Loe raamatut: «Шильонский замок. Нити времени»

Font:

ISBN 978-5-0050-7712-7

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

ШИЛЬОНСКИЙ ЗАМОК
НИТИ ВРЕМЕНИ

Всё началось с фотографии в интернете. Красивое и романтичное место, похожее на фрагмент детской сказки: синее озеро из которого вырастает замок, крутизной стен и их недоступностью подобный крепости, камни обрамляющие берег озера, голубые горы вдали, лучи солнца высвечивающие замок даря ему золотисто-коричневый теплый оттенок, в целом, казалось бы ничего особенного. Но что-то большее, чем просто красота, цепляло и погружало в это место. Захотелось узнать про замок, но как? Страна, где он находится, была загадкой.

Спустя месяцы, несколько фрагментов моей жизни, удивительным образом, сложились в единую картину. Вначале друзья прислали мне несколько заставок на рабочий стол, среди которых была фотография того самого замка. Затем в моей жизни появились новые знакомые, которые часто бывая в стране, практически мне незнакомой, при наших встречах щедро делились впечатлениями о своих поездках. И наконец, однажды, за обедом, в кафе, включили передачу о той самой стране, про которую много и подробно рассказывали мне мои знакомые. На экране мелькали снимки красивых мест, как в качественном рекламном ролике, и вдруг камера показала тот самый замок из сказки! Время словно остановилось, и меня мгновенно перенесло через страны и континенты туда: в сказку, к озеру, в замок. Вот так в один момент, место обрело название и адрес. Удивительное превращение мечты в реальность казалось невероятным, и я вдруг поняла, что давно уже знаю и эту страну, и это место, и то, что я там обязательно буду.

С того момента прошёл год, и судьба привела меня в эту страну, в это место, и в этот замок.

Всё началось с фотографии в интернете… Эта фотография стала началом сюжета целого романа.

Иногда невозможное становится возможным, даже тогда, когда мечта начинается с одного только снимка.

2014 год, июль, Замок Шильон, Швейцария

У ворот замка есть лавка, где можно купить сувениры и выпить чашечку кофе. Те, кто был в Шильоне, хорошо её знают – это единственное место в ближайшем радиусе, где можно что-то купить.

В тот день с самого утра шёл дождь, возвращаться по дождю мне не хотелось и выйдя из замка, я зашла в лавку, купила кофе и села за маленький круглый столик, чтобы сделать свои путевые записи: давняя привычка доверять блокноту больше, чем памяти. Я почти закончила, когда поймала на себе чей-то взгляд. Прямо передо мной сидел высокий, красивый, седовласый мужчина, на вид ему было лет семьдесят. Он сидел за соседним столиком, улыбался, и не скрывая интереса, откровенно смотрел на меня, как смотрят на что-то забавное. Я улыбнулась в ответ и смутилась, потому как не часто ловлю на себе подобные взгляды. Несмотря на то, что в лавке кроме нас было ещё довольно много посетителей, я видела, что пристальное внимание незнакомца привлекает только мой столик. Я продолжала писать, спешить было некуда, капли дождя ещё барабанили по натянутой крыше, а незнакомец продолжал своё наблюдение. Когда я закончила, дождь почти прекратился, и мне захотелось пройтись вдоль берега озера. Я допила свой холодный кофе и направилась к выходу, но не успев сделать и пару шагов из под навеса лавки, я услышала низкий и приятный мужской голос:

– Bonjour Mademoiselle!

– Bonjour, – повторила я. Это было одно из немногих, знакомых мне французских слов.

