Loe raamatut: «Бывшие в городе»

Пролог. Дима

Вы когда-нибудь задумывались о том, как любимый город в одночасье превращается в выжженное поле битвы? Определенные места и улицы напоминают о былой любви, призрак которой все еще преследует вас. А время беспощадно и медленно тянется, заставляя переживать каждое мгновение вашего расставания.

Каждый раз после расставания мы хотим сбежать из страны с позором, чтобы никогда не сталкиваться со своими ошибками лицом к лицу; в моем случае я боялся встретить ее.

Я знал места, в которых ее можно было заметить. Я знал парки, в которых она обычно обедала или читала. Я целенаправленно избегал любимых магазинов, кофеен, чтобы не тревожить ни ее, ни себя. Мне нужно было ступать осторожно. Каждые шаги по улицам, паркам и проспектам были четко выверенными и обдуманными, потому что, если бы мы встретились, мы бы разбились, как две волны, ищущие друг друга с противоположных берегов.

Я не переставал думать о ней и о нас. О том, что, возможно, если бы мы смогли поговорить, у нас и могло бы все получиться. Я не переставал думать о ней, потому что в глубине души я надеялся, что я смогу встретить ее. Это было бы катастрофой. Но без нее я чувствовал себя никем. Внутри меня образовалась пустота, с которой мы слились, и я стал невидим. Моя жизнь превратилась в череду одиноких, похожих друг на друга дней, тяжесть которых давила на плечи.

Я снова был одинок, и мы делили наше одиночество на двоих с этим городом.

Когда-то моя подруга сказала, что нам отпущено в жизни всего лишь две большие любви. Одну свою большую любовь я уже отпустил.

Хотите историю в стиле «валентинок»? С тем самым финалом, где они будут жить долго и счастливо?

Похоже, такой финал был предусмотрен не для нас.

Часть первая. Алина. Как я представляла его себе?

У меня была привычка не ходить на учебу в свой день рождения. В этот день у каждого начинается свой «новый год»: от первого вздоха до последнего выдоха пролетают года, а дни рождения знаменуют их наполнение. Совершеннолетие – это заглавие ближайших пяти лет. А я думала треть дня о своем одиночестве.

Проснулась. Оделась. Умылась. Все как обычно.

Мама в фартуке стояла на кухне, мыла овощи. Она согласилась помочь мне накрыть на стол, чтобы сделать этот день особенным. Вот только ничего особенного в нем не было. На столе стоял заранее купленный алкоголь: 12 бутылок пива, шампанское, вино, ром, текила – отрада бывшего подростка.

Недовольные вздохи и причитания в духе «Почему всем этим занимаюсь я?», доносившиеся до меня с кухни, отбивали все желание праздновать. Я успокаивала себя тем, что мне осталось потерпеть всего лишь несколько часов присутствия уставших и недовольных родителей, после чего толпа моих друзей завалится в квартиру. Поздравят меня, подарят что-то незначительное, но приятное. Все так, как оно и должно быть.

С полуночи меня атаковали во всех мессенджерах: поздравления от старых знакомых, дальних родственников, с которыми диалог никогда дальше «С днем рождения» не заходит, от одноклассников, чье присутствие в моем медиапространстве с утра уже портило все ощущение праздника.

Папа вез меня в университет: нужно было срочно сдавать работу по бессмысленному и беспощадному фольклору, который влиял на допуск к сессии. Папа рассказывал последние новости. Голова болела, и я чувствовала какую-то отупляющую пустоту. Легкое волнение охватило меня еще с утра, как легкая искра охватывает сухие ветки.

В универе я быстро покончила с делами: хотела поскорее избежать встречи с одногруппниками, половину которых я недолюбливала.

Я с облегчением выдохнула. Вызвала такси и поехала домой.

Дома под ногами мельтешил младший брат, который требовал от старших и от меня толику внимания. Мама суетливо работала на кухне, держа в одной руке сигарету, а в другой – разделочный нож. Папа находился в привычном состоянии для любого мужчины: молча сидел за столом и внимательно читал соцсети, почесывая свою кудрявую бороду.

Позже пришла моя лучшая подруга Карина. Уже втроем мы закончили основное приготовление.

– Не слишком ли мало? – суетливо спросила мама.

– Александра Владимировна, – сказала Карина. – Мы даже и половину не съедим.

