Loe raamatut: «Имена героев моей малой Родины»

Публицистический материал социального проекта

«Имена героев моей малой Родины»

В 2017 году в молодежном центре «Калейдоскоп» Советского района г. Новосибирска инициирован проект «Имена героев моей малой Родины». Проект посвящен знаменитым людям Новосибирского Академгородка.

В 2017 г. «Городку» исполнилось шестьдесят лет. Многие герои, стоявшие у истоков его создания и сделавшие его знаменитым на весь мир уходят из жизни и память о них стирается у новых поколений.

В программы учебных учреждений не входит информация о судьбе и вкладе в мировую научную и общественную мысль всемирно знаменитых ученых Академгородка. К сожалению, многие молодые люди Советского района не знают имена выдающихся людей, зачастую даже тех в чью честь названы улицы. При этом внуки и правнуки этих людей живут с нами по соседству и могут поделиться с молодежью личным опытом и впечатлениями о своих неординарных предках.

Сохраняя знания и память о судьбах этих людей мы, прежде всего, сохраняем то ценное что они вложили в создание района и формируем среди молодежи психологическую установку на инициативное целеполагание и ориентированность на результат.

Моя малая Родина… У каждого человека она своя, но для всех является той путеводной звездой, которая на протяжении жизни определяет очень многое, если не сказать – все!

В этой публикации мы хотим поделиться материалами, созданными во время реализации проекта и отражающими судьбы всемирно известных ученых Новосибирского Академгородка, многие из которых были участниками Великой Отечественной войны.

Герш Ицкович Будкер

(1 мая 1918 г. – 4 июля 1977 г.)

Герш Ицкович (Андреем Михайловичем он стал позднее) Будкер родился 1 мая 1918 года в селе Новая Мурафа Ямпольского уезда Подольской губернии (Украина, ныне Шаргородский район Винницкой области) в семье сельского рабочего в самый разгар Гражданской войны, буквально на линии фронта. В тот день, когда появился на свет будущий академик, бандиты во время одного из еврейских погромов убили его отца.

Воспитывала маленького Герша мать, которая вскоре после гибели мужа перебралась вместе с детьми в Винницу, к родственникам. Там прошло его детство, там он пошел в школу. Учился хорошо, знания давались ему легко.

В 1935 году, окончив только девятый класс, Будкер попытался поступить в Московский университет, но принят не был. Как он сам вспоминал впоследствии, произошло это не по причине возраста, а из-за того, что его взгляды по одному из вопросов разошлись со взглядами преподавателя.

В университет Будкер поступил в следующем году, закончив, как и полагалось, среднюю школу. Обладая отменной памятью, на лекциях ничего не записывал, все запоминал. Как и в школе, учился хорошо. Рано женился. Вскоре стал отцом.

Первую свою научную работу выполнил, еще будучи студентом. Она была посвящена теории относительности. Работа была выполнена под руководством Игоря Васильевича Тамма, тогдашнего члена-корреспондента Академии наук СССР, будущего академика, будущего лауреата Нобелевской премии по физике.

Правда, время было тогда лихое. И карьера Будкера, да и сама жизнь, могла прерваться, так и не начавшись. Зимой 1940 года на политзанятиях он вдруг заявил, что мир с фашистской Германией – дело конъюнктурное и временное. В те годы за такую вылазку «классового врага», а именно так оценил высказывание преподаватель, можно было легко загреметь в лагеря. Но Будкеру повезло, его не арестовали и даже не выгнали из университета. Но стипендии лишили – преподаватель настоял. Пришлось студенту для заработка, чтобы прокормить жену и маленького ребенка, разгружать арбузы в столичном речном порту.

Последний государственный экзамен он сдал 23 июня 1941 года. Из аудитории Будкер побежал в комитет комсомола, считал, что с комсомольским билетом у него будет больше прав пойти на войну добровольцем. Хотя после обучения он был распределен дефектоскопистом на подмосковное оборонное предприятие и попал в число очень дефицитных специалистов по контролю за качеством металла, что давало ему бронь. Тем не менее через четыре дня он надел военную форму и не снимал ее все четыре года войны. Во время войны, он временно сменил свое имя, теперь его звали Андрей Михайловича, как его погибшего боевого товарища.