Мы стояли некоторое время, молча глядя друг на друга, и улыбались, как улыбаются люди, не знающие что друг другу сказать. Так как знакомство в мои планы не входило, я сделала короткий шаг вперёд по тропинке. К моему удивлению, незнакомец шагнул за мной, и не отставая ни на шаг следовал за мной вдоль замка, по направлению к GrandRue. Дойдя до первого спуска к озеру, незнакомец остановился и начал что-то быстро говорить по-французски обращаясь ко мне. Здесь нужно сказать, что мои познания французского языка, к моему стыду, ограничиваются двумя фразами: «Bon appetit» и «Bonjour». И хотя я и прежде чувствовала ущербность от того, что не знаю языки, то теперь вовсе ощутила себя неандертальцем. Даже по мимике и жестам я не могла понять ничего, из того что говорил мне мой случайный попутчик. Вообще, здесь, в Швейцарии, для меня стало открытием способность швейцарцев говорить на нескольких языках. Не знаю, насколько глубоко они их знают, но явно больше, чем я. И пока мой случайный попутчик продолжал изливать французские слова, я думала о том, как ему объяснить, что я ничего, вообще ни единого слова не понимаю. Но как только я собралась жестами остановить его, он вдруг резко прервался и пристально посмотрел мне в глаза. Воспользовавшись этой паузой, я медленно, по-русски произнесла:

– Я не говорю по-французски.

Прежде, если я отвечала по-английски: «I don’t speak French», услышав это, со мной начинали резво говорить по-английски, и я вновь вынуждена была улыбаться и пожимать плечами в ответ. Моих познаний в английском хватало для того, чтобы спросить дорогу и заказать себе обед, но не более того. Так, со временем, чтобы, не вводить собеседника в заблуждение и не попадать в него самой, я стала отвечать по-русски, чтобы было понятно, на каком языке я могу понимать, слушать и говорить.

К моему удивлению, незнакомца нисколько не смутила русская речь, и он медленно по-английски произнёс:

– Do you speak English?

На что, я также медленно, почти по слогам ответила:

– Better than French, but much worse than Russian.

Он широко улыбнулся, и тоже разделяя слова на слоги, произнёс:

– My name is Basko.

Поскольку его желание продолжить общение было очевидным, то кроме как пытаться понимать и говорить по-английски, другого выбора, ни у него, ни у меня не было. Услышав его намеренно медленную речь, я улыбнулась, вспомнив отца, который в детстве, также спокойно и не торопясь объяснял простым языком не понятные мне вещи.

– I’m sorry, but I don’t speak Russian, – ещё медленней проговорил он, и стал спускаться вниз по ступенькам, аккуратно взяв меня под локоть. Мы спустились к озеру, и медленным прогулочным шагом пошли по дороге, уступая дорогу любителям кататься на роликах и велосипедистам. Баско всё больше напоминал мне отца: такой же красивый, уверенный, а ещё могучий и надежный, похожий на замок, который остался позади. Мы дошли до одной из многочисленных скамеек, расставленных вдоль берега, и он предложил мне сесть. Скамейки вдоль озера, словно специально расставлены для уединения: они спрятаны за деревьями и цветами, и чтобы обнаружить их, нужно спуститься к самому берегу. Стоя у линии воды, спиной к озеру, их замечательно видно, но с бульвара, где прогуливаются туристы и местные, их не видно совсем, только кусты и цветы, обрамляющие скамью, служат указателями для желающих отдохнуть сидя у берега.

Какое-то время мы сидели молча, и наблюдали за птицами, прилетевшими к нам в ожидании корма. Первым подплыл лебедь: красивая, благородная птица, своим величием и грацией, моментально приковывающая к себе взгляд. Я отломила кусочек от своего круассана и бросила в воду. Лебедь оживился, но остался в стороне, подплыть он не решился. Я бросила ещё кусочек, лебедь вновь встрепенулся в порыве подхватить, но остановился и вместо того, чтобы плыть к кусочкам, стал плавать из стороны в сторону, ни на сантиметр не приближаясь к желанной пище. Мне стало интересно, сколько времени и кусочков понадобятся лебедю, чтобы наконец-то решиться, подплыть и съесть их. Я бросила третий кусочек, четвёртый, а вот пятый бросать уже не пришлось. Откуда то приплыла утка, схватила один кусок, потом появилась другая, следом прилетели неизвестные мне мелкие пернатые, потом воробьи, и уже через мгновение весь этот птичий коллектив не оставил ни крошки. Они были такие шустрые и смешные, они с таким азартом соревновались за каждую крошечку, что я не заметила как скормила им всё, что у меня было. И только после этого я вспомнила о лебеде. А он всё это время оставался в стороне, но уже без оживлённого взгляда, а с опущенной головой. Он, кому сама судьба подарила очевидные преимущества, остался голодным и без внимания, а те, кто не располагали внешними привилегиями, были сыты, довольны и обласканы вниманием. Это забавное наблюдение увлекло не только меня, но и Баско, он с интересом смотрел за движениями лебедя. Когда птицы решили, что здесь им больше ничего не дадут, они улетели также мгновенно, как и появились, и только после них, не поднимая головы уплыл лебедь. Я тоже хотела удалиться от этого места, и повернулась к Баско, чтобы жестами показать своё намерение, а он в ответ достал из кармана пиджака карточку и показал мне:

