай, все спустит.

– Ну так и женился бы на бабе без всяких претензий. А то те нужно было обязательно из богатой семьи, умницу, красавицу, спортсменку, разве что не комсомолку… так что теперь сам и отдувайся. Ленка, она да – характерная, серой мышкой быть не хочет. Да и мамаша у нее еще тот фрукт. Боевая женщина. Все-таки не хухры-мухры, а супруга бывшего кандидата в члены Политбюро ЦК КПСС! Породнились мы с царями, что называется. Ну ладно, Леша. Поехал я тоже. У меня завтра с утра рыбалка намечается, так что пожелай мне хорошего клева.

– Ну… хорошего.

– Спасибо. Ты только не скучай, Леша. Я к тебе на юбилей обязательно прикачу, ты не сомневайся. И подарок принесу. Конечно, такой подарок, какой эти твои Берги и Мавродитисы, я подарить не смогу, денег просто не хватит. Может, отделаюсь чисто символическим.

– Ну, давай чисто символический…

Глава 1

Нельзя не признать, что во многом завязку этого дела следует усматривать в том памятном разговоре с моим драгоценным боссом, который состоялся великолепным летним вечером. В тот день Родион Потапович явился в офис, он же – дом, в изрядно приподнятом настроении, даже насвистывая какую-то веселую мелодию и с преувеличенной бодростью поприветствовав меня.

Благорасположение г-на Шульгина меня позабавило и порадовало, даже несмотря на упомянутую мелодию, так как при полном отсутствии у моего начальника музыкального слуха это воспринималось, мягко говоря… не очень. А порадовалась я потому, что в последние три-четыре дня Родион пребывал в задумчивости и даже пару раз по рассеянности назвал мою подругу, а свою жену Валентину, то Катей, то Машей, чем дал совершенно необоснованный повод для ревности. Валентина даже советовалась со мной, спрашивала, не мог ли Родион Потапович нагулять где-то связь на стороне. Рассуждения Валентины показались мне откровенно смешными, потому что Родион Потапович был совершенно не способен изменить жене, будучи примерным семьянином.

– Валя, – сказала я, – ты не обращай внимания, как он тебя называет. Когда у него что-то в голове сидит, быть может, новая проблема, какая-то неотвязная мысль, он ничего не замечает. Сама знаешь. Вот меня он в свое время как только не называл: и Мариной Сергеевной, и Кирой Израилевной, и даже Иваном Петровичем называл!

– А ты?.. – не унималась Валентина.

– А я – Мария Андреевна.

– Я не о том… я…

– Да понятно! Валя, ты какая-то странная, честное слово. Как будто ты его первый день знаешь. Да его, кроме работы да его отпрыска, вашего сына, ничто больше и не занимает! Какие уж там связи на стороне…

– Вот видишь, – замогильным голосом сказала Валентина, – вот видишь, ты сама сказала. Работа и сын. А про меня – ни слова. Как будто и нет меня. Он с тобой раз в пять больше разговаривает, чем со мной.

– Ты что, Валька, ко мне ревнуешь, что ли? – проговорила я. – Ну это ты зря. Если откровенно, так твой муж совершенно не в моем вкусе. Очень уж он интеллигентный.

– А тебе что, грубые мужланы нравятся, что ли?

Полемизировать на эту тему я не стала, зная некоторую нервность, появившуюся в характере Валентины после родов. К тому же ничего для нее приятного касательно того, кто в моем вкусе, я сказать не могла. Мой босс, Родион Потапович, имел чрезвычайно цепкий ум и великолепную логику, но у него была совершенно непривлекательная внешность. Настоящий мужчина должен быть, на мой взгляд… как-то пофактурнее, что ли. А Родион Потапович был тощ, а над линией худых плеч на тонкой шее покачивалась внушительных размеров голова, заросшая густыми черными волосами, оснащенная могучими лобными выпуклостями и большими очками. Я всегда настойчиво рекомендовала боссу постричься, но он упорно мои советы игнорировал, а Валентина утверждала, что стричься Родиону как раз не стоит, потому что у него очень большие уши, и они почему-то всегда красные. Прилив крови к ушам осуществлялся не в последнюю очередь благодаря дорогим коньякам, до коих Родион Потапович Шульгин был большой охотник.