Мама по-доброму улыбнулась и приобняла Карину. Иногда мне казалось, что мою лучшую подругу она считает своей родной дочерью, а не меня. Я подкидыш.

По отъезде родителей тухлая часть дня закончилась, и мы с Кариной вскрыли две бутылки пива и заварили Доширак. Народный метод действовал безотказно: начал летать салат-латук, послышался звон ножей, тостер извергал хлебные пластинки – Карина вошла в дело. Не следует уделять слишком много внимания меню ужина и его приготовлению, ведь, к счастью, это все равно не имеет смысла. Наша компания была настолько пунктуальна, что приехали на час раньше, и пришлось выкинуть хлебные мякиши в мусорку, чтобы встречать заслуженные поздравления.

Но как бы забавно не было описывать приготовления к встрече восемнадцатилетия, в голову вторгаются навязчивые воспоминания о том, с каким сентиментальным чувством я ожидала сообщения от Кеши. Еще летом он уехал в Санкт-Петербург, после чего наше общение прекратилось. Кеша ушёл по-английски.

Это была обычная школьная история первой любви. Он учился в параллельном классе. Первое, что нужно знать о Кеше: он умопомрачительно красив. Высокий, стройный, широкоплечий, всегда хорошо одетый брюнет с выдающимся профилем и карими глазами с медным оттенком, от одного взгляда которых можно было влюбиться, утонуть и пропасть в бездне. Второе: Кеша умен, начитан, обладает бешеной харизмой и чувством юмора. Третье: я любила его с пятнадцати лет, и на протяжении трех лет Кеша играл со мной в очень изощренную игру, в которой проигравшим всегда была я.

Я мечтала о том, чтобы после школы мы были вместе. Представляла нас через несколько лет другими. Я всегда думала о нас, пока Кеша думал о себе. В его жизни я всегда занимала самое последнее место.

– Три года, – сказала я Карине, когда компания была занята поеданием стола. Мы сидели с Кариной с краю, и она внимательно слушала. Вино – вот в чем действительно истина. – Три года я бегала за ним, а он…

– Да уж, – сказала Карина. – Я даже представить себе не могла. – Она промолчала, сделала глоток. – Никогда мне Кеша не нравился. Он же придурок!

– Да, – сказала я. – Но… Если он и придурок, то с таким придурком я когда-то мечтала о чем-то большем… О том, с чем делиться с первым встречным нельзя…

Карина понимающе кивнула. Моя подруга была свидетелем всех моих юношеских провалов, живым личным дневником. Возможно, я редко говорю ей о том, что люблю её; что она дорога мне.

– Знаешь, он делал выбор всегда в свою пользу, – подытожила Карина. – Когда ты делала выбор всегда в его пользу. Алин, забудь его.

Если бы только она знала, что после трех месяцев его отъезда я все еще продолжала испытывать к нему что-то, что можно назвать жалким остатком влюбленности: смесь ненависти, обиды, злости и тоски.

К моему удивлению, через час от начала нашей посиделки с друзьями раздался звонок в домофон. Неизвестный человек хорошо знакомым голосом ответил, что это курьер. «Точно, я же заказывала пиццу», – подумала я. Надела пальто и сбежала по лестнице, чтобы забрать заказ. Но когда открыла дверь, увидела его. Кеша стоял около подержанной иномарки. Начался снег, и первые хлопья падали на дорогу, на его машину, плечи и волосы. Он развязным шагом с чуть согнутыми ногами подошел к подъезду и долго смотрел на меня.

Вам никогда не приходилось встречать привидений? Я не про классических мстительных призраков, а про призраков прошлого. Тех привидений, которые никогда и ни за что не покидают вас, особенно если вас объединяет общий круг знакомых, один город, одна и та же музыка. Я говорю о бывших, о неразделенной любви или о тех, кто растоптал ваше сердце.

Кеша стоял передо мной и нагло улыбался, как будто не было того лета, не было всех тех мучительных лет, в течение которых он то бросал меня самым низким способом, то возвращался ко мне.

– Привет, Алина.

Этот голос, эта интонация. Я захотела умереть в этот момент. Чувствовала страх, от которого онемели все конечности. Хотела исчезнуть. Мой мозг истерично вопил «Уходи!», но сердце… Сердце предательски требовало прижаться к его телу, прижаться к его губам и забыть все, что случилось со мной, с ним и с нами.