– This is my grandpa.

При этом Баско так пристально и цепко смотрел прямо в мои глаза, что я не смогла не только отвести взгляд и взглянуть на снимок, но даже моргнуть. Он словно сканировал каждый миллиметр моей души, а потом медленно, почти по слогам проговорил два слова: «Tomorrow here», встал и буквально исчез за кустом цветов.

Вся эта ситуация была похожа на сон, который едва проснувшись ощущаешь как реальность, хотя нет никаких внешних проявлений этой самой реальности. Я не знала, что делать, потому что рано утром у меня был поезд в Милан, а оттуда долгий перелёт домой. Я не помню, сколько времени я пробыла в оцепенении, прежде чем, поняла, что выход есть только один: сделать то, что я могу сделать.

Ранним утром, когда ещё даже горизонт не был озарён солнцем, я вышла из отеля и быстро пошла вдоль берега, жадно вдыхая целебный воздух озера. Уже стали различимы очертания замка, когда я заметила Баско.

Сегодня он был одет как профессор европейских университетов из фильмов: клетчатый пиджак, шейный платок, шляпа, в одной руке у него была трость, в другой он держал бумажный свёрток. Увидев меня, Баско быстро зашагал навстречу, и подойдя ближе, чем обычно подходят незнакомые люди, протянул мне свёрток. Это было что-то тяжёлое и небольшое, похожее на свёрнутую в рулон бумагу. «Write about it», сказал он и неуклюже положил мне на плечи руки. Баско вновь, как вчера, пристально посмотрел мне в глаза, и повторил: «Write about it». Не понимая, о чём нужно написать, я кивнула, а он развернулся и зашагал проч.

Чтобы не томить читателя, не буду описывать, чего мне стоило разобраться в записях, которые я обнаружила в этом свёртке. История перевода с английского, безусловно, интересна сама по себе, но она меркнет по сравнению с той, что хранилась за обложкой свёртка. Это были письма, дневники, рисунки, заметки и записи некоего Бренсона, который приходился дедом моему новому знакомому. Скажу только что, когда я открыла свёрток и увидела пропитанные временем листки, я не сразу решилась даже прикоснуться к ним, не то что читать. Эти письма и дневники хранили историю нескольких поколений и открывали удивительное переплетение нитей времён начиная с 14 века. Казалось бы, какая связь может быть между Бубонной чумой, свирепствовавшей в середине 14 века в Европе, и рисунком на стене старой церкви в маленькой ирландской деревне? Оказалось связь есть и весьма прочная.

Судьба иногда открывает замысел своих прихотей совсем неожиданно и без каких либо просьб. События, цепочкой тянувшиеся семь веков, открылись именно так: всполохами высветив отметины историй разных лет и стран.

История хранившаяся в свертке, началась в Шильоне, с прекрасной Иоланды, затем цепь событий перешла в Ирландию, к Шону, а потом вновь вернулась в Шильон, с Бренсоном, помощником Альберто Нефа. Именно он, Бренсон, хранил семейную историю шести поколений, и чтобы убедиться в её правдивости прибыл в Шильон и принял участие в реставрации замка. Много лет он внимательно изучал каждый камень чтобы понять: могли ли они быть свидетелями тех событий, на истории которых он вырос. Бренсон вёл дневники и скрупулёзно записывал каждый исследованный миллиметр. Его внук, Баско, сохранил записи деда, и в 2014 году, в возрасте 65 лет передал их автору.