Так вот, в тот памятный летний день он пришел в приподнятом настроении и сказал в моем присутствии Валентине:

– Вот что… Мы завтра пойдем в гости, так что нужно подготовиться. Будет… хорошее общество, так что, дорогая…

– В какие гости? – недоуменно переспросила Валентина. – А почему я ничего об этом не знаю?

– А потому что я только что тебе сказал.

– Ну, Родион, ведь нужно предупреждать заблаговременно!

Он кашлянул, поправил на переносице очки и сказал:

– Видишь ли, Валя… я сам только что получил приглашение. Так что я не мог предупредить тебя… гм… заблаговременно, потому что сам ничего не знал.

– Да? Ну и куда же мы идем?

– Дело в том, что из-за границы приехала одна моя хорошая знакомая… даже родственница, можно сказать…

– Хорошая знакомая? – с нотками агрессии спросила Валентина. – Даже родственница? Это по какой же линии она родственница? По мужской? По женской? По кобелиной?

– Ты не права, Валя, – сказал босс, косо взглянув на меня, и я поспешила выйти из комнаты, чтобы не присутствовать при семейной ссоре. – Ты зря иронизируешь, между прочим. Она приехала из Англии, с дочерью приехала, так что…

– Еще и с дочерью? – донесся до меня голос Валентины.

Продолжения я слушать не стала и вышла во двор. Позже оказалось, что Валентина умудрилась проявить чудеса склочности и, даже не выслушав, куда, собственно, предлагает пойти ей Родион, мимоходом выразила сомнение касательно упомянутой родственницы. К тому же босса угораздило назвать ее почему-то Леной, и разгневанная Валентина, окончательно выйдя из себя, вышла и из комнаты. Хлопнув дверью так, что посыпалась штукатурка.

Когда я снова вошла в кабинет босса, настроение у него, как легко предположить, было далеко не таким приподнятым, как в момент его прихода в офис. Он скользнул по мне рассеянным взглядом, поворошил лежавшие перед ним на столе бумаги и наконец дал понять, что он меня все-таки заметил:

– А, Мария? Ты тут была все время, как мы… вот этот милый разговор по душам… э-э?..

– Нет, Родион Потапович, я не присутствовала. Хотя вы говорили так громко, что кое-что в уши попало. Например, вы совершенно напрасно назвали Валю Леной. С чего вам вдруг пришло на ум, что…

– А! – махнув рукой, досадливо перебил он меня. – Сам не знаю, как это получилось. Лена – это дочка моей родственницы… то есть не совсем родственницы… В общем, она приехала из Англии.

– Это которая вас приглашала куда-то там?

– Ну да. Она дала мне два приглашения, вот. – Родион Потапович вынул из кармана два красных пригласительных билета, стильно оформленных, хорошая полиграфия. – На завтра. Один на меня, второй на мою спутницу. Я-то, конечно, пойду, а вот со спутницей, кажется, возникли проблемы. Да и не так часто я выхожу в свет, как говорится…

– А что же это за родственница-не-родственница, которая приехала из Англии? – весело спросила я.

Шульгин прищурился:

– А… ну это… это моя крестная. Она была подругой моей матери, ну и… стала моей крестной. Когда я был маленьким, крестить детей не рекомендовалось ведь. Могли и с работы выгнать. Если, конечно, простой смертный на этом попадется. А» шишки» – ничего, им с рук сходило.

– Ваша крестная – «шишка»?

– Она-то нет, но ее муж, забавный такой дядька, вот он, что называется, пенсионер федерального значения. Кандидат в члены Политбюро ЦК КПСС был. Вот такой.

– Ничего себе – забавный! – выговорила я.

– Да нет, он хороший. Как выпьет, любит говорить, что если бы не его имя-отчество, то не маялся бы в кандидатах, а быстро попал бы в Политбюро, а там, глядишь… – Родион рассмеялся и добавил: – Сколько я его знаю, на этом месте он таинственно закатывал к потолку глаза, а потом разводил руками: дескать, интриги, происки врагов. А так-то он дядька забавный, как я уже сказал. Без царя в голове, но ушлый.

– А как его, ушлого, зовут? Вы говорили, что если бы не его имя-отчество, то попал бы в Политбюро и…

– А, ну да. Леонид Ильич его зовут.

– ?!

– Климов Леонид Ильич – так зовут его.