– Что ты здесь делаешь? – спросила я. Голос дрожал.

– Твой день рождения, – сказал он. – Ты думаешь, я смог бы упустить возможность поздравить тебя?

Он опасно приближался ко мне. Кеша изменился с нашей последней встречи в лучшую сторону. Нет, он выглядел убийственно хорошо. Глаза сверлили меня насквозь. Только сейчас я обратила внимание на то, что в руках он держал красивый букет из белых лилий и коробку, обернутую в гофрированную бумажную упаковку. Кеша протянул мне цветы и подарок. Я невольно отступила.

– Я надеялась, что ты никогда не вернешься в Саратов, – сказала я. – Ты сказал летом, что в этом городе тебя больше ничего никто не держит.

Он опустил взгляд. Было забавно наблюдать, как Кеша делал вид, что ему может быть присуще ощущение стыда или даже вины.

– Это было неправдой, – сказал он. – Ты прекрасно знаешь, что это был способ понять твое истинное отношение ко мне. Да и мне надо было разобраться в том, что я испытываю по отношению к тебе. В этом городе меня держала… – Он запнулся. – Меня держала только ты. Алина, это же очевидно даже для маленькой девочки, а ты в очередной раз придаешь излишний драматизм всей ситуации и явно не желаешь подумать головой.

Снег, цветы, сухой морозный воздух царапал кожу. Вокруг шумели машины, люди, фонари освещали наши лица, а в голове медленно всплывал тот разговор.

Это было в самом конце июля, после тусовки у моих друзей. Кеша позвонил мне, когда я ехала в такси, мучаясь от похмелья. Я долго прислушивалась к его голосу. Через динамики телефона я могла слышать только его прерывистое дыхание.

– Что-то случилось? – спросила я.

Он долго молчал, а тревога росла с каждой секундой, минутой, которые делали это молчание невыносимым.

– Я уехал в Питер, – сказал он.

– И как надолго? – спросила я.

Неуверенность и волнение охватывали меня, сердце бешено колотилось.

– Думаю, что навсегда. Ты же знаешь, в этом городе меня ничего больше не держит. Нужно двигаться дальше. Если ты хочешь, приезжай сюда. Устроишься на работу, снимешь квартиру.

Фраза, которая убила, разбила меня. Фраза, которая растоптала все, что было между нами и все, что объединяло нас. Я долго молчала, ожидая очередного удара. Мысленно я приготовила себя к новой боли. Но внутри меня образовалась кровоточащая рана. Я все время рассчитывала, что он как-то невербально заставит меня ощутить тепло и любовь в его словах, но либо это были мои несбыточные мечты, либо ничем не оправданные ожидания.

Он молчал.

– Прости меня, – тихо сказал он. – Ненавидь меня и как можно скорее забудь.

Кеша положил трубку и поставил в наших отношениях точку. А я оставшуюся неделю июля рыдала. В августе собирала себя заново. Мне казалось, что по прошествии трех месяцев безрадостной осени я собрала себя полностью. Пока он снова не появился у порога моей новой жизни. И каждый божий раз, когда я отвлекалась от общения с ним, он внезапно появлялся в качестве уведомления в социальных сетях или, как сейчас, образом. Кеша улыбался. Он хотел снова подойти ко мне. Отступать уже было некуда: только трусливо капитулироваться в подъезд.

– Нет, – сказала я. – Я больше не позволю тебе так обращаться со мной.

Я захотела уйти, пока его сильная рука не притянула меня обратно.

– Брось, Алина, что за детский сад?! – возмутился он. – Забудь все то, что я говорил и делал. Не веди себя как ребенок и давай поговорим, как два взрослых человека.

Злость. Гнев. Обида. Боль. Я вырвала свою руку из его рук.

– Не прикасайся ко мне, – выпалила я. – Не приближайся ко мне. И запомни: я уже не та дура, которую ты можешь выбросить из своей жизни, как использованную куклу, а потом снова вернуть себе. Прости, но я не твоя вещь!

Он смотрел и не узнавал меня.

– Три года! – продолжила я. – Три года я ждала тебя, надеялась, верила в нас. Но ведь никаких нас не было! Был только ты! В твоей жизни я не существовала, а если в ней мне и было отведено место, то только в качестве подруги, которая из-за своей влюбленности поддерживала каждую твою мысль и смотрела на тебя, как на солнце. Такое ощущение, что у тебя не то, что нарциссизм, а синдром Бога.