Служил в полевой зенитной части. Именно там, на фронте, он сделал свое первое изобретение – усовершенствовал систему управления зенитным огнем. В начале сорок пятого его послали в Москву – на слет армейских изобретателей. Командир полевой части, где он сделал первое свое изобретение, назвал созданный им прибор «АМБ» – Андрей Михайлович Будкер.

И вот наступил май 1945 года. Нацистская Германия была повержена. Но была еще Япония, с которой также требовалось «разобраться». Так он и узнал о ядерной бомбардировке Хиросимы.

Сообщение о том, что произошло в Японии, настолько ошеломило его, что он твердо решил войти в «атомную проблему». В 1946 году, сразу после демобилизации, Андрей Михайлович Будкер (к тому моменту Герш Ицкович уже остался в прошлом) пришел в отдел теоретической физики лаборатории № 2, знаменитой «двойки», руководимой Игорем Васильевичем Курчатовым. Сегодня это не менее знаменитый Курчатовский институт.

Это было героическое время для отечественной физики. Молодой Будкер оказался в эпицентре работ по созданию атомной бомбы.

Начиная работать в лаборатории Г.И. Будкер простился с поисками в русле известных, общепризнанных идей и сделал шаг в мир собственных дерзких проектов, которые многим будут казаться просто фантастическими и годными для обсуждения лишь в узком кругу друзей…

Молодой Будкер оказался в эпицентре по созданию атомной бомбы. Будкер предложил свой собственный подход к проблеме термояда, придумал «магнитные пробки» для удержания плазмы и стал родоначальником нового направления;

Следующая серия его работ относится к теории циклических ускорителей. Она была выполнена в связи с сооружением гигантского по тем временам ускорителя в Дубне. Итогами этих работ стали кандидатская диссертация Будкера и Сталинская премия;

Будкер отличался нетрадиционным мышлением не только в физике. Так же независимо рассуждал он и о проблемах политических, социальных, экономических.

Не исключено, что «политически неблагонадежным» он числился еще с довоенных времен. Вспомните его суждение о мирном договоре с Германией. Но были и другие «грехи», уже в конце 1940-х годов. Наивно было бы думать, что в работах по «атомному проекту», который курировал сам Берия, не нашлось тех, кто скрупулезно фиксировал все, что говорили ученые не на производственных совещаниях, а в «кулуарах». Неизвестно, что именно и где Будкер сказал «не так», но дело на него завели. И посадить могли, и расстрелять могли.

Спас Будкера Курчатов Игорь Васильевич, сказавший, что без его идей проблему термояда решить невозможно. Андрей Михайлович часто говорил: «Я держался на одном волоске бороды Курчатова». Авторитет Игоря Васильевича был столь велик, да и Берия был не настолько глуп, чтобы не понимать значимость работ Будкера при создании термоядерной бомбы. Поэтому он и выдал в очередной раз свой «любимый» афоризм: «Пусть работает, а посадить его мы всегда успеем». Кстати, поговаривают, что после расстрела Берии, когда вскрыли его служебный сейф, среди найденных досье, помимо дел на партийных функционеров (Молотов, Маленков, Хрущев и др.), были найдены дела и на некоторых ведущих ученых-атомщиков и ученых-ракетчиков, в том числе на Курчатова, Королева, Глушко, Сахарова и Будкера. Как бы цинично это ни звучало, но в людях Лаврентий Павлович умел разбираться. Бездарности в его сейф не попали.

После смерти Сталина и устранения Берии работать советским физикам стало легче. Уже не довлел страх перед репрессивным режимом, уже повеяло «оттепелью». Этот период для Будкера стал одним из самых плодотворных. Он с упоением работал над проблемами управляемой термоядерной реакции, защитил докторскую диссертацию.

Однако не так легко было убедить экспериментаторов и инженеров заняться осуществлением этих почти фантастических идей. Правда, в молодых энтузиастах недостатка не было, но для развития этих работ нужно было заинтересовать целый институт, а у каждого – свои задачи.

Когда в 1957 году Курчатов предложил А.М. Будкеру организовать в Сибири новый ядерный институт, он без колебаний согласился – оставил чистую теорию и сам возглавил группу экспериментаторов и инженеров для осуществления своих идей. Курчатову хотелось расширить масштабы работ, а Будкеру хотелось сбросить груз обветшалых традиций и стереотипов, начать большое дело вдали от столичного начальства.