От себя он вложил в свёрток единственный лист, на котором было написано:

«Я родился и вырос в Америке, мой дом стоит в самом центре Северно-Американской плиты, и я никогда не слышал шума волн. Когда мне исполнилось 65, я подумал, что должен отвести записи своего деда туда, где он их сделал. Своих детей у меня нет, и мне некому передать историю, хранившую память семи поколений моего рода. Я приехал на берег Женевского озера, и взял с собой Дневники, чтобы увидеть своими глазами то, чему мой дед посвятил свою жизнь.

Поселился я неподалёку от замка, из моих окон открывается прекрасный вид на озеро и горы другого берега. Я держу окна и балкон открытыми, чтобы слышать шум волн. Никогда я не мог даже представить, что смогу наслаждался этим новым для меня звуком, видимо ирландские гены отзываются во мне на звуки воды.

Каждое утро я прихожу к замку, иногда захожу с экскурсиями внутрь. Но, к сожалению, мне как туристу многое из того, о чём писал и рассказывал дед, закрыто. Тем не менее, я могу себе представить описанные в дневниках события. Гуляя по замку, я понял, что жизнь состоит из выбора мгновений. Каждое мгновение можно изменить свою жизнь, а прошлое оставить позади. Сегодня неизменно превращается во вчера, и вчерашний день остаётся навсегда. Что останется там, и что я выберу сегодня, решать мне, никто за меня этого не решит. Я хочу оставить память о деде и его историю. Баско Б.».

Я не знаю, почему Баско выбрал меня, но я благодарна ему, за то что он доверил мне своё сокровище. Насколько смогла, я превратила рукописи в историю, и тебе, дорогой читатель решать, какой она получилась.

1330 год, Замок Шильон, Графство Савойское

Стражникам выдали красивую одежду, ярко синего цвета. Она была мягка и приятна на ощупь, пахла свежей краской и удивительно шла каждому. Мужчины, в новых одеждах казались стройнее, их прямые спины поддерживала гордость, сила и особая значимость их долга. В то время, каждый стражник считал своим долгом не только оберегать доверенный ему замок, но и улучшать то, что возможно улучшить. Торговый путь, проходивший мимо замка, стал не только безопасным, но и более доступным. Налоги стали гибкими и зависели от количества провозимого товара. Дорога постоянно поддерживалась в хорошем состоянии, а если в пути случались больные, то их можно было оставить в замке, и им был гарантирован уход. Довольны были все: граф Савойский, стражники, торговцы.

1345 год, Замок Шильон, Графство Савойское

Момент превращения стражей в охранников прошёл незаметно. Опасный воздух тщеславия проникал в замок и постепенно пропитывал собою всё вокруг. Отравленные этим воздухом, жители замка медленно избавлялись от ответственности за свои поступки, слова, мысли. Стражники, которые совсем недавно гордо носили свои имена и одежды, стали больше заботиться о сохранении того, что уже было, чем о приобретении нового. Их не волновало, что маниакально сохраняя одно, они теряли многое другое.

Нельзя сказать, что поток торговцев плативших налог, сократился. Они просто стали другими: на смену радости пришла серость.

Почему произошли изменения, и что было их причиною, выяснять не будем, обнаруживать едва уловимые связи отдельный труд. Однако, замечу, что началом перемен приведших к разрушению хорошего, как и в большинстве своём, стало нечто-то маленькое, незаметное и безобидное, завёрнутое в красивый плащ «добрых намерений».