– Я люблю тебя, – сказал он.

– Любишь? – спросила я. – Кеша, что ты несешь? Нет, меня ты как раз и не любишь. Тебе нравится, что я люблю тебя. Хватит меня мучить, хватит! Я все это время думала, что я недостаточно красива, недостаточно умна. А ты все разрушил. Ты превратил лучшие школьные годы в ад, в мой личный ад. Тебе нравилось издеваться надо мной. Каждый раз, когда я только-только приходила в себя, ты снова появлялся в моей жизни с той же самодовольной улыбкой с мыслями: «О, у Алины все хорошо, нужно срочно все похерить к чертям собачьим!»

– Я никогда и не думал об этом, – сказал он.

– Нет, ты думал об этом.

Я перевела дыхание. Меня всю трясло, и я чувствовала, что, если задержусь здесь хоть немного, то уйти никогда не смогу: от него, от этого чувства. Я не смогу уйти от нас, вернее от того, что осталось от нас.

– И пожалуйста, – сказала я. – Никогда не появляйся в моей жизни. В ней для тебя места больше нет. И забери свой букет: я ненавижу лилии.

Я поднималась на лифте и еле сдерживала себя, чтобы не расплакаться. Когда я вошла в квартиру, Карина отвела меня в сторону.

– Что случилось? – спросила она. Лицо ее выражало полную обеспокоенность.

– Это был он, Карин, – сказала я. – Это был Кеша.

– Я его сама сейчас убью, – сказала она с нескрываемой неприязнью.

– Не нужно, – сказала я. – Я все сделала правильно. А теперь я нуждаюсь в ускоренном курсе лоботомии. Или в ускоренном курсе обезболивания.

– Как у будущего врача, – заявила Карина, – у меня есть куча рекомендаций. Шампанское, вино, текила, белый ром. И именно в такой последовательности.

– Что угодно. Сегодня я хочу забыть его и все, что было между нами. Навсегда.

Еще в ванной я долго приводила себя в чувства. Нужно просто надеть улыбку, украсить ее красной помадой, и все станет проще.

В кругу друзей я слушала поздравления, принимала подарки. Мы смеялись, пили алкоголь, слушали музыку, обсуждали последние сплетни и новости из мира простых смертных и из мира людей, для которых покорение политических и карьерных вершин ничего не стоило. Ирина, моя бывшая подруга, чье присутствие в компании вызвало вопросы у меня и у Карины, рассказывала про свою бедную подругу, которая, ввиду своей неопытности, отдалась первому встречному, и про своего нового «друга». Эти истории меня никак не заинтересовали. Паша и Ваня – единственные представители мужского пола, в которых я никогда и ни за что не разочаруюсь, – делились своими впечатлениями из мира технарей. Я ничего не понимала, но было жутко увлекательно. Остальные делились проблемами в личной жизни. «Как же это все скучно», – подумала я.

Заиграла моя любимая песня. Разгоряченная крепким алкоголем, я захотела потанцевать. Чувствовала легкость. Никакой боли, никакого волнения. Я практически его забыла. Со мной танцевала Настя, другая подруга. Я была рада, что она смогла прийти, но весь вечер мне казалось, что между нами есть непреодолимая стена.

С Настей мы познакомились через Ирину. В свою очередь, добавлю, что Ира была на удивление гадкой и пустой девушкой. Но вопрос всегда оставался без ответа: как такая, как Ира, может иметь при себе близких друзей? Неужели есть в ней что-то? «Нет, – сказала я про себя, – в ней отсутствуют все те качества, наличие которых говорит о человеке как о хорошем и добром». И как Настя вообще с ней смогла найти общий язык.

После нескольких дней общения с Настей я поняла, что чувствую в ней родную душу. Все подростковые тусовки, каждый приятный момент, который связывал меня с этой компанией, – Настя отвечала за все.

Я ценила в ней искренность. Когда я сказала ей, что на время хочу побыть одна после тяжелого расставания с Кешей, она отреагировала очень странно. Настя приняла мое решение, но ее действия, ее мимика говорила совершенно об обратном.

– Лин, – сказала Настя, – вечер прекрасный.