Переезд в Новосибирск сыграл важную роль в развитии Института ядерной физики, ибо условия и атмосфера нового научного центра как нельзя лучше способствовали осуществлению оригинальных замыслов Будкера. Имеется ввиду Круглый стол – инструмент, с помощью которого удалось создать один из самых необыкновенных творческих коллективов в мире.

Сама по себе идея такого органа коллективного мышления не нова. И воплотить ее в жизнь пытались многие. Но сделать ее эффективной мало кому удавалось. Чаще идея нивелировалась до обыкновенной планерки, оперативки, пятиминутки. А вот Будкеру удалось создать именно инструмент. И этому можно только завидовать.

«Рыцари Круглого стола» собирались каждый день ровно в полдень. Это были сплошь молодые люди (средний возраст сотрудников не превышал тридцати,), доброжелательные, с чувством внутренней свободы и собственного достоинства. Атмосфера за Круглым столом деловая, но не формализованная. За чашкой кофе там обсуждались самые разные вопросы: прием на работу новых сотрудников и последние открытия в науке, строительство жилья и ситуация в мире, театральные новинки и план работ на ближайшее время. И все это перемежалось остротами, анекдотами, байками. Дискуссии шли бурно, иногда много дней подряд не могли прийти к общему мнению. Упорно, терпеливо учились думать самостоятельно, чтобы стать единомышленниками.

В кабинет директора входили без доклада, в любой момент, здесь всегда было людно, шумно, шло постоянное обсуждение. Однажды кто-то из американских гостей сказал: «Наша страна – самая демократичная в мире. Почему же самый демократичный в мире научный институт находится в Сибири?».

Оставаясь директором этого института до последнего дня жизни, он превращает его в крупнейший ядерно-физический центр страны, завоевавший признание во всем мире как центр уникальных научных и технических решений.

В 1967 году будкеровский коллектив первым в мире начал изучать взаимодействие вещества и антивещества на ускорителях со встречными пучками. Столкнуть встречные пучки – это все равно что выпустить одну стрелу с Земли, а вторую – из окрестностей какой-нибудь звезды. И стрелы встречаются – острием в острие.

Кстати, идея взаимодействия на встречных пучках стала идеологической основой адронного коллайдера. И один из первых в мире коллайдеров – ВЭПП (встречные электрон-позитронные пучки) – заработал, кстати, в Институте ядерной физики в Новосибирске. Произошло это в 1965 году.

«Слова «невозможно» для него не существовало, – писала вдова академика. – Чем труднее была задача, тем больше она его увлекала. Решения, которые он находил, были оригинальными, неожиданными, простыми и эффективными. И не только в физике, но и в области человеческих отношений. Кому могло прийти в голову поручить Институту ядерной физики защищать зерно от вредителей? Искать новые способы бомбардировки раковых клеток? Работать над проблемой обеззараживания сточных вод? Никто не поручал. Будкер и его молодой коллектив взялись за это сами».

Кроме того, что Будкер был блистательным ученым и великолепным организатором, он был еще и обаятельным человеком. Об этом говорят все, кто с ним сталкивался.

Аркадий Райкин вспоминал о нем: «И юмор его был особенный, свой. В его взгляде были и мудрость, и мальчишество. Только очень хорошим людям удается сохранить в себе до седых волос ясное, незамутненное детство».

Андрей Петрович Ершов

(19.04.1931 – 08.12.1988)

Академик Андрей Петрович Ершов – математик, информатика, программист.

Андрей Петрович Ершов и его команда стояли у истоков информатики, здесь в Новосибирске. Информатика – это наука новая, она появилась примерно в годы второй мировой войны. В нашей стране это 1951-55 гг. Соответственно и люди, которые учились работать в этой области это тоже середина 50 –х годов. А.П. Ершов только в 1954 году окончил университет. И он был в группе, которой первой прочитали курс программирования.

А сам предмет информатики был введен в школах СССР одномоментно лишь в 1985 году. И к этому времени Андрей Петрович и его группа написали учебники. Программирование он считал второй грамотностью. И если вы услышите где-нибудь тезис «программирование – вторая грамотность», то знайте, что он принадлежит Андрею Петровичу. Он вообще считал, что программа – это очень важная составная часть нашей жизни и весь мир окутан программами. На его лекции часто демонстрировалась картинка, когда Земля окутана перфолентой. Перфолента – это одно из информационных средств, с помощью которого, программа вводилась в электронно-вычислительную машину. Первые машины представляли собой такие огромные ламповые монстры с водяным охлаждением. Одной вычислительной машине требовалось помещение более 200 кв.м. И информация вводилась в них по началу с помощью бумажных носителей (перфолента или перфокарта).