– А он вам никем не приходится? Если его супруга – ваша крестная, то он…

– Нет. Крестный отец и крестная мать не могут быть из одной семьи. Крестный у меня другой. Тоже забавный. Еще похлеще, чем Леонид Ильич, будет, верно. Ну ладно, не об этом сейчас речь. Что ты мне, Мария, посоветуешь? Может, поговоришь с Валентиной?

– Насколько я знаю, она даже в хорошем настроении с вами никуда не выходила. Не компанейский она человек, любит дома сидеть. Да и сына опять же не на кого ей оставить. Разве что на меня, да и то… эх! – Я безнадежно махнула рукой. Перспектива остаться один на один с орущим маленьким человечком в пеленках меня не прельщала. Особенно если учесть, что Потап (так обозвали несчастного родители) отличался буйством нрава, словно заранее сетуя на те сложности, которые ожидали его в жизни из-за такого прихотливого имени.

Родион сказал:

– Вот что, Мария… может, мы сообща найдем компромиссный вариант? Отказаться от приглашения я не могу, а идти одному как-то… знаешь ли…

Я знала. Валентина была некомпанейским человеком, но еще более некомпанейским существом был мой босс. Была бы его воля, он зарылся бы в свои бумажки и общался бы с миром не иначе, как только посредством телефона, факса и компьютера.

– Родион Потапович, – сказала я, скроив на лице выражение вселенского терпения, – я понимаю, что вы не хотели бы идти один. Но какой компромиссный вариант вы мне предлагаете?

Шульгин хлопнул глазами за чуть затемненными стеклами очков и выговорил:

– Вот если бы со мной пошла ты, было бы совсем хорошо. И Валентине спокойно, и я… ну… под присмотром.

– Я? Родион Потапович, бесспорно, это был бы выход, но только как отреагирует на все это Валентина? Она близко к сердцу принимает все это. Хотя я не вижу никаких причин расстраиваться или паниковать.

– Да я тоже, но Вале этого не объяснишь!

– Вы делаете успехи, Родион Потапович, – сказала я. – Вы правильно вспомнили имя вашей жены. Простите меня, если я несколько вольно… но вы сами видите, как она реагирует. Если вы позволите, то я поговорю с ней, и все уладится. Тем более что вся эта проблема, на мой взгляд, и выеденного яйца не стоит.

– Да, конечно, конечно.

С Валентиной я поговорила. Нет смысла приводить этот разговор, поскольку это было бы переливанием из пустого в порожнее. Я просто передала Валентине все, что узнала от Родиона, и снабдила собственными комментариями, из которых Валентина почерпнула, что если она и хочет разыгрывать из себя домашнюю клушу, то пусть делает это безболезненно и без ущерба для окружающих. В первую очередь – для ее, Валентины, собственного мужа. Кажется, она поняла. Фраза о том, что Родион хочет взять на этот вечер меня, вызвала у нее вздох облегчения. Мне-то, своей подруге, она доверяла. Откровенно говоря, ей и опасаться-то особенно не приходилось: такой штучный товар, как Родион Потапович, был на любителя. Точнее, на любительницу, но это уж каждый понимает в меру своей испорченности.

Валентина кивала головой…

Я спустилась в кабинет Родиона Потаповича и сказала:

– Все нормально. Она на все согласна. А что это за мероприятие будет?

– А… ну да. Ну да, конечно, забыл сказать. Это банкет по поводу юбилея Маминова.

– Кого? – выговорила я.

– Маминова.

– Это не тот Алексей Павлович Маминов, который в «ММБ-Банке»? Председатель правления этого банка и совладелец «Альков-GSM»? Сотовой связи?

– А откуда ты знаешь?

– Так я там недавно сотовый подключала. Да и вообще Маминов известный человек.

– Да, правильно. Он. Только он больше не председатель правления «ММБ-Банка», он отошел от дел. Теперь там заправляет его компаньон Мавродитис. Так вот, этот Маминов справляет свой юбилей, а готовится банкет в загородном доме Климовых, Леонида Ильича и моей крестной Анны Ивановны.

– А какое отношение к ним имеет Маминов?

– Так самое прямое же! – почему-то обрадовавшись, воскликнул Родион. – Маминов женат на дочери Климовых. Вот как раз на той самой Лене, которая приехала из Англии.

– А у самого этого банкира нет загородного дома на Рублево-Успенском, что ли? – насмешливо произнесла я. – Ни за что не поверю, что у одного из финансовых воротил Москвы нет загородного дома.