Есть в Насте все-таки то, что отличало нас друг от друга. Она была человеком свободным. Совершенно безотказной. Она любила жизнь и хваталась за её каждое мгновение. Как и за мужчин.

А я всегда беспокоилась. В какой-то степени я была для нее живым олицетворением нравственности. Только Настя не хотела видеть рядом с собой человека, который всегда честно, без ужимок, говорил бы ей о ее промахах.

– Спасибо тебе, – сказала я Насте, – за то, что смогла прийти.

Она улыбнулась и на время отошла в ванну.

Рюмка текилы. Вторая. Третья. Я сбилась с счета. О том, что было несколько часов назад я уже совсем не думала. Мне было весело. Музыка заставляла двигаться, а текила выполняла свою главную функцию: одновременно оперативное средство лоботомии без неприятных побочных эффектов и быстродействующее обезболивающее.

– Может, мы позовем кого-нибудь еще? – спросила я.

Идею компания восприняла без особого энтузиазма.

– А если звать, то кого? – спросил Паша. – У меня даже на примете нет никого.

– Лин, может, не стоит? – спросила Настя.

– Я согласна, – сказала Карина. Я удивилась: она впервые была согласна с Настей. – Не уверена, что идея на пьяную голову лучшая.

– А я хочу, – сказала я. – Сегодня мой день рождения.

– Помнишь, я рассказывала про друга своего? Ну одногруппника того классного? Его Настя знает!

Ирина оживилась. Настя восприняла предложение Иры с явным недовольством.

– О, я его знаю, – сказала Карина. – Он даже ничего.

Я всегда доверяла Карине в качестве выбора друзей, партнеров, потому что в моей жизни она была голосом разума.

– Зови, Ир, – сказала я. – Стало как-то скучно.

Ира отошла позвонить. Настя решила кому-то написать. Паша с Ваней пустились в пространную беседу, какая всегда случается у людей, выпивших такое количество алкоголя, которого было достаточно для полного расслабления тела и души, но которого не было достаточно для полного расслабления и расплавления разума. Мы с Кариной, добыв сигареты, сбежали на балкон.

– Честно, – сказала я, – я уже жалею, что позвала этого… Как его там?

– Диму, – сказала Карина. – Да хватит тебе, он нормальный.

Я услышала звонок домофона. Поняв, что выгляжу я для незнакомого человека недостаточно хорошо, я побежала в ванну приводить себя в порядок.

В ванной я задержалась надолго: одних красивых глаз, моего острого ума и красной помады не хватит, чтобы произвести на него впечатление. Так странно: я никогда не видела Диму, слышала о нем только от Ирины и Насти, чьей объективной оценке я никогда не доверяла.

Я подвела глаза, осмотрела себя с ног до головы.

Я вышла из ванной, прошла по коридору. За спинами друзей я плохо смогла его разглядеть. Первое, что я отметила для себя: он недостаточно высокий, но и не низкий. Мысль, эмоционально проявляемая: «Он хорошо выглядит».

Когда мы все вместе прошли на кухню я смогла детально рассмотреть его. На нем были белая рубашка поверх белой майки и темные брюки. Среди присутствующих мужчин он ярко выделялся своим умением находить общий язык с девушками, нетипичным для парня чувством юмора. Когда он протянул руку, я встретила любопытный, но в то же время смущенный взгляд серо-голубых глаз. Его рукопожатие было крепким, теплым и немного жестковатым. Он улыбался и что-то быстро говорил, я мало что разбирала. Большие губы, нос с легкой горбинкой, густые брови, беспорядочно уложенные русые волосы.

Еще одна мысль, эмоционально проявляемая: «Мне не нравится его лицо».

Его голос, интонация, жесты. Излишняя феминность в жестах, отталкивающая скованность. Весь он был неловким и нескладным. Слишком худые руки, слишком юное лицо, эти нелепые очки, которыми он то и дело скрывал половину своего лица. Между прочим, самый яркий показатель самодовольного человека. Есть люди, которые носят головные уборы или громоздкие аксессуары в обыденной жизни или в каких-нибудь кафе. И сколько бы они ни были убеждены, что мы живем в обществе, свободном от правил этикета, порядков или других социальных регуляторов, такие «модники» по-прежнему вызывают смешанные чувства.

– Я вина купил, куда его убрать?

Третья мысль, эмоционально проявляемая: «Он купил то, что мне нравится. Найти общий язык с человеком, который делает и пьет то, что мне нравится, не составит труда».