Так вот, Андрей Петрович считал, что вся Земля окутана программами. И если вы подумаете, как вы начинаете свое утро, то сообразите, что как только вы просыпаетесь вы включаете программу: встать, умыться, одеться, собрать сумку, выйти. И уроки происходят по программе и по большому счету вся жизнь проходит по определенным программам. Какие-то программы запущены вами, какие-то помимо вас, и вы вынуждены им подчиняться.

Андрей Петрович и его команда, с конца 70-х годов начали работать со школьниками. По скольку большие машины находились только в больших организациях и не было свободного персонала. Для того чтобы рассказать людям, что они существуют собирались «Летние школы юных программистов». Со всей страны туда собирались ребята, которые хотели научиться программированию. Одна из них находилась в Новосибирске, были и в других городах (в Москве, в Харькове). Такие школы существуют и сейчас, но начались они в конце 70-х годов. На одну из таких летних школ в Новосибирск приезжал Джон Маккарти (на слайде) – профессор Стэндфордского университета.

Командой Ершова в 80-е годы были созданы командой Ершова в 80-е годы, чтобы запустить их в школы. И учебник на русском языке был переведен на все языки Советского Союза (15 республик).

В 1986 году Андрей Петрович Ершов свозил небольшую группу советских школьников в Соединенные Штаты Америки, для ознакомления их с более передовыми технологиями в этой области: ЭВМ, электронной почты и уже сетевых процессов. Ребята должны были посмотреть, что их ждет в будущем. Наша страна, некоторым образом отставала в этой области.

Немного о самом Ершове. Он родился в Москве, в 1931 году. Отец его был инженером-химиком, мать библиотекарем. Именно от матери он воспринял любовь к книгам, понимание важности библиотек, которые в его жизни и жизни всех советских программистов сыграли огромную роль.

Перед войной Ершов с родителями оказался на Украине, в небольшом городке Рубежное, которое был занят немцами. И несколько месяцев они находились в оккупации, что потом сыграло тотальную роль в его судьбе. Немцев прогнали, семья эвакуировалась в Кемерово, где Андрей Петрович выучился в школе, закончив ее с отличием и затем поступил в Московский университет на физический факультет. Он мечтал стать физиком.

В это время активно развивалась наша ядерная программа, но не маловероятно, что он о ней знал. Но правительство знало, что нужны специалисты в этой области и всех кандидатов тщательно проверяли, еще с студенческой скамьи. Дело было глубоко секретным. Только в середине 90-х гг. начали по немного публиковать документы атомного проекта. Но даже до сих пор далеко не все опубликовано, и даже то, что есть опубликовано с купюрами.

Так вот, Андрею Петровичу Ершову удалось проучиться на физическом факультете только один год. Через год прошерстили весь факультет и выявили людей с неблагополучными биографиями. Тот факт, что семья Ершова была на оккупированной территории стал отрицательным в его биографии и его отчислили с физического факультета. Но не отчислили совсем из института, а дали возможность выбрать другой факультет. И тогда он перешел на математический. И здесь, уже на 3-м курсе, познакомился с профессором Андреем Алексеевичем Ляпуновым. А Андрей Алексеевич, фронтовик, как раз был участником атомного проекта, правда не долгое время. Но его задачей было разработать теорию программирования, научить людей как работать на электронно-вычислительных машинах. И именно Ляпунов в Московском университете прочитал первые лекции по теории программирования. Андрей Петрович был его студентом. Позже он стал его аспирантом.