1348 год, 05 сентября, Замок Шильон, Графство Савойское

Приближаясь к мосту, который вёл к главным воротам замка, Иоланда бросила короткий взгляд на внутренний дворик слева, где несколько мужчин увлечённо ловили рыбу. Один из них, повернувшись на шум у ворот, поймал на себе её взгляд, открыл свой беззубый рот и выкрикнул ругательство. Остальные рыбаки тут же подняли головы, и увидев вереницу невольниц стали кричать, хохотать и показывать пальцами в сторону пленниц. Охранники, которые сопровождали девушек, обернулись на хохот, остановились и подмигнув друг другу перерезали дорогу нескольким женщинам, которые шли позади. Двое мужчин побросав свои рыбацкие приспособления, сорвались с места и побежали к ним. Невольницы, почуяв неладное, сбились в кучку, и чтобы не кричать, закрыли рты своими кулаками. Иоланда остановилась, но тут же кто-то из девушек схватил её за руку и зашипел в ухо: «Смотри на землю, не останавливайся!». Иоланда закрыла глаза, и повинуясь той, что взяла её за руку, пошла до боли сжимая глаза, чтобы не видеть тот ужас, в который она отказывалась верить. Охранники, что-то громко кричали и стали ещё чаще опускать свои палки на спины невольниц, удары слышались со всех сторон. С самого утра, как только они начали путь, Иоланда заметила, что стражи, которые их вели, стали злее обычного, чаще слышались их крики и удары палок, которые означали, что одной невольницей стало меньше.

Иоланда услышала, как за спиной с тяжёлым стуком закрылись огромные ворота замка и лязгнули замки. Женщин, которым стражники преградили дорогу перед мостом, она никогда больше не увидела.

Всего пять дней отделяли её от Иоланды полной надежд на новую, радостную и свободную жизнь. Чтобы не стать любовницей Рауля де Бриенн, графа де Гин и д’Э, она решилась на побег, но покидая Шильон, она и предположить, не могла, что так скоро вернётся сюда, но уже пленницей. И только сейчас, проходя через главные ворота замка, Иоланда поняла, что всё происходящее с ней, не игра, не сон, и не шутка. Только сейчас, она осознала, что той Иоланды, которая покидала замок несколько дней назад больше нет, и не будет. Она подняла голову, чтобы посмотреть на окна, через которые ещё совсем недавно она наблюдала за жизнью замка и увидела Его. Он стоял у окна и смотрел прямо на неё. Иоланда замерла, мороз прошёл по спине, сковывая дыхание. Ещё несколько минут назад, когда она поняла, зачем женщин оставили за воротами, ей казалось, что ничего страшнее быть не может, оказалось, может, живое воплощение кошмара стояло прямо перед ней. Но её оцепенение длилось всего мгновение, потому как уже в следующее она получила удар в спину. «Пошла!» – крикнул тот, кто еще недавно был её слугой. Она не видела, что было дальше в том окне, потому что их погнали вниз, по холодным, скользким ступеням, к двери, к которой бабка запрещала даже приближаться. Мысли Иоланды путались, ноги не слушались, звуки ударов сковали плечи судорогой, она прикусила губы до боли и слёзы вновь покатились по щекам. «Меня ведут в подземелье, из которого не возвращаются. Жизнь закончена. Больше ничего не будет!», слезы катились по щекам, и она была им рада, потому что они застилали глаза и скрывали то, на что не хотелось смотреть. «Жизнь закончена. Жизнь закончена. Жизнь закончена», повторяла она слова, которые спасали от мыслей, но с каждым повтором всё меньше вызывали слёз. Едва её босые ступни коснулись ледяных каменных ступеней, Иоланду охватила дрожь, с которой она не могла справиться, руки, плечи и голова, тряслись так, как будто их дёргали за специально привязанные верёвки. «Ты чего?», услышала она рядом уже знакомый голос. Иоланда хотела что-то ответить, но едва она попыталась открыть рот, как прыгающие зубы прикусили язык, и она почувствовала вкус своей крови во рту. Тихо застонав от боли, она обхватила себя руками и если бы не чья-то поддержка, то Иоланда упала бы, потому что рассудок отказывался удерживать её в сознании.