– Где тут можно покурить?

Возможно, его лицо мне и не нравилось. Но Дима был до ужаса обаятельным, и в какой-то момент его стеснительность вызвала во мне умиление.

Мы уединились на балконе, так как, кроме нас, никто в компании не курил.

– Я точно лишним не буду? – спросил он.

Много вопросов, мало ответов. Я подумала: «Что в нем было такое, что могло нравиться женщинам? Судя по всему, ответ на это я вряд ли получу, если он продолжит бросаться вопросами о том, как бы ему закрыть свои минимальные потребности».

– Нет, совсем нет. Дим, здесь каждый просто отдыхает и общается. Главное, чтобы ты нашел себе собеседника, – ответила я.

Чуть позже завязался разговор о наших странных историях или, как нам казалась на тот момент, странных жизнях. В историях Димы я услышала то, что хотела услышать давно, и это помогло мне понять, что я не одна в своих рассуждениях, желаниях. Посетило странное ощущение того, что мы были знакомы еще до этого дня.

Я училась на филолога, но моя детская мечта стать журналистом не умерла. Так, не имея при себе ни журналистского образования, ни соответствующей аккредитации, я выяснила, что Дима увлекался литературой, барами и женщинами. С каждым его словом он начинал мне нравиться все больше и больше.

– Недавно познакомился со странной девушкой, – сказал он, закуривая следующую. Мне нравились его улыбка, его смех и родинки вокруг глаз. – Она была странной. Знаешь, в момент приближающегося коитуса она попросила остаться в туфлях…

– В туфлях? – спросила я, смеясь.

Он улыбнулся и посмотрел на меня:

– Именно: в туфлях.

Послышались звуки салюта. Снопы искры поднимались в беззвездное ноябрьское небо, загорались, взрывались и снова поднимались в небо.

– В твою честь? – спросил Дима.

– Может быть, – сказала я. – Я замерзла.

Я начала игру. Намек был понят.

– Вернемся к остальным?

Я поняла ту женщину, которая предпочла остаться в туфлях: она просто подготовилась к скорому побегу. Неужели я его не привлекаю? Или он просто притворяется? Как много вопросов и как мало ответов…

Когда мы вернулись на кухню, мы все сели за стол. Каждый из компании начал делиться чем-то, что, как казалось, вызовет интерес большинства. К счастью, мои увлечения выходили далеко за рамки увлечений, отвечающих желаниям и потребностям моих друзей. Но, к своему несчастью, я давно обнаружила, что отклика они не у кого не находят. Я научилась выкладывать основную информацию в доступную всем форму, при этом легко добавляла остроты, которые либо смущали, либо смешили всех.

Я начала рассказывать про сегодняшнюю историю с зачетом и автоматом по греческой литературе. Краем глаза я встретила заинтересованный взгляд Димы. Он увлекся моим рассказом.

Я была взволнована. Я повернулась к нему, но была встречена холодным взглядом, в котором сквозили и надменность, и враждебность.

Чем я это заслужила? Я встретила его таким же надменным и холодным взглядом. Он растерялся. Я растерялась.

Что это было?

– Я обожаю Чехова, – сказал он, когда рассматривал мою скромную библиотеку. – Он невероятен.

Очередная мысль, эмоционально проявляемая: «Ему нравится то, что нравится мне».

В моей картине мира было одно негласное правило: человек, которому нравится Чехов, по определению своему плохим быть не может.

– Этот альбом, – сказал он, улыбаясь и откидываясь назад на стуле, заложив руки за шею, – я переслушал несколько раз.

Moby и Sting. Два исполнителя, музыка которых является зеркалом души человека. В случае Димы душа у него была добрая.

– Еще по одной? – спросил он, когда мы всей компанией перешли на белый ром.

Он, чокнувшись со всеми, красиво откинул голову назад и вылил все содержимое рюмки в себя. Он смешно поморщился. Я рассмеялась.

Каким-то странным образом я чувствовала себя с ним хорошо. Все с ним было легко и просто. Я не хотела думать ни о чем. Мне нравилось, что во время споров он быстро разгорался, увлекался, иногда глотая слова, иногда путая факты, прилично пьяный человек всегда должен иметь право на ошибку; тогда он начинал смеяться, и смех его был настолько заразительным, что каждый подхватывал, не понимая сути наших споров, и каждый смеялся.