Первая электронно-вычислительная машина, даже не машина, а Макет электронной счетной машины (МЭСМ), была создана в Киеве, инженером Сергей Алексеевичем Лебедевым. Именно у него в конце 40-х годов появилась идея как создать электронно-вычислительную машину. Эта идея уже витала в воздухе. Что-то подобное было создано в Германии перед войной, после войны американские ученые разрабатывали ЭВМ. Это были ламповые машины, лампы ввинчивали в большие стенды, к ним подключалось огромное количество проводов. И вот такую машину делали в Киеве. Потом Лебедев переехал в Москву, в Академию наук и делал уже большую электронно-вычислительную машину. И именно ему принадлежит линия машин: БЭСМ, БЭСМ – 6 (самая знаменитая машина Советского Союза). БЭСМ – 6 была тоже ламповая машина, второго поколения. Про нее наши программисты шутили, что на машине второго поколения, с помощью программного обеспечения 3-го поколения, решаются задачи 4-го поколения. Это был период нашего отставания в развитии электронно-вычислительной техники.

Следующей машиной стала МЭСМ. Её характеристики: оперативная память 31 ячейка, командная память 63 ячейки, быстродействие – 3 тыс. операций в минуту, количество вакуумных ламп 6 тыс., занимаемая площадь 60 кв. м. Еще не монстр, но уже довольно большая. Когда ее поставили в помещение, тут же поднялась температура и пришлось пробить потолок, чтобы обеспечить вентиляцию.

В 1954 году Андрей Петрович окончил университет и стал аспирантом Ляпунова.

В 1958 году Андрей Петрович, занялся теорией программирования написал книгу в Академии наук «Программирующая программа для БЭСМ». Она быстро была переведена на английский и на китайский язык. Тогда наша страна дружила с Китаем и много им помогала и первые вычислительные машины китайцы делали по нашим чертежам. В то время в Китай в большом объеме везли микроэлементы, оборудование, техническую документацию. Машина БЭСМ, ЭМ-3, Урал были сделаны китайцами по наши технологиям.

В 1957 году, когда в Новосибирске создается Сибирское отделение Академии наук, Андрей Петровича приглашают возглавить отдел программирования в будущем Вычислительном центре. Еще самого Вычислительного центра не было в проекте, но был Институт математики и по началу Отдел программирования был там. В это время некое противостояние математиков и программистов уже имело место. Когда программисты стали заявлять свою научную составляющую, математики очень сильно противились. Их возмущали диссертации, в которых нет форм. У программистов не было форм, в их работах были только какие-то языковые конструкции.

Вычислительный центр как организация появился в 1962 году, начал работать в 1964. Это здание было предназначено совершенно для другого института, но в итоге здесь разместился ВЦ. Машины, которые в нем были: ЭМ-20, затем появились машины второго поколения Минск-22, потом Минск-222, БЭСМ, Урал-14 и т.д. Т.е. в здании ВЦ находилась масса огромных машин. Директором Вычислительного центра стал академик Гурий Иванович Марчук.

Андрей Петрович в 1962 году защитил кандидатскую диссертацию, в 1967 – докторскую и впервые тогда, в конце, 60-х заговорили о Школе программирования Ершова.

В чем же состояла работа программистов Вычислительного центра? Это создание трансляторов различных языков программирования для различных архитектур. Сейчас очень сильно унифицировано программное обеспечение, информация может быть переносима с одной машины на другую (но и сейчас есть особенности). А тогда, машины, даже выпускающиеся серийно отличались друг от друга по конструкциям, каким-то элементам и нужно было переписывать или подстраивать программы под каждую архитектуру. Этим и занимались программисты Вычислительного центра.

В это время были особенности в написании алгоритмов этих программ, в частности алгоритма оптимизации. Скорость программ, при такой маленькой памяти машин зависела от качества алгоритма, на сколько быстро алгоритм мог решить какую-то задачу.

В этот период в нашей стране довольно часто проводились конференции по программированию. Андрей Петрович сам участвовал в организации пяти подобных конференций. Это и сейчас важно, но тогда это было еще важнее, потому что одни программисты работали в Академии наук, другие работали в каких-то закрытых предприятиях, очень много было так называемых «почтовых ящиков», заводов, институтов, информация о работе которых была закрыта. Но обмен научной информацией должен был происходить. Для этого и собирали такие конференции. В феврале 1970 года подобная конференция проходила в Новосибирске и собрала больше 1000 участников в Академгородке, в котором на тот момент еще толком нет гостиниц для такого количества участников, нет залов заседаний. Поэтому размещали гостей в студенческих общежитиях (поэтому и проходила в феврале, потому что студенты были на каникулах), заседали в университете в поточных аудиториях, в Доме ученых. Приезжал глава Московской школы программистов Михаил Романович Шура-Бура.