Пленниц загнали в маленькое помещение, где не было окон, пахло сыростью и гнилью. Комната была слишком мала для такого количества пленниц, и девушки которые заходили последними, взбирались на плечи стоящих впереди. Некоторые, прижатые к стене уже теряли сознание от давки, духоты и усталости. Стражники продолжали загонять последних пленниц, и не было никакой возможности помочь тем, кто падал, на них сразу вставали, хотя их ещё можно было спасти. Когда железный засов громко ударил, и дверь заперли, стало так тихо, что было слышно, как с потолка крупными каплями падает вода, ударяясь о головы девушек. Кроме этих звуков падающей воды, ничто не нарушало давящую тишину подземелья. Иоланда была прижата лицом к стене и даже не пыталась пошевелиться. Отчаяние и страх немного отступали и чтобы не дать им вновь овладеть собой вновь, она едва шевеля губами, стала повторять: «Зачем я здесь? Зачем я здесь? Зачем я здесь?». Она с детства привыкла разговаривать с собой, и это помогало находить ответы на многие вопросы. «Я хотела жить, а теперь, а теперь… Я даже не знаю, можно ли хотеть чего-то сейчас, кроме того чтобы этот кошмар остановился и все вернулось всего на пять дней назад. Только пять дней. Только пять дней. Только пять», Иоланда захотела повернуть голову, но смогла отодвинуться лишь на дюйм. В этом коротком движении она успела увидеть, как по стенам пляшут страшные тени. Два стражника всё ещё стояли в проёме, размахивали факелами над головами девушек, ловя и поджигая их волосы. Появился запах сгоревших волос, и некоторые девушки падали, задыхаясь от рвотных спазм. Видя это Иоланда, вспомнила как наблюдала однажды за растягиванием шкур. У них во дворе стоял специальный станок, на который надевали шкуру, и медленно вращали колеса станка, тем самым растягивая её. Колеса нужно было крутить очень медленно, иначе шкура могла порваться или треснуть. Наблюдая за этим процессом, Иоланда тогда впервые ощутила, что время может менять свой ход. Вокруг что-то происходило: кухарки чистили свою посуду, мужчины разделывали мясо, она даже вспомнила сейчас, как в то время пролетала над замком птица, но в том месте, где медленно вращались колеса, казалось, ничего не менялось. Время, которое было в том месте, где стоял станок, отличалось своим ходом и наполненностью от того, которое было у всего, что окружало этот станок. После этого наблюдения, Иоланда стала замечать случаи, когда время ускоряло или замедляло свой ход. Сейчас, когда она смотрела на безмолвных девушек, которых жгли зажило, ей казалось время почти остановилось.

Отчаяние, отключавшее рассудок появилось вновь, поднимаясь холодной волной по позвоночнику. Чтобы избавить себя от тьмы, в которую это чувство погружало её, Иоланда зажмурила глаза и приготовилась, насколько это было возможно, размахнуться и удариться головой о стену. Но пока она набирала воздуха в грудь, чьи-то тоненькие ручки так цепко схватили её за талию, что она испугалась и закашляла, подавившись глотком воздуха. Кто-то крепко держал Иоланду за талию, прижимаясь к её спине, и чьё-то сердце колотилось так сильно, что она слышала его как своё.

– Кто ты? – спросила Иоланда, хотя по небольшому росту, она уже догадалась, что это была одна из девочек подростков, которых пригнали сюда со всеми.

– Я Мария, – едва слышно прошептала девочка. Голос был очень слабым и совсем ещё детским. Иоланда вновь до боли зажмурила глаза, отказываясь признавать ещё одну сторону кошмара, в котором она находится. Сердце сжалось от мысли, что этому ребёнку уготована та же участь, что и всем.

– Где твоя мама? – Иоланда успела спросить, прежде, чем подумать.

– Её оставили за воротами.

Иоланда почувствовала, как голова девочки поднялась вверх.

– Она скоро придёт ко мне, – уверенным голосом сказала Мария и сильнее прижалась к Иоланде.

Места в комнате стало немного больше, оттого что некоторые падали, не выдерживая духоты, и Иоланда смогла развернуться.