– Да все у него есть, конечно! – махнул рукой Родион Потапович. – Все у него есть, да не про нашу честь. Проще говоря, мне тут по секрету крестная сказала, что он, Маминов, не хотел никакого банкета, по крайней мере организацию торжества на себя брать не хотел. К тому же особняк свой он отчего-то не любит, не нравится он ему. А Леонид Ильич, добрая душа, взял да и предложил провести банкет у себя. Вот такие дела.

– Ясно, – сказала я. – Значит, юбилей Маминова? Ну, должно быть, будет роскошно.

– Это уж точно! Да, кстати, чуть не забыл тебе сказать, – вскинул на меня глаза Родион Потапович. – Я уже говорил, что крестные отец и мать не могут быть из одной семьи. Так вот, мой крестный – Павел Борисович Маминов. Отец этого банкира.

* * *

Не могу сказать, что это заявление поразило меня как громом. Я привыкла к тому, что за заурядной внешностью и подслеповатыми стеклами шульгинских очков скрываются тайны, которые только на мгновение приоткрывались мне. С тех пор как мы с Родионом Потаповичем стали работать вместе в детективном агентстве «Частный сыск», я узнала о своем боссе многое. То, что у него обширные завязки со спецслужбами, каналы связи, по которым он черпал информацию, но меня к ним не допускал. То, что у него очень своеобразные методы работы, которые он раскрывал несколько менее неохотно, чем каналы связи, но все же посвящал меня в них с той снисходительностью, с какой Шерлок Холмс поучал доктора Ватсона. И, наконец, то, что в быту он отличался непритязательностью и иной раз даже неаккуратностью, денег на себя тратил чрезвычайно мало, и даже те дорогущие коньяки, которые босс любил попивать (правда, в количествах более чем умеренных), в большинстве своем были подарочными. После женитьбы и рождения ребенка личные средства Родиона Потаповича шли преимущественно на маленького Тапика – так уменьшительно, но едва ли ласкательно называл своего отпрыска г-н Шульгин. У него был только один приличный костюм, да и тот прогрыз всеядный шарпей Счастливчик, уже около года терроризирующий всех обитателей частного дома (с первым этажом под офис) на Сретенке. Обитатели – это Родион Потапович, Валентина, их сын, ну и я. Такой состав жильцов очень часто вызывал кривотолки среди пенсионерок окрестных домов, но это происходило только до тех пор, пока Родион Потапович почти в полном составе не завербовал их, старушек и редких старичков, на внештатную работу в наше агентство.

Это сначала показалось мне смехотворным, но вскоре я поняла, что ошибалась. Пенсионерки зачастую лучше профессиональных сыщиков вели слежку. Несмотря на жалобы на многочисленные недуги, наши пенсионерки куда здоровее представителей молодого поколения. Достаточно взглянуть на их поведение в общественном транспорте и при выгулах собак. Родион учитывал качества пенсионеров и потому счастливо прибегал к их услугам. Как любил говаривать он, две старушки-пенсионерки, которым пообещали прибавку к пенсии, стоят чемпиона мира по кикбоксингу в тяжелом весе.

Метод привлечения старого поколения к работе был одним из наиболее понятных для меня. Многие другие Родион просто не считал нужным раскрывать.

Человек загадочный и даже в чем-то могущественный в своей работе, в быту Родион казался мне сущим ребенком, недалеко ушедшим от собственного маловозрастного сынка Тапика. Отличала его уникальная рассеянность, благодаря которой он мог назвать меня Иваном Петровичем, вежливо раскланяться с нагло ввалившимся в его кабинет шарпеем Счастливчиком или – в период обдумывания какого-нибудь важного дела – съесть комнатное растение. Следить за собой он не умел или не хотел. Мне приходилось совмещать обязанности секретарши, частного детектива, а часто няньки и уборщицы, когда босс в интеллектуальном угаре бросал сигарету на пол, ставил свои туфли на вешалку или поливал кетчупом клавиатуру своего ноутбука, благодаря чему два несчастных компа таким манером отправились на свалку.

Впрочем, все это не мешало боссу быть одним из лучших детективов столицы. И потому я совершенно не удивилась, когда узнала, что отец банкира Маминова является крестным моего босса, а крестной матерью – жена бывшего бонзы коммунистического Политбюро.

Вот такое неожиданное родство через церковь.