Loe raamatut: «Козявка. Часть 3»

© Наталья Маренина, 2016

ISBN 978-5-4483-4371-1

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Белая, как гусиный пух из подушки, кошка сидела спокойно на подоконнике и даже не подозревала, что за ней уже полчаса следят. Она то медленно смыкала веки глаз, засыпая, то вдруг резко широко открывала их, когда мимо окна пролетала какая-нибудь мелкая пичуга. Кошку звали простовато… Простое какое-то имя… Обычное… В общем, её звали Простовата, она даже похожа была из-за своей белой пушистой шерсти на вату. Полноценного хвоста, впрочем, у Ваты не было. Ей прищемило его, когда она пыталась проскочить в рыбный магазин через дверь, на которой было строго написано: «Кошек не впускать!». Вот её и не впустило. Хвост методично отвалился, и Вата стала жить своей, отдельной от хвоста, жизнью. Её это, однако, ничуть не смущало: Вата периодически вываливалась из окна и, несмотря на отсутствие хвоста и вопреки законам физики, приземлялась на все четыре ноги. Друзей у Ваты было много, даже была приходящая хозяйка. Дело в том, что у Ваты жил раб по имени Михаил Борисович. Рабом он был исправным: кормил, убирал, гладил её и всё такое. Иногда в гости к Михаилу Борисовичу приходила эта самая хозяйка – девочка по имени… Как же её… В общем, девочку все звали Козявкой. Она была воспитанная. Наверное, когда-то. А Вате от Козявки доставалось изрядно, за что Вата её уважала, но драла. Сначала Михаилу Борисовичу это не нравилось: приходилось разнимать их, или что хуже – разгребать последствия. Однажды, например, Михаил Борисович пришёл домой и обнаружил следующую картину. По обыкновению своему Козявка пришла в его отсутствие (у неё был свой ключ) поиграть с кошкой. Обнаружил же Козявку Михаил Борисович лежащей на полу, рука до крови расцарапана, в правой руке ножницы, а в метре от неё приклеенная скотчем к полу и смирившаяся с участью Вата. Вата изодрала Козявку, когда та начала её приклеивать скотчем, Козявка в свою очередь так измоталась, что уснула, невзирая на боевые ранения в виде четырёх царапин. Михаил Борисович спросил её: «Зачем ты её приклеила?». А Козявка лишь довольно ухмыльнулась, глядя на лысеющую кошку и на то, как Михаил Борисович выстригает у кошки из шерсти скотч, потому что последний был поразительно клейкий (то, что нужно для таких мероприятий).

Несмотря на всё это, Михаил Борисович прекрасно понимал, что Козявка и Вата очень любят друг друга, пусть и странной, но всё же любовью. Козявка не могла не прийти и не поиграть с кошкой, а кошка начинала скучать и мяукать под дверью, когда Козявка по каким-то причинам долго не приходила с ней поиграть.

В этот раз никакого коварного плана у Козявки по отношению к Вате не было: она играла в шпионов. Её задачей было как можно дольше оставаться незамеченной. Торжеству её не было предела: кошка в упор не замечала её вот уже полчаса. Тогда девочка перешла к наступлению, взяла в руки маленькую диванную подушку и прицелилась. Все последствия столкновения кошки с подушкой выразились в искреннем «мя-я-яу» и звуке пробуксовывающих по подоконнику когтей.

– Козявка, тебя не потеряют …э-э-э… дома?

– Михалыч, ну ты как неродной прям, так и говори – в детдоме. Вот вы люди все такие.

– Какие, ну какие мы?

– Боитесь обидеть неаккуратным словом, а вот поступком или положением вещей нет.

– В кого ты такая умная?

– Видимо в свою… э-э-э… маму. Воспиталку, то бишь.

– Она тебе как мать?

– Ага, а ты как дедушка. А кошка как бабушка и дочка одновременно. Маразм крепчает, – уже надевая сапожки, из прихожей ответила Козявка.

– Попьёшь чаю? – крикнул из кухни Михаил Борисович, но в прихожей уже хлопнула дверь, и из подъезда послышались слова песенки мамонтёнка, но почему-то на развесёлый мотив.