– Я побуду с тобой, пока не придёт моя мама, – голос Марии был уверенным и твердым, как у взрослого, но в нём была особая нежность, которая есть только в детских голосах.

Иоланда прикусила губы, чтобы не расплакаться.

– Да, да. Конечно, кончено, – шептала она как заклинание, крепко прижимая к себе Марию.

Сердце девочки успокаивалось, и Иоланде казалось, что Мария засыпает. С каждым вздохом, воздуха становилось всё меньше, и чаще был слышен звук медленно опускающихся вниз тел. Иоланда проваливалась в подобие сна, но что-то возвращало её рассудок в эту комнату, не давая передышки. В одно из таких возвращений она услышала, как открылись двери. Зашли охранники с факелами и Иоланда увидела, как почти половина из тех кого сюда пригнали, лежит на внизу на камнях. Время вновь, для Иоланды изменило свой ход, она видела как начали выгонять обессиливших девушек в коридор, а тех кто уже не мог встать выносили за ноги и бросали в отверстие в стене откуда слышался шум волн. Иоланда слегка потрясла за плечи Марию, которая никак не хотела просыпаться.

– Нам нужно идти, – сказала Иоланда, когда Мария подняла на неё свои сонные глаза. Иоланда крепко прижала к себе девочку, и закрыв руками её глаза, чтобы та не могла видеть бездыханных тел, быстро пошла с ней по коридору.

Их пригнали в огромное помещение, в котором эхом отзывался каждый шаг. Но пока глаза не привыкли к кромешной тьме, невозможно было рассмотреть ничего, из того, что было вокруг. Иоланда оцепенела от страха, казалось, что дыхание здесь изменило привычный ритм и затихло. Постепенно, глаза привыкли к темноте, и Иоланда различила скалу, которая служила одной из стен подземелья. Напротив, очень высоко, сквозь отверстия в стене, служившие окнами был виден слабый лунный свет.

– Неужели нас продержали «там» до ночи, – прошептала Иоланда. Усталость опустилась в ноги, захотелось упасть прямо на месте и будь она одна, то так бы и поступила. Мария по-прежнему, крепко обнимала Иоланду, и не говоря ни слова, следовала за ней, ни на шаг не отставая. Выбирая место для себя и Марии, Иоланда медленно и осторожно шла вдоль скалы, вглубь подземелья. Каждый шаг давался с трудом, и ей казалось, что она прошла целую милю, когда почувствовала под ногами что-то плотное. Это оказалась сухая трава, которая прежде уже служила кому-то постелью. Иоланда улыбнулась своей награде за долгий и длинный день. Она опустилась на своё новое ложе, крепко прижала Марию к себе, закрыла глаза и мгновенно провалилась в забытьё.

Ей казалось, она спит и не спит одновременно. Всего несколько дней научили её спать наполовину: чтобы всё слышать, и подниматься по любому подозрительному шуму. Вот и сейчас, ей казалось, что она спала, но в голове как наяву, возникали события последних дней.

Вот она в спальне одевает на себя несколько платьев, которые пригодятся в дороге и на первое время. Вот она в повозке, среди пустых бочек, переезжает короткий мост отделяющий замок от всего мира. Вот лес где она спрыгнула с повозки и пошла по дороге одна. Дальше длинная, длинная дорога ведущая в Вильнёв, где она надеется пожить первое время, а потом перебраться в дальнюю деревню, где её никто никогда не найдёт и не узнает. А вот…

Она ощутила удар и мгновенно села на своей «постели». Иоланда испуганно озиралась по сторонам не в силах поверить, что это оказалось всего лишь сном. Этот сон вернул её в ту ночь, когда она уснула под деревом и проснулась от удара сапога в живот. Её в лесу нашли какие-то солдаты… «Это только сон», – успокоила себя Иоланда. Мария лежала рядом, свернувшись, как котёнок в клубок и сладко посапывала, словно постелью ей служила не сухая трава в подземелье, а тёплая постель её дома. Иоланда погладила девочку по голове, легла, и едва закрыв глаза, вновь оказалась в мире снов.