Только половина второго, а у меня уже был новый мужчина.

Последняя мысль: «Я никогда и ни за что не смогу полюбить такого парня, как он».

Бывает, что в нас рождается чувство, природу которого невозможно объяснить. Мы испытываем его по отношению к тем людям, которых мы видим в первый и, возможно, в последний раз в своей жизни.

Дима относился именно к этой категории людей. Он был веселым, самое главное – он был живым при всей своей скромности. Но назвать его мужчиной мечты?.. Я думала об этом, уединившись на балконе – Ира, испугавшись, что Дима станет и моим другом, украла его на «минуту».

Сигарета за сигаретой, мысль за мыслью. Как бы смешно это ни звучало, но я чувствовала себя глупо. Чего я хотела от него? И что он хотел от меня?

– Ты совсем пропала, – сказала Настя. – Я постою с тобой?

Мне показалось, что что-то случилось.

– Да нет, все в порядке, – сказала Настя. – Просто… Ну ты знаешь, мужчины…

– Да, – сказала я. – Понимаю.

Я приобняла ее, подбадривая.

– Лин, я могу остаться у тебя? – спросила она.

– Конечно, – ответила я. – Мне кажется, что пора всю эту толпу уже домой отправлять.

Настя улыбнулась. Я проводила ее в гостевую комнату, где постелила ей. Она благодарно посмотрела на меня, снова поздравила с днем рождения и заснула.

Дима, Карина и я проводили всех остальных к такси. Втроем мы сидели на кухне. Карина быстро нашла общий язык с Димой: обсуждали недавнюю статью о инновационном лекарстве от рака, а я делала всем чай.

Позже мы прошли в гостиную, где мы легли все втроем. Активно поступали предложения о просмотре фильма.

– Предлагаю «50 оттенков серого», – сказал Дима.

Карина рассмеялась.

– А я никогда этот фильм не видела, – сказала я.

– Тогда смотри и плачь, дорогуша, – сказал Дима, улыбнувшись. – Фильм дерьмо, зато как актеры там хорошо выглядят… В общем, сама сейчас все увидишь.

После первых пятнадцати минут фильм я поняла, о чем говорил Дима: фильм был до ужаса скучным, зато Джейми Дорнан на фоне унылых и серых зданий Сиэтла и на фоне невзрачной и какой-то зеленой Дакоты Джонсон.

Карина заснула, а мы с Димой смотрели фильм и пускали похабные шутки относительно поведения героев.

В какой-то момент я почувствовала руку Димы на своем плече. Мне было неловко, и даже захотелось отстраниться, но в то же время его теплая рука, легко сжимающая плечи, его упругая кожа, от прикосновения которой тело испытывало странное, незнакомое желание…

Он заснул. Я разочарованно вздохнула, скинула с своих плеч его руку и пошла к себе в комнату. Я чувствовала себя глупо, и вдруг мне захотелось отмыться от этого желания, от этого чувства.

– Может, мне помочь тебе чем-нибудь? – спросил Дима утром, медленно потягиваясь.

– Нет, – сказала я. – Одной будет проще.

От вчерашнего желания ни осталось и следа. Я снова смотрела на его лицо, и снова думала о том, что оно мне не нравилось.

– Как тебя найти? Я имею в виду в соцсетях, в мессенджерах?

«Только не это, – подумала я. – Он же будет навязываться».

– Через Иру или Настю.

Он кивнул головой. Дима стоял в коридоре, немного разбитый после количества выпитого алкоголя. Он медленно одевался, меня это злило: я хотела как можно скорее избавиться от вчерашнего напоминания своего глупого решения.

Дима ушел, не попрощавшись. Как и мужчина, который разбил меня.

– Как прошел день рождения? – спросила мама, вернувшись от бабушки.

– Много вопросов, мало ответов, – сказала я.

Мама покачала головой, а я отправилась в свою комнату. В голове было множество мыслей, и каждая из них пролетала в голове так быстро, что было невероятно сложно удержать хоть одну. Зачем вчера приехал Кеша? Что значил вчерашний жест Димы? Чтобы избавиться от проблем, ничего не значащих, я обратилась к проблемам, которые значили гораздо больше: приближающиеся зачеты и экзамены, одно название которых уже отпугивало меня. И все-таки…

Что же значил его жест?