В детдоме девочку любили не все, а боялись все. Смешно говорить, что кто-то боится маленькую девочку, но она была сурова с теми, кто её обижал и беспощадна с теми, кто пытался её сломать. Детям, которые её обижали, она устраивала мелкие подлянки: ломала любимые игрушки, подсыпала соль в еду, запускала таракана (которых было предостаточно на кухне детдома) в кровати и тому подобное. Но это были крайние случаи, когда обидчики не понимали сразу. Конечно, она несла наказания: стояла в углу, оставалась без обеда или мыла посуду за всю группу. Зато ребёнок, обнаруживший подлянку, точно знал, кто её автор, и прекрасно понимал, что это – предупреждение и лучше бы перестать делать то, что делаешь. Сколько бы, правда, ни было конфликтов и врагов у Козявки, она никогда не жаловалась и не«стучала» на своих обидчиков, она всегда решала проблемы сама. Воспитательницам было тяжело с ней. Тяжело не физически, они просто не могли обуздать её силу и энергию. Козявка была умнее даже воспитательниц, многим это не нравилось. Одна новенькая воспиталка даже ушла, когда подняла руку на Козявку, за что получила единственное в жизни «донесение» от девочки вышестоящим органам, а заодно в местную газету. Но это был единственный раздутый до масштаба войны случай. Если подумать, Козявка была главной воспитательницей всех обитателей детдома. Взрослым она не давала плохо влиять на детей, а детей учила тому, что плохим людям достаются тараканы в кровати.

Кому-то она могла показаться жестокой, а кому-то – смелой и выживабельной.

Друзей у Козявки тоже было много. Это не были друзья на всю жизнь или друзья а-ля «в огонь и в воду». Это были союзники в битве при крепости Святой бабищи (директрисы детдома) против зомби, например. Или это были коллеги по организации «Щит» (основанной Козявкой же; в неё входили самые смелые воспитанники, которые защищают ботанов и изгоев). Каждый раз легенда была разной, а союзники, как правило, одни и те же.

В этот раз Козявка ушла из детдома без спросу. Просто так уйти, конечно, сложно, но не ей. Она всегда находила лазейку или способ сбежать. Поначалу её искали, перекрывали пути для побега. На двадцатый или тридцатый раз смирились, договорились, что в кармане всегда будет лежать записка с её именем, адресом детдома и телефоном директрисы, а также перцовый баллончик. Ничего она, конечно, в кармане не носила, кроме конфет. А работники детдома каждый день ложились спать с мыслью, что завтра нагрянут менты и загребут их всех за растрату детского ресурса. Встретили её по возвращению любимая воспиталка Ксюха и два кибер-ботана. Ксюха любимая, потому что молодая и многое разрешает, не ссорится, не выносит мозг и вообще просто добрая, понимающая, как мама. А кибер-ботаны с Козявкой дружат. Они, тоже не особо взрослые, целыми днями сидят с планшета в интернете и что-то хакают (насколько можно, конечно, хакать с планшета), чем заслужили доверие, защиту и одобрение Козявки.

Все дети уже поужинали, поэтому Ксюха достала из холодильника отложенную порцию, а сама куда-то ушла. Когда Козявка уже собиралась хлебнуть борща, внезапно на полу образовалось белое облако пыли, расходящееся клубами во все стороны. Как раз вернулась Ксюха, всплеснула руками и ахнула:

– Ты что устроила? А ну работай ложкой быстрее и шевели колготками в сторону спальни.

– Это не я. Впрочем, ты права, это я залезла на столовский холодильник высотой два с половиной метра и спихнула двадцати пяти килограммовый мешок муки.

– Точно, бредово звучит. Сам что ли упал?

– Не зна… – начала говорить Козявка, но в момент, когда перевела взгляд на холодильник, подавилась. На действительно высоком столовском холодильнике, на месте, где лежал мешок, восседала хитрая Простовата. Она щурилась и облизывала лапу.

– Живая? – нагнувшись к самому лицу Козявки, спросила Ксюха. – Чего ты подавилась-то? Будто призрака увидела.

– Не призрака, а кошку.

– Какую кошку? – спросила Ксюха, поворачивая голову к холодильнику. Никакой кошки на холодильнике не было.

– Ну вон же сидит, – а здесь кошка была.

А у Ксюхи не было. А у Козявки была.

– Та-а-ак, понятно, крышак поехал? С нариками связалась? А ну марш спать!

Козявка послушно спрыгнула со стула и направилась к выходу с кухни. Спорить и доказывать ей не хотелось, она уже сообразила, что видит кошку одна. Простовата тоже спрыгнула с холодильника, вертя своим коротким хвостом. Но Ксюха вдруг окрикнула Козявку:

– Слушай, мелкая, а кошка часом не твой воображаемый друг? У меня в детстве лошадёнка в духовке жила.

Козявка, не поворачиваясь, фыркнула и пошла спать. Простовата последовала следом.

В темноте детдомовской спальни Козявка лежала и думала, а рядом мирно сопела, свернувшись клубком, Вата. «Ты нереальная. Но и не воображаемая. Зачем мне воображаемый друг? Я не одинока, мне неплохо и одной, да и друга я могу найти себе вполне реального. Ксюха та же, Михрютка Борисыч или ботаны эти. Реальная Вата тоже мой друг, зачем мне она ненастоящая? Бред какой-то… Карандаши надо крепче держать, выпадут ведь… Ох, споткнулась! …Белая лапша в сугробе совсем незаметная…».