Вот её ведут как преступницу. Солнце уже встало, дорогу хорошо видно, но она не понимает, куда её ведут и что с ней будет. С ней не разговаривают, а только подталкивают чем-то тонким и острым в спину. Дальше, бесконечно длинная дорога, без отдыха, еды и воды. Вот уже город Вильнёв и огромная площадь. Десятки несчастных девушек стоят у столба в центре, они напуганы и жмутся друг к другу. Вокруг толпа безумных горожан, которые кричат ругательства, бросают камни и гнилые овощи в девушек. Её почему-то ставят к тем несчастным, что стоят в центре площади.

Удар по спине.

Иоланда вновь очнулась ото сна и села. Она обхватила себя за колени, усталость ещё осталась, и по-прежнему хотелось спать, но кошмары, преследовавшие её во снах, породили в ней страх мешавший уснуть. Иоланда боялась закрыть глаза и оказаться во времени, куда возвращаться совершенно не хотелось. Она поднялась и придерживаясь рукой за стену, пошла в сторону, откуда они пришли.

Едва различимые силуэты девушек создавали жуткое зрелище полутеней в подземелье. Некоторые стояли, прислонившись к стене, некоторые сидели на полу у огромных столбов. Иоланда осторожно обходила всех, всматриваясь в темноту. Никто не издавал ни звука, даже дыхания не было слышно, только плеск волн за толстыми стенами замка нарушал тишину их темницы. Её босые ноги ступали по каменному, ледяному полу, который обжигал своим холодом, но она не замечала его. Иоланда всматривалась в лица, но кроме силуэтов, невозможно было что-либо увидеть. Глядя на тех, кто стоял, Иоланда поражалась, как у них остались силы, ведь их всю дорогу, как собак гнали охранники.

– Садись, – вдруг услышала Иоланда знакомый голос. Этот голос она слышала на мосту: «Смотри на землю, не останавливайся!». Иоланда послушно опустилась, и ей потребовалось усилие, чтобы разомкнуть свои зубы, оказалось, что они были плотно сжаты.

– Нужно отдохнуть, неизвестно, насколько нас здесь оставят, – вновь услышала Иоланда.

Она хотела что-то ответить, но промолчала, не хотелось прикасаться к ужасу их положения даже словами. Иоланда легла рядом с девушкой и ощутила, каким слабым было тепло её тела, словно жизнь уже начала медленно уходить проч. Она мгновенно провалилась в забытьё. Усталость, страх, неизвестность, пережитый кошмар последних дней, этот клубок, никак не давал погрузиться в сон. Едва закрыв глаза, Иоланда вновь и вновь заново смотрела сцены последних событий.

1348 год, 01 сентября, Вильнёв, Графство Савойское

Ей кажется, время остановилось, и только непрекращающиеся оскорбления, крики злобных мужчин, женщин и детей дают ощущение, что жизнь продолжается. Кошмарная, чуждая ей и непонятная жизнь. Иногда толпа орущих горожан расступается, и тогда к ним подгоняют новых жертв. Все они юные, молодые девушки. Вот она уже закрыта от толпы рядами тех, кого пригнали после неё.

– Почему нас держат здесь? – Иоланда наклонила голову, и спросила у той, что стояла справа. Ей оказалась совсем юная девочка, черноволосая, черноглазая и очень красивая. «Ей не больше десяти!» – подумала Иоланда, рассматривая её лицо.

– Они решили, что мы отравили воду в колодцах, – тихо услышала она ответ.

– В каких колодцах? – не поняла Иоланда.

Девочка едва заметно улыбнулась.

– Которые копали наши отцы и деды.

– Зачем? – спросила Иоланда, сама не понимая, о чём она спрашивает. Чем дальше, тем более непонятным и абсурдным кажется всё, что с ней происходит. «Какие колодцы! Причём здесь этот ребёнок? Она сама, какое отношение имеет к этим колодцам!»